Глава IX

АПОРИИ ЗЕНОНА

И СОВРЕМЕННЫЕ

ПРОБЛЕМЫ ЛОГИКИ

И ДИАЛЕКТИКИ

1. ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ В=я=^жз1 своем учении о едином

бытии Парменид ис-

ходил из следующих предпосылок: из ничего ничего не возни-

кает; бытие вечно и неизменно; бытие не возникает и не уни-

чтожается. Молва утверждала, будто бы Парменид вообще от-

рицал возникновение и исчезновение и считал очевидные фак-

ты иллюзией. На этом основании его учение было объявлено

абсурдным и смехотворным (29 А 12). Впоследствии Аристо-

тель, исходя, очевидно, из такого рода трактовки учения Пар-

менида, не удержался и опрометчиво упрекнул Парменида и

его последователей в <сумасшествии>. Впрочем, у Аристотеля

как основателя логики были для этого мотивы, так сказать,

и личного порядка. Ведь <злополучные> апории или парадоксы

Зенона Элейского, ученика Парменида, доставили Аристотелю

немало хлопот. Они ставили под сомнение истинность сформу-

лированных им законов логики в смысле их соответствия дей-

ствительности. По свидетельству Диогена Лаэртского, Аристо-

тель написал специальное сочинение, озаглавленное <Против

учения Зенона>.

Зенон взял 'на себя задачу доказать, что проблема о 'едином

бытии, поставленная его учителем Парменидом, вовсе не абсурд-

на и не смехотворна, а серьезна и основательна. С этой задачей

он блестяще справился.

Зенон Элейский (ок. 490-430 гг. до н. э.) 'не создал нового

учения, 'но он по праву заслужил имя <отца> диалектики как

искусства защиты или опровержения какого-либо тезиса IB ходе

полемики. Он вошел в историю благодаря своим апориям (за-

труднениям, парадоксам), которые иногда называют <роковыми

противоречиями> в силу их логической неразрешимости. Попыт-

ки 'разрешения апорий Зенона продолжаются свыше двух тысяч

лет. В Советском Союзе и за рубежом разгорелась жаркая

полемика вокруг апорий Зенона. Можно 'предполагать, что они

доставят немало хлогют и последующим поколениям логиков,

математиков 'и философов. Оговоримся сразу же: мы не наме-

262

рены включаться в полемику и предлагать свой вариант реше-

ния апорий Зенона. Наша задача более скромная - изложить

суть зеноновоких апорий и подвести некоторые итоги 'их обсуж-

дения за последние десять-пятнадцать лет.

Апории Зенона, привлекавшие 'внимание философов и уче-

ных во все времена, 'истолковывались и оценивались по разно-

му: некоторые философы утверждали, что поставленные в апо-

риях проблемы решаются простейшими средствами и вообще не

имеют смысла; другие же, нао'борот, считали, что в апориях

выдвигаются важные вопросы, которые человечество никогда не

сможет разрешить до конца. Следует отметить, что не только

поставленные ,в апориях Зенона вопросы, 'но и сам ход рассуж-

дений этого мыслителя оценивался различным образом. Одни

философы считали его логически дефектным и стремились най-

ти 'в нем ошибки; другие же утверждали, что он 'в логическое

отношении безупречен. Все эти споры, в той или иной форуме

имевшие место в прошлом, продолжаются и 'в настоящее вре-

мя: сейчас он'и, пожалуй, ведутся даже более интенсивно, так

как вопросы, поставленные в апориях Зенона, оказались во мно-

гом связанными с проблемами, возникшими в современной нау-

ке 'и философии.

Интерес к апориям Зенона, конечно, не случаен. Он обуслов-

лен в первую очередь тем, что в апориях поставлены важные

вопросы, всегда находившиеся в центре внимания философии,

математики, физики и других наук: соотношение движения и

покоя, единого и многого, конечного и бесконечного, прерывного

и беспрерывного. Но дело, конечно, не только в этом; ведь все

эти вопросы рассматривались не только Зеноном. Интерес, 'про-

явленный именно к апориям Зенона, объясняется и тем, что

перечисленные .выше вопросы поставлены Зенон&м в остроум-

ной, парадоксальной фор'ме, причем возникает противоречие

между логическим анализом и эмпирическими данными. Рас-

суждения Зеноиа, логика его мышления приводят нас к одному

выводу, а эмпирические данные - к 'противоположным. В связи

с этим анализ апорий Зенона привел еще к одному вопросу-

вопросу о границах 'применения формальной логики и, следова-

тельно, о соотношении формальной логики и диалектики.

Трудности, связанные с анализом апорий Зенона, состоят

в том, что апории дошли до нас в разных редакциях, в отрыв-

ках благодаря работам философов, живших позже, в частности

Аристотеля, который сто лет спустя рассмотрел апории Зенона

в своей <Физике>, и Симплиция, который вернулся к 'ним тысячу

лет спустя в своих комментариях к <Физике> Аристотеля. Мно-

263

гие апории Зенона, по-видимому, утеряны (по мнению исследо-

вателей, у Зенона было 45 апорий, в настоящее же 'время мы

знаем лишь девять). Нам неизвестно также, как именно Зенон

сформулировал дошедшие до 'нас апории. Более того, мы не

можем совершенно точно сказать, что именно хотел он дока-

зать в своих апориях и против кого они были направлены*.

Согласно традиционной истории философии, Зенон в соот-

ветствии с принципами элейской школы пытался опровергнуть

существование многообразия и движения. На самом же деле

великий элеец и не 'помышлял об этом. Как правильно отме-

чает Ленин, вопрос стоял <не о том, есть ли движение, а о том,

как его выразить в логике понятий> (4, 29, 230). Верно лишь

то, что зеноновская критика представлений о многообразии и

движении приводила в замешательство здравый рассудок, ста-

вя его в парадоксальную ситуацию. Не исключено и следую-

щее: Зенон своей (Критикой мог стремиться показать, что мысль

о существовании движения и многообразия не менее уязвима,

чем мысль о'б их отсутствии; 'что из допущения движения и мно-

гообразия ^возникает не меньше, а гораздо больше недоразу-

мений, чем ,из их отрицания (А 12).

Гегель, высказываясь в том смысле, что Зенон перенес <сра-

жение> в стан противника, многозначительно замечает: <Мы

очень облегчаем себе задачу, если говорим: <Другая система

не истинна, потому что она не согласуется с .моей>. Ведь дру-

гая система имеет право сказать то же самое. Нисколько не

улучшает дела то обстоятельство, что я доказываю свою систе-

му или свое 'положение и затем умозаключаю: следовательно,

противоположное ложно; этому противоположному положению

первое все же представляется чем-то чуждым, внешним. Не-

истинность ложного положения должна быть доказана не дру-

гим положением, не на том основании, что противоположное

положение истинно, а в нем самом; у Зенона мы видим про-

буждение этой разумной точки зрения> (20, 9, 232).

Апории Зенона со всей очевидностью приводят нас к поста-

новке вопроса: соответствуют ли формы мышления действитель-

ности 'или нет? Возможно ли в логически непротиворечивой

форме выразить (в понятиях) эмпирический факт движения и

многообразия вещей?

Зенон, как и Парменид, исходил из того, что истинное зна-

ние имеет своим источником лишь мышление; истинно лишь то,

* По мнению Бута (см. 119, 1-9; 120, 90-103), аргументы Зенона мог-

ли быть направлены против некоторых положений Парменида, но в целом

они были направлены против высказываний пифагорийцев.

264

что сообразуется с мыслью, с требованиями разумно-логиче-

ского мышления, то есть истинно лишь то, что мыслится непро-

тиворечиво. Что же касается опытных (чувственных) данных,

то они, по мнению Зенона, не должны приниматься во внимание,

если указывают на нечто отличное от результатов чисто теоре-

тических (логических) рассуждений. Ибо на <пути истины> мы

должны следовать доводам разума, а не показаниям наших

органов чувств (глаз и ушей), которые, как известно, нередко

вводят в заблуждение, 'недостоверны - словом, <плохие сви-

детели>, говоря языком Гераклита. И если данные органов

чувств не являются абсолютно ложными, то это ничуть не спа-

сает положения, ибо в случае расхождения этих данных с ре-

зультатами чисто теоретических рассуждений мы оказываемся

перед проблемой выбора - дилеммой <или-или>. Можно, ко-

нечно, смягчить эту дилемму и сказать, что мы должны <пре-

имущественно> следовать разуму или, напротив, показаниям

органов чувств. Но <смягчить> не означает <решить> ее или

<устранить>.

Из вышеизложенного следует, что Зенон в своих апориях,

беря под сомнение представления о 'многообразии и движении,

со всей ясностью поставил проблему теоретического постижения

движения и многообразия, проблему рационального познания

предмета исследования вообще. В самом деле, должны ли мы

мыслить движение, многообразие и т. д. теоретически - в логи-

ческих <'измерениях>, посредством понятий, следуя требованиям

непротиворечивого мышления, или же .мы должны ограничить-

ся эмпирическим наблюдением -предметов, чувственной конста-

тацией их положения в пространстве и времени, а следователь-

но, и описанием вещей в пространственных и временных <коор-

динатах>, то есть так, как они наглядно представляются?

В своих апориях элеец следовал принципам разума с неумо-

лимой последовательностью. Создается впечатление, что он на-

меренно игнорировал возрос о том, <куда ведут> его апории.

Этот искренний и бесстрашный мыслитель - ив этом сказа-

лась одна из отличительных черт древнегреческих философов-

строго следовал доводам разума, исходя из раз принятых посы-

лок.

2.АПОРИИ ЗЕНОНА /

С древних времен и до сих пор апории Зенона реконструиру-

ются и сообразно этому разрешаются по-разному различными

мыслителями.

265

Зеноновские а.пории обычно подразделяют на две группы.

Первая группа апорий касается в основном проблем множест-

венности вещей, многообразия вообще. По мнению большинства

исследователей, цель этих а.порий состоит в том, чтобы доказать

невозможность того и другого. Вторая группа апорий касается

вопросов движения, отображения движения в логике понятий.

Их цель - доказать невозможность, вернее, неистинность дви-

жения. <Невозможность>, <неистинность> движения и множест-

венности означала у Зенона отрицание их существования

не в сфере чувственного о'пыта, а лишь в сфере разума.

Согласно Зенону, теоретический анализ понятий <движения>

и <множественности> обнаруживает их противоречивое содер-

жание, а следовательно, их немыслимость, их <.неистинность>.

Все это не имеет ничего общего с субъективным идеализмом,

который нередко усматривают в апориях элейского мысли-

теля.

[ Один из аргументов первой группы апорий, отвергающих

существование множественности вещей (многого), сводится к

следующему: если существующих вещей много, то их количе-

ство должно быть одновременно ограниченным, ибо их столько,

сколько есть, и неограниченным, ибо между существующими

вещами имеются другие <вещи>, а между этими <другими> сно-

ва другие и т. д. (29 В 3). Другой из аргументов той же груп-

пы апорий связан с представлениями о пространстве и времени,

точнее, с представлениями о протяженном теле и соответствен-

но промежутках времени, взятых в виде множества или сово-

купности непротяженных точек, моментов, то есть в виде идеа-

лизированных математических абстракций - <пространствен-

ной> точки и <временного> момента, лишенных в действитель-

ности каких-либо и'3'мереиий.

По-видимоаду, Зенон выступал против существовавшей в его

| время математической (вероятно, пифагорейской) теории, со-

;: гласно которой конечные величины состоят из бесконечного'мно-

жества лишенных величины <неделимых> единиц. Аргумент Зе-

" нона сводился к тому, что из того, что не имеет никакой величи-

ны (лишено пространственных и временных измерений), не мо-

жет возникнуть нечто, обладающее величиной: <неделимая>

единица есть ничто, а из ничего не может получиться нечто.

Касаясь вышеприведенного довода Зенона, Аристотель (Мета-

физика, III, 4, 1001 а 29 b 25) писал: <В самом деле, если что-

нибудь, поскольку оно прибавляется [к какой-нибудь вещи} или

отнимается [от нее], не делает эту вещь ,[в первом случае] больше

или [во втором] меньше, тогда, по славам Зенона, оно не принад-

266

лежит к числу существующего, причем существующее, очевидно,

понимается как величина и постольку - как величина телесная:

ведь именно такая величина обладает бытием в полной мере...

а точка и единица [не создадут его] ни при каких обстоятель-

ствах> *.

Аргумент Зенона в передаче Симплиция (В 1) сводится к

следующему: множественность вещей предполагает признание

того, что каждая вещь одновременно должна быть настолько

малой, чтобы вовсе не иметь величины (ибо то, что не имеет

величины, не может изменить величины бесконечного множест-

ва, если его отнять от последнего или прибавить к нему), и на-

столько большой, чтобы иметь бесконечную величину, ибо она

будет состоять из бесконечного множества протяженных частей.

Главной проблемой первой группы апорий является пробле-

ма бесконечности. Одни 'исследователи (матемйгики) находят

ошибку Зенона в том, что он не видел различия между разными

типами бесконечностей, не замечал принципиальной разницы

между свойствами конечных и бесконечных множеств. Другие

исследователи (философы) придерживаются по существу этой

же точ'ки зрения, но иначе выраженной: они видят ошибку Зе-

нона в том, что он принял относительные понятия единства и

множественности за абсолютные; он абсолютизировал единое

и многое, противопоставил их друг другу и пренебрег их соот-

носительным характеров. По их мнению, заслуга Зенона в по-

становке проблемы конечного и бесконечного, но не в ее реше-

нии (История философии, т. I. М-, 1940).

Вряд ли можно что-либо возразить против этих доводов.

Однако проблема бесконечных множеств (в первую очередь

"вопрос об актуальной бесконечности) до сих пор во многом

остается дискуссионной, и мы не можем оказать, что распола-

гаем данными для окончательного решения вопросов, постав-

ленных в этих апориях. Более подробно разбирать вышеупомя-

нутые апории мы не будем, 'ибо с поставленными в них вопро-

сами мы столкнемся ниже при детальном рассмотрении второй

* Аристотель, называя рассуждения Зенона <грубыми>, вынужден, одна-

ко, оговориться, что <все-таки [остается вопрос], как из- одного подобного

неделимого или нескольких таких получится величина?> В примечаниях

к своему переводу <Метафизики> Аристотеля А. В. Кубицкий замечает, что

упрек по адресу Зенона в <грубости рассуждений> является совершенно

незаслуженным, ибо предметом критики элейца было вовсе не единое бытие,

как таковое, и <критика эта только констатировала неприемлемость непро-

тяженных составных частей для протяженного бытия> (см. Примечания к

<Метафизике> Аристотеля. М. 1934, стр. 282).

267

группы апорий, обычно привлекающих к себе больше внима-

I ния и возбуждающих интересные споры.

^ Нам известны четыре апории второй группы. Каждая из

I них касается проблемы движения. Эти апории можно разделить

на две части. К первой относятся апории, в которых путь и

время движения рассматриваются как бесконечно делимые. Ко

второй относятся апории, в которых, наоборот, пространство и

время рассматриваются как дискретные отрезки, состоящие из

мельчайших, неделимых далее элементов (<здесь> и <теперь>).

Рассуждение в этих апориях ведется, как и везде у Зенона, от

противного. Философ предполагает, что движение существует,

и стремится показать, что это ведет нас к противоречивьгм,

исключающим друг друга выводам. А поскольку противоречи-

вые выводы мы вынуждены отвергнуть, то надо отвергнуть

и мыслимость (истинность) движения*, то есть возможность

отображения движения в логике понятий. В о'бщем виде возра-

жения Зенона против истинности (мысли мости) движения, пере-

данные Диогеном Лаэртским, гласят: <движущийся (предмет] не

движется н'и в том месте, где он находится, ни в TO!M, где его

нет> (В 4). Иными словами: тело не может двигаться там, где

оно пребывает и занимает пространство, равное своему объему

(<пребывает> означает <не двигается>, то есть покоится). С

другой стороны, ясно, что тело не может двигаться там, где его

нет.

Рассмотрим сперва апории, известные под названием <Ди-

хотомия> (<деление на два>) и <Ахиллес и черепаха>.

Апория <Дихотомия> доказывает, что движение невозможно,

ибо, прежде чем дойти до конца какого-либо отрезка, надо прой-

ти его поло'в-и'ну, а прежде чем дойти до конца половины, необ-

ходимо пройти четверть отрезка, и так далее до бесконечности.

| Гегель толковал эту апорию как опровергающую возможность

| начала движения.

Эту анюрию пытался опровергнуть ещ.е Аристотель (Физика,

кн. VI, 2, 233 а). Согласно Аристотелю, рассуждение Зенона

является ошибочным, ибо Зенон смешивал два различных пони-

мания бесконечного - бесконечное <в отношении деления> и

бесконечное <в отношении границ>. Если бесконечное <в отно-

шении границ>, писал Аристотель, нельзя преодолеть в ограни-

ченное время, то бесконечное <в отношении деления> можно,

* В. И. Ленин в своем конспекте <Лекций Гегеля по истории философии>

замечает: <...Зенон и не думал отрицать движение, как <чувственную до-

стоверность>, вопрос стоял лишь "nach ihrer (движения) Wahrheit"-

(об истинности движения)> (4, 29, 230).

268

ибо само это ограниченное время в отношении деления беско-

нечно. Иными словами, Аристотель упрекнул Зенона в наруше-

нии закона тождества, указав, что он употреблял одно 'и то же

слово в двух разных смыслах, подменяя одно значение слова

другим. Возражение Аристотеля ценно потому, что оно, во-пер-

вых, уточняет вопрос, а во-вторых, указывает на то, что нельзя

смешивать различные типы бесконечных множеств (бесконеч-

ную делимость и бесконечную величину) только на том основа-

нии, что каждый из них состоит -из бесконечного количества

элементов. Некоторые исследователи считают возражение Ари-

стотеля вполне справедливым и полностью исчерпывающим воп-

рос. Они видят ошибку Зенона в том, что он не различал мыс-

ленного деления и деления фактического. Это далеко не так,

ибо Зенон именно на этом различении строит свои аргументы.

Сам Аристотель (а на него эти исследователи обычно ссыла-

ются) чувствовал известную неудовлетворенность своим реше-

нием названной апории Зенона. В связи с этим он (Физика,

VIII, 8, 263 а) замечает: <Но такое разрешение достаточно для

ответа тому, кто так поста/вил вопрос (спрашивалось, ведь,

можно ли в ограниченное время пройти или сосчитать беско-

нечно многое), а для сути дела и для истины недостаточно...

в непрерывном заключается бесконечное число половин, но толь-

ко не актуально, а потенциально>. Иначе говоря, мысленно (по-

тенциально, в возможности) мы можем делить что-яибо (любой

отрезок пути, любой промежуток времени и вообще любое те-

ло) на бесконечное множество частей, хотя фактически (ак-

туально) это .невозможно.

Возражения Аристотеля не затрагивают существа довода Зе-

нона, который исходил из того, что нельзя мыслить и представ-

лять себе бесконечность как завершенную, законченную. Если

отрезок .пути и промежуток времени мы можем мысленно делить

до бесконечности, то мысленный переход от одного пункта к дру-

гому становится невозможным. Конечно, проще всего опровер-

гнуть довод Зенона на манер Диогена из Синона, то есть сде-

лать шаг от пункта А до пункта Б. Но не об этом, как известно,

шла речь у Зенона. И Аристотель, признававший, как мы ви-

дели, потенциальную бесконечность, здесь фактически стоял на

точке зрения актуальной бесконечности, исходя при этом из

предложения о существовании завершенной актуальной беско-

нечности ( бесконечный процесс, согласно Аристотелю, полностью

завершается в ограниченном промежутке). Это предположение

до сих пор продолжает быть предметом ожесточенных споров

и отвергается, в частности, представителями современных конст-

269

руктивных 'направлений в математике (советской школой

А. А. Маркова и др.).

Другая апория-<Ахиллес и черепаха> не отличается прин-

ципиально от <Дихотомии>. И здесь Зенон считал время и путь

бесконечно делимыми и приходил к парадоксальному выводу

(отличному от не менее парадоксального вывода апории <Дихо-

томия>): он утверждал, что движение не может окончиться.

Быстроногий Ахиллес, утверждал Зенон, не сможет догнать

черепаху, ибо черепаха будет постоянно уходить от Ахиллеса

по мере того, 'как он будет к ней приближаться. Иными слова-

ми, когда Ахиллес пробежит расстояние, которое отделяло его

от черепахи в определенный момент времени, черепаха немного

удалится от того места, 'в котором о'на была в этот момент вре-

мени. Расстояние между ними будет все время уменьшаться,

но Ахиллес никогда не догонит черепаху. В данной апории, как

это 'нетрудно заметить, также имеет место смешение двух раз-

личных понятий бесконечности (бесконечной делимости и бес-

конечной величины), характерное для апории <Дихотомия>. Од-

нако и здесь проблема не исчерпывается, ибо я здесь мы пре-

одолеваем указанную в апории трудность, используя понятие

актуально-завершенной бесконечности, о которой мы уже гово-

рили. Кроме того, как показывает С. А. Яновская (111, 124; 110,

172), апории <Ахиллес> я <Дихотомия> могут быть истолкова-

ны как апории, в которых некоторый отрезок пути (соответст-

венно и промежуток времени) измеряется двумя единицами

(масштабами) измерения, из которых первая (по величине вдвое

меньшая отрезка АВ) остается абсолютно <жесткой> (не изме-

няющейся в процессе измерения) а втор.ая изменяется - сокра-

щается наполовину после каждого ее откладывания. Ясно, что

при этих условиях в результате измерения с помощью первой

<единицы> отрезок АВ окажется имеющим длину, равную 2 еди-

ницам, а в результате измерения второй единицей он окажется

бесконечно большим: сколько бы раз мы ни откладывали нашу

сокращающуюся <единицу> измерения, процесс измерения никог-

да не закончится, и точка В будет беспредельно или <'бесконеч-

но удаленной> точкой.

В математике апории <Ахиллес> и <Дихотомия> решаются

с помощью теории пределов (исчисления <бесконечно малых>),

разработанной Ньютоном и Лейбницем. На этом основании не-

которые историки науки полагают следующее: Зенон пришел

к выводу, что движение никогда не прекратится (<Ахиллес не

догонит черепаху>) по двум обстоятельствам: он не располагал

математическим понятием <предела> (не умел, в частности, сум-

270

мировать геометрическую прогрессию 1/2 +1/4+'1/8+...) и буд-

то бы исходил -из представления, что сумма бесконечно малых

протяженных величин обязательно должна быть бесконечно

большой. Мы не станем здесь анализировать представления

древних математиков о бесконечно малых 'величинах. Отметим

лишь, что современное решение этих апорий на механико-мате-

матическом уровне достигается путем идеализированных допу-

щений (огрублений), обобщений и абстракций, которые соот-

ветствуют действительности не в абсолютном, а в относитель-

ное смысле слова. Так, с одной стороны, допускается, что нет

сколь угодно малых величин (отрезка пути, промежутка вре-

мени, скорости или ускорения), которые нельзя было бы под-

разделить на еще более малые протяженные величины, а с дру-

гой-<достаточно малые> протяженные величины принимаются

за <непротяженные>. Разумеется, при этих отклонениях (пусть

незначительных) от действительного положения вещей логиче-

ское противоречие 'непосредственно не возникает. Однако ясно

и то, что посредством такого рода <огрублений> или идеализа-

ции мы отходим от условий, заданных апориями Зенана. Поэто-

му представляется справедливой точка зрения, которой придер-

живаются С. А. Яновская (111, 133-134) и Д. П. Горский (24,

156-157): они считают, что на механико-математическом уров-

не трудности, связанные с апориями Зенона, не устраняются.

Они указывают и на то, что научные (механико-математиче-

ские) теории, рассматривающие движение, утверждают, с одной

стороны, что в любой сколь угодно малый промежуток времени

тело находится в движении, а с другой - что эти же сколь

угодно малые промежутки времени являются моментами, позво-

ляющими фиксировать положение тела, устанавливать его коор-

динаты, то есть рассматривать тело как покоящееся.

В рассмотренных апориях Зенон исходил из того, что свя-

занные с движением время и пространство непрерывны. Он

стремился доказать, что при этом предположении движение в

пространстве 'и времени немыслимо. В связи с этим встает во'

прос, не придем ли мы к другим выводам относительно возмож-

ности движения, если будем исходить из предположения, со-

гласно которому пространство и время дискретны и состоят из

атомарных, неделимых отрезков пути и промежутков времени.

Этот вопрос ставится Зеноном в следующих его апориях, полу-

чивших название <Стрела> и <Стадий>.

Апория <Стрела> в настоящее время больше всего привле-

кает к себе внимание; дискуссия, которая развернулась в наших

философских журналах в 1958-1966 гг. по поводу апорий Зе-

271

нона, больше всего касалась именно ее*. Содержание апории

<Стрела> сводится к следующему. Время полета стрелы можно

представить в виде множества мгновений, в виде мельчайших,

неделимых далее элементов; во вр-емя полета стрела в каждое

мгновение находится в каком-то вполне определенном месте, и

это, в свою очередь, означает, что в каждое мгновение стрела

находится в покое; отсюда следует, что стрела в течение всего

времени полета находится в покое и о движении говорить здесь

вообще не приходится**. Первое веское возражение против это-

го рассуждения Зенона выдвинул опять-таки Аристотель. Он

заметил, что по отношению к моменту времени (мгновению)

нельзя говорить ни о движении, ни о покое; .понятия движения

и покоя имеют смысл лишь по отношению к промежутку време-

ни, в течение которого тело может менять или не менять свое

место. Отсюда следует, что вывод Зенона, согласно которому в

каждое мгновение 'стрела покоится, нельзя считать правомер-

ным. Это возражение Зенону, выдвинутое 'впервые Аристотелем,

впоследствии много раз уточнялось. Уточнения шли по линии

более адекватного определения движения и покоя; они делают-

ся и в настоящее время.

Решение апории <Стрела>, предлагаемое некоторыми авто-

рами, основано на попытке исключить строгую локализацию

стрелы в каждый данный момент (см. 115, 318-338). Оно сво-

дится к следующему: если тело С находилось в начале (точнее,

перед началом) движения в точке Л, а в конце движения-

в точке Б, то это значит, что тело двигалось во временном и

пространственном промежутке между двумя точками. Проще го-

роря, тело покоилось до того, как начало двигаться; оно пере-

стало двигаться после окончания движения. А в промежутке

между началом и концом движения тело двигалось. На первый

взгляд кажется, что проблема решена. Но это на первый

взгляд, а на деле это решение не затрагивает существа апории.

Ведь у Зенона шла речь не о возможности описания и фиксиро-

* Обзор зарубежной литературы, посвященной анализу апорий Зенона за

последние пять-шесть лет, см. Л. Я. Панченко. Апории Зенона и современная

философия.-<Вопросы философии>, 1971, ь 7, стр. 177-183.

** Американский философ Чарльз Пирс перефразировал апорию <Стре-

ла> в виде следующего силлогизма:

<Большая посылка: Никакое тело, которое не занимает места больше,

чем оно само, не движется.

Меньшая посылка: Каждое тело не занимает места больше, чем оно

само.

Вывод: Следовательно, ни одно тело не движется> (цит. по 94, 178).

272

вания движения, а о понимании, об уразумении движения в дан-

ный момент, в настоящее время, то есть в тот момент, когда

<стрела летит>. Да и если стрела в начале или перед началом

движения покоилась, то опрашивается: каким образом она стала

двигаться? И занимает ли начинающая двигаться стрела боль-

ше <места>, чем покоящаяся? Если <нет>, то она не двигается,

если <да>, то это значит, что стрела движется там, где ее нет

(что нелепо).

В дальнейшем изложении будет показано, что современная

квантовая механика сталкивается с подобного же рода пара-

до-ксами, с парадоксами принципа дополнительности и соотно-

шения неопределенностей (невозможность одновременного опре-

деления места и движения микрочастиц), здесь же следует ска-

зать о попытке некоторых советских логиков и философов ре-

шить апорию <Стрела>. Так, Ю. А. Петров (см. 78, 74-84)

и Е. К. Войшвилло (ом. 18, 103-113), стремясь возможно точ-

нее (выразить свою мысль, попытались формализовать рассуж-

дения Зенона, используя для этого язык математической логи-

ки. При этом они пришли к следующему: Зенон не имел права

утверждать, что в момент времени (мгновение) стрела нахо-

дится в покое, ибо находиться в определенном месте в момент

времени еще не значит покоиться; понятие покоя, по м'нению

этих логиков и философов, применительно к моменту времени

вообще лишено смысла. Иначе говоря, мы возвращаемся к до-

воду Аристотеля (Физика, кн. VI, 8), согласно которому в мо-

мент <теперь> невозможно ни двигаться, ни покоиться; нельзя

говорить о неделимом <теперь>, в котором стрела покоится, ибо

любое мгновение-длительность, в течение которого стрела не

покоится, а движется. Но вся беда заключается в том, что деле-

ние любого малого промежутка времени на еще более малые

промежутки ничуть не решает проблемы: апория <Стрела> пере-

ходит в апорию <Дихотомия>.

Трудности, связанные с апориями Зенона, имеют своим ис- j

точником диалектику бытия, диалектику действительности. Эта |

трудности не фикции и не измышления древнего философа. Они \

проистекают из сложности отображения в логике понятий про- \

цесса движения, который сам по себе, то есть объективно, про- i

тиворечив. <Мы не можем представить, - пишет В. И. Ле-

нин, - выразить, смерить, изобразить движения, не прервав

непрерывного, не упростив, угрубив, не разделив, не омертвив

живого. Изображение движения мыслью есть всегда огрубле-

ние, омертвление,-и не только мыслью, но и ощущением, и не

только движения, но и всякого понятия.

^0 ф- х- Кессиди

273

И в этом суть диалектики. Эту-то суть и выражает

формула: единство, тождество противоположностей> (4, 29,

233).

Новый подход к механическому движению, и в частности,

к вопросу о движении, поставленному в апории <Стрела>, был

выработан диалектиками. Еще Гегель, как известно, касаясь

механического движения, заметил, что движущийся предмет в

каждый момент времени находится в данном месте и одновре-

менно не находится в нем (см. 20, 5, 251).

На материалистической основе идея противоречивости дви-

жения была затем разработана Ф. Энгельсом. <Движение, -

пишет Энгельс, - само есть противоречие; уже простое меха-

ническое перемещение может осуществиться лишь в силу того,

что тело в один и тот же мо'ме'нт времени находится в данном

месте 'и одновременно - в другом, что оно находится в одном

и том же месте и не находится в нем. А постоянное возникно-

вение и одновременное разрешение этого противоречия - и есть

именно движение> (1, 20, 123). Отсюда видно, что для пони-

мания движения мало учитывать, что в определенный момент

предмет находится в определенном месте; движение предпола-

гает, что в этот же момент предмет находится также в другом

месте.

Диалектическое объяснение движения до сих пор вызывает

оживленные дискуссии. Главный предмет спора - как совме-

стить диалектическое понимание движения, предполагающее

противоречие, с формальной логикой, исключающей противоре-

чие. Некоторые советские логики и философы склоняются к мыс-

ли, что при диалектическом понимании движения 0'бъективное

противоречие должно быть выражено в непротиворечивой фор-

ме. Подобная точка зрения нашла свое выражение в упомяну-

тых статьях Е. К. Войшвилло.Ю.А. Петрова, а также И. С.Нар-

ского (см. 69, 118-126) и др. Однако в работах Э. В. Ильен-

кова (ciM. 32, 63-73), Г. С. Батищева (ом. 11, 167-173),

Б. А. Драгуна (см. 28, 110-118) и других оспаривается воз-

можность непротиворечивого 'выражения объективного противо-

речия и утверждается, что диалектическое противоречие, 'внешне

неотличимое от формальнологического противоречия, непремен-

но должно быть выражено ,в антиномической форме. Лишь ана-

лиз существа 'вопроса, говорят эти авторы, [может убедить нас

в том, что мы имеем дело с диалектическим, а не с формально-

логическим противоречием. По-видимому, дискуссия по поводу

апории <Стрела> 'будет еще долго продолжаться. На это ука-

зывает уже тот факт, что разногласия, возникшие при обсуж-

274

дении этой апории, оказались связанными с проблемой взаимо-

отношения диалектики и формальной логики.

Зено'н опровергает возможность движения также в апории

<Стадий>. Эту апорию часто излагают по-разному, так 'как она

весьма трудна для понимания. С. А. Яновская в своей статье

об апориях Зенона излагает содержание этой апории весьма

вольно и упрощенно, но зато четко выделяет основную пробле-

му. Яновская 'воспользовалась очень простым примером. Вос-

пользуемся им и мы: пусть на противоположных концах пло-

щадки находятся два бегуна, каждому из которых нужен один

атом времени, чтобы добежать до другого 'конца площадки; и

пусть оба бегуна одновременно вы.бегают навстречу друг другу

с противоположных концов; тогда при встрече этих бегунов

на площадке атом времени разделится пополам, что противо-

речит исходному допущению о неделимости атома. Отсюда сле-

дует, что движение невозможно, если допустить, что время его

протекания прерьгвно. Нетрудно заметить, что данная апория

мало чем отличается от апории <Стрела>. Она также имеет

своей целью доказать, что идея прерывности времени и прост-

ранства не 0'бъя'сняет движения. Но здесь, в апории <Стадий>^

Зенон пытается достигнуть своей цели другим 'способом: он не

сводит движение к 'покою, так 'как допускает, -что атом времени

протяжен. Это допущение давало Зенону возможность более

полно выразить свою мысль.

В апории <Стадий> мы также можем найти логические и

терминологические дефекты. Но и в случае устранения этих и

тому 'подобных недостатков 'мы 1не решим 'проблемы, то есть

не ответим на вопрос, возможно ли движение, если время

прерьдвно. Правда, мы могли бы (как и некоторые участники

дискуссии, начавшейся у нас в 1958 г.) сказать, что такого

(прерывного) времени в природе нет. Но все дело в том, что

Зенон говорил то же самое.

Апории <Дихотомия>, <Ахиллес и черепаха>, <Стрела> и

<Стадий> подготавливают общий вывод Зенона: движение не-

возможно (необъяснимо) ни ;в том случае, если связанные с

ним пространство и время считать непрерывными, ни в том

случае, если считать их шрерывньши. Этот вывод независимо

ст того, насколько он согласован с посылками, крайне 'интере-

сен. Историческая заслуга Зенона состояла в самой постанов-

ке вопроса о движении. Она указывала, что гениальный мыс-

литель вплотную подошел к центральным положениям диалек-

тики. Зенон подводит нас к мысли о противоречивости движе-

ния (в его простейшей форме), о противоречивости пространст-

[О*

275

ва 'и времени, проявляющейся в единстве прерьгвного и непре-

рывного, о противоречивых ^моментах в 'бесконечном, 'многом и

т. IL И хотя сам Зенон не сделал всех возможных выводов,

он 'вошел в историю диалектики уже тем, что 'вскрыл противо-

речивость движения и подготовил понимание диалектического

характера движения и бытия вообще: Поэтому 'нет достаточно-

го основания [причислять великого философа, предвосхитившего

в своих апориях постановку некоторых важнейших вопросов со-

временной науки, к метафизикам лишь потому, что он якобы

отрицал движение 'и оспаривал его <чувственную достовер-

ность>. И если о'н что-либо оспаривал и 'считал бессмыслицей,

так это представление о существовании абсолютно разделенной

множественности, в частности представление о существовании

абсолютно изолированных (атомарных) отрезков пути и про-

межутков времени вне еди-ного (непрерывного) целого. Такой

же бессмыслицей он считал представление о едином и непрерыв-

ном целом 'вне его составных элементов 'или частей. Современ-

ная наука рассматривает (вопрос точно так же.

3.АПОРИИ ЗЕНОНА

И СОВРЕМЕННАЯ НАУКА.

ЗЕНОН И ГЕРАКЛИТ

В советской и зарубежной философской и научной литера-

туре нередко .пишут о связи поставленных Зеноном вопросов с

проблемами современной науки. Опоры, ведущиеся в современ-

ной математике 'по 'вопросу об актуальной бесконечности, ука-

зывают на 'наличие такой связи. Выдвинутое представителями

конструктивных напра1влений в математике требование отказа

от понятия актуальной бесконечности возвращает нас вновь,

как мы уже отмечали, к .'проблемам, поставленным еще в агао-'

риях <Ахиллес и черепаха>, 'и, казалось бы, решенным Арис-

тотелем.

Распространенным является также взгляд, что <некоторые

высказывания античной философии удивительно близки к вы-

сказьгванижм современного естествознания> (см. 21, 53). То же

самое можно, IB частности, сказать об апориях Зенона, пробле-

матика которых .перекликается с проблематикой квантовой

физики. ^Последняя столкнулась с проблемой возможности бес-

конечной делимости отрезка пространства и промежутка вре-

мени. Оказалось, что как представление о бесконечной делимос-

276

ти пространства и времени, так и представление о существо-

вании 'предела их делимости ^несовместимо с фактом движения

<элементарных> частиц. Движение в бесконечном пространстве

и времени есть абсолютное движение. А в абсолютном прост-

ранстве и времени, согласно теории относительности Эйнштей-

на, движение теряет смысл, оно невозможно. Говоря о том, что

теория относительности отрицает абсолютное движение, равно

как и абсолютный покой, советский исследователь И. 3. Цех-

мистро пишет: <Зенон, по-видимому, отрицал не движение, но

именно возможность совместить представление о движении с

бесконечным протяжением и бесконечной длительностью>

(101, 66).

Современная физика сталкивается с подобного же рода

трудностью. С одной стороны, она допускает существование

далее неделимых квантов протяжения 'и длительности, а с дру-

гой-признает их чем-то 'непротяженным. Трудность заключа-

ется в совмещении противоположных представлений о 'микро-

частицах, которые <сочетают воедино свойства прерывногэ (час-

тиц) и непрерывного (полей). Число различных видов элемен-

тарных частиц неограниченно и .'вместе с тем они суть одно. [...]

Современная квантовая теория полей насыщена трудностями и

парадоксами. На ее основе не удалось объединить различные

типы взаимодействий и относящиеся к ним частицы, хотя фи-

зики не устают искать .подходов к решению этой задачи> (75,

45). Отмечая, что ситуация, сложившаяся в современной физи-

ке, сходна с 'ситуацией, с которой мы имеем дело в апориях

Зенона, Цехмистро, автор статьи <Апории Зенона глазами

XX века>, пишет, что 'квантовая физика 'и Зенон приводят нас

к пониманию того, что для объяснения 'сущности движения и

покоя нужно начинать с чего-то третьего-с н cдвижущегося и

непокоящегося (физического вакуума, [материи поля), лишенно-

го какой-либо геометрической формы, что <делимость и дис-

кретность, прерывность и 'не прерывность протяжения <не 'могут

быть объяснены из самого протяжения, свойствами которого

они являются. Но это именно означает, что для объяснения

протяженности .мы должны выйти за ее рамки 'к чему-то лишен-

ному определенности протяженного> (101, 69). На пути выхода

за 'пределы определенности протяженного современная физика

приходит к признанию существования материи поля, обусловли-

вающей процесс -возникновения и исчезновения элементарных

квантов протяжения и длительности. Идея материи поля осно-

вана на предположении существования чего-то такого, что ли-

шено определенности какой-либо геометрической формы, на

277

отрицании 'всеобщности и бесконечности протяжения и дли-

тельности *.

Защищая идею Парменида о 'мыслимом (протяженно-непро-

тяженнам и существующем в вечно настоящем) бытии, Зенон

также пришел ;к отрицанию всеобщности и 'бесконечности про-

тяжения 'и длительности. Он указал 'La необходимость выхода

за пределы чисто геометрического описания. Во всяком случае

это логически следует из его апорий.

То, что Зенон предвосхитил некоторые идеи современной

физики, и удивительно, и знаменательно. Это показывает, го-

воря словами Гейзедберга, -как далеко 'можно пойти, если <свя-

зать наш обычный опыт, не подкрепленный экспериментом, с

неустаннькм усилием создать логический порядок в опыте и

попытаться, исходя из общих принципов, понять его> (21, 51).

Итак, Зенон сделал весьма ъажное открытие: существует

известное несоответствие между формами мышления, 'не допус-

кающими противоречивости, и реальной действительностью, со-

держащей противоречия в себе самой. Из духа апорий Зенона

вытекает, что действительность представляет собой единство

противоположностей: 'непрерывного и прерывного. Это 'в одина-

ковой мере относится к движению, пространству и времени.

Гегель, усмотрев 'в апориях Зенона диалектику, назвал ее <от-

рицательной>. Мы точно не знаем, какие <отрицательные> вы-

воды делал Зенон (<отрицание> движения скорее всего было

ему приписано). Однако, как бы там ни было, плодотворность

этой диалектики бесспорна.

<Отрицательная диалектика> Зенона раскрыла метод логи-

ческой аргументации 'и вместе с тем <приключения> разума в

его стремлении отобразить ;в непротиворечивой логике понятий

противоречивую <логику> бытия. <Отрицательная> диалектика

Зенона показала, что бытие нерастворимо в абстрактнологи-

ческом мышлении. Как <отец> античной диалектики и выдаю-

щийся рационалист Зенон явился вместе с тем и первым (хотя

и бессознательным) 'критиком рационализма. В этом суть его

<отрицательной> диалектики, вскрывшей известный разрыв

* Материя поля определяет лишь одно состояние материи в микромире.

Другое же состояние, или качество материи в микромире, характеризую-

щееся определенностью геометрической формы, обусловливается корпускуляр-

ной материей. Материя, как таковая, в микромире не сводится ни к материи

| поля, ни к корпускулярной материи: она (как и ее движение) представляет

| собой единство двух названных противоположных состояний, то есть един-

| ство противоположностей определенности и неопределенности геометрической

формы.

278

между чистым (абстрактно-логическим) 'мышлением и конкрет-

ным бытием. Добавим, что Зенон, сам того не желая, поколе-

бал тезис Парменида о тождестве (единстве, соответствии)

мысли и бытия, вскрыл односторонность 'парменидовского <пу-

ти истины>.

Бытие, как учили элейцы, есть нечто целое, цельное и неде-

лимое. Это значит, что наблюдаемая множественность вещей,

равно как и составные элементы каждой вещи, охватывается

единством и 'непрерывностью. С другой -стороны, единое и не-

прерывное бытие каждый раз прерывается множественностью

вещей, а каждая целая 'вещь-[множественностью элементов

внутри себя. Сказанное в равной мере относится к движению,

пространству и времени. Стало быть, единое бытие есть нечто

такое, что лишено определенности протяжения (геометрической

фор1мы) и длительности, но вместе с тем обладает признаками

протяженности (и.меет <шарообразную>, то есть геометричес-

кую, форму) и длительности, пребывает, говоря словами Пар-

менида, 'в вечном настоящем. Согласно Пармениду, бытие на

<пути истины> неподвижно, а на '<пути мнения> подвижно, из-

менчиво. Зенон пошел дальше Парменида. Он утверждал, что

на пути истины (в сфере чистого мышления) бытие есть нечто

и недвижущееся, и непокоящееся, нечто такое, что несводимо яи

к прерывности, ни к непрерывности. В апориях Зенона и обна-

руживается, что представление о бытии, движении, пространстве

и времени, допускающее их прерывность или, .напротив, их не-

прерывность, приводит к неразрешимым проблемам (парадок-

сам). Эти мысли и выводы, судя по дошедшим до нас свиде-

тельствам, Зеноном не были развиты, но они вытекают из его

апорий.

Хотя Зенон критиковал гераклитовскую идею о всеобщем

движении, вместе с тем важнейший тезис Гераклита о проти-

воречивом характере бытия и всех 'вещей произвел, надо пола-

гать, на него огромное впечатление- В .сущности Зенон, как и

Гераклит, исходил из представления о внутренней противоре-

чивости движения, многого и бытия 'вообще. Однако Гераклит

считал противоречивость основой существования вещей, а Зе-

нон, ссылаясь на противоречивость, оспаривал их <истинность>,

точнее, их мьгслимость, то есть возможность отображения их,

говоря современным языком, в логике понятий.

Глубоко осознав противоречивую сущность вещей и самого

их <первоначала>, Гераклит из Эфеса 'вслед за Анаксимандром

не сводил <первоначало> вещей просто к материальному ог-

ню. Но вместе с тем его <первоначало> не лишено и 'материаль-

279

ных, чувственно воспринимаемых свойств. Это <'первоначало>

он называл, как мы уже знаем, разумным огнем, огненным

разумом-логосам, который тождествен всем вещам, но вместе

с тем отличен от 'всех вещей. Логос определяет <меру> всех

изменений и превращений, и в этом смысле он активен и под-

вижен. Но, 'будучи постоянной мерой, постоянным законом все-

го, логос неподвижен и неизменен. Это означает, что логос

одновременно и движется, 'и покоится, что он есть нечто недви-

жущееся, но iB то же время и нечто непокоящееся. Нетрудно

заметить, что из апорий Зенона следует то же самое. Поэтому

весьма -опорно (а по существу неверно) традиционное, идущее

из древности 'представление о 'полной 'противоположности идей

Гераклита 'и Зенона (дело изображается таким образом, будто

бы первый не признавал ничего покоящегося, статического, а

второй-ничего подвижного, динамического). При такой упро-

щенной интерпретации возникает ситуация, сходная с ситуаци-

ей, остроумно описанной Б. Расселом (у Рассела речь идет о

борьбе <статической> и <динамической> партий вокруг зенонов-

ской апории <Стрела>). <<Как смешно говорить, что нет стре-

лы>,-'восклицает <статическая> партия. <Как смешно говорить,

что нет полета!>-восклицает <динамическая> партия. Того

несчастного, который стоял посредине и утверждал, что имеют-

ся и стрела и полет, диспутанты принимали за отрицающего и

то и другое. Поэтому его, как св. Себастиана, пронзили стрелой

с одной стороны и ее полетом-с другой> (81, 813). Пожалуй,

св. Себастианами оказались Гераклит и Зенон: в первом стрела

застряла (за его <отрицание> стрелы), а второго она пронзила

навылет (за его <отрицание> полета стрелы).

В полном соответствии со своим учением о противоречивой

сущности вещей и внутреннем единстве противоположностей, Ге-

раклит прибегал к образно-понятийному мышлению, к смысло-

образам для того, чтобы максимально адекватно отобразить бы-

тие, его внутреннюю противоречивость. Гераклит не встал на

чисто рационалистические позиции, хотя и явился первооткры-

вателем логоса (в смысле <разума>).

По духу учения Гераклита, чувственный образ невозможно

полностью перевести на язык понятий, то есть он не может

быть полностью рационализирован. Позиция Парменида в этом

вопросе иная: он решительно противопоставляет понятие (чи-

стый разум) чувственному образу и сообразуется лишь с дово-

дами разума как верховным судьей над всем. Но на этом пу-

ти (на <пути истины>) Парменид столкнулся с непредвиденны-

ми трудностями, а точнее, он пришел к неожиданным выводам:

280

к идее о тождественном себе едином и непрерывном бытии,

оторванном от мира вещей. На пути же <мнения> он преодоле-

вал образовавшийся разрыв между единым бытием и многооб-

разием вещей посредством <синтеза> мира истины и мира мне-

ния, то есть посредством утановления единства чувственного

образа и отвлеченного понятия, чувственной достоверности и

рационального познания.

Что касается Зенона, то, судя по дошедшим до нас свиде-

тельствам, он не ставил перед собой всеобщих натурфилософ-

ских проблем, в частности не пытался объяснить явления дей-

ствительности с точки зрения данных органов чувств или разум-

ного познания. Создается впечатление, что .он'видел свою задачу

в критике чувственной достоверности, в раскрытии принци-

пиального расхождения между данными органов чувств и ра-

циональным мышлением. Он смело встал на путь разума (<путь

истины>), указанный Парменидом, и сделал вывод о <немысли-

мости> множественности и движения на основе установленной

их внутренней противоречивости. Зенон считал противоречивые

суждения недопустимыми, ибо их допущение делало невозмож-

ным различение истины и заблуждения. Вот почему он так на-

стойчиво боролся против гераклитовского образа мышления-

против философских взглядов Гераклита, допускавшего <проти-

воречивые> суждения, а иногда доводившего такие суждения до

полной их <немыслимости>. Зенон требовал ясности мышления

и всякую неясную, противоречивую мысль отвергал с порога.

Разгоревшаяся в настоящее время дискуссия по проблемам ло-

гики и диалектики заставила вновь вернуться к апориям Зено-

на Элейского, но, разумеется, на несравненно более высоком

уровне развития науки и теоретического мышления вообще.

Современное решение проблемы отображения движения в

логике понятий сводится к тому, что мы, пользуясь абстрак-

циями и идеализациями, <огрубляем> действительность, но

каждый раз все более адекватно отражаем ее в своем мышле-

нии (посредством абстракций и идеализации) (см. 111,

1 d-т.', ^4, lo^).

В связи с указанием на сходство проблем античной и совре-

менной науки возникает законный вопрос: каким образом в глу-

бокой древности, когда не существовало даже подобия экспе-

риментальной науки с ее мощным математическим аппаратом,

могли возникнуть идеи, весьма сходные по своему теоретическо-

му смыслу с идеями современной науки, с современными науч-

ными представлениями и проблемами?

Прежде всего отметим, что этот случай не единственный

э. К. Кессиди

281

случай <переклички> между древней философией и современной

наукой. Так, еще Анаксимандр, высказав мысль о том, что пер-

воисточник всех вещей составляет несводимый ни к одному из

видов материи апейрон, пришел тем самым, как полагают не-

которые авторы, к идее <о материи как таковой> (33, 34). Он

же предвосхитил некоторые идеи эволюционной теории Дарви-

на. Известно, что мысль о гелиоцентрической системе мира со-

держалась в зародыше в астрономических воззрениях пифаго-

рейцев. Она была затем развита Аристархом Самосским, явив-

шимся предшественником Николая Коперника. Атомистическая

теория строения материи Левкиппа и Демокрита оказала боль-

шое влияние на ученых-естествоиспытателей нового времени

(Галилея, Ньютона, Ломоносова, Дальтона и др.).

Сходство идей древней и современной науки объясняется и

тем, что отсутствие экспериментального исследования в древно-

сти возмещалось необычайным развитием <теорийного> мышле-

ния. Развитое <теорийное> мышление, сочетавшееся с художе-

ственным воображением, позволяло греческим философам не

только представить себе мир как гармонический строй вещей

(космос), но и выдвинуть оригинальные гипотезы для объяс-

нения мира. Гипотетическая и прогнозирующая мысль состав-

ляет существенный момент всякой науки и всякого (научного,

философского, художественного) творчества и творческого во-

ображения. Надо было поистине обладать необычайно острым

теоретическим мышлением и несравненным творческим вообра-

ражением, чтобы выдвинуть <нелепейшую> гипотезу: <А дого-

нит ли Ахиллес черепаху, которая находится на таком-то рас-

стоянии от него?>

Отдавая должное экспериментальному исследованию и эм-

пирическому знанию вообще, нельзя вместе с тем абсолютизи-

ровать эмпирический или индуктивный метод в ущерб теорети-

ческой, гипотетической и прогнозирующей мысли. Поэтому афо-

ризм Ньютона <Гипотез я не измышляю> вряд ли можно

считать полностью справедливым. Ибо отрицание гипотез под-

резает крылья творческому воображению, препятствует более

или менее широким научным обобщениям и ведет в конце кон-

цов к <ползучему> эмпиризму и фактологии.

Дедуктивный и индуктивный методы в науке не исключают,

а предполагают друг друга. Первый из них был преимуществен-

но методом античной натурфилософии, второй в большей мере

\ свойствен новоевропейской науке. Несмотря на эти отличия но-

I воевропейская наука возникла из античной, явилась высшим

' развитием последней.

282

Одной из отличительных особенностей новоевропейской исто-

рии является необычайное развитие науки и техники. Философ-

ский и научный дух античности оказал огромное влияние на все

стороны новоевропейской культуры и во многом предопределил

успехи и специфические особенности Европы в период от эпохи

Возрождения до наших дней. Разумеется, новоевропейская куль-

тура испытала на себе влияние и так называемой христианской

культуры. Однако, если верно, что успехи Европы объясняются

во многом развитием науки и техники, верно и то, что роль хри-

стианской культуры в этих сферах (наука и техника) была

скорее отрицательной, чем положительной. Поэтому представ-

ляется весьма спорным мнение некоторых западных философов

и ученых, видящих причину успехов Европы нового и новейше-

го времени в христианстве.

В недавно происходившем диалоге между западноевропей-

скими и азиатскими учеными на тему об отношении между ци-

вилизациями Европы и Азии и о специфических особенностях

каждой из них азиатские ученые порой давали более верное

понимание причин успехов Европы, чем некоторые западноев-

ропейские ученые. Так, малазийский ученый Ван Гун-у, возра-

жая бельгийскому ученому А. Брюгману, который связывает ак-

тивность и творческую энергию (как специфические черты Ев-

ропы) с христианством, отметил, что этим специфическим чер-

там Европа обязана античности, ее критическому образу мыш-

ления, ее научному духу. Ва'н Гун-у пишет: <Уникальность Ев-

ропы заключается не в том, что она сделала с заимствованным

ею извне христианством, и не в том, что христианство сделало

из европейцев. К свободе и независимости мысли их привело

внимательное и расчетливое распространение античной науки

на все новые области. Логика, лежащая в основе этой мощи,

отличается от религиозной веры. Напротив, это было язычество

высшего порядка, которое остальной мир либо не хотел, либо не

считал нужным принять> (161, 237).

Представляется несколько курьезным, что азиатские ученые защищают

европейское (античное в том числе) свободомыслие и науку от некоторых

западноевропейских ученых. Частичное объяснение этому довольно неожи-

данному обстоятельству мы находим в высказывании современного греческо-

го марксиста Марка Авгериса. Он считает, что в настоящее время во многих

странах Азии оказывают влияние положительные стороны европейской куль-

туры (просвещение, наука, техника и т. п.), а в странах Западной Европы-

отрицательные стороны некоторых (спиритуалистических) азиатских учений -

мистицизм, иррационализм, мифологическое истолкование мира (114, 173).

Хотя еще рано говорить о синтезе культур Западной Европы и Азии

(речь может идти лишь об известном их взаимовлиянии), тем не менее

I*

283

верно, что в буржуазной культуре Запада заметен известный отход от

традиционного рационализма в сторону религиозно-мифологического, экзи-

стенциального и аксиолого- антропологического истолкования мира и жизни.

Причину этого поворота следует искать в переживаемом в настоящее время

кризисе буржуазной культуры Запада. <Диагноз> болезни западной буржуаз-

ной культуры установлен. Он сводится к отчуждению (самоотчуждению) че-

ловека, к утрате личности.

Становится понятным разочарование западной буржуазной интеллиген-

ции в традиционном рационализме, в дедуктивно-индуктивных методах по-

знания и натуралистически-позитивистском подходе к миру.

Отметим также, что стремление экзистенциализма провести методологи-

ческую грань между человеком и вещью выгодно отличает его от различных

форм позитивизма, отождествляющего метод познания человека с методом

познания вещи. Однако в борьбе против позитивизма экзистенциализм, ста-

новясь на позиции иррационализма и превознесения бессознательного в по-

стижении бытия, объявляет разум (науку вообще) врагом человека и чело-

веческой свободы. Антиинтеллекту алистическа я позиция экзистенциализма не

позволяет ему создать новый метод познания человека в отличие от позна-

ния вещи. Созданию нового метода мешает также пессимизм экзистенциа-

лизма, его неверие в творческие способности человека.

Современные западные философы и ученые все чаще обращаются к

истории Древней Греции и Древнего Рима, на основании изучения которой

они пытаются сделать свои прогнозы относительно будущих судеб европей-

ской культуры.

Виднейший экзистенциалист М. Хайдеггер, призывая вернуться к до-

сократикам (в особенности к Анаксимандру, Гераклиту и Пармениду) к их

пониманию бытия, видит в этом возврате одно из средств преодоления кри-

зиса западной культуры, преодоления того состояния, которое он харак-

теризует как превращение людей в массу, духа (geist) - в плоскую рас-

судочность, как доминирование посредственности и порабощение духа

антидуховным, вещественным и т. д.

Изучение античной культуры и сменившей ее христианской приобре-

тает в странах Запада первостепенное значено, оно становится своего рода

<моделью> исследования современной западной культуры. Тема <Античность

и современность> является ныне одной из наиболее актуальных тем запад-

ной исторической и историко-философской мысли. И это не случайно:

в недавнем прошлом для историко-философской мысли были характерны

увлечение фактологией, мелкотемье и узкая проблематика, превращавшая

историю в <науку для науки>. Теперь замечается поворот к античному

пониманию истории как <наставницы жизни>. Отсюда и стремление к ши-

роким обобщениям и философскому осмыслению исторического процесса.

Современные экзистенциалисты, нередка проводя аналогию между ан-

тичностью и современностью, видят причину кризиса античной цивилизации

в абсолютизации греками человеческого разума, в свойственном античности

рационализме. Сообразно этому они видят источник духовного кризиса

современной западной культуры в абсолютизации науки, то есть того же

рационализма. По мнению экзистенциалистов, развитие современной науки

привело к дуализму (разрыву) мышления и бытия, разума и жизни, общего

и конкретного и т. д. Выход из этого дуализма многие из них (так назы-

ваемые христианские экзистенциалисты в особенности) видят в возврате

к христианскому миропониманию. Становится понятным, почему упомянутый

бельгийский ученый А. Брюгман, тяготея к христианству, склонен умалять

значение античной науки и античной культуры в становлении новоевропей-

ской культуры.

284

* * *

Заслуги Зенона Элейского в истории философии и науки, ма-

тематики в частности, огромны. Только на современном уровне

развития науки и теоретического мышления воздается должное

автору знаменитых апорий и осознается огромная философская ^

и научная ценность поставленных им проблем. Зенон достиг та- 1

кой высоты отвлеченного мышления, какой не в состоянии был )

достичь ни один из его современников. Немногим из последую- J

щих философов и ученых удалось достичь таких высот. 1

Хотя Зенон рассуждает, не выходя из области чистого разу-

ма, из сферы логики понятий, тем не менее он не порывает с

принципом античного мышления-<сохранить явления> и свя-

зывает свои мысли с наглядными образами, с живыми образ^-

ными представлениями. Ему был неведом <экспериментальный

идеализм> буржуазных ученых, когда из поля зрения ученого

<исчезают> явления (или объявляются фикциями) и остаются

одни <математические уравнения>. Свои апории Зенон иллюст-

рирует, используя самые простые и живые примеры,-обычную

стрелу, образ быстроногого Ахиллеса и медленной черепахи

и, т. п' И никто из его современников не умел так виртуозно

доказывать свою мысль, как Зенон.

Апории Зенона знаменуют становление разума в его чистом \

виде и вместе с тем выражают трудности, связанные с отобра- i

жением диалектики бытия в логике понятий. Проблемы, постав- I

ленные в них, чисто теоретические, отвлеченно-философские и

научные: Если Парменид (а после него Эмпедокл и другие гре-

ческие философы) еще прибегал к мифу в качестве средства вы-

ражения философских идей, то у его младшего современни- .

ка-Зенона нет и намека на это. Гениальный Зенон Элейский |

полностью преодолел миф, завершил переход от мифологиче- |

ского образа к отвлеченному понятию, от <мифоса> к <логосу>. 1

В раскрытии этого перехода и в показе становления разума на

собственный путь развития и состояла наша главная задача.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

СТОЛКНОВЕНИЕ РАЗУМА И ВЕРЫ

1. Падение полиса и его культуры. Апории Зенона и его диа-

лектика (способ аргументации, искусство полемики) создали

сложную ситуацию в греческой теоретической мысли, выход из

которой одни мыслители нашли в игнорировании (частичном

или полном) возражений Зенона против множественности ве-

щей и движения, другие-в отказе от идеи возможности объ-

ективного знания. Первый путь избрали Анаксагор и Демокрит,

второй-софисты Протагор и Горгий.

В противоположность Зенону Анаксагор (ок. 500-428 до

н. э.) допускал множественность вещей, их качественное много-

образие и движение. Возникновение и исчезновение вещей он

объяснял соединением и разъединением <семян вещей>, позже

названных гомеомериями. Гомеомерии-это первичные элемен-

ты (частицы) материи. В отличие от Эмпедокла (ок. 483-423

до н. э.), который усматривал в мире четыре <корня>, или, что

то же, четыре элемента (земля, вода, воздух, огонь), Анаксагор

признавал бесконечное качественное многообразие первичных

элементов. В отличие же от атомистов он рассматривал гомео-

мерии бесконечно делимыми.

В своем учении о гомеомериях Анаксагор начинает разли-

чать абстрактно-математическое понимание бесконечного мно-

жества (бесконечной делимости) от физического. На пути ана-

лиза абстрактно-математического множества он приходит к идее

об отсутствии наименьшего и наибольшего элементов в беско-

нечности, считая все вещи одинаково малыми и большими (59

В 3), к идее о равенстве каждой части целому (А 46) и т. п.

Таким образом, из аргументов Зенона против множественно-

сти вещей (делимости и неделимости пространства) Анаксагор

сделал вывод, что первичные элементы бесконечно делимы. Та-

кой вывод показался Демокриту (ок. 460-370 до н. э.) несо-

стоятельным, так как идея бесконечной делимости приводила к

286

исчезновению первичных элементов материи, к превращению

их в лишенные протяженности математические точки, то есть

в <ничто>.

Согласно Демокриту, первичные элементы материи (ато

мы) - это малые частицы, которые вследствие своей абсолют-

ной плотности и непроницаемости неделимы; атомы вечны, не-

изменны, качественно однородны, но в то же время бесконечно

разнообразны по форме, величине, положению и порядку.

Соединением и распадением вечно движущихся атомов Де-

мокрит объяснял возникновение и гибель вещей. В свою оче-

редь, чтобы объяснить множественность вещей, их возникнове-

ние и исчезновение, Демокрит вынужден был допустить суще-

ствование пустого пространства, пустоты.

Допущение атомов и пустоты давало возможность удовлет-

ворительно объяснить происходящие в мире процессы. Но это

объяснение было куплено ценой игнорирования (если не пол-

ного, то частичного во всяком случае) теоретических доводов

элейцев (Парменида и Зенона) против существования небытия,

против множественности вещей и движения.

Надо полагать, что на пути теоретического разрешения проб-

лем, поставленных элейскими мыслителями, Демокрит, как и

Анаксагор, перешел с физического понимания бесконечного мно-

жества атомов на абстрактно-математическое. Вполне вероят-

но, что выход из тупика элеатизма он нашел в идее об амерах

(математически неделимых величинах) в качестве первичных

элементов материи об этом см. 10, 101-111).

В связи с постановкой Парменидом и Зеноном проблемы воз-

можности достоверного знания Протагор (ок. 480-410 до н. э.),

опираясь на учение Гераклита (точнее, гераклитовцев) о все-

общей текучести вещей и разрабатывая полемическое искусст-

во Зенона, придал этой проблеме еще более острый характер.

Он пришел к выводу, что ни о какой вещи ничего определенно-

го сказать нельзя: всякое высказывание- субъективно, релятив-

но и условно. Это значит, что знаний о вещах и самом мире

нет, есть только <мневия>; 'всякое мздение 'одинаково .истинно и

ложно: о каждой вещи и каждом явлении можно высказать од-

новременно разные и, более того> противоречащие суждения. И

доказывать можно все что угодно: как в целях утверждения че-

го-либо, так и в целях его отрицания, ибо все, <что каждый вос-

принимает, то ему и является существующим> (Платон, Теэтет,

152 b), то есть все, что кому как кажется, так оно и есть. Отсю-

да принцип: <Человек есть мера всех вещей...> (Теэтет, 152 а),

то есть мир вещей таков, каким он представляется в наших

287

ощущениях; знания о мире не выходят за пределы ощущений;

мысль или знание есть ощущение, тождественное с последним

и ограниченное им. Конечный вывод-объективное знание не-

возможно.

Тезис Протагора о человеке как мере всех вещей приводил

к отрицанию общеобязательных суждений, а вместе с этим и к

отрицанию общеобязательных правовых и нравствеяных норм.

Учитывая это, Протагор ограничил свой релятивизм: вместо

субъективных мнений отдельных людей он поставил коллектив-

но-субъективное суждение большинства людей по принципу де-

мократического голосования. Проще говоря, Протагор предло-

жил рассматривать в качестве критерия истины суждение, ко-

торое в данное время разделяется большинством граждан: <То,

что каждому государству представляется справедливым и хо-

рошим, то и есть справедливое и хорошее, пока государство счи-

тает это справедливым и хорошим> (Теэтет, 167 с).

Однако релятивизм Протагора, попытавшегося расшатать

уверенность греков в возможность объективного знания с помо-

щью разума, это еще полбеды по сравнению с крайним субъек-

тивизмом Горгия, ставшим на точку зрения принципиального

отрицания объективного существования и объективной истинно-

сти вообще*. Согласно Горгию, <вообще ничего не существует>:

не существует ни объективного, ни субъективного мира; все ра-

ционально-логические доказательства, обосновывающие суще-

ствование чего-то, внутренне противоречивы и потому несостоя-

тельны; они так же произвольны, как и обосновываемые ими

представления.

Доводы Протагора против возможности объективного зна-

ния, как и доводы Горгия против существования чего бы то ни

было, явившиеся <скаядалом>, своего рода интеллектуальным

шоком в греческой философии, вызвали потрясение и замеша-

тельство 'в умах. Однако 'никакое потрясение и никакое <фило-

софское землетрясение> (выражение С. Я. Лурье) не могли раз-

рушить веру эллинов в разум, парализовать их интеллектуаль-

ную практику.

Многие греческие мыслители, следуя как бы призыву Гоме-

ра (<Может быть, разум поможет?>-Ил., XIV, 62), вновь на-

строились на волну рационализма, устраняя одновременно поме-

хи, вызванные <философским землетрясением>.

* Опираясь на апории Зенона, его аргументацию, Горгий выдвинул три

тезиса: I) ничто не существует; 2) если бы нечто и существовало, оно

было бы непознаваемым; 3) если бы нечто было познаваемым, то познание

было бы невыразимо и неизъяснимо.

288

Ведя борьбу против релятивизма (субъективизма) софистов,

Сократ и Платон направили свои усилия на поиски устойчивой,

пребывающей за пределами текучих вещей реальности как пред-

мета <знания и разумной мысли> {Аристотель, Метафизика,

XIII, 4). Сократ (469-399 до н. э.) учил, что объективное зна-

ние возможно и состоит оно в нахождении понятий и общих

определений, в которых выражается <существо [вещи]> (Мета-

физика, XIII, 4, 1078b 30). Но Сократ был еще далек от гипо-

стазирования понятий и общих определений (Метафизика, XIII,

4, 1078b 30-34).

Платон (427-347 до н. э.) гипостазировал понятия и катего-

рии, истолковал последние как самостоятельные сущности. Тя-

готея к орфико-пифагорейскому учению о дуализме тела и ду-

ши, Платон для обоснования своего объективного идеализма ис-

пользовал как гераклитизм, так и элеатизм. Переосмысленное

<бытие> элейцев стало у него царством идеальных <сущно-

стей>-вечным и подлинно сущим миром, а гераклитовский

мир текучих вещей-полуреальным (даже призрачным) ми-

ром всего тленного и преходящего. Идеальный мир (царство

идей) Платона отражается в материальном мире текучих ве-

щей, как солнце в мутном потоке.

Хотя диалектика общего и единичного, идеального и мате-

риального, разработанная Платоном на необычайно высоком

уровне категориально-понятийного мышления, нередко произ-

водит впечатление головокружительной эквилибристики на ед-

ва уловимой нити понятий, на нити, протянутой над пропастью,

отделяющей мир идей от мира вещей, тем не менее великому

мыслителю в силу его исходной идеалистической установки

пришлось в конце концов разорвать и эту нить и на склоне

лет провозгласить <мерой> всех вещей 'бога (см. Платон. За-

коны, IV).

Аристотель (384-322 до н. э.), подвергнув критике теорию

<идей> Платона, попытался перекинуть мост между общим

(всеобщим) и единичным миром, миром вещей. Он понимал,

что общее нельзя мыслить как самостоятельную, вне мира

единичных вещей пребывающую сущность: <...покажется, по-

жалуй, невозможным, чтобы врозь находились сущность и то,

чего она есть сущность; поэтому как могут идеи, будучи сущ-

ностями вещей, существовать отдельно [от них]?> {Аристотель.

Метафизика, XIII, 5, 1080а 11).

По Аристотелю, общее, составляя <сущность> или <форму>

единичного, существует только в чувственно воспринимаемом

единичном и познается через него (познание общего, предпола-

289

гающее индуктивное обобщение, невозможно без чувственного

восприятия). Поэтому каждая вещь есть единство общего и

единичного, формы и материи (вещества), а весь мир-про-

цесс последовательных переходов от материи к форме и от

формы к материи. Однако у Аристотеля <форма> и <материя>

неравноправны и неравноценны в мировых процессах: он счи-

тал <форму> активным началом, а <материю>-пассивным. В

качестве активного (формирующего) начала форма определя-

ет не только <сущность> единичных вещей, но также источник

их движения и ту <цель>, ради которой они существуют, воз-

никают и исчезают. Конечным источником всякого движения

и всякой цели Аристотель признавал неподвижное, но все дви-

жущее начало-бога. Аристотелевский бог-это форма всех

форм, чистая форма или идеальное начало, деятельность ко-

торого сводится к <мышлению мышления>. Таким образом,

Аристотель, подвергший критике платоновскую теорию <идей>

и предложивший свое решение вопроса об отношении в бытии

общего и единичного, не только не преодолел до конца идеа-

лизма Платона, но окольным путем вернулся к точке зрения

последнего.

И все же идеализм Аристотеля, по замечанию В. И. Лени-

на, во многих отношениях <объективнее и отдаленнее, общее,

чем идеализм Платона, а потому в натурфилософии чаще == ма-

териализму> (4, 29, 255).

Идеализм Аристотеля, связанный с признанием верховного

разума (бога) в качестве конечной причины движения вещей

и изначальной целесообразности природных явлений, заставил

Стагирита, так сказать, 'всецело рационализировать мир и по-

лагать, что решающая роль в мировых процессах принадлежит

разумно-деятельной <форме>, призванной формировать бесфор-

менную и пассивную <материю>. Последовательное распрост-

ранение тезиса о господстве в мире разумного начала на тео-

рию познания привело Аристотеля к идее о том, что решаю-

щая роль в познании принадлежит рациональному мышлению,

формирующему в понятиях, суждениях и умозаключениях ма-

териал, доставляемый чувственным восприятием. Аристотель

склонялся к онтологизации понятий и логических форм мыш-

ления. Из недопустимости противоречий в суждениях он под-

час приходил к выводу об отсутствии противоречий в самой

действительности; точнее говоря, делая упор на недопустимо-

сти логических противоречий (что совершенно справедливо),

он оставлял в тени вопрос о существовании диалектических

противоположностей в действительности. Отсюда и его борьба

290

против гераклитовского образа мышления, допускавшего пара-

доксальные (если не противоречивые) суждения. Отсюда и его

стремление преодолеть апории Зенона и отобразить движение

в логически-непротиворечивых понятиях и суждениях. Аристо-

тель не сумел разрешить проблемы движения, точнее, разре-

шил ее отчасти-лишь в той мере, в какой это было возмож-

но в рамках его рационализма.

Аристотель-вершина древнегреческой философии и нау-

ки периода классики. Он жил в переломный период истории

греческих полисов, раздираемых ожесточенной борьбой партий,

в эпоху кризиса афинской демократии и утраты греческими по-

лисами своей независимости.

Платон с его богатым воображением и религиозно-поэтиче-

ским окладом ума, глубоко переживая кризис должной систе-

мы, нашел выход из социальных противоречий и потрясений в

утопии, в создании <идеального государства>. Аристотель же с

его научным складом ума и рационалистическим образом мыш-

ления предложил в качестве альтернативы социальному кризису

<политию> как оптимальный вариант государственной (полис-

ной) жизни. Однако реальный ход истории, стихийные силы,

действующие в нем, делали <политию> Аристотеля если не уто-

пичной, то во всяком случае недолговечной в случае ее реали-

зации. Достаточно сказать, что Аристотель, как и почти все гре-

ческие мыслители до него, не мыслил себе государства вне по-

лиса. Между тем объективный исторический процесс требовал

выхода за пределы полиса.

Раздробленность Древней Греции 'на множество общин (го-

родов-государств), постоянное соперничество этих общин и бес-

прерывные войны между собой-все это делало их добычей

крупных государств. Еще Фалес перед лицом угрозы персид-

ского нашествия предлагал объединиться греческим полисам

для сохранения своей независимости. Но партикулярные интере-

сы взяли верх над разумными соображениями. Пока полис ос-

тавался более или менее органическим целым, греки могли по-

бедить полчища персов. Когда же полис стал разъедаться борь-

бой классов и партий, те же доблестные афиняне потерпели по-

ражение при Херонее (338 г. до н. э.), и Греция оказалась под

властью македонского царя. Политическая раздробленность по-

лисов, сочетавшаяся с сознанием единства происхождения и

культурной общности, не представляла угрозы их существова-

нию до поры до времени. В дальнейшем же, когда явственно

обозначилось противоречие между объективной тенденцией к

социально-политическому единству всей Греции и субъективным

291

стремлением сохранить свою государственную независимость,

греческие полисы оказались неспособными разрешить это про-

тиворечие, ответить на вызов истории.

Когда греческие полисы потеряли свою независимость и Гре-

ция оказалась под властью сначала Македонии, а затем Рима,

греческая культура не пала, а, напротив^ вместе с завоеваниями

Александра Македонского она, испытав -на себе известное влия-

ние древневосточных культур, приобрела мировой харак-

тер, стала эллинистической. Конец классической греческой и

эллинистической культуре был положен христианством. Проти-

воположность языческого жизнеутверждения и христианского

аскетизма, противоположность античной рационалистической

философии и христианской религиозной веры оказались на-

столько разительными, что, когда возникла необходимость их

примирения или совмещения, эта задача оказалась одной из

сложнейших.

Даже для греков периода римского господства, у которых

ещс сохранилась критическая 'мысль, христианская идея о

сверхъестественном (абсолютно-духовном и личностном боге),

которая стала распространяться в первые века нашей эры, пред-

ставлялась глупостью, ребячеством (moria) (см. Новый завет.

Первое послание к коринфянам св. ап. Павла. Гл. 1, ст. 22-

23): <И те из образованных эллинов, которые приняли новую

веру, оказались перед трудным делом примирения религиозно-

го мифа с философским разумом> (145, 402).

Философский разум был доступен немногим образованным,

а религиозный миф о загробном воздаянии охватил широкие

массы народа. Возник новый идеал: культ святости, душевной

чистоты, спасения и нравственного возрождения, имеющего на-

чало в земной жизни и переходящего в вечное блаженство в

высшем (загробном) мире. Христианство, первоначально про-

явившее заботу о бесправном и отверженном человеке, объявило

братскую любовь нормой отношения между людьми без разли-

чия народности, расы, пола и общественного положения. Сво-

бодные и рабы, женщины и мужчины, эллины и иудеи были

признаны равноценными творениями бога.

Из сказанного нельзя делать, однако, .вывод, что рабы и уг-

нетенные массы римского общества стали христианами, как

только появилась на историческую арену эта религия. Напро-

тив, известно, что первыми жестокими гонителями христиан бы-

ла, как пишет М. С. Карелин, <та самая обездоленная масса, о

которой заботилось новое учение> (36, 140-141). Источником

ее ненависти явилось суеверное и невежественное представле-

292

ние о том, что все бедствия (неурожаи, землетрясения, эпиде-

мии и т. п.) связаны с поведением <безбожных> христиан, с их

пренебрежением к культу богов. Другой источник ненависти--

презрение христиан к кровавым зрелищам (к гладиаторским

боям и т. п.). А эти зрелища, как известно, составляли величай-

шее наслаждение для всего римского общества. Но по мере

распространения христианской идеи о сочувствии и сострада-

нии к обездоленным враждебное настроение угнетенных исче-

зало и христианство завоевывало их на свою сторону.

Победа христианства была подготовлена распространением

религиозно-мистических течений в последние века шедшего к

своему концу греко-римского мира. В этот период возрождают-

ся религиозно-этическое учение, точнее, верование орфико-пи-

фагорейцев о теле как темнице души, жреческая медицина и

различные формы магии, распространяется астрология. Темные

и дикие элементы народной религии, которые, по образному вы-

ражению Б. Рассела, 'были загнаны в .подполье греческим ин-

теллектом в пору его расцвета, ждали лишь момента слабости

или страха, чтобы совершить нападение. Но реставрация ар-

хаических верований и культов была и трудным, и неплодотвор-

ным делом: известно, что языческие боги страдали многими че-

ловеческими слабостями и даже пороками. Боги греческого Пан-

теона, олицетворяя силы природы, творческие способности чело-

века и различные виды его деятельности, не обладали в глазах

людей исключительным нравственным авторитетом, властью

над их поступками. В религии греков над людьми, а иногда и

над богами господствует слепой и неотвратимый Рок. Не за-

ключая в себе никакого этического смысла, он служил олицет-

ворением тех сил и закономерностей, над которыми люди не

имели власти. Кроме того, языческая (олимпийская) религия в

отличие от орфико-пифагорейской ничего утешительного не обе-

щала после смерти: загробного блаженства и т. п. Мифы греков

были связаны главным образом с явлением жизни и жизнедея-

тельности (Дике-Справедливость, Афина-Мудрость и т. д.).

Христианские же мифы с самого начала своего распростране-

ния явились мифами спиритуалистическими, мифами о сверхъ-

естественном, о спасении бессмертной души, о преображении и

чуде как прорыве (преодолении) слепой необходимости и без-

личной закономерности. В период, когда античное общество пе-

реживало острый социальный и духовный кризис, эти мифы о

спасении показались панацеей от всех бедствий. Религиозные

искания и мистические настроения, охватившие низы греко-

римского общества, захлестнули и верхние его слои. В сложив-

293

шейся обстановке не в состоянии были сохранить трезвость мы-

шления и многие ясные головы. Таковой оказалась духовная

атмосфера, благоприятствовавшая торжеству христианства.

Античная рационалистическая философия не смогла устоять

против натиска антиинтеллектуализма нового религиозного

мышления, ставящего 'вместо разума и лопики ,веру в сверхъес-

тественное и культ. Античный рационализм не сумел овладеть

стихийным фактором, действующим в истории. По мнению ан-

глийского ученого Доддса, специально исследовавшего этот воп-

рос, <...люди, создавшие впервые европейский рационализм, ни-

когда не были-вплоть до века эллинизма-<просто> рацио-

налистами: они глубоко и отчетливо представляли себе силу,

разительность и опасность иррационального. Но они могли опи-

сать то, что происходило подспудно, подсознательно, только ми-

фологическим или символическим языком; они не имели средств

понять то, что происходило, еще менее-контролировать его. И

в век эллинизма слишком многие из них сделали роковую ошиб-

ку, считая, что они могут игнорировать это> (128, 254).

По мнению Доддса, утрата политической независимости гре-

ческими полисами могла <обескуражить интеллектуальную прак-

тику>, но это обстоятельство не было определяющим фактором

падения греческого рационализма. Английский ученый видит

главную причину падения греческого рационализма и античного

мира вообще в том, что дешевый труд рабов сделал невозмож-

ным развитие <солидной технологии>.

Разумеется, отсутствие <солидной технологии> сыграло свою

роль, но и высокая технология сама по себе не решает еще об-

щественных конфликтов и социальных кризисов. Напротив, вы-

сокая технология с ее <обществом массового потребления>, ори-

ентируя человека на удовлетворение преимущественно матери-

альных потребностей, может явиться источником <кризиса ду-

ха>, как это наблюдается на примере современного Запада. К

тому же известно, что Древний Рим на почве завоеваний новых

территорий, грабежа и эксплуатации провинций (которая слу-

жила своего рода <технологией> и довольно успешно заменяла

ее) создал среди господствующего класса прообраз современно-

го <общества массового потребления>.

Решающий фактор падения греческого рационализма и ан-

тичной цивилизации вообще надо искать во всей совокупности

экономических и социально-политических противоречий класси-

ческого греческого и греко-римского общества. Это, разумеет-

ся, не исключает, а, напротив, предполагает иные (идейно-пси-

хологические, религиозно-этические, художественно-эстетические

294

и т. п.) факторы, обусловившие замену античного миросозерца-

ния христианским жизнепониманием. В самом деле, усиление

классовых противоречий между бедными и богатыми граждана-

ми, между рабами и рабовладельцами в последние века антич-

ного общества, потеря греческими полисами своей независимо-

сти, отстранение граждан от политических проблем, замыкание

гражданина в сферу ограниченных личных интересов и все воз-

растающее равнодушие гражданина к общественно-политиче-

ским вопросам - все это усиливало иррационалистические, ан-

тиинтеллектуалистические, религиозно-мистические тенденции

в общественно-политической и духовной жизни общества. Полис

был основой греческой IH вообще античной культуры. С падением

полиса падает и сама античность.

2. Торжество христианства. В период Римской империи про-

исходило смешение верований и культов различных народов.

Наряду с римскими богами, в это время фактически слившими-

ся с аналогичными греческими божествами, почитались и неко-

торые восточные культы (Исиды, Митры и Др.). Политеистиче-

ская греко-римская религия с ее застывшими и устаревшими

культами не в состоянии была 0'бразовать единую религию, обя-

зательную для всех народностей обширной империи. Безуспеш-

ной оказалась и предпринятая в этом направлении попытка

римских .властей создать всеобщий государственный культ цар-

ствующего императора наряду с признанием культа римских бо-

гов и почитанием главных божеств основных провинций. Такого

рода эклектическая <мировая религия> с ее конгломератом

богов и механически созданным Пантеоном могла играть

какую угодно роль (развлекательную или чинопочитательную),

но только не объединяющую. Христианство явилось к тому

времени единственной религией, обращенной <ко всему чело-

вечеству>,

Гонения на христиан не могли помешать утверждению и рас-

пространению их религии, резко противопоставленной всем ан-

тичным (языческим) культам. Гонения по религиозным моти-

вам были опасными до тех пор, пока они исходили <снизу>, со

стороны основной массы римского общества. Когда же гонения

<снизу> ослабли и началось (особенно в III в.) преследование

христиан <сверху>, со стороны императорской власти по поли-

тическим мотивам, то это уже не представляло для них боль-

шой опасности. Преследование <сверху> не подорвало, а, на-

против, укрепило влияние христианства, способствовало его рас-

пространению. К тому же реалистически настроенным чиновни-

кам Римской империи христианство импонировало своей лояль-

295

ностью к властям (<всякая власть от бога>), проповедью сми-

рения и покорности.

Эта проповедь, не будучи просто призывом к смирению и

покорности перед власть имущими, а, напротив, своеобразной

формой протеста (даже <бунта>) против них, способствовала

тем не менее распространению среди эксплуатируемых и обез-

доленных масс настроения отречения от <мира сего>, то есть

того же смирения и покорности, но провозглашенного уже в ка-

честве духовной победы, в качестве спиритуалистического прео-

доления мира зла и несправедливости. Это и понятно: резко

противопоставив земным сокровищам духовные и объявив ду-

ховные (религиозно-этические) ценности единственными ценно-

стями, христианство призывало смиренно переносить самые тяж-

кие лишения и испытания, обещая в награду загробное блажен-

ство. К тому же проповедь смирения и покорности заключала

в себе возможность различной ее интерпретации: <Если для од-

них проповедь смирения означала осуждение мира зла и не-

справедливости, глубокое неверие в возможность его совершен-

ствования, безразличие к 'нему, доходящее до полной 'покорно-

сти его законам, возможность внутреннего освобождения, не за-

висящую от положения в обществе, то другие обращались к

этой же проповеди, чтобы требовать безоговорочного подчине-

ния существующим властям> (107, 359).

Понятно, какое из названных истолкований оказалось прием-

лемым для власть имущих. В начале IV в. христианство, объяв-

ленное официально дозволенной религией, созвало (325 г.) свой

первый Вселенский (Никейский) собор.

Притягательной силой новой религии явилось то, что она да-

вала основным массам римского общества хотя иллюзорную,

но все же опору среди всеобщего кризиса и царящего в об-

ществе произвола, в атмосфере неуверенности и разъедающего

скепсиса в философии. Располагала к себе и практика христи-

анских общин, бытовавшая в них атмосфера братства и взаимо-

помощи, чувство долга и духовного подъема. И даже непрере-

каемость догматов казалась по крайней мере более полезной,

да и спасительной IB эпоху, когда изящные доказательства отно-

сительности истины и неразрешимости любого вопроса бытия

являлись (хотя зачастую горьким и невольным) <развлечением>

философов-скептиков и человек, мучимый физически и мораль-

но противоречиями жизни, не находил в традиционной филосо-

фии ответа на важнейший вопрос: <Как жить?>

В отличие от языческого миросозерцания и греческой фило-

софии, которые стремились создать законченную систему миро-

296

здания и определить место человека в нем, христианство, огра-

ничившись в отношении картины мира наивными библейскими

представлениями и космологией Птолемея, в своем стратегиче-

ском обращении <ко всему человечеству> сосредоточило внима-

ние на морально-этических проблемах, на нравственном начале

в человеке как на главном условии сохранения им своей лич-

ности. Христианство призвало человека глубже заглянуть в се-

бя и осознать себя духовно-личностным существом, свобод-

ным от внешнего миропорядка.

Заострив внимание на сложившихся ранее общечеловеческих

моральных принципах, которые в период падения Римской рес-

публики и правления римских императоров были практически

попраны и заменены принципом <человек человеку-волк>,

христианство стало проповедовать миролюбие, доброту, ужив-

чивость и любовь к ближнему. Одновременно апостолы христи-

анства провозгласили ряд практически (в рамках всего обще-

ства) невыполнимых нравственных норм, таких, как непротив-

ление злу, любовь к врагу, всепрощение, аскетизм и т. п. Чрез-

мерность этих норм носила полемический характер и была свя-

зана как с остротой противоречий, накопившихся в обществе,

так и с логикой непримиримой идеологической борьбы христи-

анства против язычества и древних нравственных принципов

вообще. Так на том основании, что древние правила типа <око

за око> не привели к установлению справедливости и не отвра-

тили людей от зла, ставка была сделана на принципы, диамет-

рально противоположные. Усмотрев источник чудовищного мо-

рального разложения правящих классов, тлетворно повлиявшего

на все римское общество, в культе чувственных наслаждений и

вообще <греховной> природе человека, апостолы христианства

выставили активной антитезой гедонисту и проститутке идеал

аскета и непорочной девы. Античному пониманию человека как

гармонически сочетающего духовное и чувственное начало они

противопоставили понимание личности как чисто духовного су-

щества. Исходя из своего идеала и своего понимания личности,

христианство подвергло решительной критике образ жизни все-

го римского общества и все античные идеалы.

Предпринятая христианским духовенством кампания против

язычества и. всей античной культуры приняла интенсивный ха-

рактер с момента, когда новая вера, став государственной ре-

лигией, почувствовала свою силу. В ходе этой кампании, отли-

чавшейся крайним фанатизмом и нетерпимостью, беспощадно

уничтожались рукописи <языческих> авторов, гибли многие про-

изведения античного искусства. В результате погрома, устроен-

297

ного толпой фанатиков-христиан (391 г.), погибло богатейшее

собрание рукописных книг древности-Александрийская биб-

лиотека. Лучшие традиции и непреходящие ценности античности

были на тысячелетие похоронены для Европы.

Одновременно христианское духовенство вело ожесточенную

борьбу и с внутренними еретическими течениями, зародившими-

ся еще во времена апостолов. Большинство этих течений, за ис-

ключением сверхортодоксальных, склонных к патологическому

изуверству, так или иначе выражали социальный или интел-

лектуальный протест против официальной церкви, которая, свя-

зав себя с государственной властью, все более переходила на

охранительные позиции. Протест христианского сектантства, сво-

дившийся в основном к требованиям возродить и очистить от

официальных, охранительных и чуждых наслоений евангельские

и первоапостольские взгляды, принимал различные (вплоть до

вооруженных столкновений) формы, однако, вращаясь в нрав-

ственной сфере, не привел и не мог привести к заметным соци-

альным переменам. К тому же в <Евангелии> (см. от Матвея>

гл. 5, ст. 27-28) намерение приравнивается к деянию.

Исключительный догматизм, свойственный христианству, как

и всякой религии, основанной на монотеизме и откровении, уси-

ливался по мере укрепления церкви, в ходе ее борьбы за без-

раздельное господство. Непримиримая борьба против язычества>

ересей и всякого инакомыслия, объявленная христианством, за-

ставляла последователей новой веры (во имя достижения быст-

рых побед и привлечения на свою сторону большинства) проти-

вопоставлять крайности крайность, упрощать и вульгаризиро-

вать не только идеи противной стороны, но и свои собственные.

Это противопоставление крайностей, упрощение и вульгариза-

ция облегчали проблему выбора и создавали психологическую.

атмосферу, исключавшую возможность выхода за пределы пред-

ложенной альтернативы. Создание <осадного> положения (по

принципу <кто не со мной, тот против меня>) в период торже-

ства христианства диктовалось также задачей сохранения мо-

нолитности рядов. Эту задачу христианское духовенство решало

путем пресечения дискуссий по спорным вопросам и осуждения

инакомыслия. Однако сравнительно легкое достижение ближай-

ших задач, таких, как обращение в христианскую веру большей

части населения, установление господства и сохранение единст-

ва своих рядов за счет канонизации (догматизации) победив-

ших идей, в дальнейшем обернулось против христианства и его

вероучения.

Христианская религия, провогласив тезис о первенстве веры

298

перед разумом, оказалась неспособной к творческому развитию;

церковь стала силой, враждебной общественному развитию.

Оно и понятно: вероучение, по самой сути тяготевшее к догма-

тизму, облеченное властью, оказалось неспособным к внутрен-

нему развитию. Неизбежным последствием тезиса о первенстве

веры перед познанием оказались теократия, преследование сво-

бодной мысли, инквизиция и практика аутодафе. Церковь ста-

ла земным (к тому же деспотическим) государством, а между

тем она объявляла себя учреждением <не от мира сего> *. Цер-

ковь и христианское учение не выдержали наиболее ответствен-

ного и сурового в историческом аспекте испытания-испыта-

ния властью.

* Расхождению слова и дела и <перерождению> церкви способствовали

также ригс;шзм и чрезмерность нравственных норм, предъявляемых хри-

стианством. На практике эти нормы не соблюдались не только в широких

мирских, но и в узких церковных кругах. Тем не менее они оставались в

числе официально освященных и проповедуемых. Такое расхождение между

словом и делом имело пагубные последствия для общества: среди людей

практичных и честолюбивых это приводило к демагогии, показному благо-

честию и ханжеству, а среди людей совестливых и искренне верующих -

к глубоким духовным кризисам, массовой истерии, которыми исключительно

богата история средневековья.

В массе же народа такое расхождение начинало рассматриваться как

<нормальное> положение вещей, как обычное явление жизни. Расхождение

между проповедуемой нормой и негласно одобряемой практикой способство-

вало распространению настроений цинизма и пессимизма, создавало преце-

дент к несоблюдению действительно положительных и практически выпол*

нимых норм.

КРАТКИЕ ВЫВОДЫ

1. Общественно-экономической основой греческой культуры

периода ранней классики явился преимущественно труд свобод-

ных граждан, который в этот период не был еще вытеснен тру-

дом рабов. Социально-политической предпосылкой развития и

расцвета греческой культуры явилась полисная демократия. С

падением античного полиса падает и сама античная культура.

2. Миф есть особый тип мироощущения, специфическое чув-

ственное представление о явлениях действительности, возникшее

в древнейшие времена. В мифологии отразились чаяния и меч-

ты людей, запечатлелись их представления о мире и самой жиз-

ни. Познание сопровождает миф, но не составляет его первич-

ного ядра: сущность мифа не в объяснении, а в объективирова-

йии субъективных впечатлений и переживаний, при котором

продукты воображения как результат этого объективирования

принимаются за подлинные реальности внешнего мира. Отож-

дествляя воображаемое с реально существующим, идеальное с

материальным, субъективное с объективным, миф преодолевает

действительность в образах фантазии. Чувство единства (сопри-

частности) с силами природы и овладение ими в воображении

сплачивало первобытный коллектив, активизировало его дея-

тельность.

3. С возникновением эпоса и поэзии мифологическое отож-

дествление превратилось в художественное сравнение. Эпиче-

ское сравнение есть один из элементов того нового, что Гомер

внес в мифы, легенды, в предания старины вообще. Гомеровские

сравнения явились не только средством художественно-эстети-

ческого освоения мира, но и оружием его познания, способом

самопознания и установления человеком своего места в окру-

жающей его действительности. Из художественных сравнений

впоследствии возникли первые научные (натурфилософские)

аналогии.

4. В <Теогонии> Гесиода, как и в мифологии, мир уподобля-

ется универсальной (космической) родовой общине: отношения

между природными явлениями, олицетворяемые в образах бо-

300

гов, приравниваются к отношению между людьми в родовом

коллективе. Возникновение богов, которое одновременно явля-

ется возникновением мира, в тео-космогонии рассматривается

как результат половых отношений, актов зачатия и рождения.

Вместе с тем в <Теогонии> Гесиода намечается сдвиг от пред-

ставлений о половых отношениях к представлениям натурфи-

лософского порядка, в частности смутно высказывается мысль

об общем и первоначальном, о чем-то субстанциональном, ко-

торое получило название Хаоса.

5. Переход от теогонии к натурфилософии был обусловлен

общим социальным развитием античных полисов и переносом

центра внимания с олимпийских богов как главных действую-

щих лиц в мировых событиях на изучение явлений природы и

на поиски <архэ> всех вещей, определяющую <меру> всего су-

ществующего, <порядок> всего происходящего.

Замена обычая (неписаных норм) законом в общественно-

политической жизни греческих полисов отразилась в новом ми-

ровоззрении, которое стало рассматривать отношения между

природными явлениями не по аналогии с наглядными кровно-

родственными отношениями в родовом коллективе, а по <мо-

дели> абстрактных и безличных норм в полисе.

6. Генезис греческой философии, явившийся процессом пе-

рехода от мифологического образа к отвлеченному понятию, от

мифа к логосу, в значительной степени определил специфику

античной философии, ранней в особенности:

а) Раннегреческой философии присуща специфическая кон-

цепция пер'во'начала вещей. Греческие натурфилософы расходят-

ся в понимании <первоначала> (архэ) всех вещей и всеобщего

миропорядка, но все они сходятся в том, что первоначало-это

не мертвое вещество ил;и инертная материя, а природная сти-

хия-живое и активное начало, формирующее и регулирующее

мировые процессы. Апейрон Анаксимандра <правит всем>, все-

управляющий <вечно-живой> огонь-логос Гераклита определяет

мировой строй вещей и <меру> всех превращений. Идея об

<архэ>, предполагающая наличие в мире всеобщего 'и сохраня-

ющегося начала, явилась необходимым условием становления

философского <логоса>, античной <теории>.

б) В <теории> греческих философов, ранних в особенности,

тесно связаны наглядный образ и отвлеченное понятие, живое

созерцание и абстрактное мышление, чувственно-интуитивные и

рационально-логические моменты познания. <Теория> составля-

ет одну из характерных черт древнегреческой философии, суще-

ственно отличающих ее от философских учений нового времени.

301

в) Другой характерной чертой раннегреческой философии

-является гилозоизм, пантеизм и антропоморфизм (социомор-

физм). Это как результат сохранения некоторых существенных

элементов дофилософских форм сознания, так и продукт спе-

цифически античного (космолого-пантеистического, нравствен-

но-правового и художественно-эстетического) воззрения на мир

как на космос. Названные особенности сказались на решении

вопроса о соотношении материального и идеального.

г) В раннегреческой философии основной вопрос философии

ставился еще не как вопрос об отношении духа к материи (что

первично-дух или материя?), а как вопрос о том первонача-

ле, из которого возникают все вещи и в которое они со време-

нем превращаются.

7. Сделав предметом своих наблюдений и размышлений яв-

.ления природы, милетские натурфилософы совершили скачок от

мифа к логосу, от мифо-теогонических представлений к теоре-

тическому (<теорийному>) мышлению. Первые греческие мыс-

лители стали на путь научного познания мира. Фалес, уподо-

бивший Землю плоскому диску, и Анаксимандр, уподобивший

Землю цилиндру, начертивший карту известного ему мира и

выдвинувший <безумную> идею о том, что Земля ни на чем не

держится, парит в воздухе, были первыми греческими учеными,

использовавшими модельные представления, основанные на

сравнениях и аналогиях. В учениях милетцев заметен сдвиг

от вопроса о том, как возник мир и миропорядок, к вопросу о

том, каков миропорядок и каковы его закономерности.

8. Пифагор и его школа, взявшие за первоначало всего аб-

С7рактно-мыслимое и наглядно-представляемое число, не выхо-

дят за пределы общего круга натурфилософских проблем, при-

сущих философам милетской школы. Древние пифагорейцы в

своем учении сочетают науку и религию, рационально-научное

понятие с иррациональным религиозно-мифологическим обра-

зом, математическую ясность мышления с религиозной мисти-

кой, в частности с числовой мистикой. Истоки орфико-пифаго-

рейского учения о переселении душ восходят к культу Диони-

са. Число ранних пифагорейцев-это не просто абстрактная

количественная величина, а такая величина, которой присуще

качество, свойственны черты <живого существа> - активного и

формирующего начала.

9. Образно-понятийный стиль Гераклита тесно связан как

с содержанием развиваемого им учения о противоречивой сущ-

ности вещей, так и с неисчерпаемыми богатствами народного

языка. Гераклит использовал также стиль орфических и элев-

302

синских мистерий. Гераклитовский логос, чувственно восприни-

маемым аналогом которого явился <вечно-живой> и космичес-

кий огонь, представляет собой <скрытый> строй объективного и

субъективного мира явлений. Идея <логоса> явилась результа-

том критики <мяфоса>. У Гераклита идея о постоянстве всего>

выражена не менее ярко, чем идея о всеобщем изменении.

10. Своим учением о едином, вечном и чуждом атропомор-

физма <боге> Ксенофан повлиял на Гераклита и Парменида,

способствовал переносу внимания с вопроса о происхождении

мира на вопрос о его существовании. Ксенофан первым указал

на различие между <истиной> и <мнением>.

11. В поисках постоянного и неизменного (субстанции) в

мире Парменид пришел к идее о едином, неизменном и само-

тождественном бытии, доступном лишь рационально-логическо-

му мышлению, и многообразном мире ускользающих от мысли-

подвижных и изменчивых вещей. Парменидовское бытие пред-

ставляет собой материально-идеальное бытие (<нечто>). В от-

личие от апейрона Анаксимандра и логоса-огня Гераклита еди-

ное бытие Парменида менее вещественно, более абстрактно^

<Путь истины>, основанный на рациональном мышлении, ве-

дет, согласно Пармениду, к подлинному бытию, а <путь мне-

ния>, основанный на чувственных данных, ведет к миру види-

мости или кажимости, который, однако, является не миром не-

бытия, а таким миром, реальность которого относительна.

12. Апории Зенона показывают, что представления о бытии,

движении, пространстве и времени, допускающие их прерыв-

ность или, напротив, их непрерывность, приводят к неразреши-

мым проблемам (парадоксам). Современная физика сталкива-

ется с подобного же рода парадоксами. Апории Зенона знаме-

нуют окончательное утверждение понятийного мышления.

Краткая формула. Становление философской мысли на са-

мостоятельный путь развития явилось процессом перехода от

мифа к логосу, от мифологического отождествления к худо-

жественному сравнению и от художественного сравнения к на-

учной аналогии и отвлеченному понятию. В учениях ранних

греческих философов чувственный образ и отвлеченное понятие-

связаны между собой, составляют <теорию>. Раннегреческим-

философам чужд дуализм мышления и бытия, субъекта и объ-

екта, общего и конкретного. Элейцы, ставшие на путь рацио-

нального постижения мира и открывшие <чистый разум>, стол-

кнулись с трудностями, выраженными в апориях Зенона.

СПИСОК ЦИТИРОВАННОЙ

И ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

(Античные авторы даются в тексте)

1. Маркс К.. и Энгельс Ф. Сочинения, изд. 2.

2. Маркс К. и Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956.

3. Энгельс Ф. Статьи. Письма 1838-1'845. М., 1940.

4. Ленин. В. И. Полное собрание сочинений.

5. Аверинцев С. С. Новый завет.- Философская энциклопедия, т. 4.

Ул.> f 1 "дЬ/.

6. Агости Э. Я. Возрожденный Тантал. М., 1969.

7. Арзаканян Ц. Г. К вопросу о становлении истории философии как

науки,-<Вопросы философии>, 1962, ь 6.

8. Асмус В, Ф. История античной философии. М., 1965.

9. Ахманов Л. С. Логическое учение Аристотеля. М., 1960.

10. Ахундов М. Д. К вопросу о математическом атомизме Демокрита-"

<Философские науки>, 1970, ь 4.

11. Батищев Г. С. К вопросу об условиях познания диалектического

противоречия,- <Философские науки>, 1964, ь 6.

12. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений в 13 томах. М.,

13. Бергер А. К. Политическая мысль древнегреческой демократии. М.,

1966.

14. Боннар А. Греческая цивилизация, т. I. М., 1958.

15. Борн М. Физика в жизни моего поколения. М., 1963.

16. Бродов В. В. Комментарии к <Ригведе>.- В кн.: <Древнеиндийская

философия. Начальный период>. М., 197S.

17. Вельскопф Э. X. Идея общественного прогресса в древности. М., 1970

(XIII Международный конгресс исторических наук).

-J8) Войшвилло Е. К. Еще раз о парадоксе движения, о диалектических

и формально-логических противоречиях.-'<Философские науки>, 1964, ь 4.

19. Вундт В. Миф и религия. СПб., 1913.

.,20. Гегель. Г. В. Ф. Сочинения в 14 томах. М.-Л., 1929-1959.

(J^. Гейзенберг В. Физика и философия. М., 1963.

22. Герое Б. К вопросу о включении рабов в римское войско при Авгус-

те.-Сб. <Античное общество. Труды конференции по изучению проблем

античности>. М., 1967.

23. Гомперц Т. Греческие мыслители, т. 1-2. СПб., 1911-1913.

24. Горский Д. П. Проблемы общей методологии наук и диалектической

логики. М., 1966.

25. Гулыга А. В. Пути мифотворчества и пути искусства.-<Новый мир>,

1969, ь 5.

26. Данелиа С. И. Древние пифагорейцы.-<Труды Института философии

АН Гр. ССР>, ь X. Тбилиси, 1961.

JJ. Дмитриева Н. А. Изображение и слово. М., 1962.

ОЖ- Драгун Б. А. В чем противоречивость механического движения.-

<Философские науки>, 1964, ь 1.

29. Дынник М. А. Диалектика Гераклита Эфесского. М., 1929.

30. Зелинский Ф. Ф. Древне-греческая религия. Пг., 1918.

31. Зелинский Ф. Ф. Древне-греческая литература эпохи независимости,

ч. 1. Пг., 1919.

^32'^ Ильенков Э В К вопросу о противоречии в мышлении.- <Вопросы

философии>, 1957, ь 4.

304

33. <История философии>, т. I. М., 1940.

34. <История философии>, т. I. М., 1957.

36. Каракулаков В. В. Первые греческие философы о роли языка в

познании.-<Вопросы филологии. Ученые записки Душанбинского государ-

ственного педагогического института им. Т. Г. Шевченко>, т. 40, серия фило-

логическая, выпуск 16. Душанбе, 1963.

36. Карелин М. С. Падение античного миросозерцания. СПб., 1901.

37. Кессиди Ф. X. Диалектика и материализм в философии Гераклита

Эфесского.- <Вопросы философии>, 1953, ь 5.

38. Кессиди Ф. X. Демократия, рационализм и материализм в античном

мире.-<Вестник истории мировой культуры>, 1958, ь 5.

39. Кессиди Ф. X. Религиозное свободомыслие и атеизм в Древней Гре-

ции.- <Философские науки>, 1962, ь I.

40. Кессиди Ф, X. Философские и эстетические взгляды Гераклита Эфес-

ского. М., 1963.

41. Кечекьян С. Ф. Учение Аристотеля о государстве и праве. М.-Л., 1947.

J ^.Колмогоров А. [Н.} Автоматы и жизнь.-Сб. <Возможное и нeвoз^

можное в кибернетике>. М., 1963.

43. Колобова К. М. Древний город Афины и его памятники. Л., 1961.

44. Кальман Э. История математики в древности. М., 1961.

45. Кох Г. Марксизм и эстетика. М., 1964.

46. Кубицкий А. В. Примечания.- В кн.: Аристотель. <Метафизика>.

М.-Л., 1934.

^/ 47) Кузнецов Б. Г. Эйнштейн. М., 1963.

48. Левада Ю. А. Историческое сознание и научный метод.- Сб. <Фило-

софские проблемы исторической науки>. М" 1969.

49. Леви-Стросс К. Структура мифов.-<Вопросы философии>, 1970, ь 7.

50. Ленцман Я. А. Рабство в микенской и гомеровской Греции. М., 1963.

51. Лессинг Г. Э. Лаокоон, или О границах живописи и поэзии. М.,

1957.

52. Лосев А. Ф. Эстетическая терминология ранней греческой литерату-

ры.-<Ученые записки кафедры классической филологии Московского Госу-

дарственного педагогического института им, В. И. Ленина>, т. LXXIII. вы-

пуск 4. М., 1954.

53 Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М.,

1957.

54. Лосев А. Ф. Послесловие,-В кн.: Дж. Томсон. Исследования по

истории древнегреческого общества, т. II. Первые философы. М., 1959.

55. Лосев А. Ф. Гомер. М.. 1960.

56. Лосев А. Ф. История античной эстетики (ранняя классика). М., 1963.

57 Лосев А Ф История античной эстетики (софисты, Сократ, Платон).

М., 1969.

58. Лурье С. Я. Очерки по истории античной науки. М.-Л., 1947.

59. Лурье С, Я. Демокрит. Л., 1970.

60. Ляховецкий Л. А. Несколько слов о Гераклите.-<Философские

науки>, 1962, ь 1.

61. Маковельский А. О. Понятие о душе в Древней Греции. Посвящает-

ся проф. Е. А. Боброву.- Сб.: <Харитес>. Варшава, 1918.

62. Маковельский А. О. Досократики, ч. 1-^3. Казань, 1914-1915, 1919.

63. Маковельский А. О. Древнегреческие атомисты. Баку, 1946.

64. Маковельский А. [О.] Анаксимен.-<Философская энциклопедия>,

т. I, 1960.

65. Маркиш С. П. Античность и современность.-<Новый мир>, 1968,

ь 4.

305

66. Мелетинский Е. Л. Происхождение героического эпоса М 1963

67. Михайлова Э Н Чанишев А. Н. Ионийская философия.'М" 1966.

68 Муравьев С. Н. Каким было начало сочинения Гераклита Эфесско-

го!' (Опыт реконструкции).-<Вестник древней истории>, 1970 ь 3

69. Нарекай И. С. К вопросу о субъективных и объективных противо-

речиях движения.-<Философские науки>, 1964,'ь 1.

70. Науменко Л, К. Монизм как принцип 'диалектической логики. Алма-

Ата, I Убо.

71. Ницше Ф. Полн. собр. соч., т. I. М., 1912.

72. Новицкий О. Постепенное развитие древних философских учений

в связи с развитием языческих верований, ч. 1-4, Киев, 1860-1661

73. Овчинников В. А. О натурфилософии (<физике>) Парменида. По-

. свящается проф. Е. А. Боброву.-Сб. <Харитес>. Варшава, 1913.

-sJ .Г^Омельяновский М. Э. Диалектический материализм и проблема

реальности в квантовой физике.-Сб. <Философские вопросы современной

физики>. М., 1959.

\j 75.^ Омельяновский М. Э. Проблема элементарного и сложного в фи-

зике микромира.- <Вопросы философии>, 1965, ь 10.

76. Папазоглу Ф. К вопросу о преемственности общественного строя

в микенской и гомеровской Греции.-<Вестник древней истории>, 1961, ь 1.

77. Петров М. К. Предмет и цели изучения истории философии.-

. <Вопросы философии>, 1969, ь 2.

4 <78) Петров Ю. А. Три аспекта отображения движения в мышлении.-

<Вопросы философии>, 1965, ь 7.

79. Радциг С. И. Античная мифология. М.-Л., 1939.

80. Рлдциг С. И. История древнегреческой литературы. М., 1959.

^ 81. Рассел Б. История западной философии. М., 1959.

^Рейхенбах Г. Направление времени. М., 1962.

Сахарный Н. Л. <Илиада>. Разыскания в области смысла и стиля

гомеровской поэмы. Архангельск, 1957.

84. Сахарный Н. Л. Предисловие.-В кн.: <Эллинские поэты>, М., 1963.

85. Сергеев Л. С. Очерки по истории древнего Рима. М., 1938.

86. Сергеев В. С. История древней Греции. М" 1963.

87. Сергеенко М. Е. Простые люди древней Италии. М.-Л., 1964.

88. Сорель Ж> Размышления о насилии. М., 1907.

89. Токарев С. А. Что такое мифология? - В сб. <Вопросы истории ре-

лигии и атеизма>, вып. 10. М" 1962.

90. Томсон Дж. Исследования по истории древнегреческого общества,

т. II. Первые философы. М., 1959.

91. Топоров В. Н, К истории связей мифопоэтической и научной тра-

диции: Гераклит. - СР. <То Honor Roman Jakobson>. Paris, 1967.

92. Тренчени-Вальдапфель И. Мифология. М., 1959.

93. Трубецкой С. [Я.Ч Метафизика в Древней Греции. М,, 1890.

94. Уитроу Дж. Естественная философия времени. М., 1964.

95. Утченко С. Л. Античность и современность.-Сб. <Античное обще-

ство. Труды конференции по изучению проблем античности>. М., 1967.

96. Утченко С. Л., Дьяконов И. М. Социальная стратификация древ-

него общества. М., 1970.

97. Фейербах Л. Избранные философские сочинения, т. 2. М., 195о.

98. Францев Ю. П. У истоков религии и свободомыслия. М.-Л., 19о9.

99. Фрейденберг О. М. Происхождение эпического сравнения (на ма-

териале <Илиады>).-<Тпуды юбилейной научной сессии. Секция филоло-

гических наук>. ЛГУ, 1946.

100. Фюстель де Куланж. Гражданская община античного мира. М., l>o/.

306

101. Цехмистро И. 3. Апории Зенона глазами XX века.- <Вопросы фи-

лософии>, 1966, ь 3.

102. Чанышев А. Н. Эгейская предфилософия. М-, 1970.

103. Шибутани Т. Социальная психология. М., 1969.

104. Шишова Я. Л. Воззрения древних греков на порабощение элли"

нов.-В кн.: <Рабство на периферии античного мира>. Л., 1968.

105. Штаерман Е. М. Расцвет рабовладельческих отношений в РИМСКОЙ

республике. М., 1964.

106. Штаерман. Е. М. Античность в современных западных историко-

философских теориях.-<Вестник древней истории>, 1967, ь 3.

107. Штаерман Е. М., Трофимова М. К. Рабовладельческие отношения

,в ранней Римской империи (Италия). М., 1971.

^ ЮЙР Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики. М., 1965.

109. Эренбург Я. Г. Собрание сочинений в 9-ти томах, т. 6. М.>

1962-1967.

110 Яновская С. [Л]. Зенон Элейский.-Философская энциклопедия,

т. 2. М., 1962.

111. Яновская С. Л. Преодолены ли в современное науке трудности>

известные под названием <Апорий Зенона>?-Сб. <Проблемы логики>.

М., 1963.

112. Ярхо В. Н. Проблема ответственности и внутренний мир челове-

ка,-<Вестник древней истории>, ь 2, 1963.

113. A critical history oi western philosophy. Ed. by D. J. 0 Connor.

London, 1964.

114 Aygere Markoy. Kritika - Aisthetika - Ideologika, 1959.

115. Ajdukiewicz К. Ober Fragen der Logik- <Deutsche Zeitschrift fur

Philosophic>, 1956, N 3.

116. Banu I. Heraclit din Efes. Bucuresti, 1963.

117. Belkoy Th. A. Esoterikos kai exoterikos chores ston Herakleito-

^poc^s,^^ J' ^ -r^g vision of Parmenides.- <Philosophical review>..

N. Y., 1943, vol. LII, N 6.

119. Booth Н. В. Were Zeno's arguments a reply to attack upon Parmem-

des? - <Phronesis>. Assen, 1957, vol. 2, N 1. .

120. Booth Н. В. Were Zeno's arguments directed against the Pythago-

reans?- <Phronesis>. 1957, vol. 2, N 2. .

121. Boussoulas N. Les Pythagoriciens- <Revue de Metaphysique et de

Morale>. Paris, 1959, N 4. . , " , ..,

122. Brunschvicg L. La role du pythagoreisme dans 1 evolution des idees.

Paris, 1967.

123 Burnet !. Early Greek Philosophy. London, 1920.

124. Chalmers W. R. Parmenides and the beliefs of mortals-<Phrone-

sis>, 1960, vol. 5, N 1. , - .- -

125. Classen С. /. Anaximander-<Hermes>, 1962, Bd. 90. Н. 2.

126. Cornford F. М. Principium Sapientiae. Cambridge, 1952.

127 Cuthrie W. Orpheus and Greek Religion. London, 1952.

128 Dodds Е. R. The Greeks and the irrational Berkley, 1951.

129. Finley М. J. Was Greek civilisation based on Slave Labour? - <Hi s-

""ТзО. Frenkel Н. ' Wege und Formen des fruhen griechischen Denkens

(Eine Heracleitische Denidorm). Munchen, 1960.

131. Gigon 0. Untersuchungen zu Herakleit. Leipzig, 1935.

132. Gusdorf G. Mythe et metaphysique. Paris, 1953.

307

133. Hoffman E. Die Sprache und archaische Logik.- <Heidelberger

Abhandlungen zur philosopie und ihrer Geschichte>, 1925.

134. Jaeger W. The Theology of the Early Greek Philosophers. Oxford,

1947.

135. loannide E. Herakleitos, glossa kai skepse. Athona, 1962.

136. Kirk G. S. Heraclitus. The Cosmic Fragments. Cambridge, 1954.

137. Kirk G. S. Natural change in Heraclitus.-<Mind>. Edinburg, 1951,

vol. 60, N 237.

138. Kirk G. S. and Stokes M. C. Parmenides' Refutation of Motion,-

<Phronesis>. 1960, vol. 5, N 1.

139. Kirk G. S. The Problem of Cratylus- <American Journal of Philolo-

gy>, 1951, vol. 72, N 287.

140. Kordafoy G. Historia tes archaias Hellenikes philosopheas. Athena,

141. Long A. A. The principles of Parmenides' Cosmogony.-<Phronesis>,

1963, vol. 8, N 2.

142. Matson W. J. The naturalism of Anaxymander.-<The Review of Me-

taphysics>. New Haven, 1953, vol. 6, N 3.

143. Nestle W. Griechische Qeistesgeschichte von Homer bis Lukian. Stut-

tgart, 1944.

144. Nestle W. Untersuchungen zur Religion, Dichtung und Philosophie der

Griechen. Stuttgart, 1948.

145. Papanoytsoy E. P. Gnosiologia. Athena, 1954.

146. Ramnoux Cl. Heraclite ou Fhomme entre les choses et les mots.

Paris, 1959.

147. Ramnoux Cl, Vocabulaire et structures de pensee archalque chez

Heraclite. Paris, 1959.

148. Reinhardt К. Heraklitea.-<Hermes>, 1942, Bd. 77, H. 3.

149. Sauvy A. Mythologie de notre temps. Paris, 1966.

150. Schadewaldt W. Von Homers Welt und Werk. Stuttgart, 1959.

151. Schwabi H. Hesiod und Parmenides.-<Rheinisches Museum fur

Philologie>, 1963, Bd. 106, H. 2.

152. Singh R. Heracleitos and the Law of Nature.- <Journal of the

History of Ideas>. N.-Y., 1963, vol. 24, N 4.

153. Snell В. The discovery of the mind. N.-Y., 1960.

154. Stokes M, С. Hesiodic and Milesian cosmogonies-II. <Phronesis>.

Assen, vol. 8, 1963, N 1.

155. Vernanf J.-P. Du Mythe a la Raison.-<Annales>. Paris, 1957, N 2.

156. Vernant J.-P. Les origines de la pensee Grecque. Paris, 1962.

157. Virieux-Reymond A. La formation de 1'idee de loi scientifique dans

FAntiquite.-<Revue philosophique de la Franse et de Fetranger>. Paris,

1953, N 3.

158. Vlasfos G. Theology and philosophy in early Greek thougt.-

<The Philosophical Quarterly>, Univ. of St. Andrews, vol. 2, 1952, N 7.

159. Vlastos G. On Heraclitus.-<American Journal of Philology>, 1955,

vol. LXXVI, 4, N 304.

160. Vogt J. Sklaverei und Humanitat im klassischen Griechentum.

Wiesbaden, 1953, N 4.

161. Wang Gungwu. The Uniqueness of Europe (as Seen by an Asian)

The Class gurtian between Asia and Europe. London, 1965.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

Авгерис M. 283

Аверинцев С. С. 34

Александр Македонский 292

Анаксагор 27, 286

Анаксимандр 4, 62, 100, 102-104,

113, 116, 117, 119-122, 124-

132, 136-138, 140-142, 147,158,

169, 212, 216, 242, 257, 279, 282,

284, 301-303

Анаксимен 4, 102, 117, 120-122, 130,

132, 137, 138

Аристарх Самосский 282

Аристотель 5, 11. 12, 14, 15, 22, 23,

30, 105, 110, 136, 140, 163, 164,

175, 179, 189, 199, 209, 210, 234,

237, 241, 244, 245, 251, 256, 262,

263, 266, 268, 269, 272, 273, 276,

289-291

Аристофан 98

Архилох 204, 226, 227

Афиней 6, 7

Ахманов А. С. 243

Аэций 230

Бассет С. 86

Батищев Г. С. 274

Белинский В. Г. 67

Вернет 105, 135

Борн M. 260

Бруншвиг Л. 162, 163

Брюгман А. 283, 284

Будин Дж. E. 249

Буссолас H. .169

Бут X. Б. 264

Ван Гун-у 283

Вейкос Ф. А. 218

Вентрис M. 63

Вересаев В. В. 65

Виндельбанд В. 105, 135

Винкельман И. 69

Властос Г. 216

Войшвилло E. К. 273, 274

Галанза П. П. 108

Галилей Галилео 282

Гегель Г. В. Ф. 169, 175, 199, 249,

274, 278

Гейзенберг В. 245, 260, 278

Гераклит Эфесский 19, 30, 31, 55,62,

72, 86, 92, 94, 100, 101, 125, 126,

.128, 132, 137, 150, 152, 170, 174-

208, 209-213, 215-222, 227, 229,

232, 238, 245, 249, 251, 257-261.

265, 276-281, 284, 287, 301, 303

Герман Ш. M. 5

Гермий 126

Геродот 63, 98

Герцен А. И. 93

Гесиод 5, 9. 25, 34, 72, 88, 98. 100-

103, 115, 117-123, 125, 183, 204,

212 224-226, 228, 232, 235,

236, 300, 301

Гсте И. В. 88

Гигон О. 192

Гиппократ 23, 135, 199

Гнедич Н. И. 65

Годер H. M. 5

Гомер 5, 9, 15, 25, 63, 64-82, 85-

101, '104, 125, 153, 187-189, 194,

195, 204, 206, 212, 224-228, 232,

238, 288, 300

Гомперц Т. 105, 135

Горгий 184, 286, 288

Горский Д. П. 271

Гофман Е. 180

Гулыга А. В. 60

Гюсдорф Ж. 57

Дальтон Дж. 282

Данелиа С. И. 164

Данте 88, 188

Демокрит 30, 31, 101, 108, 140, 152,

164, 171, 177, 245, 246, 248, 282,

286, 287

Демосфен 184

Дильс Г. 119, 254

Диоген из Синопа 269

Диоген Лаэртский (Лаэрций) 9,137,

230, 237, 238, 262, 268

Диодор 148

Диодот 21

Доддс Е. Р. 294

Достоевский Ф. M. 28

Драгун Б. А. 274

Дынник M. А. 255

Дьяконов И. M. 8

Еврипид 23, 100

Жуковский В. А. 65

309

Зелинский Ф. Ф. 68, 155

Зенон Элейский 125, 171, 172, 174,

223, 233, 234, 261, 273, 275-281,

285-287, 303

Иегер У. 180

Ильенков Э. В. 274

Иоанниди Е. 181, 187, 192

Исократ 20

Камю А. 55

Карелин М. С. 292

Карпушин В. А. 5

Кирк Г. С. 180, 190, 192, 194, 197,

198, 200, 308, 240

Климент Александрийский 230

Клисфен 16

Коперник Н. 123, 282

Коракс 184

Кордатос Я. 145

Корнфорд Ф. М. 103, 104, 127, 180

Кочетков Ф. К. 5

Кратил 239, 240. 251

Критий 28, 29

Ксенофан 30, 96, 116, 138. 206, 224,

228-232, 238, 303

Ксенофонт 6

Кубицкий А. В. 267

Кудрявцев О. В. 7

Лассаль Ф. 175

Левада Ю. А. 60

Леви.Стросс К. 42, 43, 45

Левкипп 164, 171, 245, 282

Лейбниц Г. В. 270

Ленин В. И. 36, 196, 264, 268, 290

Лессинг Г. Э. 188, 190

Ломоносов М. В. 282

Лосев А. Ф. 97, 109, 145, 158, 196,

222, 246

Лукиан 96

Лукреций (Тит Лукреций Кар) 30,

108

Лурье С. Я. 234, 288

Маковельский А. О. 119, 137, 250

Макробий 158

Марков А. А. 270

Маркс К. 4, 10, 11, 36, 48, 55, 59

Мелетинский Е. А. 54

Мелисс 233, 234, 240, 241, 244

Михайлова Э. Н. 129

Муравьев С. Н. 186

Мэтсон В. 105

Нарский И. С. 274

Нестле В. 96, 180

Нильссон М. 96

Ницше Ф. 155, 175

Норден Е. 180, 185

Ньютон И. 246, 270, 282

Олимпиодор 158, 159

Парменид 31, 119, 125 137, 172, 223-,

227, 231, 262, 264, 278-281,

284-286, 303

Паули В. 260

Перикл 10, 20, 29, 185

Петров М. К. 110

Петров Ю. А. 273, 274

Пиндар 97

Пирс Ч.272

Писистрат 154, 156

Пифагор 28, 31, 92, 100, 112, 138,

145, 147-153, 159-165, 171-

174, 212, 257, 302

Платон 14, 24, 28-30, 33, 55, 56, 59,

60, 66, 90, 109, 111, 119, 140,163,

170-172, 175, 176, 186, 199, 205,

206, 209, 231, 234, 240, 245, 248.

289-291

Полибий 204

Прокл 158, 159

Протагор 27, 286-288

Радциг С. И. 54

Рамну К. 181, 194, 208

Рассел Б. 151, 152, 155, 280, 293

Резерфорд Л. 260

Рейхенбах Г. 245, 247

Рейнхард К. 192

Рошер В. 160, 161

Сахарный Н. А. 74, 77, 225

Секс Эмпирик 207

Симпликий (Симплиций) 126, 247,

254, 263

Сингх Р. 209

Снелль Б. 44, 90, 97, 197, 228

Сови А. 58. 59

Соколов В. В. 5

Сократ 24, 27, 30, 100, 175, 289

Солон 9, 10, 13, 15, 16, 146, 147, 149

Софокл 13

Спиноза Б. 247

Стоке М. С. 240

Страбон 239

310

Таннери П. 135, 256

Тесий 184

Токарев С. А. 54

Толстой Л. Н. 189

Томсон Дж. 127, 145-148, 149, 168,

180, 184, 185, 220, 235, 238

Топич Э. 165

Топоров В. Н. 181

Тренчени-Вальдапфель И. 54

Утченко С. Л. 7, 8

Фалес 4, 30, 41, 61, 93, 102, 104, 105,

112 116, 117, 119, 126, 131,

132. 136-140, 152, 164, 257, 291,

302

Фейербах Л. 37

Феогнид 13, 149

Феодорит 230

Феофраст 209, 230, 257

Филолай 160, 170

Фялон Александрийский 195

Финли М. С. 8

Френкель Г. 196, 197, 255

Фукидид 7, 10, 19, 20, 30, 36, 63, 101,

184, 185,

Хабаров И. А. 5

Хайдеггер М. 284

Целлер Э. 105, 135

Церетели Г. Ф. 120

Цехмистро И. 3. 277

Чанышев А. Н. 5, 83, 129

Чельмерс У. 256

Чэдвик Дж. 63

Шадевальд В. 69, 87, 88

Шекспир 88

Шеффер Т. 96

Шибутани Т. 46

Шредингер Э. 260

Штаерман Е. М. 7

Эбериль В. И. 5

Эвклид 173

Эйнштейн А. 142, 143, 246, 247, 277

Эмпедокл 119, 184, 285, 286

Энгельс Ф. 13, 66, 94, 274

Эпикур 30, 108

Эренбург И. 57

Эсхил 181

Эсхин 184

Яновская С. А. 270, 271, 275

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение ....................... 3

Глава I. Методологические проблемы античной культуры ..... 6

Глава II. Миф и его отношение к познанию, религии и художествен-

ному творчеству ................. 39

Глава III. Миф и эпос. Мировоззрение Гомера ......... 63

Глава IV. Проблема происхождения греческой философии и переход

от образа к понятию ............... 102

Глава V. Ранний пифагореизм. Религия и наука ........ 144

Глава VI. 'Стиль Гераклита; его отношение к мифу и религии . . . 175

Глава VII. 'Диалектикажизни и бытия. Логос Гераклита ...... 209

Глава VIII. Единое бытие элейцев. Чистый разум и отношение мысли

к действительности ................ 224

Глава IX. Апории Зенона и современные проблемы логики и диалек-

тики ...................... 2.62

Заключение. Столкновение разума и веры ........... 286

Краткие выводы ..................... 300

Список, цитированной и использованной литературы ....... 304

Указатель имен ...................... 309

КЕССИДИ. ФЕОХАРИЙ ХАРЛАМПИЕВИЧ

ОТ МИФА К ЛОГОСУ

(СТАНОВЛЕНИЕ ГРЕЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ)