Архив ИГИЗП / Доплитература / Афины / ТумансРождениеАфины

ложность им, добившиеся богатства и рвавшиеся к власти «новые люди» представляли мещанскую, или, на современном жаргоне, «буржуазную» идеологию. Они зарабатывали деньги теми средства­ ми, которые аристократия считала постыдными: торговлей и ремес­ лом. Поэтому естественно, что аристократы презирали их за низ­ кое происхождение и за позорный род деятельности и не желали признавать за ними равные права. Понятно также, что сами тор­ говцы и ремесленники, как мы это видели уже у Гесиода, отнюдь не считали свое занятие чем-то зазорным. Вероятно, у них были свои психологические причины не любить аристократов. Кроме того, эти «новые люди» хотя и не имели доступа к управлению, но с ростом своего богатства были склонны держаться все более высо­ кого мнения о себе. Их недовольство росло прямо пропорциональ­ но росту их богатства, и возникала конфликтная ситуация23. Так же и демос имел основания быть недовольным аристократией изза ее экономического гнета. И все это складывалось в целый клу­ бок социальных противоречий и конфликтов24. Тогда на гребне социальной борьбы выдвигались энергичные и влиятельные лично­ сти, которые, воспользовавшись ситуацией, захватывали власть в свои руки. Так, в середине VII в. до н. э. на смену олигархическим республиками аристократии во многих городах Греции пришла но­ вая форма власти — тирания.

Новые социальные условия породили и новые идеологические тенденции. Говоря о поэзии, мы обратили внимание, что в опреде­ ленных слоях общества имела место моральная дезориентация, если не сказать деградация, а главное, стал заметен отказ от традици­ онных гомеровских ценностей. Получила распространение мещан­ ская, даже антиаристократическая идеология. Для потомков старин­ ных героев настали тяжелые времена: в материальном отношении они потеряли свою исключительность, а их идеологические ценно­ сти уже отбрасывались и вытеснялись мещанской системой ценно­ стей. Одна часть аристократии, кажется, смирилась с ситуацией и следовала духу времени и новым ценностям. Но была и другая ее часть, со стороны которой происходила консервативная реакция. Эти аристократы по-прежнему делали ставку на старую героичес­ кую этику. Поскольку аристократия лишилась монополии на бо­ гатство, а воинская доблесть утратила актуальность, единственное,

23 Фролов Э. Д. 1988. С. 115 сл.

24 Э. Д. Фролов говорит даже о формировании союза между широ­

кими словами населения против знати (Фролов Э. Д. 1988. С. 115 сл.).

чем она могла доказать сейчас свое превосходство, было ее знатное происхождение и нравственные качества: честь, достоинство, внут­ реннее благородство. На этом и делался упор. Поэтому теперь в ка­ честве социального обозначения за аристократией закрепились ста­ рые моральные категории: «добрые» (αγαθοί) и «лучшие» (άριστοι)2 5 . Так в сознании древних греков навсегда утвердилась гомеровская модель аристократии, ее идеал. Много позднее эту модель сфор­ мулировал Аристотель. Он писал, что благородство состоит в ста­ риной доблести и богатстве (Pol., 1294 а 20). Сущность аристо­ кратического государства философ определял как такой способ правления, при котором почетные права распределяются в соответ­ ствии с добродетелью, а делами руководят «мужи, наилучшие с точки зрения добродетели» (Pol., 1293 b 5; 1294 а 10). Итак, в условиях конкуренции со стороны богатых, но «низких» людей, самоопреде­ ление аристократии все больше замыкалось на принципах благо­ родства и нравственного превосходства. Вместе с тем моральные категории снова приобрели социальное звучание. В этой связи по­ казательно, что тираны архаической эпохи были, как правило, выходцами из благородных семей и, захватив власть, становились ревнителями восстановления древних аристократических традиций. Они стремились придать своей власти традиционный характер и представить ее в виде древней царской власти, что отразилось даже в их официальной титулатуре (см. ниже. гл. 6, 2 а)26. Замечатель­ ным примером такой реставрационной политики может служить зна­ менитая свадьба Агаристы, дочери сикионского тирана Клисфена. Клисфен, когда его дочь достигла брачного возраста, решил вы­ дать ее замуж за самого достойного человека Эллады. С этой це­ лью он созвал на сватанье к дочери достойнейших аристократов со всей Греции. Тогда, как пишет Геродот, «все эллины, которые гор­ дились своими предками и родным городом, отправились сватать­ ся в Сикион» (Hdt., VI, 126). Там Клисфен организовал состя­ зания и всевозможные испытания для женихов, которые длились целый год, а по их завершении щедро одарил всех участников (Hdt., VI, 128—131). Такая свадьба была не просто чем-то экстраорди­ нарным для той эпохи, но она явно копировала известные образцы

25 Яйленко В. П. 1983. С. 162.

26 Соловьева С. Раннегреческая тирания. М., 1964. С. 35; Swobo ­

из мифов и эпических сказаний. Все знали легенды о том, как слав­ ные герои древних времен со всей Греции съезжались на состяза­ ния ради руки прекрасной Елены или Гипподамии27. Клисфен в точности следовал этой модели и из свадьбы своей дочери устроил общегреческий агон, настоящий «слет» аристократии. Это была публичная, на всю Элладу, демонстрация истинной аристократи­ ческой доблести в пику всем выскочкам из «низов», новым бога­ чам. Эта свадьба получила широкий резонанс и прославилась во всем греческом мире. Сам Клисфен, принимая на себя роль устрои­ теля такого рода состязаний, сознательно уподоблял себя легендар­ ным царям героических времен. Данный пример относится уже к VI в. до н. э., но он наглядно иллюстрирует и те процессы, кото­ рые происходили в VII в. до н. э. Он показывает, как традиция прошлого искусственно воскрешалась и служила в качестве идео­ логического средства легитимации. Так демонстрировался блеск истинной аристократии, ее приверженность истинным идеалам. Это был еще один способ сопротивления новому.

в) Военная реформа

Однако, очень похоже, что аристократия архаической эпохи сражалась с ветряными мельницами. Она безнадежно проигрывала и сдавала одну позицию за другой. Был еще один и, пожалуй, самый важный фактор, выбивавший почву у нее из под ног, — фаланга. Этот фактор лишил ее последней точки опоры — военного пре­ имущества и вообще всякого значения на поле боя. Вокруг фалан­ ги уже давно гремят научные баталии, но при этом, в дискуссиях, как правило, не уточняется сам термин «фаланга», все принимают это понятие как нечто хорошо известное, но интерпретирует по-раз­ ному. Поэтому для начала мы попытаемся сформулировать свое понимание фаланги.

В нашем сегодняшнем представлении фаланга представляет собой феномен классического военного искусства древних греков. Это, прежде всего, плотное построение тяжелой пехоты, вытянутое по фронту в прямую линию и глубиной в несколько рядов. Обязатель­ ным условием фаланги является наличие одинакового, унифициро­ ванного вооружения воинов, главными компонентами которого были большой круглый щит, тяжелое копье (или два копья), меч, шлем

27 Stein-Hölkeskamp Ε. 1989. S. 119, Anm. 65; Smith J. Athens under the Tyrants. Bristol, 1989. P. 40.

164

и панцирь. Вторым важнейшим признаком фаланги является осо­ бая тактика, основанная на строгой дисциплине, выучке и слажен­ ных действиях всех воинов. Тактическая задача фаланги состоит в сохранении максимально плотного, ровного и сомкнутого строя в момент боевого соприкосновения с противником. Для достижения этой цели движение фаланги на поле боя осуществляется в ногу, под звуки флейты (Thuc., V, 70, 1; см. рис. 8 ) . В этом строю каждый знает свое место, бойцы стоят, сомкнув щиты, плечом к плечу (Xen. Anab., I, 8, 4) и держат линию фронта даже при беге (Xen. Anab., I, 8, 18). Благодаря такому построению достигается максимальная защищенность бойцов первой линии, каждый из которых прикрывает своим щитом себя и товарища и в то же вре­ мя сам оказывается прикрыт с обеих сторон. В бою один помогает другому и заменяет в случае необходимости. Поэтому сохранение такого строя было важнейшей задачей и залогом победы. Не слу­ чайно Фукидид писал, что для каждого воина в фаланге тем без­ опаснее положение, чем плотнее сомкнуты ряды (Thuc., V, 71, I)28. Бой в фаланге был выразительно воспет в стихах поэта Тиртея:

Ногу приставив к ноге и щит свой о щит опирая, Грозный султан — о султан, шлем — о товарища шлем,

Плотно сомкнувшись грудь с грудью, пусть каждый дерется с врагами. (fr. 8, 31 - 3 3 Diehl3 / Пер. В. В. Латышева)

Легко заметить, что бой в фаланге не оставляет места для по­ единка и личной инициативы. Это значит, что аристократия лиша­ ется своего превосходства на поле боя и уступает место народному ополчению. Для нее больше нет возможности выделиться личным под­ вигом и заслужить почет. Аристократы теперь вынуждены марши­ ровать в общем строю, как и все. Вместе с тем они теряют самое главное: военную доблесть и военные подвиги как легитимацию своего

28 Само слово «фаланга» (φάλαγξ) этимологически несет в себе идею прочности, монолитности, цельности. Это слово изначально обозначало такие предметы, как «бревно», «брусок дерева», «палка». Отсюда сле­ дует, что фаланга получила свое название на основе естественной ассоци­ ации с бревном, бруском дерева или чем-то очень крепким и цельным. Гомер иногда сравнивал плотное построение воинов с каменной стеной (Il., XII, 43 sq.; XVI, 211 sqq.). Как стена, сложенная из отдельных каменных блоков, представляет собой монолит, так и фаланга, составлен­ ная из отдельных воинов, есть такой боевой монолит. Следовательно, исходя из этимологии, идея фаланги изначально состояла в прочности и цельности боевого построения.

165

Рис. 8. Фаланга. Изображение на коринфской вазе. Первая половина VII в. до н. э.

статуса. Профессиональные воины оказались почти что «не у дел». Произошел, можно сказать, революционный переворот. Поэтому есть смысл остановиться на этом вопросе несколько подробнее.

Тема происхождения фаланги давно интересует исследователей, но, как и следовало ожидать, из-за скудости наших источников, ясного и однозначного ответа нет и, видимо, не может быть. Проблемы начинаются уже с датировки. Диапазон мнений достаточно широк и охватывает промежуток времени от второй половины VIII в. до н. э. до середины VII в. до н. э.29 Достоверно можно утверждать только то, что фаланга уже существовала в середине VII в. до н. э., когда появилось первое ее изображение на коринфской вазе (рис. 8). Сло­ во «фаланга» встречается уже у Гомера, но практически всегда во множественном числе и обозначает не весь боевой порядок, но от­ дельные ряды воинов (Il., II, 558; IV, 281; XIII, 126 и др.)30. Тем не менее И. Латач, а вслед за ним и другие ученые, пытаются до­ казать, что уже у Гомера описана настоящая фаланга и что воины,

29 Lorimer Η. L. The Hoplite Phalanx With Special Reference to the Poems of Archilochus and Tyrtaus // ABSA. V. 42. 1947. P. 76 - 139 ; Cartlege P. Hoplites and Heroes: Sparta's Contribution to the Technique of Ancient Warfare // JHS. V. 97. 1977. P. 4 - 2 7 ; Latacz J. Kampfparänese,

Kampfdarstellung und Kampfwirklichkeit in der Ilias, bei Kallinos und Tyrtaios.

München, 1977; Snodgrass A. 1980. P. 103 ff.

3 0 Lammert F. Phalanx (2) // RE. Bd. 19. 1938. Sp. 1625.

сражавшиеся в первых рядах (πρόμαχοι), — это не отдельные ге­ рои, а просто бойцы первого ряда фаланги31. Конечно, технические предпосылки для образования фаланги имелись уже в последней четверти VIII в. до н. э., так как уже тогда были в наличии все не­ обходимые элементы вооружения32. Однако само по себе оружие еще не создает боевого построения. К тому же гомеровские воины сра­ жаются еще разным оружием: Гомер описывает разные виды как наступательного, так и оборонительного оружия (см. ниже). Здесь еще нет никакой унификации, а потому не может быть и фаланги. Наконец, и употребление слова «фаланга» у Гомера заставляет усом­ ниться в правильности теории И. Латача. Дело в том, что даже в классическую эпоху греки не отличали свою уникальную фалангу от других видов боевого построения и называли этим словом любой строй пехотинцев, не только свой, но даже и варварский. Ксенофонт, на­ пример, называл фалангой боевой строй персидской пехоты, а еще позднее Цезарь применял слово «фаланга» для обозначения боевого построения галлов (Xen. Anab., I, 8, 17; Caes. B.G, I, 24, 5; 52, 5). Однако понятно, что далеко не каждое построение пехоты может быть названо фалангой в том значении, как мы ее описали. Феномен гре­ ческой фаланги гораздо сложнее, чем просто фронтальное построение пехотинцев. Боевой порядок персов или галлов мог быть чем угодно, только не фалангой. Но сами греки такого различения не делали и поэтому его приходится делать нам. Это значит, что мы должны отличать наше современное, рефлексивное употребление слова «фа­ ланга» от нерефлексивного его использования самими древними гре­ ками. Следовательно, критерием наличия фаланги может служить не употребление этого слова в тексте и не наличие соответствующего вооружения, а тактика боя вкупе с остальными факторами. То, что Гомер использует слово «фаланга», еще не значит, что ему знаком феномен классической фаланги. Как раз наоборот.

Говоря о гомеровском способе боя, следует отметить, что поэт описывает два вида боевых действий — массовые столкновения и поединки отдельных героев. И. Латач именно на основании массо­ вых сцен делает вывод о наличии фаланги у Гомера. Однако давно

31 Latacz J. 1977. S. 3 0 - 4 3 ; Pritchett W. The Greek State at War. V. 4. Berkeley, 1985. P. 33 f., 43 f.; Parker V. Untersuchungen zum Lelanti­ schen Krieg und Verwandten Problemen der frühgriechischen Geschichte. Stuttgart, 1997. S. 105.

32 Latacz J. 1977. S. 25, 35 f.; Snodgrass A. The Hoplite Reform and History // JHS. V. 85. 1965. P. 110 f.

Рис. 9. Гомеровский бой. Фрагмент аттичес­ кой геометрической амфоры VIII в. до н. э.

уже было замечено, что на самом деле гомеровский бой чаще всего представляет собой неупорядоченную серию поединков знатных ге­ роев. Эти герои резко выделяются на фоне блеклой и весьма пас­ сивной массы рядовых воинов, которые играют в основном вспо­ могательную роль. Исход сражения решают у Гомера все же не массы, а поединки героев33. Причем эти поединки оформлены как настоящий ритуал: перед тем как вступить в бой, герои обменива­ ются репликами, угрожают друг другу, перечисляют свои родо­ словные, могут по уговору прекратить бой и даже обменяться по­ дарками (Il., VI, 119—236). В фаланге такое просто немыслимо. Как уже сказано, важнейшими характеристиками фаланги являет­ ся унифицированное вооружение и бой в сомкнутом строю. Вот этито показатели и могут служить надежными критериями для уста­ новления terminus post quem, т. е. нижней хронологической границы появления фаланги. Тут нашими источниками помимо эпоса явля-

München, 1928 . S. 23 ; Nilsson Μ. P. Die Hoplitentaktik und das Staatswe­

недавних пор с И. Латачем активно полемизирует Ван Вейс. Он убеди­ тельно доказывает, что сцены массовых столкновений у Гомера еще ни в коем случае не означают наличие фаланги в то время и что гомеровский бой, как его описывает поэт, вполне реалистичен и имеет исторические аналогии: Van Wees Η. The Homeric Wa y of War: The Iliad and the Hoplite Phalanx / / G & R . V . 41. 1 9 9 4 . P . 1 - 1 7 , 1 3 1 - 1 5 5 .

Рис. 10 а и б. Вооружение в гомеров­ скую эпоху. Изображения на геометри­ ческих сосудах конца VIII в. до н. э.

ются также изображения воинов и сражении на позднегеометри­ ческих вазах. Они удачно корреспондируют с гомеровскими описа­ ниями батальных сцен. Как в эпосе, так и в искусстве можно про­ следить два фактора, исключающих появление фаланги вплоть до самого конца VIII в. до н. э. Один из них — это разнобой в ору­ жии, что хорошо видно как у Гомера, так и на геометрических вазах (см. рис. 9)34. Фаланга же предполагает, что все сражаются оди­ наковым оружием, причем даже щиты у всех должны быть одной формы — круглые, так как только таким образом достигается мо­ нолитность общего строя. Но в гомеровскую эпоху мы встречаем щиты разных форм (см. рис. 10). Другим фактором является ис­ пользование колесниц на поле боя — они в большом количестве встречаются как в эпосе, так и в искусстве (см. рис. 11; прил. 3). Понятно что, пока по полю боя туда-сюда носятся боевые колес­ ницы, о фаланге не может быть и речи.

Гомеровские колесницы представляют собой отдельную тему — это особо важный показатель при датировании появления фаланги. Для гомеровских героев колесницы были прежде всего средством репрезентации и показателем их статуса (Il., X, 504-513; XI, 328 sq.; XII, 110 sqq.; XXIII, 250 sqq. и т. д.). Герои не исполь­ зуют их в качестве боевого средства, но разъезжают на них по­ среди войска, прибывают к месту боя, а затем спешиваются и,

34 Подробнее об этом см.: Reichel W. Homerische Waffen // Abhand­ lungen des archäologisch-epigraphischen Seminares der Universität. Wien, 1894;

Kromayer V. 1 9 2 8 .

его на смех. Это все равно, что если бы сегодня кто-то принялся утверждать, что первые автомобили использовались не как сред­ ство передвижения, а как танки на войне. В еще большей степени это относится к изобразительному искусству. Как можно допустить, что художники изображали такой способ боя, которого никогда не было? Их изображения полностью соответствуют описаниям эпоса — воины на геометрических вазах сражаются спешившись, а в колес­ ницах только передвигаются по полю боя (см. рис. 11 и особ. рис. 3). Причем, колесницы на рисунках представлены с такой техничес­ кой точностью, которая позволяет их классифицировать по различ­ ным типам36. Одним только влиянием эпоса это объяснить невоз­ можно. Мифологическому мышлению, как известно, технические фантазии несвойственны, оно оперирует вполне реальными образа­ ми и не способно сочинять несуществующие вещи и явления ути­ литарного, технического характера. Древний человек мог предста­ вить себе и изобразить какое-нибудь мифическое чудовище, так как он знал, что это явление иного уровня бытия, но придумывать не­ существующие явления человеческого быта ему не могло прийти в голову. Поэтому как античные, так и средневековые европейские художники вплоть до нового времени, всякий раз, когда брались за иллюстрацию какого-либо сюжета из прошлого, помещали его в современную им предметную среду. О н и не изобретали, не конст­ руировали прошлое, а переносили в него то, что видели вокруг себя, в своей повседневной жизни. Т а к , например, греки всегда рисова­ ли гомеровских героев в доспехах своего времени, а средневековые мастера изображали воинов Александра Македонского в рыцар­ ских доспехах крестоносцев. Только в новое время был открыт прин­ цип исторического изображения и художники стали стремиться к точному воспроизведению материальной среды интересующей их эпо­ хи. Мастера, расписывающие геометрические вазы, не были какимто уникальным исключением — они изображали то, что знали, и у нас нет оснований не доверять их свидетельствам.

В пользу историчности гомеровских описаний говорит еще и тот факт, что как в эпосе, так и на геометрических вазах представ­ лен весьма своеобразный способ использования боевых колесниц, какого больше нигде не было. В древних Микенах и на ближнем Востоке колесницы служили особым родом войск. Это были орга­ низованные подразделения, подчиняющиеся общему командованию. У них была и своя тактика: колесницы мчались на всей скорости

36 Greenhalgh Р. 1973. Р. 2 0 - 3 5 .

171

на врага, лошади топтали пехоту, а воины с колесниц стреляли из лука и метали дротики. У Гомера же каждая колесница действует сама по себе, герой направляет ее туда, куда считает нужным, и вступает в бой пешим, выбрав себе достойного противника для поединка. С точки зрения гомеровской этики, такое положение вещей вполне понятно. Колесница служит героям только для того, чтобы показать их статус и выделить их из массы рядовых вои­ нов. Подобным образом им легче находить достойного противни­ ка, а также и помогать друг другу, когда нужно. Сражаться же герой должен только пешим, поскольку только в ближнем бою он может проявить настоящую воинскую доблесть (см. гл. 2, 2 б). Поэтому мы принимаем гомеровскую колесницу как реальность той эпохи37. Эта реальность означает, что в гомеровскую эпоху фалан­ ги еще не было.

Наконец, следует учитывать и социальный фактор: фаланга требует строгой, уже государственной организации общества и подчинения всех общему порядку, но гомеровское общество до этого еще явно не дотягивало. Об этом же говорят исторические ана­ логии: ни одно родоплеменное общество, стоящее на догосудар­ ственной стадии развития, не способно было создать столь чет­ кую военную организацию, как греческая фаланга, ни даже такую организацию, которая могла бы противостоять фаланге. То, что сила пехоты состоит в ее монолитности и слаженности действий, понимали все, не только греки. Варварские народы пытались ре­ шать эту задачу как могли, но у них не получалось. Забавный способ изобрели германцы, когда они впервые решили вторгнуть­ ся в Италию. Плутарх пишет, что в сражении у Верцелл в 101 г. до н. э. воины кимвров в первых рядах были соединены между собой цепями (Plut. Mar., 27). Таким наивным способом они надеялись сохранить монолитность своего строя в бою, но, ко­ нечно же, это им не помогло и они были разбиты дисциплиниро­ ванными и хорошо организованными римлянами. Данный пример наглядно показывает, что решить ту задачу, которую решала фа­ ланга, может только высокоорганизованное общество, обладающее государственностью.

Таким образом, при суждении о фаланге необходимо учиты­ вать два ее аспекта: военный и социальный. Суть военного ас­ пекта состоит в том, что фаланга есть не механическая сумма гоп-

37 За историчность гомеровских колесниц в последнее время актив­ но высказывается Ван Вейс: Van Wees H. 1 9 9 4 . Р. 9— 14, 140.

172

рей — это знаменитый доспех VIII в. до н. э. из Аргоса (рис. 12). О его аристократической принадлежности свидетельствует тот факт, что он был найден в богатом погребении39. Таким образом, защи­ щенный доспехами, хорошо вооруженный и умелый воин-профес­ сионал стоял на порядок выше рядовых пехотинцев, справиться с которыми для него не представляло труда (см. рис. 9, на котором видно, как один воин со щитом успешно сражается сразу с двумя воинами без щитов). В этом отношении показателен один эпизод из «Илиады», где Одиссей раздумывает над тем, сразиться ли ему с равным по силе и достоинству ликийский царем Сарпедоном или

38 Reichel W. 1894 . S. 11, 85 ff.

39 Coldstream J. N. Geometric Greece. London, 1977. P. 146. Н е т оснований считать данную находку элементом гоплитской паноплии: это доспех богатого аристократа VIII в. до н. э. Т о л ь к о позднее, когда по­ явилась фаланга, гоплиты переняли вооружение аристократии, в резуль­ тате чего и сложилась паноплия.

173

Рис. 13. Изображения всадников в архаической Аттике: а) конец VIII в. до н. э.; б) начало VII в. до н. э.

обрушиться на простых ликийцев и перебить их как можно больше (Il., V, 671 sqq.). Кстати, если бы слушателям Гомера была зна­ кома фаланга, они не поняли бы и этого места.

В конце VIII в. до н. э. на вазовых изображениях становится заметной полная унификация вооружения, которое представляет собой уже готовую гоплитскую паноплию (рис. 12). Правда, в это время все еще встречаются изображения боевых колесниц со сто­ ящими в них воинами (прил. 3 ) . Значит, фаланги еще нет. Од­ нако такое положение продолжалось недолго: где-то на стыке VIII— VII вв. до н. э. колесницы исчезли из вазовых росписей и их место заняли изображения вооруженных всадников (рис. 13). Так появи­ лась кавалерия. Но что же заставило аристократов покинуть свои колесницы и пересесть на коней? Здесь могло быть два рода при­ чин. Во-первых, это унификация вооружения и распространение тяжелого доспеха среди широких слоев населения. Как только про­ стой воин смог приобрести себе такое же вооружение, как гоме­ ровский Одиссей или владелец аргосского доспеха, он сразу урав­ нялся с ним на поле боя40. Значит, чтобы удержать за собой превосходство, герои были вынуждены пересесть на коней. Содер­ жать коней в условиях Греции могли только аристократы и поэто-

40 Яйленко В. П. 1983. С. 172.

174

му конь издревле был символом аристократического статуса. Так что, отказавшись от колесниц, герои ничего не потеряли. Они со­ хранили свой статус и преимущество на поле боя, позволявшее им легко подавлять беспорядочную пехоту. Во-вторых, для того, что­ бы аристократы отказались от колесниц и пересели на лошадей, нужен был какой-то внешний толчок. Таким толчком могла быть только реальная военная кампания, которая продемонстрировала бы преимущество кавалерии перед пехотой. Лелантская война была как раз такой кампанией. Согласно античной традиции, на помощь хал­ кидянам пришел царь Клеомах с фессалийскими всадниками. Сам он погиб, но его конница одержала победу и решила исход всей войны (Plut. Mor., 760 е). Очевидно, это и был тот решающий фактор, который вызвал повсеместное появление аристократичес­ кой конницы.

Теперь конница стала безраздельной владычицей на полях сра­ жений. Началась непродолжительная эра ее господства. Это было блестящее время кавалерии, непобедимость которой вошла в пого­ ворку (Strab., XIV, 643). Тогда-то закрепилось и понятие «всад­ ники» в качестве социального обозначения аристократии (Ιππείς)4 1 . Установилась прочная взаимосвязь между господством аристо­ кратии на поле боя и ее властью в государстве. Ее впервые вы­ явил и описал Аристотель. По этому поводу он говорил следую­ щее: «...в древние времена в тех государствах, сила которых основывалась на коннице, был олигархический строй; при помощи конницы они вели войны со своими соседями. Так было, например, в Эретрии и Халкиде...» (Pol., 1289 b 3 6 - 4 0 / Пер. С. А. Же­ белева)42. Замечательно, что в качестве примера Аристотель при­ водит те самые города, которые воевали из-за Лелантской равнины и которые первыми открыли силу кавалерии. О всадниках-аристо­ кратах на Эвбее рассказывает также и Геродот. Он их называет гиппоботами (Hdt., V, 77; VI, 100). Очевидно, эвбейские всадни­ ки приобрели широкую известность в греческом мире. Видимо, они первыми отказались от колесниц и «гомеровского боя» и создали кавалерию. Их этому научила Лелантская война. Остальные, ве­ роятно, следовали их примеру, хотя честь «открытия» кавалерии принадлежала не эвбейцам, а фессалийцам, которые испокон веков славились своим коневодством. Тем не менее боевую славу конница

41Фролов Э. Д. 1988. С. 109.

42Здесь и далее «Политика» Аристотеля цитируется в переводе

С.А. Жебелева.

175

приобрела именно на Лелантской равнине, где сражались аристо­ краты из разных городов, а это как нельзя лучше способствовало повсеместному распространению нового рода войск.

Политическому доминированию аристократии в архаической Греции Аристотель нашел логическое обоснование: «объясняется это тем, что тогда на войне силу и перевес давала конница, а тяже­ ловооруженная пехота за отсутствием в ней правильного устрой­ ства была бесполезна...» (Pol., 1297 b 16—19). Здесь философ иллюстрирует основной принцип политической организации полиса: в государственном управлении доминирует та социальная группа, которая имеет решающую силу на поле боя. Этот принцип вполне соответствует гомеровской модели общества, в котором политичес­ кий статус человека ставится в зависимость от его статуса на вой­ не. Немного ниже философ продолжает: «С ростом государств и тяжеловооруженная пехота получила большое значение, а это по­ влекло за собой участие в государственном управлении большего числа граждан» (Pol., 1297 b 23 sq.). Пехота же снова стала чтото значить только тогда, когда появилась фаланга. Следовательно, демократизация политического устройства и появление фаланги были тесно связаны.

Таким образом, на процесс складывания фаланги повлияли два фактора: военно-технический и политический. Относительно пер­ вого фактора Аристотель утверждал, что пехота, при отсутствии в ней правильного устройства была бесполезна (άνευ μεν γαρ συντάξεως αχρηστον — буквально это означает «без организа­ ции, без правильного построения» — Pol., 1297 b 19). Ее беспо­ лезность была вызвана отсутствием организации и правильного по­ строения, что привело к господству кавалерии, против которой беспорядочная и нестройная пехота была просто бессильна. Опыт Лелантской войны наглядно продемонстрировал это. К тому же и общий опыт всех времен и народов показывает, что противостоять кавалерии способна только дисциплинированная и хорошо органи­ зованная пехота в плотном строю и с унифицированным вооруже­ нием. Греки сами в этом убедились, когда их фаланга, прикрыв­ шись большими круглыми щитами и ощетинившись копьями, успешно отразила все атаки прославленной персидской конницы в битве при Платеях (Hdt., IX, 22 sqq.). Точно так же на излете средних веков швейцарская пехота, вооруженная длинными пика­ ми, опрокинула рыцарскую кавалерию Карла Смелого. Таких при­ меров можно было бы привести еще очень много, но и так понятно, что греческой тяжелой пехоте надо было только организоваться в

176

сомкнутом строю, чтобы она могла сражаться против кавалерии. Когда это произошло, тогда и появилась фаланга. С этого момента конница стала бессильна против тяжелой пехоты и сразу исчезла как самостоятельный род войск. Поэтому в классическую эпоху роль небольших конных отрядов свелась к чисто вспомогательным функ­ циям (Hdt., IX, 68; Thuc., II, 79; IV, 44). Только при Александ­ ре Македонском кавалерия снова вернула свое значение43.

Итак, с военной точки зрения, появление фаланги было вы­ звано необходимостью организации пехоты для того, чтобы она могла противостоять кавалерии на поле боя. Но одной этой причины было явно недостаточно: пехота могла просто утратить свое военное зна­ чение и никак не организоваться. Поэтому решающее значение приобретают факторы социально-политического характера. Арис­ тотель, как мы видели, связывал торжество пехоты с «ростом го­ сударства» (αυξανομένων δέ των πόλεων — Pol., 1297 b 23),

но, к сожалению, он не пояснил при этом, что он имел в виду. Можно предположить, что под «ростом государства» подразуме­ вается рост политического влияния демоса, который со временем стал главной политической и военной силой государства. Чтобы понять, как это произошло, следует обратиться к политической ситуации того момента.

Время появления фаланги было у разных полисов различным44 и, что удивительно, именно на соответствующий период прихо­ дится возникновение и расцвет раннегреческой тирании. Исследо­ ватели уже не раз отмечали тесную взаимосвязь обоих явлений43. Согласно античной традиции, гоплитский круглый щит появился впервые в Аргосе (Paus., II, 25, 7; VIII, 50, 1), и большинство специалистов сходятся во мнении, что там же, по всей видимости, впервые возникла и фаланга при тиране Федоне, который впервые применил ее в битве при Гисиях46. Эта битва принесла Федону победу, а фаланге славу, способствовавшую ее быстрому распрост­ ранению в греческом мире. При этом обычно везде первые фаланги

43Шофман А. С. Армия и военные преобразования Александра

Македонского // ВДИ. № 1. 1972. С. 171.

44Cartlege Р. 1977. Р. 20.

45Nilsson Μ. Р. 1929. S. 246 f.; Andrewes Α. The Greek Tyrants.

возникали одновременно или в связи с тиранией47. Некоторые ис­ следователи на этом основании делают вывод, что фаланга не име­ ла отношения к политике и демократизации общества48. Мы не со­ гласны с этим взглядом хотя бы уже потому, что появление фаланги по времени совпало с появлением тирании, которую вызвали к жиз­ ни социальные противоречия и раздиравшая полис политическая борьба. Уже одно это стимулировало политическую активность де­ моса, а без нее не было бы и фаланги. Тираны, как правило, прихо­ дили к власти на волне социальной борьбы. Об этом совершенно ясно говорит Аристотель: он приводит целый ряд примеров, пока­ зывающих, что тиранами становились народные лидеры — дема­ гоги, выступавшие против господства «знатных и богатых» (Pol., 1305 а 22 sqq.; 1310 b 32 sqq.)49. Показательно, что чуть ли не все эти тираны изначально были полководцами, т. е. военными вождями того же самого демоса (Arist. Pol., 1305 а 11; F G H 90, 57)50. Таким образом, политическое противостояние демоса и ари­ стократии совпало с военным. Нет ничего удивительного в том, что благодаря этому противостоянию демос, составлявший пешее опол­ чение, мог организоваться в фалангу под руководством своего во­ енного и политического лидера. Это сразу же дало ему превосход­ ство над всадниками, и не только военное, но и политическое.

Итак, фаланга, появившаяся в разгар социальной борьбы, по­ служила поначалу трамплином для достижения власти тиранами. Несмотря на это, она благополучно пережила тиранию и стала во­ енной основой классического полиса. Ее историческое значение трудно переоценить. С момента своего возникновения она выби­ ла почву из-под ног аристократии и лишила ее сначала военного, а затем и политического господства. Аристократы были вынуж­ дены подчиниться коллективу полиса, слезть с коней и встать в

47 Andrewes А. 1956. Р. 36 ff.; Salmon J. 1977. Р. 96 - 101 .

48 Salmon l 1977. Р. 98 f., 100 f.

49 Berve Η. Wesenzuge der griechischen Tyrannis / / Die ältere Tyrannis

ner H.-J. Probleme der älteren griechischen Tyrannis // Die ältere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. S. 218.

50 Andrewes A. 1956. P. 36 f.; Salmon J. 1977. P. 97; Swoboda H.

1979. S. 26; Drews R. Die ersten Tyrannen in Griechenland / / Die ältere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. S. 261.

Рис. 14. Аттическая фаланга. Изображение середины VI в. до н. э.

пеший строй своих сограждан (это хорошо видно на рис. 14). Фаланга уравняла простого гоплита и аристократа, она преврати­ ла каждого воина во взаимозаменяемую единицу, в элемент, по­ добный другому и при этом подчиненный общему порядку, об­ щей дисциплине. Теперь личная доблесть стала возможной лишь в рамках совместных действий. Это была победа коллектива над личностью и одновременно победа полиса с его идеей коллекти­ визма и равноправия. Эффект, произведенный появлением фаланги был столь велик, что его иногда называют «гоплитской револю­ цией»51. Отныне фаланга сама стала идентичной моделью полиса, проекцией его социальной структуры в военную сферу 52. В ней полностью совместились военные и политические аспекты полиса. Фаланга состояла из полноправных граждан и, по сути дела, пред­ ставляла собой вооруженное народное собрание, т. е. главный об­ щественный институт полиса. В свою очередь, народное собрание полиса явилось как организованное продолжение примитивной,

51 Raaflaub К. Equalities and Inequalities in Athenian Democracy //

Demokratia. Α Conversation on Democraties, Ancient and Modern / Ed. by J. Ober, Ch. Hedrick. Princeton, 1996. S. 151 f.

52 Об идентичности фаланги и полиса см.: Яйленко В. П. 1983.

С. 171 сл.; Фролов Э. Д. 1988. С. 118; Nilsson Μ. Р. 1929. S. 245 ff.;

Jeffery L. Η. 1976. Р. 67; Bengtson Η. Griechische Geschichte von der

Anfängen bis in die römische Keiserzeit. München, 1977. S. 110 f.; Welwei K.-W. Athen. Von neolitischen Siedlungsplatz zur archaischen Gross- polis. Darmstadt, 1992. S. 131.

еще догомеровской сходки теоретически равноправных воинов 53. Получается, что фаланга как бы восстановила этот древний прин­ цип воинского равенства в общине.

Есть и еще один аспект, в котором открывается соответствие фаланги традиционным ценностям: она унаследовала старую аристо­ кратическую идеологию оружия и этику боя. Вместе с тяжелым вооружением фаланга переняла у аристократии и соответствующую ему систему ценностей (см. гл. 2, 2 б ) . Поэтому метательное ору­ жие долгое время оставалось непопулярным, считалось недостой­ ным настоящих граждан и состояло на вооружении метеков и низ­ ших социальных категорий населения. К тому же тактика фаланги предусматривала ближний бой без каких-либо тактических ухищ­ рений, опираясь только на силу и стойкость. В основу такого боя была положена идея аристократического поединка, который теперь стал делом не отдельных героев, а всего коллектива. Таким образом, появление фаланги явилось революционным новшеством, радикаль­ ным образом повлиявшим на сакрально-политическую историю греческих городов, но сама по себе фаланга была лишь продуктом долгого развития и совмещения различных элементов традиции.

2 . А Т Т И К А Н А С Т Ы К Е Э П О Х

н. э. нет практически никаких письменных источников. Начальная часть «Афинской Политии» Аристотеля до нас не дошла, а в со­ хранившемся тексте изложение начинается от падения царской власти (см. гл 2, 3 б). Следует полагать, что политический строй в Атти­ ке на протяжении большей части VII столетия до н. э. существен­ но не менялся и в стране не происходило ничего примечательного. По всей видимости, страна по-прежнему оставалась аристократи­ ческой республикой со всеми описанными выше институциями.

Уже в самом конце VIII в. до н. э. в Аттике появляются пер­ вые изображения вооруженных всадников, которые встречаются и позднее, на протяжении всего VII в. до н. э. (рис. 13). О н и могут служить прекрасной иллюстрацией к политической системе обще­

Рис. 15. Битва. Аттическое изображение начала VII в. до н. э.

олигархию. На одной вазе начала века изображены также пешие воины, в полном гоплитском вооружении (рис. 15). Однако говорить о фаланге еще нельзя, так как очевиден разнобой в наступательном оружии: одни воины держат наготове мечи, а другие копья. К тому же невозможно определить, идут ли воины, построившись шерен­ гой или в колонну. Скорее всего, здесь изображена еще только протофаланга, когда все технические предпосылки фаланги уже налицо, но недостает только организации54. Поэтому господство аристократии в Аттике оставалось непоколебимым в течение всего VII в. до н. э.

34 В. Паркер считает, что на этом рисунке изображена фаланга (Par­ ker V. 1997. S. 105). Он априорно принимает, что в Лелантской войне сражались гоплитские фаланги, однако тут возникает сразу два затруд­ нения: во-первых, Архилох говорит, что мужи на Эвбее сражаются ме­ чами, а тактика боя в фаланге рассчитана на сражение копьями; во-вто­ рых, на нашем рисунке передний воин, вступающий в бой с врагом, также вооружен не копьем, а мечом. Показательно, что сам Паркер удивленно замечает, что этот меч слишком длинный и не похож на короткие вспо­ могательные мечи гоплитов (Ibid., S. 106). Поэтому он одним махом решает обе проблемы заявлением, что в начальной стадии развития фаланга сра­ жалась на мечах, а не на копьях и в подтверждение своих слов приводит отрывок из Тиртея, где упомянуты мечи как вооружение гоплитов (Ibid., S. 106 f.). Вдобавок ко всему Паркер не знает, как объяснить участие конницы в Лелантской войне, т. к. и ему известно, что атаковать фалангу конница не могла, и поэтому он предполагает, что всадники сражались пешими (Ibid., S. 110, 114 ff.). Мы уже показали выше, что в Лелант­ ской войне не может быть и речи о фаланге, что это была ритуализиро­ ванная война аристократии, а не полисных ополчений. Предположение о том, что всадники в этой войне спешивались, во-первых, противоречит античной традиции, и во-вторых, делает непонятным, каким образом фес­ салийская конница вдруг быстро, одним махом, смогла положить конец войне, длящейся уже полстолетия. Наконец, самой невероятной кажется

181