12. Всеобщая связь Вселенной, бесконечность и разнообразие органической жизни

Так как монада есть представляющая сущность, то тело или сфера, окружающая её в первую очередь, не что иное, как средство, как орган, посредством которого и вместе с которым оно является своеобразной точкой зрения; с этой точки зрения монада и представляет себе мир и находится под его воздействием; ведь душа есть субстанциальная форма её тела, а степень реальности и совершенства её тела или органа составляет степень совершенства души; поэтому “тела не меньше отличаются друг от друга, чем духи”. "Организованная масса, в которой точка зрения души, будучи выражена более точно... и так далее Сообразно состояниям (тела)... она (монада) представляет... вещи, находящиеся вне её” (“Начала природы и благодати, основанные на разуме”. Не раз Лейбниц проводит также различие между телом как простым средством представления и точкой зрения, свойственной простой субстанции в её представляющей деятельности (“Теодицея". Но это различие основывается на несущественно” в данном случае обстоятельстве, исходим ли мы от души или

от тела. Чем совершеннее душа, том совершеннее и её органическое тело; но я могу перевернуть это положение и на основании совершенства тела умозаключать о совершенстве души. Так же обстоит дело и со средством и точкой зрения представления. Место же из “Принципов философии” № 12 где сказано: “Необходимо также, чтобы кроме начала изменения была дана и некоторая схема (во французском оригинале, опубликованном Эрдманном, это называется “особенность того, что изменяется”), которая и производит, так сказать, видовую определенность и разнообразие простых субстанций”, я не могу понять иначе, как только следующим образом: под схемой представления я понимаю непосредственный и ближайший объект представления, тот именно объект, в связи с которым представляются остальные объекты, следовательно, тело, а также и своеобразный, индивидуальный род, тип представления, выражением которого как раз и является тело. “Итак, подобно тому как один и тот же город, рассматриваемый с различных мест, кажется иным и как бы размножается оптически, так же существует как бы бесконечное число различных миров в виде отдельных субстанций, хотя эти миры являются лишь перспективными образами единой Вселенной с различных позиций монады... Тело есть непосредственный, первоначальный объект души, исходя из него душа воспринимает все другие объекты. Хотя монада представляет всю Вселенную⁶⁴, все же именно поэтому она гораздо отчетливее созерцает тело, которое ей наиболее соответствует и энтелехией которого она является, чем все другие внешние вещи... Но тело не изолировано и не отмежевано. Скорее в пространстве все заполнено и вся материя находится во взаимной связи. Как в заполненном пространстве всякое движение все же оказывает на отдельные тела известное воздействие в зависимости от расстояния, так и всякое тело оказывается под воздействием не только тех тел, которые прежде всего находятся в непосредственном соприкосновении с ним, но благодаря этим телам — и под воздействием отдаленных — эта связь распространяется на самые отдаленные ступени. Поэтому каждое тело затрагивается всем, что происходит во Вселенной⁶⁵, так что лицо, на все обращающее внимание, в каждой отдельной части может прочесть то, что происходит в целом, даже и то, что произошло и может произойти, причём в настоящем оно усматривает отдаленное как во времени, так и в пространстве всеобщее единодушие, сказал Гиппократ... Настоящее чревато будущим. И том, что произойдет “когда-нибудь”, в отдаленнейшем “там” содержится ближайшее “здесь”...

Тело в результате неразрывной связи материи выражает всю Вселенную; точно так же и душа представляет всю Вселенную, когда она представляет тело, которое особенно интимно с ней связано... Но душа может прочесть в себе лишь то, что она себе представляет отчетливо; она не может раскрыть сразу свои представления, потому что они стремятся к бесконечности.. Поэтому красоту Вселенной можно было бы обнаружить в любой душе, если бы можно было выпрямить раскрыть все её складки, которые становятся отчетливыми, развертываясь лишь постепенно... Все энтолехии — образы Вселенной, каждая в своем роде; это миры в миниатюре, средоточия полноты Вселенной; они — плодотворные простые элементы, субстанциальные единства, но по многообразию своих модификаций они в отношении силы составляют нечто бесконечное; они центры, выражающие бесконечную периферию... Именно к этому сводится главное отличие монады от атома. Состояние монады, так же как состояние атома, есть состояние изменения, есть влечение атом стремится к тому, чтобы переменить свое место душа, или монада, стремится к изменению своего представления. Но атом, обладая даже частями, не включает в себе ничего, что бы обнаружило многообразие в споем влечении, ибо считается, что его части не меняют его отношений. Между тем монада, несмотря на свою неделимость, обладает сложным влечением, то есть множеством представлений, каждое из которых стремится к своим особенным изменениям и которые в силу своей существенной связи со всеми другими вещами в то же время находятся в ней⁶⁶. Как раз из-за недостатка этой всесторонней, универсальной связи атом Эпикура находится в противоречии с природой. Ведь пет такого индивидуального, отдельного существа, которое не должно было бы выразить все другие и воспроизвести их в себе... Индивидуальность содержит в себе как бы в зародыше бесконечное⁶⁷... Поэтому, вместо того чтобы пытаться выяснить природу Души путем её сравнения с материальным атомом, насколько было бы существеннее сравнить с точки зрения многообразия проявлений её со Вселенной, которую она представляет со своих особых позиций, сравнить её даже с богом, бесконечность которого она представляет в коночном виде, правда в смутном и несовершенном представлении конечного...

Принципы жизни входят лишь в органические тела... Поэтому тело монады или живого существа имеет необходимо органический характер. Ведь поскольку всякая монада является своеобразным зеркалом Вселенной, а Вселенная радуется совершенному порядку гармонии, то так же и в представляющем начале, то есть в представлениях души, а следовательно, и в телах/как в точках зрения представления, должны царить гармония и порядок”. Тело есть нечто органическое, это значит нечто другое, как то, что оно естественный автомат, своего рода божественная машина, однако бесконечно превосходящая все механизмы человеческого искусства, отличающаяся от них не только “по степени, но и по существу, потому что искусственный механизм находится не в каждой части машины, естественные же механизмы находятся в мельчайших частях машин до бесконечности”. Они в такой степени являются бесконечными механизмами, что каждая частица механизма опять-таки является своего рода механизмом (всякая система есть в свою очередь система систем); всякая мельчайшая частица обладает членораздельной, особой, самостоятельной жизнью, каждый член в свою очередь представляет собой тело, состоящее из членов, поэтому органическое тело есть безграничная полнота одушевленных тел, это неизбежное следствие неоднократно упоминавшегося закона, что “материя, даже каждая частица её, не только делима до бесконечности, но и действительно разделена и содержит в себе упорядоченное многообразие... Поэтому каждую часть материи можно себе представить в виде сада, полного растений, в виде пруда, полного рыб.. Но каждая ветка растения, любой член животного, любая капля его соков в свою очередь сад, в свою очередь пруд, полный рыб... И хотя земля и воздух, находящиеся между растениями сада, или вода между рыбами пруда не есть растение, не есть рыба, псе же они содержат растения и рыб, но в большинстве случаев в виде чего-то незаметного но тонкости” или “другие, быть может, нам совершенно неизвестные виды живых существ... Поэтому во Вселенной не существует ничего бесформенного, неорганического, не существует ничего неупорядоченного, неправильного,

В природе имеется прекрасная и весьма близкая этой идее Лейбница аналогия, согласно которой всякая часть, в свою очередь и сама есть целое и каждое существо на бесконечные лады отражает внешний мир. Таковы глаза некоторых насекомых, состоящие из бесконечного числа граней, из которых каждую в свою очередь можно рассматривать, по указанию Сваммердамма, как маленький глаз; поэтому предметы в подобных многогранниках отражаются тысячи раз, так что один дуб, на который был бы направлен зрительный аппарат такого глаза, помещенный в то же время в фокусе микроскопа, разросся бы в целый дубовый лес. Мысль о том, что вся природа состоит из живых организмов, Лейбниц толковал слишком широко; ведь всякая органическая жизнь оказывается связанной с известной мерой всеобщих естественных сил, хотя бы эта мера и имела исключительно всеобъемлющий и универсальный характер; даже возникновение и развитие инфузорий связано с определенными временными и материальными условиями. Микрография. Магдебург и Вилъбранд. Общая физиология. А что природа в известном смысле представляет и отображает все во всем, самое большое в самом малом, что кажущаяся простейшей, бесформенной и не имеющей отличительных признаков живая точка есть уже особым образом организованная множественность и многообразие, органическое царство, так сказать, мир в себе, то ведь эти идеи подтверждаются, между прочим, и наблюдениями над инфузориями Эренберга^б8. Эти наблюдения доказывают, “что считавшиеся совершенно не имеющими структуры мельчайшие движущиеся формы, какие только можно подметить при современной силе микроскопа, обладают, как организмы, не только ясно выраженным кишечным аппаратом, но что у них можно найти и следы особой нервной системы" “К познанию организации в направлении наименьшего пространства”. Но наблюдениям Эренберга, многие роды полигастрических инфузорий обладают даже глазом—органом чувства, который наглядно и в буквальном смысле является зеркалом Вселенной, пустого и мертвого, пет хаоса, нет беспорядка, кроме мнимого”. Однако Лейбниц замечает, что если он отвергает хаос, то это ни в какой мере не приложимо к первоначальному состоянию Земли и других тел, ибо эти последние, как это показывает опыт, скорее пребывали в состоянии внешней неупорядоченности. “Наш шар некогда был в состоянии, похожем на пылающую гору, и так далее”. Пятое письмо к Бурге от 22 марта 1714 года; “Теодицея”, и прежде всего его “Protogaea”.

Но эти организмы, повсюду распространенные, отличаются меньшей или большой степенью совершенства. “Монада может иметь такие приспособленные органы, что благодаря им получаемые ею впечатления, а следовательно, и представления, их воспроизводящие, содержат нечто как бы выдающееся и превосходное (то есть определенность и отчетливость); таким образом, благодаря влаге в глазу лучи света концентрируются и действуют с большей силой; так это может идти дальше и дальше и действительно привести к возникновению ощущения, то есть к представлению, сопровождаемому воспоминанием, а именно к представлению, от которого долгое время остается как бы известный отзвук в душе (своего рода эхо), чтобы при известных условиях вновь зазвучать... Монады, обладающие такими представлениями, связанными с памятью и, следовательно, более отчетливыми, поэтому и называются душами в собственном смысле слова. Монады же, обладающие простым, обыкновенным представлением, называются энтелехиями или простыми монадами... Если бы у нас не было отчетливости, не было бы, так сказать, специального вкуса у наших представлений, то мы находились бы в состоянии постоянной сонной тупости,—таково состояние простых монад”. Поэтому ступени, степени, состояния, виды — единственные отличия сущностей. “Все в природе подобно” ⁶⁹, все сродни, все связано; “по существу все во всем; природа повсюду самоотверженна; кто действительно знает одно, знает все, кто понимает хотя бы одну только часть материи, тот одновременно, благодаря замкнутой связи вещей, постигает всю Вселенную”. “Повсюду так, как здесь”, “в каждом существе можно познать бесконечное”, “величайшее находит свое точнейшее воспроизведение в мельчайшем”, отдаленное идеальным образом заключено в ближайшем. Нет абсолютного отличия у существа “Степени совершенства варьируют до бесконечности. Между тем основы повсюду те же. Есть только разница между великим и малым, между воспринимаемым и невоспринимаемым”. Душа есть лишь простая монада, проснувшаяся для отчетливого представления, для сознания; простая монада, которую мы с аристократической позиции нашего Я отталкиваем как нечто чуждое, как нечто безразлично нейтральное, как мертвую вещь, принадлежит в качестве сущности нашему роду и племени, являясь лишь спящей, ещё не развернувшейся душой. Повсюду зародыши, повсюду жизненные элементы, которые ещё, быть может, разовьются в существа, нам подобные. В природе нет действительного отрицания, нет действительной смерти, нет действительного рождения. Смерть есть только развитие, укутывание, уменьшение и измельчение членов; возникновение — лишь увеличение, развертывание, лишь преобразование уже наличных существ в другой форме — из семян и зародышей, подобно тому как люди развиваются из семян иных животных, хотя их души неразумны, но становятся разумными после того, как зачатие определит этих животных к человеческой при роде. Как известно, ко времени Лейбница семенные животные стали предметом рассмотрении ученого мира. Первым наблюдал их голландский доктор Гамм, потом Левенгуке, который впервые и создал им славу. Несчастные животные вызвали фурор. Но как это и случается в мировой истории, этим новаторам и еретикам пришлось испытывать несправедливое отношение со стороны старых тупых ученых. Некоторые оспаривали даже существование этих животных и считали его оптическим обманом. Но что мир презирает, то дух возвышает. Лейбниц со свойственной ему гуманностью приветствовал их даже как желанных сотоварищей; это дружеское гуманное отношение разделили с ним и другие крупные позднейшие ученые, как, например, Галлер ⁷⁰. Литературное жизнеописание этих, мельчайших животных составил Ледермюллер в своем “Опыте 'обоснованной защиты семенных животных”. Нюрнберг, 1758. В новейшее время была подведена физиологическая база под этот взгляд, который пытается объяснить происхождение высших органов из связи монад или живых организмов и подчинения последних господствующему единству, их охватывающему (смотри И. Г. Шмидт. Двенадцать книг по морфологии и так далее Берлин, и Эйзенманн. Вегетативные заболевания. Точке зрения Лейбница на природу соответствует взгляд названных и других врачей новейшего времени, по которому болезни представляют собой зарождение новых организмов в организме. Названное сочинение, особенно о заразных заболеваниях. Действительно, Лейбниц совершенно ясно говорит в “Nouv: “Болезнь как бы уподобляется растению или животному, требующему своей особой истории, то есть это модусы или формы проявления бытия, к которым применимо то, что мы сказали о субстанциальных телах или вещах, а именно что четырехдневную лихорадку так же трудно глубоко изучить, как золото или ртуть”. Что же касается гипотезы самостоятельного движения даже кровяных шариков, то сравним по этому вопросу “Физиологию Бурдаха”⁷¹. Вообще, в природе нет ничего абсолютно прерывного; все противоположности, все границы пространства и времени, а также своеобразия исчезают перед абсолютной непрерывностью, перед бесконечной связью Вселенной ⁷². “Точка есть как бы бесконечно маленькая линия, покой есть не что иное, как исчезающее вследствие непрерывной убыли движение, равенство есть не что иное, как исчезающее неравенство... И этот закон непрерывности никогда и нигде не нарушает природы. Природа не делает скачков. Все законы естественных существ составляют одну цепь, в которой различные классы подобно суставам так тесно примыкают друг к Другу, что ни чувством, ни воображением невозможно определить ту точку, где кончается один класс и где начинается другой”. На основании именно этого метафизического принципа абсолютной непрерывности Вселенной, следовательно, a priori Лейбниц приходит к заключению, что между растениями и животными должны быть промежуточные существа. В письме к Герману ⁷³, откуда взято и место, к которому относится данное примечание, Лейбниц говорит: “...я убежден, что должны быть такие существа; естествознание, может быть, со временем их и откроет. Мы совсем недавно научились наблюдать”. Как правильно замечает немецкий переводчик Ульрих (ему я обязан указанием на приведенные места — кн. 11, примечание), Лейбниц предсказал и открытие полипов. Впрочем, спор о природе полипов давно разрешен в том смысле, что “полипы с их кораллами — действительные животные”. По поводу непрерывной последовательности ступеней развития в природе Лейбниц, однако, замечает, что, конечно, имеются мнимые скачки. “Для красоты природы, требующей раздельных, отчетливых восприятии, необходимы видимость скачков и, так сказать, музыкальные интервалы в явлениях ей доставляет удовольствие смешивать виды” (“Новые опыты".