17. Важнейшие мысли “Теодицеи"

“Бог есть первооснова вещей: в самом деле, ограниченные вещи, составляющие предмет наших чувств и опыта, в целом случайны, не заключают в себе никакого основания своего необходимого существования, ведь очевидно, что время, пространство и материя, сами по себе безразличные, единообразные и ко всему равнодушные, могли воспринять совершенно другие движения и формы и подчиниться другому порядку. Итак, основание к существованию мира, представляющего собой лишь совокупность безусловно случайных вещей, следует искать в такой субстанции, которая в самой себе заключает основу своего существования, следовательно, необходима и вечна. Но этот принцип должен быть разумным: в самом деле, так как существующий мир случаен и одинаково возможны как этот мир, так и бесчисленное множество других миров, как бы одинаково претендующих на существование, то причина мира должна знать и принять во внимание все эти возможные миры, чтобы определить к бытию один из них. Но эта связь или отношение существующей субстанции к простым возможностям может быть не чем иным, как разумом, содержащим в себе их идеи; а то определение, благодаря которому одна из идей реализуется, есть не что иное, как действие боли, производящей выбор. А мощь этой субстанции и делает эту волю действенной. Мощь относится к бытию, мудрость или разум — к истине, а воля — к добру. Эта разумная причина должна быть во всех отношениях бесконечной и абсолютно совершенной по могуществу, мудрости и благости, охватывая все возможности. А так как все находится в гармонии и связи, то субстанция может быть только единой. Её воля составляет источник существования, её разум — источник сущностей”. Бог есть “субстрат и субъект вечных истин, обосновывающий их реальность, поскольку всякая реальность должна иметь свое основание в существующем субъекте; поэтому нельзя говорить, как это делают некоторые последователи Дунса Скотта, что вечные истины существовали бы, если бы и не было никакого разума и даже никакого бога... Эта мудрость, соединенная со столь же бесконечной благостью, не могла не выбрать наилучшего. В самом деле, как незначительное зло есть вид блага, так и незначительное благо есть вид зла, раз оно препятствует большому благу, и потому божественные действия содержали бы нечто ошибочное, требующее улучшения, если бы было возможно выполнять их лучше...

Если бы среди возможных миров не было наилучшего, то бог не произвел бы никакого мира. А так как он все делает в соответствии с высшим разумом и вообще не способен действовать помимо или вопреки разуму, то он выбрал наилучший мир... Здесь возможно возражение, что, наверное, мог бы существовать мир без греха и страданий; но в таком случае он не был бы лучшим миром, потому что все находится в связи в каждом из возможных миров; Вселенная, какова бы она ни была, есть нечто монолитное подобно океану. Поэтому во Вселенной ничего нельзя изменить без того, чтобы вместе с этим не распалось самое её существо, или, так сказать, её нумерическая индивидуальность. Поэтому если бы в ней недоставало самого незначительного зла, какое происходит в этом мире, то она не была бы более этим миром, тем миром, в котором все рассчитано и проверено и который поэтому и был признан богом как наилучший и был избран им... Впрочем, можно вообразить себе возможные миры без греха и несчастья; но как раз эти возможные миры стояли бы гораздо ниже нашего, о чем можно заключить уже a posteriori из действия, именно из того, что бог избрал мир таким, каков он есть. Кроме того, известно, что часто зло вызывает благо, и без этого зла благо не было бы достигнуто. Часто даже два зла производят большое благо: двойной яд проявляет себя целебно. Ведь даже в римской церкви поют в священный вечер накануне пасхи: “Адамов грех — священная необходимость: ведь смерть Христа очистила его. Блаженна та вина, которой спаситель так чудесно, так величественно покорился!”

Впрочем, зла не так много, как некоторые утверждают. “Зло удваивается, если на него обращают особое внимание... И только вследствие недостатка внимания наши блага уменьшаются. Если бы нашим обычным состоянием была болезнь и мы только изредка пользовались добрым здоровьем, то мы бесконечно больше ценили бы это великое благо и менее чувствовали свои страдания. Несмотря на это, конечно, все же лучше, что здоровье — обычное состояние, а болезнь — исключение... Если принять во внимание хрупкость человеческого тела, то нужно удивляться не тому, что люди временами бывают больны, а скорее тому, что они так редко, а не всегда бывают больны (§14, 13)... Бейль видит в мире только больницы да тюрьмы, но домов существует больше, чем темниц. “Исторический и критический словарь”, статья

“Всюду тюрьмы и больницы, всюду виселицы и нищие”.

Ещё Эврипид великолепно говорит: “Людям дано больше счастья, чем бедствий”.

Причину этого мирового зла нужно искать в идеальной природе создания, поскольку эта природа познается печными истинами, содержащимися в божественном разуме независимо от его воли. Ведь в понятии создания уже изначально заключено несовершенство, почему созданию и свойственно иметь недостатки и заблуждаться. Платон говорит в своем “Тимее”, что мир коренится в разуме, будучи связан с необходимостью. В этом положении можно найти хороший смысл. Бог есть разум, а необходимость, то есть существенная природа вещей, есть предмет разума, поскольку он существует в вечных истинах. Но этот предмет чисто умственный и содержится в божественном разуме. Здесь заключена не только изначальная форма или сущность добра, но также источник зла; здесь—область вечных истин, которую, если дело идет о первоисточнике вещей, и нужно ставить на место материи. Эта область есть идеальная причина страдания и зла, так же как и добра; хотя собственно формальная сторона зла, то, что делает зло злом, не имеет совсем положительной, действующей причины, заключается только в лишении”. Гипотеза двух принципов, которую Бейль находит соответствующей разуму и опыту, ложная. “Конечно, есть два принципа, но оба они в самом боге, именно его разум и его воля. Разум доставляет принцип зла, оставаясь им не запятнанным, не делаясь сам злым. Он представляет существа в том виде, в каком они даны в вечных истинах;

он содержит в себе основания, в силу которых допускается зло... Человек—сам источник своих страданий; таким, каков он есть, он был в божественной идее”. Самое поверхностное, самое простое объяснение явления, когда признается особый принцип, например когда причину зла хотят объяснить особым злым принципом. Но зло так же мало нуждается в принципе, как холод или темнота; не существует никакого принципа холода, не существует никакого принципа темноты. Зло возникает только благодаря лишению, от недостатка; положительное здесь дано только случайно, так, только случайным образом в холоде оказывается деятельная сила. Замерзшая вода может разорвать ружейный ствол, в котором она заключена; и все же холод есть известное лишение силы; он возникает только при уменьшении движения, разделяющего частицы влаги друг от друга... Поэтому зло коренится в самих абстрактных формах, т. о. в идеях, которых бог не вызывал актом своей воли; такова же природа чисел или фигур и вообще возможных сущностей, которые нужно считать вечными и необходимыми. Бог поэтому не есть виновник сущностей, поскольку они лишь возможны; но нет ничего действительного, чего бы он не определил и не наделил существованием, и зло он допустил только потому, что оно подразумевается в том лучшем плане, который изначально существует в сфере возможного... Но зло было объектом воли как условие и средство, а не как цель...

Метафизическое зло сводится к простому несовершенству или ограниченности, физическое — к страданиям, моральное — к греху. Хотя физическое и моральное зло не есть зло необходимое, но оно все-таки возможно, а именно в силу вечных истин. И поскольку бесконечная сфера истины включает все возможности, постольку необходимо, чтобы существовало бесконечное число возможных миров, чтобы зло входило в состав многих из них и чтобы даже лучший из всех миров содержал зло, но такое зло, которое само приводит к благу и является злом лишь с точки зрения ограниченной части, а не с точки зрения Вселенной, не с точки зрения великой связи вещей... То, что в той или иной части кажется нарушением, в целом составляет порядок...

Блаженство всех разумных созданий есть та цель, которую бог имеет в виду; но это не вся его цель и даже не последняя и не окончательная цель его. Если бы блаженство разумных созданий было единственной целью, то, конечно, не было бы ни греха, ни страдания. Бог избрал бы из всех возможностей такой строй, при котором это зло было бы исключено. Но тогда он упустил бы то, что нужно Вселенной, то есть что он должен воздать самому себе... Мы находим в мире пещи, которые нам не нравятся; но мы должны знать, что он существует не для нас одних! И все-таки мир создан для нас, если только мы мудры; он для нас будет, подходящим, если мы ему будем соответствовать; мы будем счастливы в нем, если мы того хотим... Разумеется, добродетель ость благороднейшее качество сотворенных существ, но она не единственное хорошее качество вещей. Есть ещё бесконечно много других, которые как бы склоняют к себе бога, и в результате всех этих побудительных мотивов получается величайшая возможная полнота блага, и очевидно, что если бы налицо была только добродетель, если бы существовали только разумные создания, то было бы меньше блага. Когда Мидас имел только золото 91, он был менее богат, чем ранее. Кроме того, премудрость должна создавать многообразие: умножать количество вещей одного и того же рода, как бы ни были они благородны, было бы просто преизбытком и в то же время скудостью. Поэтому природе нужны животные, растения, неодушевленные тела: в неразумных созданиях есть нечто чудесное, что упражняет и занимает разум. Что делало бы разумное существо, если бы совсем не было неразумных вещей, и о чем бы оно мыслило, если бы не было ни движения, ни материи, ни чувств?..

Но хотя бог выбирает самое лучшее, все же он делает это не по принуждению, и в объекте божественного выбора нет никакой необходимости: ведь так же возможен и другой порядок вещей. Выбор именно потому свободен и не зависит от необходимости, что он осуществляется среди многих возможностей, и воля определяется только имеющим перевес благом объекта... Он не может действовать иначе именно потому, что невозможно действовать лучше. Но это гипотетическая, моральная необходимость, которая не противоречит его свободе, а есть скорее действие его выбора. Что противно разуму, того нельзя приписывать мудрому существу... Именно потому, что бог не оскудевает в выборе наилучшего, его деятельность всегда мотивирована. Чем совершеннее существо, тем более оно определяется к добру и в то же время тем оно свободнее... Судья бога — его собственный разум и премудрость. Вечные истины, предмет премудрости более неприкосновенны, чем Стикс был для Юпитера...

Допущение зла вызывается этой моральной или также гипотетической необходимостью... Но необходимое вследствие моральной необходимости, то есть вследствие принципа блага и мудрости, не нужно смешивать с тем, что необходимо в результате метафизической, или слепой, необходимости; последняя налицо там, где противоположное содержит противоречие... Свобода не только обходится без принуждения, но и без самой необходимости, хотя она всегда сопровождается непоколебимой уверенностью, определенной склонностью ...И только метафизическая необходимость противоположна свободе. Разумеется, в известном смысле можно сказать, что необходимо, чтобы праведники не грешили, а грешили бы дьявол и осужденные грешники, чтобы бог сам выбирал наилучшее, чтобы человек в своих решениях следовал наиболее сильным эмоциональным впечатлениям... Писатель Веллей, сказавший о Катоне ⁹², что он поступал добродетельно, потому что это лежало в его натуре, и что для него невозможно было поступать иначе, думал, что он этим воздает ему величайшую похвалу... Но эта необходимость не противоположна случайности: это не есть логическая, геометрическая или метафизическая необходимость”.

Однако эта моральная необходимость есть не только метафизический, но и физический принцип. “Законы движения, свойственные природе и подтверждаемые опытом, в этом отношении не могут иметь той безусловной доказательной силы, какую имеет геометрическое положение. Их главный источник не в принципе необходимости, а в принципе совершенства и порядка;

они — результат выбора и премудрости бога. Хотя я могу привести много доказательств для этих законов, но при этом я всегда должен предполагать нечто такое, что не имеет абсолютной геометрической необходимости. Итак, эти прекрасные законы являются великолепным доказательством разумного и свободного существа против системы абсолютной и слепой необходимости... Основу для этих законов можно найти, если допустить, что действие по силе всегда равно причине, что всегда сохраняется одно и то же количество силы;

но это основоположение принадлежит более высокой философий и не может быть доказано геометрически. Можно также привести и другие принципы подобного рода, как, например: действие всегда равно противодействию — принцип, который предполагает в вещах сопротивление изменению извне и не может быть выведение протяженности и непроницаемости; далее, принцип:

простое движение отличается теми же признаками, которые свойственны сложному движению, вызывающему подобное же изменение. Эти предположения очень правдоподобны и удовлетворительно объясняют законы движения; будучи взаимно согласованными, они действительно заключают подходящие объяснительные принципы; но в них нет абсолютной необходимости, которая принуждала бы нас признать их, подобно тому как мы с необходимостью признаем правила логики, арифметики и геометрии... Эти законы природы, к которым следует ещё причислить и прекрасный закон непрерывности, не представляют ни совершенно необходимых, ни совершенно произвольных законов. Здесь следует признать среднее: они являются избранием совершенной мудрости. Итак, эти законы ясно показывают различие между абсолютной необходимостью, зависящей исключительно от действующих причин, и моральной необходимостью, заключающейся в свободном выборе мудростью конечной цели или в принципе целесообразности, от всего этого отличен также абсолютный произвол, сводящийся к простому безразличию, лишенному всякого основания”.