Реактивное сопротивление

Люди ценят чувство свободы и самостоятельности. Поэтому, когда социальное давление становится таким сильным, что ущемляет их чувство свободы, они зачастую восстают. Вспомним о Ромео и Джульетте, чья любовь только усиливалась из-за противодействия их семей. Или подумаем о детях, отстаивающих свою свободу и независимость, делая обратное тому, что им говорят родители. А потому родители, знающие об этом, предлагают своим детям выбор, вместо того чтобы давать определенные указания: «Пора мыться. Где ты будешь — в ванне или под душем?»

Теория психологического ^реактивного сопротивления», основанная на том факте, что люди действительно стремятся оградить от посягательств ощу­щение свободы, подтверждается экспериментами, показывающими, что попыт­ки ущемить личную свободу зачастую приводят к «эффек­ту бумеранга». Представьте себе, что кто-то останавливает вас на улице и просит подписать воззвание в защиту чего-то, мало вас интересующего. Пока вы колеблетесь, кто-то дру­гой заявляет вам, что «следует категорически запретить распространять и подписывать подобного рода воззва­ния». Теория реактивного сопротивления предсказывает, что столь грубые попытки ограничить вашу свободу на самом деле повышают вероятность того, что на бумаге по­явится ваша подпись. Когда Маделина Хейлман проводила этот эксперимент на улицах Нью-Йорка, именно такие результаты она получала. Клинические психологи иногда используют принцип реактивного сопротивления, приказы­вая сопротивляющемуся пациенту вести .себя так, как ему не следовало бы. Упираясь, пациент делает то, что от него нужно.

Реактивное сопротив­ление может проявлять­ся и в употреблении ал­коголя лицами, которым это запрещено. В Соеди­ненных Штатах, где не разрешено продавать ал­коголь лицам, не достиг­шим 21 года, исследова­ние 3375 студентов из 56 студенческих городков дало следующие резуль­таты. 25% студентов, чей возраст уже превышал 21 год, воздерживались от употребления спирт­ных напитков. Среди бо­лее молодых коллег эта цифра составляла 19%. Психологи Дэвид Хэнсон и Руфь обнаружили также, что только 15% старших против 24% младших студентов потребляли алкоголь в неумеренных дозах. Они полагают, что это свидетельствует о реактивном сопротивлении ограничениям. Кроме того, нельзя упускать также и влияние сверстников. Что касается алкоголя и наркотиков, именно сверстники дос­таточно сильно влияют на установки, доставая сам продукт и создавая соот­ветствующую обстановку для его употребления. Это помогает понять, почему студенты колледжей, вращающиеся в кругу своих сверстников, зачастую поощряющих употребление алкоголя, пьют больше, чем их ровесники вне колледжей. Реактивное сопротивление может разрастаться вплоть до социальных восстаний. Как и подчинение, восстание можно вызвать и наблюдать экспериментально. Вот что выяснили Уильям Гамсон, Брюс Файреман и Стивен Ритина, представляясь членами некой коммерческой исследовательской фирмы. Они при­глашали людей из городка, расположенного неподалеку от Мичиганского университета, в конференц-зал отеля для участия в «дискуссии о стандартах общественной жизни». Оказавшись там, участники узнавали, что дискуссия будет записываться на видеопленку по заказу большой нефтяной компании, пытающейся выиграть судебную тяжбу против управляющего местной запра­вочной станцией, который выступает против повышения цен на бензин.

В начале дискуссии практически каждый стоял на стороне местного управ­ляющего. Надеясь убедить суд, что общественность города настроена в пользу компании, «ее представитель» стал уговаривать все большее и большее коли­чество испытуемых высказаться в пользу его фирмы. Под конец он предло­жил каждому выступить против местного управляющего и просил подписать заявление, дающее компании право отредактировать видеозапись и использо­вать ее в суде. Время от времени выходя из комнаты, экспериментатор нео­днократно предоставлял собравшимся возможность обсудить готовящиеся не­справедливые действия и как-то отреагировать на них.

Большинство участников эксперимента восстали, возражая и сопротивля­ясь требованию фальсифицировать свои мнения в пользу нефтяной компа­нии. Они организовали даже специальные группы для противодействия всей акции, которые планировали обратиться в газеты, в бюро «За лучший бизнес», к адвокату или в суд.

Устроив небольшие социальные беспорядки, исследователи выяснили, как начинаются перевороты. Они обнаружили, что сопротивление окажется успеш­ным, если оно зародится почти сразу. Чем дольше группа будет уступать не­справедливым требованиям, тем труднее станет ей потом бороться за свободу. И должен быть кто-то, кто инициирует процесс, выразив зреющее у всех скры­тое недовольство.

Именно такие демонстрации реактивного сопротивления убеждают нас в том, что люди не марионетки. Социолог Питер Бергер нарисовал живописную картину:

«Мы видим, как марионетки танцуют на миниатюрной сцене, перемещаются туда и сюда, влекомые своими веревочками, и следуют сценарию, определяющему их скромные роли. Мы учимся понимать логику этого театра, и оказывается, что: мы и сами уже участвуем а представлении. Мы занимаем свое место а обществе и тем определяем позу, в которой повисаем на невидимых струнах. На мгновение мы: действительно верим, что мы — марионетки. Но затем мы замечаем существен­ную разницу между театром марионеток и нашей собственной драмой. В отли­чие от марионеток, мы можем прервать свой танец, осмотреться и обнаружить движущие нас механизмы. За этим поступком скрывается первый шаг к свободе».

БОРЬБА ЗА СВОЮ УНИКАЛЬНОСТЬ

Вообразите себе мир тотального конформизма, где нет различий между людь­ми. Будет ли этот мир сказочным раем? Если нонконформизм может вызывать беспокойство, возникнет ли комфорт при всеобщем подобии?

Люди испытывают дискомфорт, когда слишком выделяются на фоне дру­гих. Но, по крайней мере в западных культурах, они испытывают некоторое неудобство и тогда, когда выглядят в точности так же, как все. Эксперименты С. Р. Снайдера и Говарда Фромкина показали, что людям нравится ощущать себя неповторимыми. Более того, сво­им поведением люди отстаивают свою индивидуальность. В одном из экспери­ментов Снайдера (1980) студенты университета Пурдыо верили, что 10 их «наиболее важных установок» либо резко отличаются, либо почти идентичны установкам 10 000 других студентов. Когда эти же студенты потом участвова­ли в экспериментах на конформизм, те, кто усомнился в своей неповторимости, были наиболее склонны проявлять нонконформизм, отстаивая тем самым соб­ственную индивидуальность. В другом эксперименте испытуемые, услышав, что окружающие излагают установки, идентичные их собственным, изменяли свою позицию, чтобы поддержать ощущение своей неповторимости.

Представление о собственной уникальности проявляется также в «спонтанной Я-концепции». Уильям Мак-Гуайр и его коллеги из Йельского университета сообщают, что, когда детей просили «рассказать о себе», те чаще всего упоминали свои от­личительные черты. Родившиеся за границей дети чаще других называли место рождения. Рыжие чаще брюнетов и блондинов говорили о цвете волос. Худенькие или туч­ные чаще сообщали свой вес. Дети из национальных мень­шинств указывали свою национальность. Сходным об­разом мы начинаем более остро осознавать свою половую принадлежность, когда находимся среди людей противо­положного пола.

Принцип, говорит Мак-Гуайр, таков, что «каждый осоз­нает себя тем и настолько, в чем и насколько он отличает­ся от других». Поэтому «если я, черная женщина, нахо­жусь в группе белых женщин, я ощущаю себя в первую очередь негритянкой; если я оказываюсь в группе черных мужчин, цвет моей кожи теряет значение и я ощущаю себя прежде всего женщиной». Это откровение позволяет понять, почему любому меньшин­ству свойственно осознавать спою обособленность и остро реагировать на то, как к нему относятся представители преобладающей культуры. Большинство, мало задумываясь о национальной принадлежности, может считать меньшинство «сверхчувствительным». Когда я в течение года жил в Шотландии, мой амери­канский акцент выдавал во мне иностранца, и я псе время помнил о своей на­циональной принадлежности и был чувствителен к реакции на нее окружающих. Когда люди двух разных культур почти идентичны, они все равно находят различия между собой, пусть даже и незначительные. Любой пустяк может вызвать взаимное презрение и конфликт. Джонатан Свифт высмеивал это в «Путешествиях Гулливера», описав войну остроконечников и тупоконечников. Разница между ними состояла в том, что остроконечники облупливали яйца с острого конца, а, тупоконечники - с тупого. В мировом масштабе трудно найти разницу между шотландцами и англичанами, хуту и тутси, сербами и хорва­тами или североирландскими католиками и протестантами. Но крохотные раз­личия могут привести к большому конфликту. Зача­стую ревность становится тем сильнее, чем более другая группа оказывается близкой к вашей собственной.

Итак, оказывается, что мы не любим сильно выделяться на фоне окружающих, при этом, однако, все мы сходимся в желании чувствовать себя неповторимыми я подчеркивать то, в чем заключается наша индивидуальность. Но, как показывают эксперименты по самоуважению (глава 3), нам не все равно, в чем именно заключается наша особенность, мы хотим отличаться от других в правильном па-правлении — не просто отличаться от среднего, но быть лучше среднего.

И, наконец, несколько слов по поводу экспериментальных методов, применяемых при исследовании конформизма: лабораторные ситуации, в которых исследуется конформизм, значительно отличаются от ситуаций повседневной жизни. Часто ли нам приходится сравнивать длину отрезков или наносить человеку удар током? По анало­гии с тем, что пламя от спички и лесной пожар представляют собой один и тот же процесс — горение, мы допускаем, что психологические процессы в лаборатории и в жиз­ни происходят сходным образом. Нам следует соблюдать осторожность при обобщениях, поскольку горение спички — процесс довольно-таки простой, а горение леса — явление сложное. И все же легко контролируемые эксперименты со спичкой дают нам достаточные сведения о горении, которые было бы трудно извлечь из наблюдений за лесным пожаром. Сходным образом социально-психологические эксперименты дают сведения, которые нелегко получить в повседневной жизни. Экспериментальная ситуация уникальна, но ведь неповторима и любая социальная ситуация. Используя наборы уникальных заданий и повторяя эксперименты в разное время и в разных местах, исследователи выявляют общие принципы, скрывающиеся за внешними различиями.

Однако иногда мы считаем, что другие видят что-то необычное в нас самих, хотя на самом деле это не соответствует действительности. Исследователи Роберт Клек и Анджело обнаружили это явление, когда в ходе эксперимента его участницам приходилось ощущать себя уродливыми. Этим женщинам объясняли, что целью эксперимента является оценка того, как окружающие будут реагировать на шрамы на их лицах (что достигалось при помощи театрального грима). Шрам располагался на правой щеке, от уха до рта. На самом деле цель эксперимента состояла в том, чтобы понаблюдать, как сами испытуемые, ощущая собственную девиантностъ, будут воспринимать поведение других в отношении себя. После наложения грима экспериментатор давал каждой участнице маленькое ручное зеркальце, чтобы она могла убедиться, что шрам как настоящий. Когда женщина опускала зеркальце, экспериментатор прикладывал к шраму «увлажнитель», чтобы «не сошел грим». На самом деле этот «увлажнитель» смывал шрам.

Далее следовала мучительная сцена. Молодая женщина, ужасно переживающая из-за своего предполагаемого уродства, разговаривала с другой женщиной, не видевшей ничего, что напоминало бы уродство, и не знавшей, что до этого происходило. Если вы когда-нибудь испытывали похожие чувства, возможно из-за физического недостатка, прыщей, даже из-за неудачной прически, тогда вы посочувствуете этой женщине. По сравнению с теми участницами эксперимента, которых уверили, что их собеседницы смогут подумать лишь об аллергии на их лице, «обезображенные» шрамом женщины стали чрезвычайно чувствительными к тому, как смотрят на них партнерши по общению. Они оценили последних как более напряженных, дистантных и снисходительных. Однако наблюдатели, позже анализировавшие видеозаписи этих эпизодов с позиции того, как партнерши по общению относились к «обезображенным» на самом деле, не обнаружили ничего особенного. Осознавая свою инаковость, «обезображенные» женщины неверно истолковывали те манеры и объяснения своих собеседниц, которые при других условиях общения остались бы незамеченными.