IV. Объект права

1. Вещь и предмет права

Понятие объекта права берется иногда в смысле предмета юридических норм, которым служат известные составы фактов и выводимые из них юридические понятия. В этом смысле понятие объекта права входит в изложенное уже учение об источниках права, тогда как самостоятельное значение в теории гражданского права оно получает лишь тогда, когда под объектом права понимают предмет только субъективных прав или юридических отношений. Но и в этом смысле объектом права считают либо то, что подчинено господству, либо то, на что направлено это господство: напр., объектом обязательственного права называют одинаково и действие должника, и предмет этого действия. Направление господства было бы, кажется, правильнее относить не к понятию объекта, а к содержанию и цели права, и объектами права были бы тогда все блага, в которых мы можем иметь какой-либо защищенный интерес *(436). Эти блага могут лежать или в нас самих и составлять права личности - для которых понятие объекта права не имеет существенного значения, сливаясь здесь с понятием субъекта права, - или во внешнем по отношению к нам мире, где это же понятие получает свое настоящее значение именно потому, что оно связывается с отсутствующими при правах личности юридическими отношениями и противополагается понятию субъекта права, обнимая собою все то, что не есть этот субъект.

Объекты права, получаемые нами из внешнего мира, носят общее название "вещи", которое на языке юридических понятий имеет два смысла: широкий и тесный. В первом оно означает предмет, или объект права вообще, т. е. все, что не есть субъект права, или все те материальные и идеальные блага, которые служат удовлетворению защищенных общественной властью интересов. Из этого представления выходят, напр., прусский Landrecht (1, 2 § 1) и Австрийское гражданское уложение (§ 285), считая вещью все, что может быть предметом какого-нибудь права или какой-нибудь обязанности. И понятие вещи в таком смысле, естественно, расширяется с расширением круга защищаемых правом интересов, которыми обнимаются теперь не только имущественные отношения, но и авторское право, защита имени, патенты на открытия и изобретения, промышленные марки, фирмы и даже интересы здоровья, свободы, чести и т. д. Во втором, т. е. в тесном смысле, под вещью разумеется лишь то, что находится в пространстве и ограничивается пространством, или все то, что воспринимается непосредственно нашими органами чувств, в противоположность тому, что представляет искусственное распространение понятия вещи в этом смысле на продукты нашей умозрительной деятельности *(437). Это - так наз. физические или телесные вещи, которыми новое Немецкое уложение (§ 90), наряду со старым и новым Торговыми кодексами Германии, равно как и некоторыми другими европейскими законодательствами, ограничивает самое понятие вещи, применяя во всех тех случаях, где приходится иметь дело с представлением о вещи в широком смысле, более общий термин - "предмет права" (Gegenstand des Rechts). Тем не менее название "вещь" в литературе гражданского права и во многих еще законодательствах употребляется одинаково как в широком, так и в тесном смысле этого слова, откуда возникают следующие практические неудобства.

Во-первых, отождествление вещи с объектом права ведет к смешению различных категорий объектов и обязывает в каждом отдельном случае к исследованию вопроса о смысле, который закон придает этим понятиям в данном применении. Во-вторых, оставляется без внимания, что понятие вещи получает значение для права только тогда, когда оно наделяется особыми признаками, отличающими вещь от других объектов и дающими ей, так сказать, специальную юридическую метку. Эту специальную метку вещи в области права составляет, прежде всего, ее телесное бытие и, затем, принадлежность к составу имущества *(438). Другие объекты права не имеют этого телесного бытия и могут как принадлежать, так и не принадлежать к имуществу. Вещь всегда характеризуется обоими указанными признаками и ими отличается от других объектов права.

Не надо только думать, что эти признаки имеют исчерпывающее значение и достаточны для юридической характеристики вещи. В природе существует много вещей в смысле предметов чувственного восприятия, которые не могут быть вещами в юридическом смысле. Таковы, напр., солнце, звезды, облака и т. д. То же следует сказать и о многих категориях вещей, изъятых из гражданского оборота, напр., открытом воздухе, текучей воде, крепостях, публичных дорогах, музеях и т. п. С другой стороны, существуют и бестелесные объекты, несомненно, входящие в состав имущества, напр., фирмы, промышленные марки и т. д. Поэтому к указанным признакам вещи необходимо присоединить критерий, который позволял бы отличать, с одной стороны, юридическое понятие телесной вещи от неюридического понятия той же телесной вещи, и с другой - принадлежность к имуществу телесных вещей от такой же принадлежности к нему и многих видов бестелесных объектов права.

Законодательные определения не могут иметь здесь веса, так как дело идет о понятии не положительной, а научной юриспруденции. Даваемое в пандектах (pr. § I, 7 D. 2. 2) определение, которое называет критерием телесной вещи ее ощутимость ("corporales hae sunt, quae sui natura tangi possunt"), не может быть признано ни легальным, ни исчерпывающим. Еще менее состоятельно определение вещи у Виндшейда в смысле "куска неразумной природы" (einzelnes Stьck der vernunftlosen Natur) *(439), и не только потому, что оно противоречит законодательствам, распространяющим представление о вещи или объекте права и на человека, но и потому, что поземельные участки и множество других вещей являются в действительности не отдельными "кусками неразумной природы", а обширными комплексами таких кусков.

Решающее значение для понятия вещи имеют: во-первых, указанное выше общее противоположение между предметами непосредственного чувственного восприятия и продуктами представления или умозрения; во-вторых, способность предметов чувственного восприятия стоит в нашем обладании, обусловленная состоянием знаний, хозяйства и других факторов исторической жизни: исключенная теперь, напр., в отношении к солнцу, звездам и другим недоступным для нашего господства предметам, она может возникнуть тогда, когда нам удастся установить, хотя бы путем электричества, воздействие на небесные тела и воспользоваться его последствиями на земле *(440); в-третьих, воззрения гражданского оборота, насколько ими та или другая вещь признается обладающей потребительной или меновой ценностью, сообщающей ей в то же время и способность служить самостоятельно предметом человеческого обладания.

Поэтому существенными признаками вещи в юридическом смысле следует признать, сверх ее телесных свойств и имущественной ценности, также ее оборотоспособность и самостоятельность, причем и об этих свойствах вещи надо сказать, что они определяются не только юридическими нормами, но еще более - господствующими в каждый данный момент исторического развития воззрениями гражданского оборота. Оборотоспособность не предполагает при этом только индивидуального господства, допуская и коллективное обладание, а самостоятельность, исключая юридическое понятие вещи в тех случаях, когда эта последняя не может существовать, не теряя своей ценности, иначе, как в связи с другой вещью, не исключает этого понятия при многих категориях и связанных между собой вещей. Например, здание в отношении к земле, на которой оно воздвигнуто, неотделенные плоды вещи, растения на корню, не родившийся, но уже зачатый приплод домашних животных, намыв на берегу реки и т. д. - представляют собой не вещи, а состав вещи, тогда как висячий замок на двери, драгоценный камень в кольце и т. д. будут самостоятельными вещами, так как они могут быть отделены без ущерба для своей ценности от того целого, в котором они имеют значение не составной части, а принадлежности *(441) (см. ниже). Точно так же, принимая телесность и самостоятельность за существенные признаки юридического понятия вещи, нельзя включать в него и так наз. совокупности вещей и прав (universitates facti et juris), о которых мы будем говорить подробнее впоследствии. Приведем здесь только в виде примеров стадо, библиотеку, имущество, наследство и заметим, что объединение вещей и прав, входящих в эти совокупности, не может быть телесной вещью уже потому, что оно представляет собой абстракцию от вещей и прав, сохраняющих свою самостоятельность в гражданском обороте и могущих служить самостоятельным предметом юридических сделок. Но если единицы, составляющие совокупность вещей, не имеют самостоятельной ценности в гражданском обороте, как, напр., капли вина в бутылке, зерна в мешке с пшеницей, карты в колоде, спички в коробке и т. д., то и Немецкое уложение, допускающее понятие вещи только в телесном смысле и отрицающее на этом основании в отношении к совокупностям вещей как таковым все сделки вещного права, принимает в указываемых случаях за вещь не лишенные ценности единицы таких совокупностей вещей, а так или иначе ограниченную массу этих единиц *(442).

Из сказанного видно, что понятие вещи неабсолютно и неизменно, а обусловлено, как и все право, культурными влияниями и нормами положительного законодательства. Кроме того, оно представляется в таком же смысле юридическим понятием, как и понятие юридической личности, и как это последнее не совпадает с конкретной личностью, а основано на абстракции, так и юридическое понятие вещи не покрывается ни одной из реально существующих вещей. Независимо от вещей, вообще недоступных для права, и все остальные имеющиеся в природе вещи служат вещами в юридическом смысле не в том виде, как они существуют в природе, не в своих постоянно изменяющихся физических и химических свойствах, а в совокупности лишь тех отношений к ним человека, которые допускают юридическое обладание. Поэтому к числу вещей в юридическом смысле должны быть отнесены не только ощутимые и обладающие той или другой формой предметы, но и такие бесформенные тела, как, напр., жидкости вроде вина, масла, воды, если они заключены в известные сосуды или хранилища, равно как и такие неощутимые вещи, как, напр., газ, пар, сжатый воздух и даже электричество, если они хранятся в каких-либо помещениях или передаются через соответственные трубы и провода.

Принадлежность электричества к телесным вещам возбуждает еще сомнения, и большинство юристов высказывается по этому вопросу в отрицательном смысле, ссылаясь на то, что электричество есть сила, а не материя *(443). Но метафизический спор о силе и материи не имеет значения для права, и, принимая за критерий вещи не ее ощутимость или весомость, а наше чувственное восприятие и нахождение его предмета во внешнем мире с качествами ценности, оборотоспособности и самостоятельности, мы не видим, почему, относя к телесным вещам светильный газ, можно отвергать принадлежность к ним же и электричества, раз оно измеряется динаметрами подобно газомерам для газов и не только передается через провода, но и распределяется как самостоятельная и оборотная ценность, с которой гражданский оборот связывает те же представления, что и со всеми другими телесными вещами *(444).

Напротив, тело человека и его части не могут быть причислены к вещам, так как они входят в понятие субъекта права и трактуются объективным правом именно в этом смысле. Не составляя имущества своего обладателя, они не составляют имущества и для другого. Только с отделением от тела его частей, напр., волос, зубов и т. д., эти последние делаются вещами в юридическом смысле и поступают, на основании оборотных воззрений, в собственность их прежнего носителя. То же следует сказать и о всем, что присоединяется к телу для его сохранения, напр., пломбах к зубам, искусственных конечностях и т. д. Юридические сделки на все эти части человеческого тела будут сделками только на имеющие возникнуть вещи, и если, в принципе, эти сделки должны быть признаны действительными, то их нельзя толковать в смысле принуждения обязавшегося лица к отделению той или другой части своего тела. Такое толкование нарушало бы принцип неприкосновенности личности и ставило бы нас на точку зрения римских XII таблиц ("in partes seccare") и шекспировского Шейлока. Поэтому единственным последствием сделок на части человеческого тела, в случае неисполнения этих сделок, может быть вознаграждение за вред и убытки.

Больше сомнения представляет юридическое положение человеческого трупа. Он может входить в состав имущества, напр., врача или анатомического института, и его уже поэтому можно рассматривать как вещь. Но не составляя опять имущества того лица, которое при своей жизни было его носителем, труп не может быть предметом ни овладения, ни наследования, и допускает лишь такие прижизненные и посмертные распоряжения, которые содержат в себе научные и им подобные общеполезные цели. Все другие распоряжения трупом противоречили бы "добрым нравам", что надо одинаково сказать и о содержащих в себе труп или его золу гробах и урнах, так же, как и о других предметах, связанных с погребением. Поэтому о всех этих предметах, наравне с трупом, живым человеческим телом и его частями, можно сказать, что они необоротоспособны и принадлежат к вещам лишь в том ограниченном смысле, в котором им будет недоставать одного из важнейших признаков вещи: ее оборотоспособности *(445).

Что касается нашего законодательства, то оно особенно скудно постановлениями о вещах и, не различая вещей в тесном и широком смысле, называет те и другие в большинстве случаев не вещами, а "имуществом". Встречается, правда, и название "вещь", но не в смысле общего термина (ст. 268, 277, 405, 534, 538-540 т. Х ч. I и др.), которым служит слово "имущество". Независимо от соображения об неимущественных объектах права, эта терминология особенно неудобна потому, что словом "имущество" означается в нашем же законодательстве два различных понятия: совокупность прав как одно целое, и отдельные вещи и права как составные части этого целого (ст. 383-419).

Обратимся теперь к основным различиям в вещах и остановимся на тех из них, которые имеют наиболее общее значение, так как с менее общими различиями мы встретимся еще в учениях вещного права.