Августин Блаженный. О граде Божием. (Извлечения)

<…> Итак, всякого рода пользование временными ве­щами важно для приобретения земного мира во гра­де земном; а в граде небесном важно для приобрете­ния мира вечного. Так, если бы мы были животными неразумными, мы не желали бы ничего, кроме упо­рядоченного состояния частей тела и успокоения позывов, — ничего, кроме покоя плоти и удовлетво­рения желаний, чтобы мир тела споспешествовал миру душевному. Ибо отсутствие телесного мира мешает и миру неразумной души, так как она не мо­жет достигнуть успокоения позывов. Вместе же то и другое благоприятствует тому миру, который имеют между собою душа и тело, т. е. миру упорядоченной жизни и благосостояния. Как обнаруживают живот­ные свою любовь к миру телесному, когда избегают болезненных ощущений, и к миру душевному, когда для удовлетворения позывов следуют животной стра­сти; так, когда они избегают смерти, показывают с достаточной ясностью, насколько они любят мир, соединяющий взаимно душу и тело. Но поскольку человеку присуща разумная душа, то все то, что име­ет общего с животными, он подчиняет миру разум­ной души, чтобы то или другое обсудить умом и со­ответственно этому что-либо сделать, чтобы было у него упорядоченное согласие суждения и действия, которое мы назвали миром души разумной. Желать, чтобы его не беспокоили болезненные ощущения, не волновали потребности, не разрушала смерть, он должен для того, чтобы узнать что-либо полезное и соответственно этому познанию устроить свою жизнь и нравы.

А чтобы в самом стремлении к познанию не впасть по причине слабости человеческого ума в какое-либо гибельное заблуждение, он нуждается в божествен­ном наставлении, которому с уверенностью мог бы следовать, и в божественной помощи, с которою сво­бодно мог бы сообразовываться. И так как он, пока находится в этом смертном теле, странствует вдали от Господа, то ходит верою, а не видением (II Кор. V, 7); а потому всякий мир, тела ли, или души, или вмес­те тела и души, направляет к тому миру, который ус­тановился у человека смертного с Богом бессмерт­ным, чтобы быть в упорядоченном повиновении Ему в вере под вечным законом. А так как наставитель - Бог учит двум главным заповедям: любви к Богу и любви к ближнему, то в этих двух заповедях человек находит три предмета для своей любви: Бога, себя самого и ближнего; и тот, кто любит Бога, не заблуж­дается в любви и к самому себе; естественно также, что он заботится, чтобы и ближний любил Бога, — ближний, которого повелевается ему любить как са­мого себя. Такого рода заботы его о жене, детях, о домашних, обо всех людях, кого могут касаться; и такого же рода забот о самом себе желает он от дру­гих, если встречает в таких заботах нужду.

Таким путем он будет в примирении, насколько это от него зависит, со всяким человеком и с миром человеческим, т. е. упорядоченным согласием; поря­док же этот заключается, во-первых, в том, чтобы никому не вредить, а во-вторых, в том, чтобы прино­сить пользу, кому нужно. Итак, прежде всего ему предстоят заботы о своих домашних: они ближе и доступнее других его советам и попечениям в силу порядка природы, в силу порядка самого человечес­кого общения. Почему апостол и говорит: «Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного» (I Тим. V, 8). От­сюда возникает домашний мир, т. е. упорядоченное согласие относительно управления и повиновения сожительствующих. Управляют те, которые заботят­ся, как-тб: муж — женою, родители — детьми, госпо­да — рабами. Повинуются же те, о которых заботятся, как-то: жены — мужьям, дети — родителям, рабы — господам. Но в доме праведного, живущего верою и находящегося еще в странническом удалении от оно­го небесного града, и управляющие служат тем, кем, по-видимому, управляют. Ибо управляют они не из желания господствовать, а по обязанности заботить­ся, и не из гордого своего начальственного положе­ния, а из сострадающей предусмотрительности. <…>

Августин Блаженный. О граде Божием. М., 2000. – С. 1031-1033

Вопросы и задания к документу: