Книги_по_истории_от_Прокопьева / Kollingvudr_Ideya_Istorii_1980

ft

Идея истории. Часть V

/истории, если мы зададим им верные вопросы. Так, в моем рас­ сказе дочь священника сказала констеблю, что она убила Джона Доу. Как и научный историк, он начинает с того, что внимательно прислушивается к ее утверждению — до того момента, пока не перестает рассматривать ее заявление как заявление вообще, т. е. как истинное или ложное описание совершенного убийства, и начинает рассматривать самый факт ее заявления как нечто такое, что может оказаться полезным следствию. Именно поэтому он знает, какие вопросы ему следует задать в связи с этим заяв­ лением, вопросы, начинающиеся со слов: «А почему она расска­ зала мне всю эту историю?» Историк ножниц и клея заинтересо­ ван, так сказать, в «содержании» высказываний, в том, что они сообщают. Научный историк — в самом факте, что они были сделаны.

Высказывание, которое слушает или читает историк,— гото­ вое, законченное высказывание для него. Но высказывание, ут­ верждающее, что высказывание определенного рода делается кемто, не является готовым, законченным высказыванием. Если исто­ рик говорит себе: «Я теперь читаю или слушаю высказывание

его, основываясь на собственном мнении. И именно это автоном­ ное утверждение представляет собой исходную точку мысли науч­ ного историка. Основанием для вывода констебля, что дочь свя­ щенника подозревает в убийстве Ричарда Роу, были не ее слова:

Если научный историк приходит к своим выводам не на осно­ вании имеющихся у него законченных высказываний, а исходя из своей самостоятельной констатации факта, что такие выска­ зывания были сделаны, то он может приходить к заключениям даже в том случае, когда у него нет никаких подобных высказы­ ваний. Предпосылками его доказательства становятся его собст­

Вернемся еще раз к нашему примеру с Джоном Доу. Пред­ посылки, на основании которых инспектор из Скотланд-Ярда сде­ лал вывод о невинности Ричарда Роу, его автономными суждениями, не основывающимися ни на каком авторитете, кроме его собственного. Ни одна из этих предпосылок не была выска­ зыванием о высказывании, сделанном кем-то другим. Самым важ­ ным в доказательстве невиновности Ричарда Роу было то, что, хотя он и загрязнил свою обувь, идя от дома священника, ника­ ких следов грязи не было обнаружено в кабинете Доу, а обстоя­ тельства убийства были таковы, что исключали всякую возмож­ ность для Ричарда снять или почистить свою обувь. Каждый из элементов доказательства в свою очередь был заключением

264 Идея истории. Часть V

истории, и людьми, которые, хотя и не опровергали полностью правомерность методов ножниц и клея, все же полагали, что история может обойтись и без них. По моим воспоминаниям, эта дискуссия все еще была жива в академических кругах нашей страны 30 лет назад, хотя и тогда от нее попахивало чем-то архаичным. Все суждения в этом споре, насколько я помню, были

са, представляющего большой философский интерес. Здесь они упустили великолепную возможность проделать полезную работу. У меня осталось впечатление, что дискуссия завершилась самым жалким компромиссом. Сторонники истории ножниц и клея, при­ няв в принципе, что «неписьменные источники» могут дать цен­ ные сведения, продолжали настаивать на том, что их ценность весьма ограничена и может проявиться только тогда, когда их используют как вспомогательные средства, дополняющие «письмен­ ные источники». Да к тому же, по их мнению, они относились к таким низким предметам, как торговля или производство, кото­ рые не могут интересовать историка, если он хоть в какой-то степени джентльмен. Все это на практике означало, что историки, воспитанные в духе истории ножниц и клея, начали, очень робко на первых порах, осознавать возможность истории совершенно ново­ го типа. Но когда они попытались использовать открывшуюся возможность, стало ясно, что их крылья еще настолько некрепки, что они способны лишь на первые, самые робкие полеты.

X . В о п р о с и о с н о в а н и е

Если история означает историю ножниц и клея, когда историк в своих познаниях зависит от имеющихся у него готовых выска­

данном предмете. Такое определение имеет известную практиче­ скую ценность, потому что позволяет разделить всю существую­ щую литературу, коль скоро историк определил область своих интересов, на тексты, которые могут служить ему источниками и потому должны рассматриваться, и тексты, которые не могут ему служить в этом качестве, и потому их можно игнорировать. Все, что ему остается делать, так это, просматривая библиотечную пол­ ку или же собственную библиографию данного периода, задавать себе при виде каждого названия один и тот же вопрос: «Может ли данное издание содержать в себе что-то интересное по моему предмету?» Если он самостоятельно не находит ответа, в его рас­ поряжении оказывается целый ряд специальных вспомогательных средств. К ним прежде всего относятся предметные указатели, специализированные или тематические указатели литературы. Но

проблема, решение которой предлагается автором. Он дол­ жен обдумать эту проблему самостоятельно, выяснить, какие пути ее решения могли быть предложены в то время, и установить, почему данный конкретный философ выбрал именно такое реше­ ние, а не иное. Это и означает воспроизведение мыслей иссле­ дуемого автора в собственном сознании. И ничто иное не сможет сделать нашего ученого исследователем указанного автора.

По-моему, нельзя отрицать, что эти примеры при всей их нео­ пределенности и недостаточности действительно обращают наше внимание на основную черту мышления. В обоих случаях точность описания в общем плане внутренней работы, проделываемой историком, бесспорна. Но эти примеры все же нуж­ но развернуть и обстоятельно пояснить. И это, по-видимому, лучше всего сделать, отдав их на суд воображаемого критика.

Такой критик мог бы начать с утверждения, что вся эта тео­ рия неопределенна. Из нее вытекает либо слишком мало, либо слишком много. Воспроизвести некий опыт либо вновь продумать какую-нибудь мысль, мог бы продолжать наш предполагаемый

дественны в буквальном смысле этого слова с ними. Но ни один индивидуальный опыт не может быть полностью тождествен дру­ гому, поэтому, по-видимому, данная теория имеет дело только с отношением подобия. Но тогда доктрина, утверждающая, что мы знаем прошлое лишь постольку, поскольку воспроизводим его, ока­ зывается всего лишь одной из версий старой и дискредитиро­ ванной теории познания, основывающейся на принципе копиро­ вания познаваемого объекта. Эта теория тщетно пытается объяс­ нить, каким образом познаются объекты (в данном случае прош­

что опыт может быть воспроизведен с абсолютной тождествен­ ностью, то мы получим только непосредственное тождество между

(в данном случае прошлое) стал бы просто составной частью субъекта (в данном случае современности, собственной мысли ис­ торика), и вместо того, чтобы выяснить вопрос, как познается прошлое, мы должны были бы заявить, что познаваемо не прош­ лое, а только настоящее. При этом можно было бы спросить: а разве сам Кроче не признал этого своей доктриной о совре­ менности истории?

Здесь возникает два возражения, которые надо рассмотреть поочередно. Я полагаю, что человек, выдвигающий первое их них, исходит из следующего понимания опыта. В любом опыте, п>> край­ ней мере когнитивном, существуют акт и объект, а два различных