Архив ИГИЗП / Доплитература / Афины / ТумансРождениеАфины
.pdfобращено, прежде всего, к современным реалиям аристократичес кой жизни, и они использовали миф только для того, чтобы иметь возможность изобразить эти реалии. Соответственно, и мифологи ческая тематика изображений данного периода охватывает широ кий спектр сюжетов: тут и сказания о богах и героях, и легенды троян ского цикла, и что особенно интересно, подвиги Геракла и Тесея — двух главных греческих героев17. Показательно также, что афинские мастера уже оставляют на вазах свои имена, что говорит о разви тии индивидуалистического сознания. У этих мастеров были осно вания для гордости: из всех художников Греции они более всего преуспели в реалистичности и в живости изображения.
Вэто время развивается и аттическая скульптура: также как
ивезде, здесь начинаются отступления от устоявшихся канонов условности, от схематизма и статичности. Примером может слу жить скульптура, найденная на Акрополе и датируемая примерно 570 г. до н. э. (прил. 17). Она еще подчиняется общим канонам, но ее уже нельзя назвать застывшей и неподвижной (ср. прил. 7) — она стала «живее» и «человечнее». Такое «очеловечивание» скульп туры наглядно показывает стремление аттических мастеров конк ретизировать, «оживить» изображения, сделать его более похо жим на действительность. Это означает уже начало перехода от символического искусства к реалистическому, т. е. от религиоз ного к профанному. Следовательно, в Аттике, как и везде в гре ческом мире, в это время происходит изменение эстетической си стемы ценностей.
3 . Р Е З Ю М Е
Итак, в VI в. до н. э. в Греции набирают силы и развиваются процессы, начавшиеся уже в предыдущем столетии. Поэзия наглядно показывает, как старые аристократические идеалы отодвигаются на задний план, а сама аристократия вытесняется со своих ведущих позиций. Постепенно начинается новая эра новых людей, и уже появляются первые элементы новой идеологии. Эта идеология ори ентирует людей на материальные ценности, мещанское благополу чие и гражданский идеал среднего обывателя. Воинские и нравствен ные доблести аристократии отбрасываются, а общество все больше
17 Schefold К. Götterund Heidenssagen der Griechen in der frühund hocharchaischen Kunst. München, 1993. S. 1 9 5 - 3 4 2 .
увлекается погоней за наживой. Темы богатства и несправедливо сти становятся все актуальнее. Все это рука об руку идет с ослаб лением традиционных верований и позиций официальной религии, не способной удовлетворить растущие духовные и этические за просы общества. Пример Феогнида показывает, что даже привер женный традиции аристократ в отчаянии начинает протестовать против несправедливости гомеровских богов. В результате активи зируются духовные поиски и начинается новаторство в религиозноэтической сфере. Одни принялись искать смысл жизни в мистике, другие в философии, третьи — в синтезе того и другого, а те, кто не имел склонности к высоким парениям духа, пытались найти его в земных удовольствиях и наслаждениях. В этом идейном разброде можно выделить две противоположные тенденции. С одной сторо ны, мистика окунала человека в мир личных переживаний и лично го спасения, вела к индивидуализации религиозного опыта и в нем указывала смысл жизни. Мистицизм представлял собой, таким образом, асоциальное, сугубо индивидуалистичное духовное тече ние, которое отрывало индивида от коллектива и выше политичес ких и гражданских связей ставило принадлежность к кругу «по священных». С другой стороны, новая гражданская этика, связанная с именами семи мудрецов, наоборот, ориентировала человека на кол лективную жизнь и общественные идеалы. Человек здесь представ лялся, прежде всего, членом полисного коллектива и должен был осознать свою ответственность перед обществом. Поэтому неслу чайно, что самый выдающийся из семи мудрецов — Солон — раз работал уже целую концепцию гражданского коллектива, основан ную на сотрудничестве и единстве всех граждан.
Таким образом, кризис традиционного мировоззрения вызвал заметные сдвиги в духовной и этической сфере. Недостаточность официальной религии привела к тому, что поиски чаще всего обле кались в религиозную форму. Не случайно, что открытое филосо фами единое первоначало мира имело божественную природу, а их рациональные спекуляции часто принимали вид религиозного опы та. Религиозное и философское творчество должно было помочь лю дям обрести новую веру, найти смысл жизни и обрести утрачен ную гармонию бытия. В этом творчестве проявился не только новаторский дух греков, но и их традиционализм, их привержен ность своему духовному наследию. Благодаря этому выработанные в геометрическую эпоху представления о гармоничном, математи чески правильном устройстве мироздания оказались не забыты, но обрели новую жизнь в доктринах орфиков и пифагорейцев.
282 |
283 |
|
В свою очередь, крах старых социальных ценностей, не отве чавших больше условиям времени и новой социальной ситуации, дал начало новой полисной идеологии, которая, впрочем, многое впитала в себя и из прежней аристократической этики. Персид ские войны воскресили на время былые воинские идеалы и способ ствовали их усвоению новой гражданской идеологией. Крепнуще му чувству полисного единства способствовало существование фаланги и ее блестящие успехи в войне с варварами. На первое место теперь выдвигается философская проблема единого и много го, личности и коллектива.
Расшатывание традиционных устоев отразилось и в области искусства: там происходили поиски новых форм и отступления от канонов, связанных с религиозной условностью изображения. Ис кусство начало постепенно отдаляться от религии и профанизиро ваться. Мифология становилась уже не целью, не смыслом искус ств, как раньше, а лишь предлогом, поводом для него. Художники переносили свое внимание с мира божественного на мир человечес кий. Таинственное отступало, профанное наступало. Поэтому це лью художников стало теперь не выражение сакральной идеи через внешний образ, а уподобление некогда сакрального образа профан ным человеческим формам. На первый план выходила эстетичес кая красота, а не его религиозная идея. Это свидетельствует об утрате прежнего религиозного мироощущения.
Так стремительно наступала новая эпоха, и совершался знаме нитый греческий «культурный переворот». Время от времени раз давались голоса из прошлого, не желавшие отказаться от старого мировоззрения и пропагандирующие старые ценности, но они уже ничего не могли изменить и только косвенно подтверждали масш табность происходящих изменений.
Г лава VI
А Ф И Н С К А Я Т И Р А Н И Я : Х А Р И З М А И З А К О Н
1 . « С М У Т Н О Е В Р Е М Я » П О С Л Е С О Л О Н А
Когда Солон покинул Афины, в городе царило всеобщее недо вольство. Афиняне продолжали негодовать на новый порядок, но нарушить свои «большие клятвы» так и не отважились. Самые общие представления о том, что происходило тогда в Аттике дает нам «Афинская полития» Аристотеля (13, 1—3). Правда, ее сведения очень скупы и неясны. По Аристотелю, события развивались сле дующим образом: после отъезда Солона четыре года город жил спокойно, несмотря на непрекращавшиеся неурядицы; на пятый год произошла смута (στάσις), из-за которой не могли выбрать (пер вого) архонта. Спустя четыре года, на пятый, по той же причине было безвластие (αναρχία). Опять же через четыре года архонтом был избран Дамасий, который самовольно продлил срок своих полномочий, но, продержавшись у власти два года и два месяца, был свергнут силой (έξηλάθη βία της αρχής). После этого из-за происходивших смут афиняне избрали в архонты сразу десять че ловек: пятерых из аристократов, троих из земледельцев и двоих — из ремесленников. Эти архонты правили год после Дамасия.
Сложности начинаются уже с датировки этих событий. Более ι или менее единодушно устанавливается, что первая анархия имела место в 590 г. до н. э., вторая — в 586 г. до н. э., а архонтство Дамасия пришлось на 582 г. до н. э.1 Труднее обстоит дело с ис торической интерпретацией. Аристотель отмечает, что борьба все время происходила из-за должности архонта (подразумевается — первого архонта). И на этом основании делает справедливый вывод
1 Вопросы датировки см.: Hignett С. Α History of the Athenian Con stitution to the End of the Fifth Century В. C. Oxford, 1958. P. 319-321; Rhodes P. J. Α Commentary on the Aristotelean Athenaion Politeia. Oxford, 1981. P. 180 ff.; Chambers M. Aristoteles. Staat der Athener / Übers.
M. Chambers. Berlin, 1990. S. 194.
285
о том, что архонт тогда имел большую силу (δύναμις — Ath. Pol., 13, 2). Иными словами, все это время шла борьба за власть. Оче видно, что боролись какие-то конкурирующие группировки, о ко торых пока ничего не говорится. Попытка Дамасия «задержаться» на должности архонта после истечения положенного срока, скорее всего, была попыткой установления тирании2. Кто его свергал «си лой» — неизвестно.
Пожалуй, что ключ к пониманию этих событий можно найти у самого Аристотеля, а именно в том месте, где он говорит об из брании десяти архонтов сразу после Дамасия. Современные кри тические исследователи единодушно считают этот эпизод поздней шей вставкой. По их мнению, здесь отразились политические теории IV в. до н. э., а не реальная ситуация начала VI в. до н. э.3 Дей ствительно, три упомянутые сословия — эвпатриды, земледельцы и ремесленники — встречаются впервые в теоретической литера туре IV в. до н. э.: у Платона (Crit., 112 b), у Гипподама (Arist. Pol., 1267 b 30 sqq.) и у самого Аристотеля (Ath. Pol., fr. 2—3). Позднее Плутарх писал, что данные три сословия в Афинах были введены легендарным Тесеем (Plut. Thes., 25). Однако это еще ничего не доказывает. То, что политики и ученые в IV в. до н. э. активно обсуждали проблему сословного деления общества, еще не значит, что они были первыми и что они все сами придумали. Выше уже говорилось о том, что идея разделения общества на социальные группы по роду деятельности имеет очень древние корни и могла зародиться только в простом обществе, в котором недавно сложи лась социальная иерархия и в котором еще живы были идеи об щинного равенства (см. гл. 2, 3 в). Интеллектуалы IV в. до н. э. жили уже в другом обществе с четко определенными социальными категориями и им не надо было ничего изобретать — социальные различия давно уже объяснялись иерархическим равенством «по достоинству». Тогдашние теоретики не могли бы сконструировать такую схему, если бы в их распоряжении не было этой древней традиции. Они не изобретали велосипед, а были озабочены теори ей лучшего государственного устройства. Для них самих и их со-
|
2 Berve Η. Die Tyrannis bei den Griechen. Bd. 1. München, 1967. |
S. 45 |
f.; De Libero L. Die archaische Tyrannis. Stuttgart, 1996. S. 50. |
3 |
Подробно см.: Roebuck С. Three Classes (?) in Early Attika // Hes |
peria. V. 42. 1974. P. 485 - 493; Rhodes P. J. 1981. P. 182 ff.; Chambers M. 1990. S. 194 f.; Welwei K.-W. Athen. Von neolitischen Siedlungsplatz zur archaischen Grosspolis. Darmstadt, 1992. S. 221.
временников все лучшее было в прошлом, поэтому естественно, что они именно в прошлом черпали идеи и ориентировались на старые добрые «отцовские обычаи».
Сословное деление общества по родам занятий как нельзя луч ше вписывается в древнюю схему равенства «по достоинству». Оно как бы объединяет две противоположные концепции равенства: с одной стороны, за основу полагается принцип равенства сосло вий, которые различаются только по роду деятельности (Plut. Thes., 25), а с другой стороны, привилегии и статус в обществе устанав ливаются на основе иерархии ценностей, которая сортирует заня тия на «благородные» и «неблагородные». Согласно этой иерар хии, на первом месте стоит аристократия, т. к. за ней закрепились самые почетные обязанности: ратный труд и культовая деятельность4. На второе место ставятся земледельцы, т. к. их труд тоже почетен, хотя и не столь «благороден», как труд аристократии. Ну а послед нее, третье место было отведено тем, кто занимался «постыдными занятиями» — торговлей и ремеслом. Они посвятили себя добыва нию денег, им чужды доблести, а потому большего они не заслужи вают. Такая иерархия профессий соответствует аристократической иерархии ценностей и, следовательно, имеет древнее происхожде ние. Отсюда вытекает, что эту модель придумал не Аристотель и что она существовала уже давно и определяла мышление многих поколений греков до него. Именно по этой модели было составле но «архонтство десяти»: большинство мест получили аристократы, значительно меньше земледельцы и меньше всего ремесленники. Такой расклад вполне отвечал уровню представлений той эпохи. Учитывая все это, отпадает необходимость подозревать Аристотеля в фальсификации, а его сообщение о десяти архонтах выглядит как достоверное 5.
Если это так, то сам факт «архонтства десяти» фиксирует важное изменение социально-политической ситуации в Афинах. Он пока зывает, что «дурные» уже активно включились в борьбу за власть. Тем самым отчетливо обозначилась линия конфликта между ста рой аристократией и «новыми людьми». В данном контексте из брание десяти архонтов было социальным компромиссом, т. к.
4Со временем эти занятия стали каноническим определением аристо кратии как таковой (Plat. Crit., 115 b; Plut. Thes., 25).
5В пользу этого говорит и контекст данного места «Афинской по литии» — автор здесь только сухо перечисляет известные ему факты и нисколько не теоретизирует и далее не комментирует.
286 |
287 |
пропорциональное соотношение избранных было призвано обеспе чить равенство сил: пять благородных и пять неблагородных. З д е с ь все выходцы из «низов», независимо от их рода деятельности, противопоставлялись знатным аристократам. Кроме того, есть основания полагать, что к этому времени уже потеряло силу соло новское ограничение ценза только сельскохозяйственными продук тами. О н о было либо отменено, либо просто игнорировалось. Как бы то ни было, но «дурные» теперь получили доступ к должности архонта. Это был сильный удар по позициям аристократии и, сле довательно, социальная борьба должна была обостриться. Похо же, что законы Солона начали давать первые, хотя и нежеланные автором плоды.
Описав положение дел в Афинах, Аристотель выделяет три причины происходивших неурядиц: по его мнению, одна часть граждан была недовольна отменой долгов, т. е. она пострадала от нее; других не устраивал государственный порядок, т. к. произ веденная в нем перемена казалась им слишком серьезной, а тре тьи были увлечены взаимным соперничеством (Ath . Pol., 13, 3 ) . Отменой долгов могли быть недовольны «новые люди» и те ари стократы, которые давали взаймы. Перемена в государстве ока залась слишком серьезной именно для аристократии, поскольку теперь она стала терять свои позиции в обществе6 . Взаимным соперничеством могли быть увлечены некоторые лидеры из «вождей народа», к числу которых принадлежали как видные аристокра ты, так и особо влиятельные «новые люди». В новых условиях, на почве социальных неурядиц открылось широкое поле для лич ных амбиций. Т а к , спустя какие-то полтора десятилетия после реформ Солона в Афинах опять образовался пестрый клубок со циальных противоречий, вызвавших длительную политическую нестабильность в городе.
Далее Аристотель |
приступает |
к описанию |
партий ( σ τ ά σ ε ι ς ) , |
|
боровшихся |
тогда в Афинах. Их |
было три: педиаки, или педиеи |
||
( π ε δ ι ε ΐ ς ) , т. |
е. жители |
равнины, |
руководимые |
Ликургом из рода |
Этеобутадов; |
паралии ( π α ρ ά λ ι ο ι ) |
— жители прибрежной зоны во |
||
главе с Мегаклом из |
рода Алкмеонидов; и |
наконец, диакрии |
( δ ι ά κ ρ ι ο ι ) , т. е. население горной части страны по руководством Писистрата из рода Нелеидов (Ath. Pol., 13, 4) Аристотель пи
шет, что эти партии получили свои названия по тем |
местам, где |
они обрабатывали землю, и что при этом каждая из |
них добива- |
6 См. также: Rhodes Р. J. 1981. Р. 184. |
|
288 |
|
лась своего вида государственного устройства: педиаки стремились к олигархии, паралии желали среднего образа правления, а диак рии — демократии (Ath. Pol., 13, 4 — 5) . Конечно, наличие таких четких политических целей у тех партий более чем сомнительно, — уж больно явно в этом сообщении проглядывает политическая кон цепция самого Аристотеля, опиравшегося на собственную полити ческую теорию. З д е с ь ясно видно влияние его концепции о раз личных способах правления7. Об этих же партиях сообщают также Геродот (Hdt., I, 5 9 ) и Плутарх (Sol., 2 9 ) , но они ничего не гово рят об их политической ориентации. В результате по этому поводу в научной литературе развернулась обширная дискуссия8. Весь во прос состоит в том, чьи интересы представляли эти партии и какие цели они преследовали. Важно выяснить, что стоит за тремя парти ями: социально-экономическая обособленность регионов и вытека ющая отсюда борьба за власть между различными политическими и социальными силами, или же просто столкновение конкурирую щих группировок аристократии. Значительная часть исследовате лей придерживается первой точки зрения9. О н и предлагают следу ющую схему:
1)партия педиаков объединяла традиционную земельную ари стократию, имевшую владения на равнине (педион);
2)партия паралиев представляла интересы «новых людей», сфера деятельности которых (ремесло, морская торговля) была тесно связана с прибрежной зоной (паралия);
3)партия диакриев собрала под свои знамена беднейшую часть населения, в основном пастухов из горной области Аттики (диакрия) .
Пр и такой интерпретации борьба партий понимается как поли тическая борьба между различными социальными группами. Дру гие исследователи — а таких сегодня большинство — возражают
идоказывают, что географические регионы страны никак нельзя разделить по экономическому или социальному признаку, т. к. в каждой области имелся смешанный социальный состав, и что вла-
7 Rhodes Р. J. 1981. Р. 186; Chambers Μ. 1990. S. 197; Welwei K.-W.
1992. S. 222.
8 Обзор литературы по этому вопросу см.: Rhodes Р. J. 1981.
Р. 184 ff.; Welwei K.-W. |
1992. S. 224 |
ff. |
|
|
|
|
|
9 French A. The Party of Peistratos |
// |
G & R . V. 6. |
1959. P. |
4 |
6 - 5 7 ; |
||
Sealey R. Regionalism in archaic Athens |
// |
Historia. Bd. |
9. |
1960. |
S. |
155— |
|
180; Pieket H. W. The Archaic Tyrannis |
// |
Talanta. V. |
1. |
1969. |
P. |
49. |
|
19 Заказ № 77 |
289 |
|
|
|
|
|
|
дения лидеров этих партий не совпадают с географическим деле нием партий. Эти ученые подчеркивают, что все три партии воз главлялись знатными вождями и что, следовательно, речь здесь может идти не о социальной борьбе, а о соперничестве аристокра тических группировок10.
Последняя точка зрения лучше всего аргументирована, одна ко она отнюдь не исключает и другие варианты. Во-первых, даже скептики вынуждены признать, что основные земельные владе ния аристократии находились на равнине, что неземледельческие промыслы были особенно развиты в Афинах и в прибрежной зоне и что горный район Диакрия был самым бедным в Аттике11. Вовторых, если действительно нельзя говорить о политической или экономической обособленности отдельных областей Аттики, то это еще не значит, что указанные социальные противоречия вовсе не существовали. В-третьих, тот факт, что большая часть владений лидеров трех партий находилась на педионе, отнюдь не означает, что эти лидеры не могли иметь тесных связей и с другими реги онами страны. Достоверно известно, что у Алкмеонидов были ка кие-то владения в Паралии, а Писистрат имел опорный пункт в Диакрии, конкретно в Марафоне, где позднее у него оказалось много приверженцев (Hdt., I, 62)12. Следовательно, ничто не ме шает нам предположить, что в борьбе партий было задействова но, как минимум, два мотива: личное соперничество знатных ари стократов и социальные противоречия. Аристократы боролись за первенство, побуждаемые своими харизмами и личным честолю бием. Непосредственную поддержку они находили в сообществах своих сторонников — гетериях13. Однако в ходе борьбы могло выясниться, что силы противников равны и одних гетерий недо статочно для перевеса над другой стороной. Вот тогда-то лидеры партий могли обратиться за поддержкой к различным социаль-
10Зельин К. К. Борьба политических группировок в Аттике VI в. до
н.э. М, 1964; Hopper R. I. «Piain», «Shore» and «Hill» in Early Athens //
ABSA. V. 56. 1961. P. 1 8 9 - 2 1 9 ; Eliot C. W. Th. Where Did the Alkmeonidai Live? // Historia. Bd. 16. 1967. S. 284 f.; Rhodes P. J. 1981. P. 185 f.; Stahl M. Aristokraten undTyrannen im archaischen Athen. Stuttgart,
1987. |
S. 6 9 - 7 7 ; |
Welwei K.-W. 1992. S. 223 ff. |
|
11 |
Зельин |
К. |
К. 1964. С. 136 слл., 167 сл. |
12 |
Там же. |
С. |
141 сл., 149; Eliot С. W. Th. 1967. S. 286. |
13 |
Связь с гетериями особенно подчеркивает К.-В. Вельвей: Wel |
||
wei K.-W. 1992. |
S. |
226. |
|
|
|
|
290 |
ным группам, обещая им представлять их интересы. Тогда они и приняли каждый свою социальную ориентацию и своими опор ными пунктами сделали те области, где у них было более всего сторонников.
В пользу этой версии можно привести еще некоторые факты и соображения. Прежде всего необходимо установить основную ис торическую канву конфликта. Наш древнейший источник, т. е. Геродот, пишет, что Писистрат создал свою партию диакриев во время борьбы между педиаками и паралиями (Hdt., I, 59). Следо вательно, его партия была лишь вторичным фактором, а исходная суть конфликта заключалась в борьбе между родами Алкмеонидов и Этеобутадов. Относительно Этеобутадов все ясно: их лидер Ликург был видным аристократом и представлял традиционную родовитую знать. Он был тесно связан с педионом, где находились его зе мельные владения и где был распространен его родовой культ14. Поэтому он, естественно, возглавил партию педиаков. Труднее определить положение Алкмеонидов. Дело в том, что, как показы вают исследования, их род хотя и считался древним, но не мог похвастаться знатными предками, а их земельные владения были весьма невелики15. К тому же над Алкмеонидами тяготела скверна «Килонова греха» (см. гл. 3, 2 б). Это были серьезные минусы, ставившие их в особое положение. Тем не менее Алкмеониды были очень влиятельны. Геродот говорит, что этот род приобрел почет в Афинах во времена Алкмеона и Мегакла и приурочивает это ко времени жизни лидийского царя Креза (Hdt., I, 125). Реально от счет их влияния можно вести с начала VI в. до н. э., т. е. с того момента, когда они вернулись в Афины после изгнания и Алкмеон возглавил экспедицию против Кирры. К тому же сын Алкмеона, Мегакл, был женат на дочери сикионского тирана Клисфена, того самого, который устроил для своей дочери знаменитую свадьбу по
14 З е л ь и н К. К. 1964. С. 154 сл.; Rhodes Р. Ξ. 1981. Р. 187.
15 З е л ь и н К. К. 1964. С. 141 сл.; Davies J. К. Athenian Propertied Families, 6 0 0 - 3 0 0 В. С. Oxford, 1971. Р. 369 ff. На самом деле проис хождение Алкмеонидов неясно. Павсаний говорит, что этот род происходит от ахейской аристократии, бежавшей в Аттику из Пелопоннеса во время дорийского нашествия (Paus., II, 18, 8 sq.). Возможно, что Алкмеониды действительно имели очень древние корни, но в их роду не было славных героев. Первым известным представителем этого рода был Мегакл, зани мавший должность архонта в период 636—624 гг. до н. э. См.: Davies J. К. 1971. Р. 370.
291
образцу героических времен. Кстати, Геродот отмечает, что имен но благодаря этой свадьбе слава Алкмеонидов разнеслась по всей Элладе (Hdt., VI, 131).
Итак, род Алкмеонидов вошел в силу и стал знаменит совсем недавно. Он был запятнан наследственным грехом и не мог гор диться своими благородными корнями. Он находился в классичес ком положении «третьего сына», т. к. формальная ущербность Алкмеонидов исключала их из круга господствующей элиты. Тем не менее аристократические корни, богатство и честолюбивые ам биции побуждали их к самоутверждению и преодолению ущерб ности и вселяли в них жажду первенства. Успехи Алкмеона в «Священной войне» и блестящая свадьба Мегакла принесли им известность. Благодаря своему состоянию и напористости они бы стро выдвинулись на передовые позиции в Афинах. Всем было известно, что могущество этого рода заключалось в его богатстве, но что это было за богатство? При небольших земельных владе ниях Алкмеонидов это не могло быть богатством традиционной земельной знати, но явно чем-то другим. Относительно проис хождения их состояния Геродот рассказывает забавный анекдот. Однажды Алкмеон оказал услуги послам знаменитого лидийско го царя Креза и за это царь его отблагодарил: когда Алкмеон явился к нему во дворец, Крез разрешил ему вынести из сокро вищницы столько золота, сколько он сможет унести на себе. Тогда Алкмеон набил золотом всю одежду, волосы и рот так, что елееле смог выйти из сокровищницы. Царь, увидев его в таком виде, рассмеялся и добавил ему еще столько же. Геродот подчеркивает, что именно так дом Алкмеонидов разбогател и что сам Алкмеон потом держал четверку лошадей и победил на состязаниях в Олимпии (Hdt., VI, 125). Рассказ явно комичен и кажется не правдоподобным. Хотя, кто знает? В Аттике найдена архаичес кая надгробная скульптура юноши, на основании которой выгра вирована стихотворная надпись, из которой следует, что умерший юноша принадлежал к роду Алкмеонидов (см. прил. 26). У него странное, негреческое имя — Крез. Это имя того самого лидий ского царя Креза, о котором повествует легенда. Судя по дати ровке скульптуры, юноша жил как минимум спустя два поколе ния после царя Креза и Алкмеона, но очень возможно, что имя он получил в память о добродетеле своего рода16. Такое громкое имя не могло быть дано просто так, тем более в роду Алкмеони-
16 См. также: Smith J. Athens under the Tyrants. Bristol, 1989. P. 39.
дов. Поэтому не исключено, что рассказ Геродота отражает ка кую-то реальную связь Алкмеонидов с Лидией и с ее легендар ным царем. Даже если признать этот рассказ вымышленным, в нем все равно содержится одно очень ценное указание. Это ука зание на то, что богатство Алкмеонидов было приобретено вне Аттики, конкретно в Азии, и что оно изначально состояло не в земельных владениях, а в деньгах или в движимой собственно сти. С этим выводом согласуются и некоторые эпизоды из исто рии рода Алкмеонидов. Этот род трижды изгонялся из Аттики, длительное время пребывал в изгнании и каждый раз с триумфом возвращался. При этом его богатство в периоды изгнаний ни сколько не уменьшалось, скорее наоборот, только увеличивалось. Во время второго изгнания Алкмеониды отстроили заново сгорев ший храм в Дельфах и подкупили Пифию (Hdt., V, 62—63; Arist. Ath. Pol., 19, 4). Это требовало огромных денег и если бы их бо гатство состояло в земельных владениях, то они не только не могли бы совершить ничего подобного, но разорились бы уже после пер вого изгнания и не могли бы больше играть никакой роли в поли тике Афин. Наконец, есть одно интересное замечание Цицерона о том, что знаменитый афинский реформатор Клисфен из рода Алкмеонидов, опасаясь за свое положение, доверил Юноне Са мосской приданое своих дочерей (Cic. De. leg., 16, 41). Это зна чит, что Клисфен поместил свой денежный капитал на хранение в храм Геры на острове Самос.
Итак, в нашем распоряжении имеется целый ряд свидетельств, позволяющих сделать вывод о том, что богатство рода Алкмеони дов состояло не в земельных владениях, а в денежном капитале. Это, в свою очередь, дает возможность определить социальное положение Алкмеонидов. Способы сохранения и увеличения капи тала в то время известны: морская торговля и ростовщические опе рации17. Легенда о лидийском царе Крезе как раз может указывать на торговые связи с Малой Азией. Таким образом, Алкмеониды представляли собой уже «новую аристократию», которая не имела много земли и занялась коммерцией, подобно тому, как это делали «новые дворяне» в Европе нового времени. Поэтому вполне есте ственно, что, когда Алкмеониды включились в борьбу за власть, они нашли поддержку у «новых людей», которые и составили вме сте с ними партию паралиев.
17 Хвостов М. О социальном характере афинской тирании VI в. // Сборник в честь Д. А. Корсакова. Казань, 1912. С. 6 сл.
292 |
293 |
|
Таким образом, основной конфликт двух партий приобретает характер социального конфликта, движущей силой которого было соперничество двух самых влиятельных родов, один из которых принадлежал к старой, а другой — к новой аристократии. Не должно вызывать сомнения и то обстоятельство, что противоречия между «старыми» и «новыми», т. е. между «добрыми» и «дурными» в то время могли стать уже столь актуальными и вылиться в борьбу за власть. Солон еще накануне реформ поставил в стихах эту пробле му, а некоторые его законы стимулировали развитие ремесла и торговли. Вполне естественно, что за последующие десятилетия слой «новых людей» вырос и окреп. Он впервые заявил о себе во время смуты и правления десяти архонтов, а теперь наконец обрел лиде ра в лице Мегакла Алкмеонида.
И вот в разгар борьбы между двумя партиями на историчес кую арену выходит еще одно действующее лицо — партия Писи страта. Ее лидер тоже был знатным аристократом, и он точно так же стремился к личному первенству, но за поддержкой обратился уже к «третьей силе» — простому народу. Геродот рассказывает, что позднее, когда Писистрат с войском стоял в Марафонской долине, к нему со всех сторон стекались как местные жители, так и люди из различных областей, т. е. те, кому тирания «была боль ше по душе» (Hdt., I, 62). Это значит, что его сторонники объеди нялись на основе политической идеи, а не личной зависимости или территориальной принадлежности. Наши источники позволяют понять, что это была за идея. Аристотель называет партию Писи страта демократической и говорит, что к ней примкнули и те, кто разорился из-за отмены долгов, и люди «нечистого происхожде ния», т. е. те, кто незаконно пользовался гражданскими правами и боялся их потерять. (Ath. Pol., 13, 4). В «Политике» Аристотель проливает больше света на программу Писистрата и приводит его в качестве типичного примера для ранней греческой тирании. По его словам, тираны архаической эпохи приходили к власти бла годаря доверию народа, а доверие это они приобретали тем, что объявляли себя ненавистниками знатных и богатых. Так и Писи страт стал тираном в Афинах, вступив в распрю с педиаками (Pol., 1305 а 21 sqq.). Наконец, и Плутарх сообщает, что в партию Пи систрата вошло много фетов, враждебно настроенных против бо гатых (Plut. Sol., 29). Все эти свидетельства говорят о том, что Писистрат возглавил беднейшую и самую недовольную часть на селения, имевшую претензии к знатным и богатым. Сюда могли войти различные социальные категории, но их, видимо, объеди-
няла бедность, недовольство существующим порядком и желание улучшить свое положение.
Даже если принять во внимание, что противоречия между бед ностью и богатством в то время могли быть еще не так велики, как это представляют поздние источники, имевшие перед глазами тя желые социальные проблемы своего времени, то следует все же признать, что в Аттике обязательно имели место неизбежные спут ники социального неравенства — недовольство, социальная напря женность и конфликты. Не следует забывать, что в этом обществе сохранялись эгалитарные общинные установки и в массах жила идея общего равенства «по количеству». В такой идеологической среде эти массы болезненно реагировали на любое проявление социаль ной несправедливости. Чтобы вызвать возмущение и пробудить их к активности не нужны были чрезвычайные методы угнетения. Достаточно было какого-либо серьезного повода или наличия лиде ра, способного увлечь их за собой. Такой лидер как раз нашелся — это был Писистрат. Можно легко представить, что его популист ские лозунги нашли большой отклик в широких слоях населения и ряды сторонников его партии неуклонно росли. В то время как силь ные аристократические группировки в борьбе за власть привлекали на свою сторону элитарные, социально ограниченные слои обще ства и никак не могли одолеть друг друга, Писистрат, воспользо вавшись ситуацией, включился в борьбу как лидер народной партии. Он сделал беспроигрышную ставку на простой народ и теперь не уклонно набирал очки.
В создавшейся ситуации всем стало очевидно, что в Афинах приближается время тирании. Казалось, дух тирании уже витал в воздухе и все только ожидали, когда же появится новый спаситель отечества. Плутарх пишет, что в то время, хотя в Афинах еще дей ствовали законы Солона, все ожидали переворота и желали друго го государственного строя, причем каждая партия надеялась при перевороте одержать верх над противной стороной (Plut. Sol., 29). По выражению К. Ю. Белоха, само течение обстоятельств толка ло Афины в объятия тирании18.
18Beloch К. J. Griechische Geschichte. Bd. 2. Abt. 2. Strassburg, 1914.
S. 26.
294 |
295 |
2 . П Р О И С Х О Ж Д Е Н И Е Т И Р А Н И И |
|
|||||
а) |
Идея |
тиранической |
власти |
до |
Писистрата |
|
Само |
слово |
τ ύ ρ α ν ν ο ς («тиран») |
имеет |
негреческое происхож |
||
дение и |
пришло |
в Грецию, |
по всей |
видимости, |
из Лидии . О н о |
обозначало единоличного правителя и зачастую использовалось как
синоним |
к |
словам |
β α σ ι λ ε ύ ς («царь»), ή γ ε μ ώ ν |
(«гегемон, |
руково |
дитель») |
и |
μ ο ν ά ρ χ |
ο ς («монарх»)19. Отсюда же |
произошло |
и слово |
τ υ ρ ά ν ν ι ς («тирания») как название такой единоличной власти. Этот термин появился для обозначения явления, отличного от обычной царской власти, хотя и родственного ей. В греческой литературе того времени определение этого понятия отсутствует, и нам при ходится восстанавливать его смысл по разрозненным фрагментам и упоминаниям у различных авторов. Д л я нас важно понять, как воспринимали тиранию ее современники до прихода к власти Пи систрата, хотя установить это определенно очень трудно, если во обще возможно. Источники того времени очень скупы и мало численны, а позднейшая античная традиция в данном вопросе несостоятельна, т. к. она опирается на тенденциозную негатив ную оценку тирании, выработанную в аристократической среде в VI в. до н. э., в затем развитую демократической идеологией в V в. до н. э.20 Все-таки ситуация не совсем безнадежна и кое-что можно попытаться сделать.
Первое упоминание о тирании мы находим в середине VII в. до н. э. — это фрагмент одного стихотворения Архилоха. П о э т называет тираном лидийского царя Гигеса и говорит, что он не завидует ему, хотя тот имеет много золота. Архилох гордо заявля ет, что сам он вовсе не хотел бы стать тираном (fr. 22 Diehl3). Несколько вызывающий, горделивый тон Архилоха придает его словам полемический оттенок: он как всегда противопоставляет себя всем другим и бросает вызов общественному мнению. Отсюда сле дует, что многие его современники, с которыми он полемизирует, как раз, напротив, завидуют Гигесу и желают стать тиранами. В дру-
19 White Μ. Ε. Die griechische Tyrannis // Die ältere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. S. 185 f.; Fadinger V.
Griechische Tyrannis und alten Orient / / Anfänge Politischen Denkens in der
Antike / Hrsg. K. Raaflaub. München, 1993. S. 265; Barcelo P. Basileia,
Monarchia, Tyrannis. Stuttgart, 1993. S. 83 f.
2 0 Barcelo P. 1993. S. 85 f.
гом стихотворении Архилоха такое отношение современников к тирании видно уже совершенно отчетливо. В нем говорится о том, что тиран, который копьем завоевал город, стяжает себе большую славу и что ему будут завидовать многие люди (fr. 23 W e s t ) . Та ким образом, тирания у Архилоха — это достойная цель для мно гих стремящихся к славе людей, это завидное положение и богат ство21. Подобное отношение к тирании проглядывает и в творчестве Семонида Аморгосского, жившего в конце VII в. до н. э. В его представлении тирания связана прежде всего с большим богатством. В своем знаменитом сатирическом стихотворении о женщинах он говорит, что только тиран или богач способен содержать жену прекрасной наружности, которая абсолютно ничего не желает де лать в доме и заботится только о своей красоте22.Только такой богатей, как тиран, может позволить себе столь бесполезную рос кошь, как эта жена, «чтоб тешиться такой ненужной мишурой» (fr. 7, 5 7 - 7 0 Diehl3).
Короче говоря, в древнейших источниках тирания выступает как достойное зависти высшее достижение человека, дающее ему сла ву, богатство и власть. Понять, что это была за власть, нам помо гает упоминание Архилоха о Гигесе. В 685 г. до н. э. этот Гигес силой сверг в Лидии правящего царя Кандавла и захватил его трон. Это был не единичный случай такого рода: некоторое время спус тя, в 656 г. до н. э., Псамметих с помощью греческих наемников захватил власть в Египте. Вскоре их примеру последовали греки и первым греческим тираном стал Кипсел в Коринфе, который в 655 г. до н. э. с помощью гоплитов сверг власть знатного рода Бак хиадов и стал единовластным правителем в своем городе. П о з ж е и в других греческих городах к власти стали приходить тираны. По хоже, что все они в какой-то мере ориентировались на восточные образцы и действовали по примеру Гигеса и Псамметиха. Об этом говорит и тот факт, что внук Кипсела, последний тиран Коринфа, носил имя Псамметиха23 (Arist. Pol., 1315 b 25) . Главный признак, позволяющий объединять в одну группу восточных и греческих тиранов, состоит в том, что все они пришли к власти с помощью
21 Barcelo Р. 1993. S. 91; De Libero L. 1996. S. 24 ff.
22 De Libero L. 1996. 26 ff.
23 Здесь имеет место тот же случай, что и с юношей Крезом из рода Алкмеонидов. Это значит, что аристократы в архаическую эпоху охотно давали своим отпрыскам имена восточных царей, с которыми были както связаны.
2 9 6 |
297 |
военной силы24. Исходя из этого ученые определяют тиранию как такого рода монархию, которая имеет восточное происхождение и опирается на силу оружия25.
Однако нам кажется, что военный фактор, хотя и очень важ ный, но все же не самый главный в явлении тирании. Внимательно присмотревшись, нетрудно заметить, что уже на Востоке решаю щее значение в утверждении власти самозваных правителей играла не армия, а их религиозная легитимация. Геродот рассказывает, что, когда Гигес пришел к власти, народ восстал против него и взялся за оружие, и только когда дельфийский оракул официально благо словил власть нового царя, народ сложил оружие и признал его (Hdt., I, 13). Как видим, официально Гигеса царем сделало не войско, а божественная воля. Древний Восток дает еще целый ряд примеров такого рода: ассирийский царь Саргон II изначально был просто военным командиром, но считалось, что он захватил власть, под чиняясь воле царя богов. Персидский царь Кир утвердился в Ва вилонии, свергнув вавилонского царя Набонида при поддержке жре цов верховного бога Мардука26. Перечень примеров можно было бы продолжить, но уже из сказанного ясно, что древневосточные монархи, пришедшие к власти путем переворота, легитимировали свое положение божественной волей и представляли себя как бо жественных избранников. В результате на Ближнем Востоке сло жились два типа правителей: одни наследовали власть от родите лей, а другие получали ее в дар от богов27. Различие между ними почти такое же, как между царем и тираном у греков.
Понятно, что правители, получившие власть свыше, были хариз матическими личностями, любимцами богов, и вся их власть была облечена особой харизмой. Для их религиозных современников было все равно, как их новый монарх пришел к власти, с войском или без него, — главное для них было то, что он являлся избранником бо гов, а тот факт, что он стал царем, служил тому подтверждением. Выше мы уже говорили о том, что харизма составляла само суще ство царской власти как таковой и служила ее идеологической осно вой (см. гл. 2, 3 б). Более того, сама идея монархии возникла из
24 Drews R. Die ersten Tyrannen in Griechenland / / Die altere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. S. 265 ff.;
Fadinger V. 1993. S. 266 ff.
25 Fadinger V. 1993. S. 265 f., 268 ff.
26Подробнее об этих примерах см.: Fadinger V. 1993. S. 270 ff.
27Оппенхейм А. Древняя Месопотамия. Μ., 1990. С. 81.
298
представлений о праве харизматического вождя на власть. Пробле ма как раз в том и заключалась, что такие вожди могли время от времени появляться и вне правящей династии. Их появление означа ло, что официальный правитель утратил харизму и что божественное благословение перешло на нового избранника. Как уже сказано, эти представления были хорошо знакомы и гомеровским грекам (см. гл. 1, 3 в). Следовательно, как восточные, так и греческие тираны легитимировались в качестве таких осененных особой харизмой лю бимцев богов. Разница состояла в том, что восточные тираны свер гали царей и сами становились законными царями, а греческие тира ны свергали не царей, а существующий государственный порядок, основанный на замещении должностей. Поэтому слово «тиран» для них не было ни титулом, ни должностью, а просто неофициальным названием. Как показывают исследования, сами себя тираны зачас тую называли басилеями, т. е. царями28, и пытались представить себя продолжателями дела гомеровских басилеев. Мы уже видели, как это делал Клисфен в Сикионе (см. гл. 3, 1 б), а также Килон в Афинах (см. гл. 3, 2 б). Одним словом, легитимация греческих тиранов опи ралась на их божественную харизму и на то, что они преподносили себя как восстановителей древней царской власти29.
В результате греческие тираны, точно так же, как их восточ ные «коллеги», первостепенное значение придавали своей легити мации, без которой никакие военные отряды не могли бы удержать их у власти. Это хорошо видно на примере Килона: ему не помог вооруженный отряд воинов и он проиграл только потому, что народ,
28 Swoboda Η. Zur Beurteilung der griechischen Tyrannis // Die ältere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. S. 20; Schachermeyr F. Peisitratos von Athen / / Die ältere Tyrannis bis zu den Perserkriegen / Hrsg. K. Kinzl. Darmstadt, 1979. S. 97; Barcelo P. 1993. S. 126; De Libero L. 1996. S. 37 f.
29 Последние исследования все более убедительно показывают иде ологическую связь греческих тиранов с древней царской властью и их стремление представить себя в качестве продолжателей дела древних царей. См.: De Libero L. 1996. S. 37 f.; Ogden D. The Crooked Kings of Ancient Greece. London, 1997. P. 148 ff. Последний автор предложил очень ин тересную версию: он показал, что большая часть греческих историй и биографий древних царей и тиранов строится по общей мифологической схеме: отмеченный каким-то божественным знамением (чудо, физичес кий дефект и т. д.) человек из-за своей внешней ущербности страдает, бывает даже изгнан, но потом с триумфом возвращается и получает власть
(Ogden D. 1997. Р. 1 ff.).
299
по ряду причин, не признал его право на власть (см. гл. 3, 2 б). Поэтому сводить все только к насилию и оружию, на наш взгляд, неверно. Необходимо всегда принимать во внимание идеологичес кий фактор, т. е. мировоззрение людей той эпохи, без чего любая интерпретация любого исторического явления, а в данном случае тирании, окажется однобокой.
С конца VII в. до н. э. в Греции появляется уже и негативная оценка тирании со стороны отдельных аристократических поэтов. Первым в этом ряду стоит Алкей из Митилены. Он ругает на чем свет стоит тиранов, правящих в его городе, — Мирсила и Питта ка (fr. 39; 87; 101 Diehl3). Ненависть Алкея можно понять: тира ны были его политическими противниками, а он проиграл в борьбе и был вынужден отправиться в изгнание. Он был явно тенденци озен и отражал мнение только одной узкой группы лиц, в то время как, по его же словам, весь митиленский народ по доброй воле сделал Питтака тираном (fr. 87 Diehl3). Следовательно, мнение большин ства в Митилене было в пользу тирании.
В VI в. до н. э. подобно Алкею против тирании выступал и Феогнид Мегарский, но и он также представлял проигравшую сто рону. Он главное зло видел в том, что властью завладели «дур ные», которыми руководит стремление к наживе ( 4 8 sqq.). У этих «дурных» появляются свои вожди, стремящиеся к тирании и пол ные алчности и дерзости (50; 1082) . Для Феогнида не подлежит сомнению, что именно пресыщение, алчность и дерзость (ϋβρις) гу бят город и порождают тиранию (541 sq.; 6 0 3 sq.; 6 9 3 sq.; 8 2 3 ; 1081 sqq.; 1103 sq.). Поэтому он называет тирана «пожирателем народа» ( δ η μ ο φ ά γ ο ς τύραννος — 1181). Таким образом, Феогнид представляет такую же тенденциозную точку зрения, что и Алкей. Он видит в тирании только эгоизм, дерзость и стремление к нажи ве30. Такое отношение Феогнида вызвано тем, что тирания возгла вила движение «дурных» и отвечала их устремлениям, а это шло вразрез с аристократической этикой поэта. Действительно, если, как говорит Аристотель, тираны выступали против власти знатных и богатых (Pol., 1305 а 21 sqq.) и обещали удовлетворить экономи ческие требования народа, то такой аристократ-традиционалист, как Феогнид, должен был воспринимать это как алчность и дерзость.
Особый случай представляет собой Солон. Его отрицательное отношение к тирании было вызвано не узкосословными предубеж дениями, а прежде всего его новой концепцией благозакония и спра-
30 Barcelo Р. 1993. S. 97 ff.; De Libero L. 1996. S. 32 ff.
300
ведливости. Свое призвание он видел в том, чтобы сдерживать враж дующие стороны и не дать ни одной одержать верх над другой (fr. 5, 5 sq. Diehl3). В своих стихах он утверждает, что кто-нибудь дру гой на его месте, взяв власть, не сдержал бы народ (fr. 24, 20 sqq.
Diehl3) и «снял бы масло, |
сбивши молоко», т. е. урвал бы себе |
куш (fr. 25, 6 sqq. Diehl3). |
Солон хочет этим сказать, что другой |
на его месте воспользовался бы ситуацией и, став на сторону наро да, захватил бы тираническую власть и извлек бы выгоду для себя. Отсюда видно, что для того, чтобы получить тираническую власть, нужно было стать на сторону народа. Именно народ и ждал от Солона тирании: поэт говорит, что многие надеялись при нем на грабить и разбогатеть (fr. 23, 13 sqq. Diehl3). Грабить могли бы, конечно, только аристократов и богатых нуворишей: это и было бы «переделом земли». Но Солон не хотел допустить этого и потому не оправдал ожиданий толпы. Он заявил, что ему не по душе «си лой править тирании, как и в пажитях родных дать худым и бла городным долю равную иметь» (fr. 23, 19 sqq. Diehl3). Свой отказ от тирании Солон объяснял еще и тем, что он не хотел запятнать свое имя позором (fr. 23, 8 sqq.). Очевидно, таким позором для себя он считал пойти на поводу у «дурных» и заслужить типичное для тиранов обвинение в корысти. Когда же к власти пришел Писистрат, Солон назвал его власть рабством для народа (μονάρχου δουλοσύνη — fr. 10, 3 Diehl 3 ) . Таким образом, неприятие тирании у Солона было обусловлено двумя факторами: его политической концепцией гражданского общества и нежеланием запятнать свою аристократическую честь связью с «дурными». Само же понятие тирании у него не имеет однозначно негативного значения и упот ребляется как синоним к слову μ ο ν α ρ χ ί α («монархия»)31.
Говоря об отношении афинян к тирании, нам хотелось бы об ратить внимание на два литературных свидетельства, смысловая связь между которыми до сих пор оставалась незамеченной. О д н о из них — это начало стихотворения Солона, в котором он переда ет слова тех, кто упрекал его за отказ от тирании:
Нет, ни опытным, ни мудрым не был никогда Солон: Божество ему давало много благ, но он не взял, Радуясь, он сеть закинул, только вытащить не смог, Помутился его разум, был он мужества лишен.
(Sol., 23, 1-4 Diehl3 / Пер. С. И. Радцига)
31 De Libero L. 1996. S. 33 f.
301