3. Неонародники и меньшевики в эмиграции

Эсеровская эмиграция формировалась, начиная с 1918 г., особенно активно в 20-е годы, когда на членов ПСР обрушилась вся мощь репрессивного аппарата большевистского режима. В декабре 1919 г. ВЧК арестовала большую группу эсеров, в их числе в Бутырской тюрьме оказалась жена В.М. Чернова. Члены ЦК, оставшиеся на свободе, настояли на том, чтобы Чернов выехал за границу для организации издательской деятельности. В сентябре 1920 г. Чернов покинул советскую Россию и обосновался в Праге, начав (декабрь 1920 г.) издание журнала «Революционная Россия», который затем стал центральным органом партии. Короткое время журнал выходил в Ревеле (Таллин), куда Чернов перебрался на время, чтобы осуществлять связь с Центральным бюро партии, действовавшим на территории России, и быть поближе к мятежному Кронштадту. Отныне руководство ПСР существовало как бы в двух ипостасях: Центральное бюро в России и Заграничная делегация за ее пределами, которую возглавил Чернов на правах представителя ЦК за границей.

Эсеровская эмиграция не была однородной в идейно-политическом отношении. Как считал Чернов, деление эсеров в эмиграции на левых, правых и центр было «чисто заграничным, своеобразным» [60], постоянно происходили определенные подвижки. Представители разных течений были во всех эсеровских эмигрантских центрах [Париже, Праге, Берлине и т.д.]. Соотношение между ними было неодинаковым. В Париже преобладали правые эсеры во главе с Н.Д. Авксентьевым и А.Ф. Керенским. В Праге большинство было за левыми и центристами. Хотя правые эсеры в численном отношении были в меньшинстве, однако, именно их влияние во многом определяло позицию эсеровской эмиграции. Чернов же стремился сохранить ха собой положение лидера партии, хотя и потерпевшей поражение, и играть излюбленную роль центра и в смысле собственной политической позиции, и в порядке консолидации партии, разных эсеровских группировок. В этой роли он пытался проводить левоцентристскую политику в духе решений IV Съезда ПСР [ноябрь – декабрь 1917 г.] и послесъездовских Советов партии. Правые же эсеры, исходившие из признания особой важности возвращения к заветам мартовской революции и утверждения со временем в России цивилизованного демократического общества, инициировали проведение совещания членов Учредительного собрания, находившихся за границей и представлявших разные политические силы, в том числе кадетов.

Несмотря на неприятие этой идеи членами ЦК ПСР, оставшимися в России и принципиально отвергавшими какую-либо политическую коалицию с «цензовиками», 12 декабря 1920 г. в печати появилось «обращение к членам всероссийского учредительного собрания», подписанное Н.Д. Авксентьевым, А.Ф. Керенским и О.С. Минором, в котором прозвучал призыв повернуть «от красной и белой реакции к заветам мартовской революции». Перед созываемым совещанием ставилась задача разработать формы и средства «защиты чести, достояния Государства Российского перед лицом народов мира, впредь до восстановления в России законной, свободно самим народом признанной государственной власти» [61].

И хотя в письме к партийным деятелям, оставшимся в России, В.М. Чернов писал о невозможности «ангажировать себя ни в каких частных совещаниях» именно как председателя Учредительного собрания, неофициальное участие в нем он все-таки принял, объяснив в том же письме цель данного шага: по возможности, изолировать правых в своей фракции, не дать «им уплотниться за фракционных соседей» [62]. В первый день работы совещания [8-21 января 1921 г.] В.М. Чернов выступил со специальным заявлением, подчеркнув, что он считает себя по-прежнему председателем учредительного собрания, однако в принятии каких-либо решений участия принимать не будет. Только когда русский народ обретет «в борьбе свое право на свободу и народовластие» и покончит со «всякими диктатурами справа и слева», В.М. Чернов сочтет «своим долгом как председатель Учредительного собрания, не подчинившегося самовольному его роспуску в 1-й раз Лениным и во 2-й раз Колчаком, собрать всех его полномочных членов на территории освобожденной России» [63]. Выступление Чернова у присутствовавших эсеров и кадетов особой реакции не вызвало, поскольку данное совещание никем из них не рассматривалось как попытка создания представительного органа. В отношении же поступка Чернова можно предположить, что он был одним из наиболее значимых в политическом отношении компромиссов ради сохранения формального единства партии. После январского совещания членов учредительного собрания правые эсеры во главе с Н.Д. Авксентьевым и А.Ф. Керенским вместе с кадетами участвовали в работе созданной им исполнительной комиссии. Причем, эти же деятели играли ведущую роль в создании так называемого «Внепартийного объединения», руководимого «Административным центром» [26 июля 1920 г., Париж]. Главной задачей этой организации было информирование западноевропейской общественности о положении дел в Советской России. Попытки создания коалиции с кадетами со стороны правых эсеров проявились и в неоднократном возобновлении переговоров в течение 1922-1924 годов, которые реализовались лишь частично, конечно же, в первую очередь, из-за негативного отношения к ним со стороны Центрального комитета (бюро) ПСР (Россия), однако одновременно и из-за старой идеологической зашоренности, а порой и личной несовместимости амбициозных лидеров. Об «укусах исподтишка» со стороны А.Ф. Керенского в редактируемой им газете «Дни» писал Е.Д. Кусковой П.Н. Милюков летом 1923 г. как раз в связи с ее намерением создать республиканско-демократическую группу в Берлине, заключив: «… Милюков и Керенский не еще не объединимы, а вообще не объединимы» [64].

Позицию, более близкую к партийному центру, занимала эсеровская группа (М.Л. Слоним, В.В. Сухомлин – член Заграничной делегации ПСР, В.И. Лебедев), которая издавала в Праге с 1920 г. сначала ежемесячный журнал, а затем (1922-1023) еженедельник «Воля России». В журнале сотрудничали также европейские социалисты, такие как Рамсей Макдональд и Филипп Сноуден (английская независимая рабочая партия), Бернштейн и Штребель (германские независимые социал-демократы), П. Инглемас (испанский социалист) и т.д. Как заметил В.М. Чернов в письме товарищам в Россию, и его статьи по «теории социализма» данным изданием «принимаются охотно» [65]. Последнее обстоятельство было немаловажным, поскольку в эмиграции вся деятельность В.М. Чернова протекала в двух измерениях: сугубо практическом и теоретическом, второе со временем стало приоритетным. В плане практическом все действия Чернова были весьма ограничены и условиями эмигрантского бытия, и разнозвучием в собственной партии, и оторванностью от России. Правда, с началом Кронштадского восстания (март 1921 г.) Чернов прибыл в Ревель. Берлинская эмигрантская газета «Голос России» писала, что он «готовился в случае падения Петербурга провозгласить новое русское правительство» [66]. Рассчитывал ли Чернов на пост премьера или нет, установить трудно. Однако сам Чернов писал, что В.В. Сухомлин 7 марта предложил создать в Ревеле Комитет действия. Во всяком случае, Чернов через курьера предложил свои услуги организаторам восстания. Кронштадские руководители в лице председателя Временного Революционного комитета П.И. Петриченко на его предложение не откликнулись. Но тем не менее, советские руководители всячески подчеркивали «контрреволюционную» роль в событиях небольшевистских социалистических партий, и особенно Чернова.

С введением большевиками нэпа, Чернов, не будучи сторонником экстремистской политической линии, считал возможным воспользоваться некоторой либерализацией жизни в советской России. Он поставил перед оставшимися в России членами партии задачи завоевания «при малейшей возможности фабрично-заводских комитетов, делегатских собраний, профсоюзов, беспартийных конференций и вообще всех низовых рабочих органов», считал возможным организованное возвращение в Советы, как только обстоятельства позволят это сделать. Он заявил, что встал на точку зрения «длительного изживания коммунизма», а журнал «Революционная Россия», на страницах которого, начиная с первого номера, стала печататься разрабатывая им новая программа, назвал основным оружием партии.

При этом осмысление событий 1917 года и путей возрождения России приобрело для эсеров и их лидера поистине онтологическое значение. Все теоретические споры, политические конфликты и организационные пертурбации, которыми была так богата история ПСР в 20-е годы, завязывались и происходили именно на этом «поле». Идеологическую направленность теоретических партийных исканий В.М. Чернов выражал неоднократно, в частности, в статье «История ПСР», написанной около 1930 года и предназначенной для задуманного Фридрихом Адлером издания «Handbuch des Sorialismus und der Arbeiterbewegung», [67] назвав свою партию партией «демократического социализма», готовой «лояльно работать в государственно-правовых рамках…» и участвовать в их защите.

Еще в докладе о пересмотре партийной программы, сделанном Черновым на конференции социалистов-революционеров в сентябре 1920 года, последней конференции, проведенной эсерами на Родине, им были выделены три методологических принципа, определявших ее содержание: в партийную программу нельзя включать «любую индивидуальную мысль»; при тогдашнем состоянии общих социологических знаний в нее могло быть внесено лишь то, что успело пройти «сквозь искус проверки критической мыслью многих», сделаться относительно бесспорным; не допускалось забегание «слишком далеко…вперед», рискуя стать «на почву гаданий» [68]. В отличие от большевистского руководства, все еще пребывавшего в состоянии радостного ожидания мировой революции, В.М. Чернов вполне определенно высказал предположение, что «мировой прогресс» следует рассматривать не как прямую восходящую линию, а как ломанную кривую, осуществлявшую подъем в виде ряда зигзагов. Еще в 1906 году в работе, редко упоминаемой исследователями, «Маркс и Энгельс о крестьянстве. Историко-критический очерк», написанной под псевдонимом «Юрий Гарденин», Чернов обратил внимание на то, что «Маркс и Энгельс недооценили живучесть капитализма и переоценили его диалектическое самоотрицание», чем, по его мнению, страдали и современные социал-демократы [69]. В докладе о пересмотре партийной программы лидер эсеров высказался еще более категорично: кончина классического частного капитализма и наступление его новой «организационной» эры «не предрешает фатально перехода к социализму»; напротив, возможно после фазы «простого империализма» наступление фазы «капиталистического гиперимпериализма». К тому же, сделал Чернов оговорку, именно эти страны гипертрофированной индустрии, которые, казалось бы, должны были бы быть «обетованными странами чисто пролетарского социализма» (согласно «марксистской социал-демократической схеме»), оказались прежде всего обетованными странами капиталистического империализма, «в этих странах и пролетариат оказался весьма подверженным империалистической заразе» [70]. Поэтому исходить в программных построениях предлагалось из того, что «до окончательной кристаллизации социализма еще далеко», высшие формы социализма доселе нигде «не вытанцовываются», «старый мир не сдается». Одновременно подчеркивалось, что и капиталистический режим более немыслим без глубочайшей перестройки, без организационного регулирования «в государственно-национальном масштабе», что, в конечном итоге, он и сам к этому стремился.

В том же докладе, рассуждая о причинах «вырождения революции», В.М. Чернов обратил внимание на то, что «большевизм есть детище не нового, а старого времени, зараженное тягчайшими его болезнями». Более того, он вскрыл психологическую и политическую причины его торжества: «…большевизм с его казарменно-трудовой повинностью, прикреплением человека к должности и отменой всех свобод, осадными положениями, реквизициями, контрибуциями, расстрелами на месте, чрезвычайками, заложниками, массовым террором – есть ничто иное, как п р я м о е п о р о ж д е н и е м и р о в о й в о й н ы (выделено нами – С.С.), плоть от плоти и кость от костей ее», «продукт созданного ею одичания и пробуждения зверя в человеке». «Вырождение капитализма», - проявившееся в войне, считал Чернов, «отозвалось рефлекторно вырождением социализма» в лице большевизма. По словам лидера, в их приходе к власти сыграло роль и субъективное обстоятельство, а именно то, что ПСР не оказалась достаточно сплоченной и решительной, чтобы возглавить во второй половине 1917 года все еще нараставшую революцию и взять власть, которая сама шла ей в руки – «поэтому революционная волна перекатилась через ее голову, вынося на своем гребне партию большевиков» [71]. Принять же большевистский вариант «опекунского социализма», насильно вливаемого, «подобно лошадиному лекарству, в глотку» – этот «большевистский ветеринарный социализм» - эсеры не могли, противопоставляя ему «народный социализм», основанный на политической демократии и как ее добавлении – «демократии хозяйственно-экономической, социальной». К тому же, как подчеркнул Чернов, «сама п р а к т и к а народовластия есть главное и единственное надежное средство демократического воспитания народа».

В целом же обоснование концепции, в середине 20-х годов названного конструктивным социализмом, шло в русле разделяемых неонародниками установок: во-первых, социализм должен быть «народным, массовым социализмом» и по своему целеполаганию, и по методам его воссоздания, т.е. в первую очередь осуществляться в «юридических формах народовластия»; во-вторых, главным вектором движения к новому социокультурному состоянию должен был стать эволюционный путь, «через ряд компромиссных переходных форм»…, в виде последовательных социализаций, находившихся в рациональной связи друг с другом, так, чтобы каждая предыдущая служила естественным преддверием и точкой опоры для каждой последующей; в-третьих, предполагалось добиваться определенной синхронности в установлении «основных вех…социального строительства», для чего намечалось как можно конкретнее определить формы социализаций, род и способы сотрудничества и сожительства органов государства, трудовой общественности и частной инициативы, правовые принципы и регулирующие нормы для предприятий, в том числе - «и для промышленной деятельности, оставляемой … в сфере частной предприимчивости»; в-четвертых, необходимо было точнее охарактеризовать меры, направленные к кооператизации трудового хозяйства. Таким, по словам Чернова, был «план положительного социалистического строительства», которым должен быть занят целый исторический переходный период [72].

Раскрывая же сущность социализма, как новой цивилизационной ступени, приемлемой не только для России, но и для «новых, свежих…сил Востока», стремившихся «к эмансипации от империалистических гегемонов», В.М. Чернов выделил два основных принципа, составляющих «душу программы ПСР: принцип а г р а р н о г о с о ц и а л и з м а и п р и н ц и п ф е д е р а л и з м а». Принцип аграрного социализма, по своему содержанию, означал утверждение права трудового хозяйства на развитие общественным путем, минуя капиталистическое «чистилище». Опять же, еще в 1906 г. В.М. Чернов утверждал, что жизнь совершенно не подтвердила предположение классиков о гибели мелкого крестьянского хозяйства, вообще оно не должно восприниматься только через его сопряжение с капиталистическими отношениями [73]; и хотя крестьяне социалистами по совей природе не являлись, но общинно-кооперативный мир деревни вырабатывал у них особое трудовое самосознание. Тем самым Чернов еще тогда подошел к обоснованию одного из направлений аграрного социализма; в 1920 г. эта концепция получила логическое развитие. Вот почему Чернов отвергал правомерность использования большевиками термина «мелкобуржуазное» применительно к крестьянству, заметив, что их лидер неправомерно настаивал на существовании буржуазии «не только крупной, средней и мелкой, но еще и мельчайшей и даже микроскопической» [74], что лишь вело к увеличению числа «лишенцев» в избирательных правах.

Также в эмиграции получила развитие и теория федерализма, которая в новых условиях предполагала утверждение права всякого, даже «мелкого», «отсталого», «неисторического» народа на самостоятельное развитие, «без посредства опеки «империалистической метрополии».

Обобщая данные социологические характеристики, Чернов подчеркнул, что социализм, по смыслу эсеровской программы, в отличие от «однобоко-индустриального социализма» социал-демократов, должен был «гармонизировать два…разнородных течения» к нему: «городской» путь, через капитализм и его конституционную реформу, и «деревенский» путь, через длительное постепенное кооперативно-общественное обобществление трудового хозяйства.

Решение перечисленных задач, по мнению автора, и определяло содержание переходной эпохи, лежавшей между капиталистическим прошлым и «еще д а л е к о м (выделено нами – С.С.) социалистическим будущим» [75]. При этом подчеркивалось, что в программе дано «общее направление» и «путь дальше вглубь грядущего», но соответственно продвижению по нему «могут открыться новые горизонты», «детали, изгибы и повороты…»

Таким образом, эсеры в очередной раз отвергли жесткие установки исторического детерминизма Маркса, апологетами которого рассматривали себя большевики, считавшие, по словам Чернова, «Манифест К. Маркса «кораном марксистской ортодоксии». В социологической схеме, уточненной лидером эсеров в период эмиграции, громадное внимание уделялось ценностно-гуманистическим ориентирам, правовым, моральным и нравственным факторам, отождествляемым им с понятием социализма. И главное - переход к нему мыслился как результат длительной и многосторонней, поэтапной эволюции с точным учетом достигнутого и апробированного.

Такое представление о характере исторических трансформаций и содержании «у с т р о и т е л ь н о г о периода» нашло свое отражение в проекте экономической программы, разработанным В.М. Черновым уже за границей и предложенным центральным комитетом ПСР на рассмотрение партийных организаций в дискуссионном порядке. Во вводной части проекта «Предварительные замечания», полностью отвергая «основной грех большевистской системы социального строительства», а именно их слепую веру во всемогущество декретного творчества, предполагавшую «полную ломку старых норм раньше создания новых», автор предложил исходить из иного методологического принципа, чтобы не пустить насмарку всю работу. Смысл его, прежде всего, состоял в том, чтобы взять «большевистское наследие… как ж и з н е н н ы й ф а к т» [76] (выделено нами – С.С.), некоторыми своими корнями настолько вросший в почву, что вырвать их раньше, чем возникли новые формы хозяйственного бытия, значило бы лишь увеличить общий хаос и хозяйственную разруху. Далее предполагалось рассматривать «большевистскую организацию» как реальную почву, которая должна быть тщательно изучена, чтобы послужить «основой реформаторской работы», проводимой с той бережностью, которая необходима везде, где речь идет об обращении «с живой тканью социального организма». И, наконец, следующим этапом называлась выработка последовательного плана реформ, берущего своей исходной точкой уже существовавшие формы и учреждения, в том числе – созданные большевиками. При этом намечены были меры, предполагавшие смягчить «огульные мероприятия», проведенные большевиками по национализации «разом», для чего предполагалось расширение сферы муниципальной и частной собственности за счет синдицированных промышленных предприятий, превращавшихся в огромные акционерные кампании и т.д.; вся остальная промышленность должна быть объявлена денационализированной и представляться «частной предприимчивости». Намечалось привлечение в страну иностранного капитала, инвестиций и т.д. Тем самым эсеры оспаривали идею меньшевиков о сравнительной прогрессивности послеоктябрьской национализации индустрии. Действительной целью революции в России, по Чернову, являлось освобождение социализаторских тенденций эпохи от их милитаристского искажения. Но большевики своими экономическими и политическими мерами привели к «чудовищным планам милитаризации труда». Вот почему в проекте эсеров мероприятия экономического порядка предполагалось дополнить демократизацией всей системы хозяйственного управления за счет усиления элементов выборности наряду с внедрением корпоративности, возрастанием технической компетентности и широкого общественного контроля, обеспечивавшего освобождение производства от «мертвящего бюрократизма» и от подавления государством «частной и общественной инициативы». Защищалось право свободой торговли, а также денационализация учреждений кооперативного кредита, восстановление банковского дела и финансов на основе проведения денежной реформы.

В заключении были сделаны два принципиальных вывода: во-первых, лишь таким путем Россия могла «вновь вступить в круговорот мирового товарообмена, порвав с состоянием полной отчужденности от всей мировой цивилизации»; во-вторых, лишь достижение «внутреннего мира» за счет преодоления всех элементов гражданской войны позволило бы сохранить остатки материальных ресурсов и «остатки гуманности», спасти народ от водворения «всеобщего огрубения», для чего предполагалось совершить возврат к единственному «нормальному бесповоротному источнику всякой власти и всякого прочного правопорядка» - к демократическому строю и всеобщей подаче голосов. И так как большевистский режим отверг в своей практике оба вышеназванных постулата, он характеризовался как «не имевший ничего общего с социализмом», как «азиатски-деспотический г о с у д а р с т в е н н ы й к а п и т а л и з м». Позднее, в своей работе «Конструктивный социализм» В.М. Чернов, развивая мысль о преимуществах последнего в сравнении с реализацией большевистских проектов, еще раз подчеркнул, что большевики сознательно или бессознательно избрали основным методом своей работы революционный «нажим на историю». «Наметив то русло, по которому «решено» властно направить течение жизни, большевизм начинал с того, что перегораживал рогатками, запружал плотинами все другие возможные пути и русла. Не оставить для жизни никакого другого выхода – это и значило для большевиков вынудить, по методу исключения, желанный для них выход» [77]. Иными словами, как считал Чернов, большевизм – эта такая система мышления и политики, которая стремилась заставить вещи и события эволюционировать вопреки их внутренней сущности.

Таким образом, и В.М. Чернов, и поддержавший его подходы Центральный комитет эсеровской партии, формулируя основные положения своей социально-экономической и политической программы в эмиграции, исходили из признания того, что разрыв преемственности в историческом развитии был неизбежен (революция), но почти одновременно должен вырабатываться и механизм его компенсации, который заложит основы эволюционных изменений, возвращая общество в состояние динамического равновесия, выводя его из тупика модернизационного цикла и определяя главные социальные приоритеты.

Главными для лидера эсеров в его теоретических построениях в эмигрантский период были две идеи: демократии (народовластия и социальной справедливости) и эволюционного характера общественных трансформаций. Харизма интеллектуального лидерства В.М. Чернова обусловила его особую роль в формировании программных проектов собственной партии и теории демократического социализма в целом.

По мере стабилизации обстановки в советской России политическая активность эсеров уменьшалась не только внутри страны, но и в эмиграции. Однако в середине 20-х годов, когда усилилась внутрипартийная борьба в ВКП (б), обострились разногласия и в эсеровской эмиграции по поводу судьбы большевистского режима. В 1926 г. раскололась Заграничная делегация ПСР, группа Чернова вышла из нее и создала Лигу Нового Востока, объединившую представителей социалистических партий украинцев, белорусов и армян. В марте 1928 г. группа Чернова вышла из областного комитета заграничных организаций и образовала Заграничный комитет партии эсеров, продолжавший, по словам Чернова, «старую левоцентровую ориентировку партии».

Сложившийся в России строй Чернов продолжал считать не социализмом, а «интегральным государственным капитализмом», а личный режим Сталина «логическим выводом из внутренней тенденции развития, присущей государственному капитализму». Незадолго до своей смерти в числе 14 русских социалистов подписал обращение «На пути к единой социалистической партии», в котором утверждалось, что история сняла все спорные вопросы между различными русскими социалистическими течениями и поставила задачу их объединения в одну социалистическую партию [78]. Партией – «долгожительницей» среди других социалистических групп и объединений в эмиграции можно назвать российскую социал-демократическую рабочую партию, по крайней мере – ту ее часть, которая сложилась в начале 20-х годов вокруг меньшевистского «Социалистического Вестника», издававшегося с февраля 1921 г. по 1966 г. с перерывами: в Берлине, Париже (с 1933 г.) и, наконец, Нью-Йорке (1940 г.). Выезд меньшевиков за границу, как, впрочем, и эсеров, был связан с той репрессивной политикой, которую проводил большевистский режим по отношению к «инакомыслящим». Постановление политбюро РКП (б) «О меньшевиках» (декабрь 1921 г.) предписывало «политической деятельности их не допускать, обратив сугубое внимание на искоренение их влияния в промышленных центрах». Искореняли привычным способом: путем многочисленных арестов и преследований. После арестов второй половины 1921 г. РСДРП как общероссийская организация фактически перестала существовать. Уцелевшие организации партийной работы почти не вели, ограничиваясь редкими конспиративными совещаниями.

Ощутимые потери понесли и центральные органы партии. Как известно, летом 1920 г. за границу выехали Ю.Мартов и Р. Абрамович. В течение 1922 г. из страны были высланы 25 видных деятелей меньшевистской партии; среди них были члены ЦК РСДРП Б. Югов, Ф. Дан, Б. Николаевский, секретарь ЦК Л.О. Цедербаум – Дан, член ЦК Бунда Г.Я. Аронсон и И.Л. Юдин, члены МК РСДРП Б.М. Гуревич, Б.И. Волосов, С.М. Шварц, активисты московской организации П.А. Гарви и А.Э Дюбуа и т.д. Более трети состава ЦК, избранного в мае 1918 г., по тем или иным причинам порвали партий: в 1919-1920 гг. о своем выходе из ее рядов объявили Л.М. Хинчук, О.А. Ерманский, А.С. Мартынов и другие. В циркулярном письме бюро ЦК, разосланном всем организациям 23 августа 1922 г., говорилось об «обстановке неслыханного, беспрерывно усиливающегося террора» и о сокращении «до минимума» легальных возможностей; поэтому центральной задачей, стоявшей перед партией, называлась организация партийной печати, в частности, снабжение «Социалистического вестника» «достаточно полной рабочей и политической местной хроникой» [79].

К концу 1923 г. на территории СССр социал-демократические организации действовали лишь в восьми городах [80]. Последние из них были разгромлены в 1924 – 1925 гг., хотя бюро ЦК номинально продолжало существовать и меньшевики время от времени напоминали о себе вплоть до конца 20-х годов.

В октябре 1922 г. было проведено последнее крупное совещание местных организаций РСДРП, посвященное вопросам: о политическом положении и задачах партии, ее тактике и организационной структуре. Главной задачей РСДРП была признана борьба за возвращение народу гражданских и политических прав путем давления на советскую власть и руководство экономической борьбой рабочих против советского государства. Обратив внимание на ту «драму исторической метаморфозы», которую переживала коммунистическая диктатура, в частности, «бонапартизацию» российской революции, а также «затяжной ход международной революции», совещание отвергло как методы коалиции с буржуазией («буржуазно-коалиционные иллюзии»), так и попытки свержения советской власти. Совещание утвердило и новую организационную структуру РСДРП: ЦК состоял отныне из Российского бюро ЦК и Заграничной делегации. Журнал «Социалистический вестник» был признан центральным органом партии; усиление партийной печати рассматривалось в качестве «главного требования момента» [81].

В Заграничную делегацию РСДРП первоначально вошли Ю.О. Мартов и Р.А. Рейн (Абрамович), затем – Ф.И. Дан, И.Л. Юдин, Г.Я. Аронсон, Б.Л. Двинов, М.С. Кефали, С.М. Шварц и др. Выбор Берлина в качестве резиденции Заграничной делегации был обусловлен рядом причин. Этому способствовали в первую очередь прочные и весьма обширные связи с германской социал-демократической партией, установившиеся еще со времен эмиграции из царской России. Берлин представлялся лидерам меньшевиков именно тем европейским городом, который обеспечивал им максимально возможные условия для связей и контактов с основной частью партии на родине. Эти связи и контакты легко было осуществлять через советское торговое представительство, среди сотрудников которого насчитывалось немало меньшевиков, так или иначе «покаявшихся», а может быть и совсем не «покаявшихся». В представительство часто приезжали и командированные из бывших меньшевиков, зачастую занимавшие, по крайней мере – до конца 20-х годов, весьма важные посты в советских экономических учреждениях [кстати, после одной из таких командировок в 1928 г. не вернулся в советскую Россию бывший меньшевик Н. Валентинов, автор ряда работ мемуарного характера].

На первых порах изгнание воспринималось как вынужденное временное состояние. Затем оно все более приобретало признаки неопределенной продолжительности, что влекло за собой неизбежные процессы приспособления и уточнения направлений деятельности. Два из них стали главными, как впрочем, и у других политических групп эмиграции, - определение своего отношения к данным группам и возможности политических контактов с ними; теоретическая работа [чему были посвящены обширные аналитически материалы «Социалистического вестника»], связанная с осмыслением происходившего в советской России и проверкой политической состоятельности партии, ее марксистских основ.

С самого начала меньшевики-эмигранты дистанцировались от других социалистических течений русской эмиграции, демонстрируя марксистскую ортодоксию, в частности, приверженность сугубо классовому подходу в оценках соответствующих деяний близких по идее партий и их попыток блокирования. Так, например, 3 января 1921 г. ЦК РСДРП была принята специальная резолюция, напечатанная в «Социалистическом вестнике», «по поводу попыток создания межпартийного антибольшевистского блока в Париже», в которой осуждалось участие эсеров в переговорах по поводу созыва совещания членов Учредительного собрания. Данные действия оценивались как стремление к коалиции социалистов с «партиями имущих классов», «новая форма контрреволюции» и «империалистического интервенционализма»; заявлялось о готовности «бок о бок» с большевистской властью, несмотря на отрицательное отношение к ее политике, бороться с ними [82]. Меньшевики-эмигранты дистанцировались даже от таких партий, как грузинские социал-демократы, представителем которых за рубежом стал И.Г. Церетели, и русские эсеры вместе с ними входившими в Рабочий Социалистический Интернационал, созданный в феврале 1921 г., первоначально под названием «Международное рабочее объединение социалистических партий» [Венский Интернационал].

Такими же ортодоксами проявили себя меньшевики-эмигранты [окружение Ю.О. Мартова] в постановке и разработке теоретических вопросов, связанных в первую очередь с осмыслением происходившего и происшедшего в России. Как считает известный американский исследователь русского меньшевизма Л. Хеймсон, постоянным элементом его политической культуры являлась «глубокая западническая ориентация», принявшая не только идеологический и политический, но и культурный характер [83]. Именно с этих позиций лидеры РСДРП оценивали перспективы развития, а в более общем плане и судьбу России. Убеждение же в том, что само это развитие весьма тесно связано с перспективами революционного движения в странах Западной Европы было дополнено теперь сознанием своего назначения: представить «русский вопрос» в качестве важнейшего вопроса всего социалистического движения. Поэтому они, находясь в эмиграции, в лице своего лидера Ю. О. Мартова и его последователей быстрее находили общий язык с германскими и французскими социалистами, чем с национальными [российскими] социал-демократами и эсерами.

В известном смысле эта ориентация проявилась и в рассмотрении программных вопросов, которые стали главными в теоретической работе Заграничной делегации РСДРП еще при жизни Ю.О. Мартова и после его смерти (4 апреля 1923 г.). Отсутствие партийной программы мешало и теоретической, и практической работе, их еще теплившемуся стремлению найти поддержку в растущих в РКП (б) оппозиционных группах, а также в российском рабочем классе. Мешала расплывчатость партийных позиций. Разрабатывалась программа в течение двух лет: с 1922 по 1924 гг. Важным этапом подготовки нового программного документа стало обсуждение статьи Ю.О. Мартова «Наша платформа» [84], опубликованной в «Социалистическом вестнике» (4 октября 1922 г.), т.е. в период, который совпал с переходом партии в подполье. Некоторые западные исследователи считают, что к данному моменту Мартов стал освобождаться от иллюзий о возможности «подлинного» социализма, который может когда-либо возникнуть в советской России, и постепенно начал отходить от своей позиции условной поддержки большевистского режима и надежд на его трансформацию в сторону демократии [85]. Другие настаивают на том, что содержание указанной статьи - кредо Мартова подтверждает, что его взгляды оказались по существу неизменными [86]. Последнее подтверждает и статья Ф.И. Дана «Борьба за демократию», опубликованная 19 октября 1922 г. в «Социалистическом вестнике». Подчеркнув приверженность Мартова лозунгу демократической республики, Дан заявил, что в мартовской редакции данный лозунг в «эпоху отлива революции и поражения рабочего класса» выдвигался как «плотина, способная задержать попятное движение революции и предотвратить вырождение ее в бонапартистский цезаризм», помочь рабочему классу «для подготовки к новому выступлению». И при этом оставались старые платформенные утверждения: об отрицании тактики насильственного свержения большевистской власти, о том, что РСДРП остается по отношению к этой власти партией не революции, о оппозиции, резко критиковалась приверженность некоторых социалистических партий лозунгу Учредительного собрания, как полностью скомпрометированному теми контрреволюционными движениями, которые происходили под его флагом [87].

Все еще пугая угрозой бонапартистской ликвидации большевистского режима, Дан утверждал, что предотвратить ее можно «исключительно на пути реформирования» этого режима, систематического давления на него со стороны организованного рабочего класса, сплочения разрозненных частей пролетариата между собой, пролетариата в целом с крестьянством, соглашения всех социалистов, в «том числе и пролетарски-коммунистических элементов, имеющихся еще в недрах большевистской партии». После статьи Дана в дискуссию включились другие члены Заграничной делегации и меньшевистских организаций в России. Так, Г.Я. Аронсон в статье «К пересмотру нашей платформы», опубликованной в «Социалистическом вестнике» 21 ноября 1922 г. призвал вернуться к лозунгу Учредительного собрания и отказаться от «иллюзий, оставшихся в наследство от эпохи 1918-1920 гг.»: от идеи соглашения с коммунистами, от идеи демократизации советов, оказавшихся и в теории, и на практике «ширмами для деспотической клики» и т.д. Даже Р.А. Абрамович открыто выступил за исключение лозунга соглашения с большевиками [88].

2 февраля 1923 г. бюро ЦК РСДРП (Россия) приняла специальную резолюцию «Об основных положениях партийной платформы». В свою очередь Заграничная делегация 12 июня 1923 г. представила свой проект, учитывающий все возможности для устранения дальнейших обострений. Наконец, спустя год, после длительных споров состоялось обсуждение на расширенном Пленуме ЦК РСДРП (11 мая – 5 июля 1824 г.), информация о котором была опубликована в специальном издании «Социалистического вестнике» (20 июня 1924 г.) без указания точного места и времени его проведения; указывался лишь состав участников: Заграничная делегация РСДРП и Бунда, представители бюро ЦК, ряд видных партийных деятелей [89]. 5 июля пленум постановил издать Платформу отдельной брошюрой. На этом борьба вокруг нового программного документа завершилась. В своей окончательной редакции он отражал, поскольку касался политических выводов, линию, проводимую Даном после смерти Мартова. Новая платформа оказалась откровенно направленной на то, чтобы установить основу соглашения со всеми группами, которые придерживались перспектив демократического преобразования большевистской России, против опасности бонапартизма. Однако в документе содержалась и ретроспективная критика попытки руководства РСДРП играть в России роль демократической оппозиции по отношению к монопольной власти Коммунистической партии и «корректировать» революцию. Был дан также классовый анализ советского общества в период нэпа, в частности, выявлен общий процесс его аполитизации, выделены трудности социально-экономического плана в утверждении гегемонии пролетариата и, следовательно, демократического движения перед лицом растущих крестьянских выступлений.

Платформа представила и новые аргументы по использованию термина «бонапартизм», который с годами стал у меньшевиков своего рода заклинанием, в ряду других аналогичных дефиниций, используемых для указания на постоянно грозящую опасность контрреволюционной реставрации, которой благоприятствовала и сама политика большевистской власти. Вновь утверждалась невозможность фронтальной оппозиции по отношению к этой власти и тем подтверждалась жизненность «линии Мартова» по отношению к неизбежно «контрреволюционному» характеру борьбы за ее насильственное свержение. В целом была подтверждена приверженность концепции демократического социализма, понимаемого как преобразование общества лишь в рамках последовательно-демократического строя.

Одновременно платформа обусловила формирование позиции, явно противоречившей позициям других групп социалистической диаспоры за границей, а также Рабочего Социалистического Интернационала и собственной внепартийной группы правых (Ст. Иванович, журнал «Заря»).

Постепенно с ликвидацией меньшевистских организаций в советской России падала роль и Заграничной делегации РСДРП, подверглась критике «линия Мартова-Дана» со стороны ее правой части. Усиление внутрипартийной борьбы в ВКП (б), возвышение Сталина, осуждение «антипартийной деятельности Троцкого и Зиновьева», их исключение из состава ЦК, а затем и из партии ослабило позиции тех, кто надеялся на демократизацию большевистского режима. П. Аксельрод назвал окружение Сталина «московской шайкой большевистского фашизма» [90]. В 1927 г. в Париже у А.Н. Потресова вышла книга «В плену у иллюзий. (Мой спор с официальным меньшевизмом)». Она устанавливала новую, более высокую планку теоретического осмысления прошлого, настоящего и будущего российской социал-демократии. Ф. Дан в двух номерах «Социалистического вестника» опубликовал статью «В плену пошлого», в которой упрекнул Потресова в «фетишизме демократии» [91]. Отводя обвинения Дана, Потресов дал блестящее обоснование идей свободы и демократии как ценностей, созданных временем, историческим прогрессом и завоеванных общественной мыслью не только социалистической, но и буржуазной. Причем, «не какими-то предельными понятиями», а лишь последовательными этапами и необходимыми предпосылками для будущего; и именно этой «предельно-мыслимой цели» подчинены, как средства, и «демократия», и «социализм», и историческая роль пролетариата с его классовой борьбой. Как известно, рассудила их жизнь.

Таким образом, меньшевики – это очередное издание «русских европейцев» начала ХХ в., значительно интеллектуально обогнав значительную часть населения своей страны, которая еще явно «не доросла» до европейских культурно-бытовых и политических стандартов, не получили, в конечном итоге, поддержки собственного народа и к концу 20-х годов сошли с исторической дистанции, оставаясь по существу сравнительно небольшой группой партийных интеллектуалов.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. См., напр.: Костиков В. Не будем проклинать изгна­нье... Пути и судьбы русской эмиграции. М.,1990; Назаров М. Миссия русской эмиграции. Т.1. Ставрополь, 1992; Онегина С.В. Пореволюционные политические движения российской эмиграции в 20-30-е годы [К истории идеологии]. // Отечественная история. 1998. №4.; Задачи изучения истории российского зарубежья (Материалы «круглого стола в ИРИ РАН). // Отечественная история. 1994. №1.; Бочарова З.С. Современная историография российского зарубежья 1920-1930-х годов. // Отечественная история. 1999. №1; и т.д.

2. См., напр.: Русская эмиграция во Франции. (Вторая половина XIX — середина XX в.). Материалы республиканской научной конференции. Санкт-Петербург, РГПУ им. Л.И. Герцена. 20—21 апреля 1995 г. Санкт-Петербург: Минерва, 1995.; История российского зарубежья. Проблемы адаптации мигрантов в 19-20 вв. Материалы научной конференции. ИРИ РАН. М., 1996.; Российское зарубежье: итоги и перспективы изучения: Тезисы научной конференции 17 ноября 1997. М., 1998.

3. Гессен И.В. Задачи архива // Архив русской революции. В 22-х тт. Берлин, 1922. T.I. C.8.

4. Аргунов А. Объединенная эмиграция. // Крестьянская Россия. Прага. 1923. Т. II-III. С. 201.

5. П.Н. Милюков: историк, политик, дипломат. Материалы международной научной конференции. М.: РОССПЭН. 2000.

6. Милюков П.Н. Что делать после Крымской катастрофы? (К пересмотру тактики партии народной свободы – мнение Парижской группы для сообщения другим группам, принятое 21 декабря 1920 г.) // Протоколы заграничных групп конституционно-демократической партии. Май 1920-июнь 1921 г. Т.4. М.: РОССПЭН, 1996. С.76-83.

7. Протокол собрания Парижской группы партии народной свободы. 21 декабря 1920 г. // Там же. С.75.

8. Замечания Берлинской группы членов партии народной свободы на записку Парижского комитета «Что делать после Крымской катастрофы?» // Там же. С.99, 101.

9. Протокол заседания Парижского комитета п[артии] нар[одной] свободы. 18 ноября 1920. // Там же. С.32.

10. Там же. С.97.

11.Последние новости. №197 от 12 декабря 1920 г.

12. Протоколы… Т.4. С.80, 110.

13.Там же. С.77-78, 81.

14. Там же. С.42.

15. Последние новости. №223 от 12 января 1921 г.

16. Протоколы… Т.4. С.123-124, 118.

17.Протоколы… Т.5. С.103, 132.

18. Протоколы… Т.4. С.454.

19.ГАРФ. Ф. 5856. Оп.1. Д.192 б. Л.7.

20.Протоколы заграничных групп конституционно-демократической партии. Т.6. Кн.1. М.: РОССПЭН, 1999. С.307,347.

21. ГАРФ: Ф.579 [фонд П.Н. Милюкова]. Оп. 5. Д. 110 б. Л.7,8-9.

22. ГАРФ: Ф.5856. Оп. 1, Д.682. Л.11.

23. ГАРФ. Ф.6075. Оп.1. Д.15. Л.2-3.

24. Аргунов А. Объединенная эмиграция // Крестьянская Россия. Вып. II-III. Прага.1923. С.209.

25. Иванович Ст. Русский социализм ваших дней // Крестьянская Россия. Вып. 1. 1922. С. 40, 45.

26. Сорокин Питирим. То, что часто забывается... // Крестьянс­кая Россия. Вып. II III. 1923. С.31.; Его же. Население, класс, партия // Крестьянская Россия. Вып. V-VI. 1923. С.87,97.

27. Маслов С.С. Восходящая сила // Крестьянская Россия. Вып. 1. 1922. С.9-10,28,37-38.

28. Кизеветтер А. Крестьянство в истории России // Крестьянская Россия. Вып. II-III. 1923. С.13.

29. Милюков П. Н. Республика или монархия? // Крестьянская Россия. Вып. IV. 1923. С.64.

30. Свободная Россия. Прага. 1924. №1.

31. ГАРФ. Ф.7506. Оп.1. Л.366-367.

32. Иванович Ст. Русский социализм наших дней // Крестьянская Россия. Вып. 1. 1922. С.47.

33. ГАРФ. Ф.6075. Оп.1. Д.15. Аргунов А.А. Протоколы заседаний Респ.-дем. Объединения в Праге. Л.154-155.

34. Политические партии России: история и современность. М.: РОССПЭН, 2000. С.322.

35. Общее дело. №332. 1921. 13 июня

36. Протоколы заграничных групп конституционно-демократической партии. 1922. Т.6. Кн.1. М.: РОССПЭН, 1999. С.410-411

37. Струве Г.П. Страницы из истории зарубежной печати: начало газеты «Возрождение». // Мосты. 1959. №3. С.374-392

38. Струве П.Б. Либерализм, демократия, консерватизм и современные движения и течения. // Россия и славянство. 1933. №221

39. Франк С.Л. Непрочитанное… (статьи, письма, воспоминания…). М., 2001. С.524

40. Струве П.Б. Дневник полтика. // Возрождение. 1926. 13 марта, 13 мая, 19 мая.

41. Струве П.Б. Прошлое, настоящее, будущее. // Русская мысль. 1922. Кн.1-2. С.224-225.

42. Струве П.Б. Россия. // Русская мысль. 1922. Кн.3. С.109,113-114, 115.; Струве П.Б. Избран. соч. М.: РОССПЭН, 1999. С.346, 344, 347.

43. Струве П.Б. Размышления о русской революции. // П.Б. Струве. Избр. соч… С.286.

44. Струве П.Б. Итоги и существо коммунистического хозяйства. // Струве П.Б. Избр. соч. М., 1999. С.303

45. ГАРФ. Ф.Р-5891. Оп.1. Д.341. Л.5об. Струве П.Б. В чем состоит экономический кризис советского режима? 26 мая 1928

46. ГАРФ. Ф.Р-5912. Оп.1. Д.28. Л.1. Струве П.Б. Запад и большевизм

47. Струве П.Б. Подлинный смысл и конец большевистского коммунизма. По поводу смерти Ленина. // Русская мысль. 1923-1924. Кн.9-12. С.313

48. Франк С.Л. Непрочитанное… М., 2001. С.492

49. Струве П.Б. Право и обязанность непримиримости. // Струве П.Б. Patriotica: Россия. Родина. Чужбина. СПб., 2000. С.160

50. Струве П.Б. Условия и задачи Зарубежного Объединения. // Возрождение. 1926. 28 марта

51.Струве П.Б. Дневник политика. // Возрождение. 1926. 10 января

52. Милюков П.Н. Эмиграция на перепутье. Париж. 1926. С.17, 44

53.Струве П.Б. Дневник полтика. 1926. 25 февраля

54. Струве П.Б. Условия и задачи Зарубежного Объединения. // Возрождение. 1926. 28 марта

55. Струве П.Б. Дневник политика. // Возрождение. 1926. 28 ноября

56. ГАРФ. Ф.Р-5891. Оп.1. Д.343. Л.1об. Струве П.Б. Публичная лекция.

57. Струве П.Б. Дневник политика. Необходимые для бытия России революционные реформы. // В кн.: Политическая история русской эмиграции. М., 1999. С.102

58. Пайпс Р. Струве: правый либерал, 1905-1944. Т.2. М., 2001. С.482-483

59. Струве П.Б. Дневник политика. 202 (1). Необходимое слово-разъяснение читателям. // Россия. №1. С.1.

60. Письмо В.М. Чернова в ЦК ПСР о положении дел в эсеровской эмиграции в 1921 г. // партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т.3. Ч.2. М.: РОССПЭН, 2000. С.735.

61. Последние новости. №197 от 12 декабря 1920.

62. РГАСПИ. Ф.17. Оп.84. Д.273. Л.73, 75.

63. См.: Последние новости. №221 от 9 января 1921 .

64. Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг. Документы и материалы. М.: Владос, 1999. С.529.

65. РГАСПИ. Ф.17. Оп.84. Д.273. Л.81.

66. Цит. по: Гусев К.В. В.М. Чернов. Штрихи к политическому портрету. М.: РОССПЭН, 1999. С.164.

67. Чернов В.М. История ПСР. Прага, около 1930 г.// Партия социалистов-революционеров после Октябрьского переворота 1917 года. Документы из архива ПСР. Амстердам. 1989. С. 7.

68. Чернов В.М. Пересмотр партийной программы. Документы сентябрьской (1920 г.) конференции ПСР.// Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т. 3. Ч. 2. М.: РОССПЭН. С. 654, 660.

69. Гарденин Юрий (В.М. Чернов). Маркс и Энгельс о крестьянстве. Историко-критический очерк. М.: изд-во «Новое товарищество», 1906. С. 12, 18.

70. Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т. 3. Ч. 2. С. 664-665, 670-671.

71. Там же. С. 668, 671-672.

72. Там же. С. 669-670.

73. Гарденин Юрий (В.М. Чернов). Маркс и Энгельс о крестьянстве. Историко-критический очерк. М.: изд-во «Новое товарищество», 1906. С. 156.

74. Чернов В.М. Доклад о пересмотре партийной программы.// Партия социалистов-революционеров. Т. 3Ч.2. С. 673-674.

75. Там же. С. 675.

76. Чернов В.М. Проект экономической программы. (Предлагается Ц.К-том ПСР на рассмотрение партийных организаций в дискуссионном порядке).// Революционная Россия. 1921. № 5. С. 9-14.

77. Чернов В.М. Конструктивный социализм. Прага. 1925. С. 200.

78. Политические партии России. Конец ХIХ – первая треть ХХ века. Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 1996. С.679.

79. Циркулярное письмо бюро ЦК РСДРП №3 всем местным организациям. Москва. 23 августа. // Меньшевики в 1921-1922 гг. М.: РОССПЭН, 2002. С.533-534.

80. Политические партии России: история и современность. М.: РОССПЭН, 2000. С.341.

81. Из материалов Московского совещания местных организаций РСДРП в первых числах Октября. // Меньшевики в 1921-1922 гг. М.: РОССПЭН, 2002. С.560-568.

82. Меньшевики в 1921 – 1922 гг. М.: РОССПЭН, 2002. С.62-63.

83. Хеймсон Л. Меньшевизм и большевизм (1903-1913): формирование менталитета и политической культуры. // Меньшевики в 1917 году. Т.1. М., 1994.

84. Мартов Ю.О. Наша платформа. 4 октября 1922 г. // Меньшевики в 1921-1922 г. М.: РОССПРЭН, 2002. С.548-559.

85. Гетцлер И. Мартов. Политическая биография российского социал-демократа. Изд. 2-е, доп. СПб., 1998. С.274-277.

86. Урилов И.Х. история российской социал-демократии (меньшевизма) Часть 2-я. Историография. М., 2001. С.160-161.

87. Дан Ф.И. Борьба за демократию. // Социалистический вестник. №20 (42), 1922. 19 октября. // Меньшевики в 1922-1924 гг. М.: РОССПЭН, 2004. С.146-148.

88. Там же. С.210-218, 252-257.

89. Там же. С.554-578.

90. Цит. по: Меньшевики в 1922-1924 гг. С.95.

91. Дан Ф.И. В плену пошлого. // Социалистический вестник, 1927. №15 (158), 1 августа; №16/17 (159/160), 20 августа.