Архив ИГИЗП / Доплитература / Афины / БузескулИстория

Отечественные

исследования по античной

и средневековой истории

В. П. Бузескул

ИСТОРИЯ

АФИНСКОЙ

ДЕМОКРАТИИ

Бузескул В. П.

Б 90 История афинской демократии / Вступ. ст. Э. Д. Фролова; науч. редакция текста Э. Д. Фролова, Μ. М. Холода. — СПб.: ИЦ «Гу­ манитарная Академия», 2003. — 480 с. — (Серия «Studia Classica»).

ISBN 5-93762-021-6

Предлагаемый вниманию читателей фундаментальный труд выдающего­ ся российского историка-антиковеда В. П. Бузескула (1858—1931), впер­ вые изданный еще в начале XX века, до сих пор остается самым основа­ тельным на русском языке изложением политической истории одного из наиболее знаменитых городов-государств древнего мира — Афинской рес­ публики. В данной книге, которая, несмотря на свой «почтенный возраст», и сегодня не вышла из активного научного оборота, на фоне общей истории античной Эллады последовательно и весьма подробно рассматривается раз­ витие Афинского демократического государства начиная с древнейших вре­ мен и заканчивая эпохой эллинизма, когда Афины утрачивают свою само­ стоятельность, а вместе с ней и свое политическое значение.

«Историю афинской демократии» отличает не только фактологическая полнота и строгая научность суждений, но и блестящий литературный язык, который, несомненно, делает книгу увлекательной и доступной не только для специалистов, но и для широкого круга читателей, интересующихся антич­ ной историей и культурой.

УДК 94(38) ББК 63.3(0)321

ISBN 5-93762-021-6

© Э. Д. Фролов, вступительная статья, 2003 © Μ. М. Холод, приложения, 2003 © Издательский Центр «Гуманитарная Ака­

демия», 2003

g l 7 8 5 9 3 7 l l 6 2 02 1 7"

В. П. БУЗЕСКУЛ — ИСТОРИК АНТИЧНОЙ ДЕМОКРАТИИ

Для всякого мало-мальски образованного человека бесспорным является фундаментальное значение культурного наследия антично­ сти для становления и развития европейской цивилизации Нового времени. Это значение может быть определено одним понятием — культура классицизма, которая стала основой и нормой для евро­ пейского гуманизма начиная с эпохи Возрождения. Архитектура и изобразительные искусства, художественная литература и театр, важнейшие отрасли гуманитарной науки, и в первую очередь фило­ софия и история, наконец, общие образовательные и воспитатель­ ные принципы — всё наиболее существенное в гуманистической европейской культуре всегда (по крайней мере, до XX столетия) было пронизано духом античности, опиралось на достижения и об­ разцы неисчерпаемого культурного богатства греко-римского мира.

Но не только в области культуры как таковой ощущалось опре­ деляющее воздействие античного наследия — оно заметно также и в более общей сфере политического развития Европы. Сначала строители абсолютистской монархии нашли для себя естественную идеологическую опору и образцы для подражания в державных по­ строениях Александра Великого и эллинистических царей, в военной диктатуре Цезаря и Августа. Затем творцы нового республикан­ ского строя обрели для себя не менее прочную опору в демократи­ ческих принципах античного гражданского общества. Современному миру, в особенности тяготеющему к гражданским свободам, дол­ жен сильно импонировать тот опыт демократического строительства, который был продемонстрирован в Греции классического времени (V—IV вв.), а более конкретно — в Афинах времени Перикла (461—429 гг. до н. э.). Отсюда — актуальность обращения к исто­ рии афинской демократии, что подтверждается богатством и интен­ сивностью соответствующей научно-исследовательской работы.

5

Надо, однако, оговориться: сказанное относится именно к за­ падной науке, в меньшей степени — к отечественной, к русской. В самом деле, в западной историографии практически в каждой крупной национальной школе в два последних столетия просле­ живается ряд фундаментальных исследований, посвященных афин­ ской демократии. Если отвлечься от фигур основоположников, таких как апологет афинской демократии Дж. Грот или ее критик Карл Юлиус Белох, если ограничиться только новейшим перио­ дом (после Второй мировой войны), то на память приходят име­ на таких исследователей, как Арнольд Джонс, Мартин Оствальд, Рафаель Сили, Могенс-Херман Хансен в англо-американской литературе, Поль Клоше и Клод Моссе — во французской, Иохен Блейкен — в немецкой.

В России ситуация оказалась иной в силу особенных условий как собственно научного развития, так и политической жизни. Здесь обращение к теме афинской демократии было более пре­ рывистым, то выливаясь в существенно значимые разработки, а то затухая на длительные промежутки времени. Напомним, что русская наука об античности сформировалась в оригинальное пре­ емственное направление сравнительно поздно, лишь в первой по­ ловине X I X в. Основоположником этого направления стал выда­ ющийся представитель науки всеобщей истории в Петербургском университете, которого временами называют родоначальником Пе­ тербургской исторической школы, Михаил Семенович Куторга (1809—1886). Замечательно, что у этого архегета русского антико­ ведения рано обнаружился интерес к проблеме античной граждан­ ской общины, полиса, к основам и формам самой блестящей из городских республик Античной Греции — к афинской демокра­ тии. Мы имеем в виду его капитальное исследование «Афинская гражданская община по известиям эллинских историков», опуб­ ликованное в рамках посмертно изданного «Собрания сочинений» М. С. Куторги (Т . I - I I , СПб., 1894 - 1896) .

Наметившееся таким образом весьма перспективное исследо­ вание проблем социальной жизни и политических форм антично­ го мира скоро, однако, пресеклось. Причиной тому была смена ценностных научных ориентиров. Следующее за Куторгой поко­ ление ученых-антиковедов стало ощущать недостаточность проде­ ланной к тому времени источниковедческой работы, незавершен-

6

ность исследования и реконструкции исторических фактов, а стало быть, и преждевременность обращения к более общим проблемам. В последней трети X I X столетия взоры значительной части исто­ риков классической древности обратились от постижения общей формы или идеи античности в духе М. С. Куторги к частным историко-филологическим изысканиям, в особенности на основе эпиграфических документов, ради возможно более достоверной ре­ конструкции исторических фактов. Зачинателем этого нового этапа стал тоже петербуржец Федор Федорович Соколов (1841—1909), воспитавший целую плеяду выдающихся исследователей-аналити­ ков, составивших самое влиятельное направление в дореволюци­ онном русском антиковедении.

Однако расцвет аналитических историко-филологических шту­ дий не исключал сохранения у части антиковедов более широкого интереса к культуре и цивилизации античного мира, что обусло­ вило параллельное развитие культурно-исторического направле­ ния, представителями которого были в Петербурге Η. М. Благо­ вещенский и Φ. Ф. Зелинский, в Киеве и позднее в Казани — Ф. Г. Мищенко, в Одессе — Э. Р. Штерн. А затем, на рубеже X I X — X X вв., диапазон научных интересов и занятии и вовсе невероятно расширился за счет появления новых, можно сказать, современных направлений — социально-политического и социаль­ но-экономического. Их формирование несомненно стояло в связи с обозначившимися именно тогда радикальными переменами в жизни самого русского общества. Мы имеем в виду стремитель­ ное развитие современного капиталистического хозяйства и соот­ ветственное резкое обострение социальных отношений. Характер­ ной чертой этих новых направлений было стремление к системному постижению и интерпретации античности как своего рода предвос­ хищения или же, наоборот, антипода современной цивилизации с тем, чтобы таким путем, через социологическое сопоставление, найти подходы к более глубокому проникновению в суть общего исто­ рического развития, а более всего — к пониманию существа так называемых переломных эпох.

Таким образом обозначился новый поворот в дореволюционном русском антиковедении. Если в последние десятилетия X I X сто­ летия, по примеру Φ. Ф. Соколова, взоры многих обратились от общих проблем к исследованиям частного, аналитического харак-

7

тера, то теперь состоялось как бы возвращение на круги своя, с той, однако, существенной разницей, что новое обращение к со­ циологической интерпретации античности свершилось на гораздо более прочной фактологической основе, а стало быть, могло пре­ тендовать и на большую глубину.

Эти новые явления отчетливо выступали в ученой деятельно­ сти различных университетских центров. Так, в Москве выда­ ющийся историк Р. Ю. Виппер (1859—1954) в своих общих кур­ сах убедительно показывал, насколько тесно связана политическая история древней Греции и Рима с их социально-экономическим раз­ витием. В Харькове другой замечательный представитель науки всеобщей истории В. П. Бузескул (1858—1931) возвел на совер­ шенно новый уровень исследование политических форм античного мира, глубоко, в контексте социальной истории, проследив рожде­ ние и развитие наиболее совершенной из этих форм — афинской де­ мократии. В Петербурге И. М. Гревс (1860—1941) и М. И. Рос­ товцев (1870—1952) своими исследованиями экономической жизни древнего Рима заложили прочный базис изучения экономики всего античного мира. Первый, проследив эволюцию аграрных отноше­ ний в Риме, показал, как постепенно формировались крупные землевладельческие хозяйства, ставшие предшественниками буду­ щего феодализма. Второй подверг скрупулезному анализу наибо­ лее значимое явление античной экономики — откупную систему, открыв тем самым перспективу изучения как экономической по­ литики античного государства, так и частного предприниматель­ ства. Со своей стороны выпускник Московского университета, ставший профессором в Казани, Μ. М. Хвостов (1872—1920), опираясь на новый массовый материал папирусов и надписей на черепках (острака), много сделал для изучения торговли и про­ мышленности в столь своеобразном регионе древнего мира, ка­ ким был греко-римский Египет.

Увы, это разнообразие и полнокровие современного научного поиска было вновь остановлено, на этот раз внешнею силою — идеологическим диктатом утвердившейся в результате Октябрь­ ской революции советской системы. Диапазон научных интересов отечественных историков был решительно сужен, занятия антич­ ной историей были искусственно сведены к изучению социальноэкономических структур древности, трактуемых, в строгом соот-

8

ветствии с марксистским формационным учением, как явления единого рабовладельческого строя. В силу такого догматического подхода засохли, что называется, на корню все прочие направле­ ния, не укладывавшиеся в прокрустово ложе официальной совет­ ской науки, — и аналитическое, историко-филологическое (оно, разумеется, в первую очередь, как лишенное всякой актуальности),

икультурно-историческое и даже социально-политическое. Судьба последнего особенно примечательна: будучи по природе своей близ­ ко ставшему господствующим социально-экономическому направ­ лению (в официальном, конечно, выражении), оно как раз в силу своей актуальности, в силу внутренней потенции к опасным поли­ тическим сопоставлениям, было поставлено под жесткий контроль

иобречено на застой.

Так или иначе начавшееся вторично плодотворное изучение проблем античной демократии вновь было прервано. Лишь с на­ ступлением политической оттепели (после смерти И. В. Сталина в 1953 г.) началось постепенное возрождение полнокровного, свободного от идеологических шор изучения античности — не только ее социально-экономического базиса, но и политических форм, и всех разнообразных явлений культурной жизни древних греков и римлян.

В этой связи стал снова оживать интерес к истории демокра­ тических Афин. В Ленинграде профессором Ксенией Михайлов­ ной Колобовой была предпринята попытка проследить развитие самого города Афин и его культуры в контексте афинской полити­ ческой истории (монография «Древний город Афины и его памят­ ники». Л., 1961). В многочисленных частных этюдах стали ис­ следоваться отдельные этапы и аспекты формирования афинского полиса: так называемая Килонова смута (С. И. Радциг), рефор­ маторская деятельность Солона (К. М. Колобова, С. Я. Лурье), борьба политических группировок в VI в. до н. э. (К. К. Зельин), традиция о Писистрате (М . В. Скржинская), реформы Клисфена (С. Я. Лурье, В. М. Строгецкий, С. Г. Карпюк). Взоры исследо­ вателей обратились и к классическому периоду афинской истории — к истории образования Афинской морской державы (многочислен­ ные статьи А. Е. Паршикова), к проблеме отношений державного афинского полиса с его сателлитами (С. Я. Лурье, Л. А. Сахнен­ ко), к истории афинских поселений за пределами Аттики (тот

же Α. Ε. Паршиков и Η. А. Касаткина), наконец, к чрезвы­ чайно важной проблеме взаимосвязи державной политики и де­ мократического строительства в Афинах ( М . В. Кондратюк).

В русле этих частных исследований явились и попытки более общего рассмотрения феномена афинской демократии. Мы имеем

ввиду источниковедческие и собственно исторические работы

В.М. Строгецкого 1. Затем — предпринятое совместно Л. П. Ма­ ринович и Г. А. Кошеленко издание исторических материалов,

сопровождаемое прекрасными статьями о становлении демокра­ тии в Афинах и об уроках античной демократии вообще2. Нако­ нец, курс лекций той же Л. П. Маринович об афинской демо­ кратии позднеклассического времени, особенно ценный вниманием

к новым научным подходам, опробованным в западной исто­ риографии3.

Тем не менее ретроградное воздействие советского официоза оказалось столь значительным, что до сих пор мы не располагаем полноценным современным общим пособием по истории афинской демократии. В этих условиях понятно наше обращение к наследию классической русской историографии, которая таким пособием располагала. Мы имеем в виду прекрасную книгу «История афин­ ской демократии» харьковского профессора Владислава Петровича Бузескула, книгу, созданную еще в начале прошлого века, но не утратившую своей ценности и поныне. Но дело не только в самой этой книге — обращение к ней может дать повод познакомиться с одной из самых импозантных и вместе с тем привлекательных фигур в русской науке об античности. Мы убеждены, что чита­ тель не пожалеет, потратив толику времени на это знакомство. Тем самым он сможет соприкоснуться с той далекой, безвозврат­ но ушедшей эпохой, которая, может быть, являла собой апогей культурного подъема России. Вместе с тем, очевидно, что этим

1 Строгецкий В. Μ. 1) Греческая историческая мысль классического и эллинистического периодов об этапах развития афинской демократии. Горький, 1987; 2) Полис и империя в классической Греции. Нижний Новгород, 1991.

2Античная демократия в свидетельствах современников / Издание подготовили Л. П. Маринович, Г. А. Кошеленко. М., 1996.

3Маринович Л. П. Античная и современная демократия: новые под­ ходы. Курс лекций. М., 2001.

10

он подготовит себя к должному восприятию и правильной оценке единственного до сих пор в отечественной литературе общего труда об афинской демократии. Ибо ключ к пониманию творчества как художника, так и ученого вне всяких сомнений заключен в его биографии4.

Будущий историк афинской демократии родился 24 февраля (старого стиля) 1858 г. в селе Поповка Изюмского уезда Харь­ ковской губернии. Происходил он из старинной служилой семьи молдавского происхождения: родоначальник этого семейства вы­ шел из Молдавии и поступил на военную службу в России еще в начале XVIII в. Уже в детстве Бузескул пристрастился к чтению исторических книг. Особенным толчком в этом направлении стало для него знакомство с популярной биографией А. В. Суворова, ко­ торую подарил ему домашний учитель, студент-медик Э. В. Арльдт, готовивший его к поступлению в гимназию. «Книжка эта, — вспо­ минал позднее Бузескул, — быть может, случайность, сыграла боль-

4 Для изучения жизненного пути и ученой деятельности В. П. Бузес­ кула важны, прежде всего, его собственные автобиографические очерки и заметки: 1) Бузескул В. П. // Историко-филологический факультет Харьковского университета за первые сто лет его существования (1805 1905). Харьков, 1908. С. 287—291; 2) Образы прошлого (из моих вос­ поминаний) // Анналы. T. II. 1922. С. 228—246 (о годах учения в харь­ ковской гимназии и университете); 3) Речь в ответ на приветствия и доклады в заседании научно-исследовательской кафедры истории евро­ пейской культуры 1 апреля 1928 г. // Наукові записки. Праці науководослидчоі катедри історіi європейської культури. Вып. 3. Харьків, 1929.

дин Н. С. Профессор В. П. Бузескул как историк античного мира // Сборник статей в честь В. П. Бузескула. Харьков, 1914. С. X—XVII;

Успенский Φ., Марр Н., Бартольд В., Платонов С. Записка об уче­ ных трудах профессора В. П. Бузескула // Изв. Росс. Академии наук, серия VI. T. XVI . 1922, № 1-18. С. 111-114; Жебелев С. А. Акаде­ мик В. П. Бузескул (некролог) // И А Н О О Н . 1931, № 10. С. 1 0 6 5 - 1085. — Списки трудов В. П. Бузескула имеются: 1) в сборнике в его честь: С. X V I I I - X X I I I (№ 1-100 за 1881-1913 гг.); 2) в некрологе, составленном С. А. Жебелевым (№ 101—136 за 1915—1931 гг.); 3) Кап­ терев С. Н. Хронологический указатель трудов В. П. Бузескула // ВДИ. 1946, № 4. С. 172—180 (наиболее полный список, включающий в себя 186 номеров за 1881 — 1931 гг.).

11

шую роль в моей дальнейшей судьбе: я полюбил историю, перво­ начально преимущественно историю войн, подвигов»5.

В годы обучения в харьковской классической гимназии (1868— 1876) этот интерес к истории еще более укрепился благодаря воздействию преподавателя этого предмета, мастера исторического рассказа Η. Ф. Одарченко. В классе, вспоминает Бузескул, «все с напряженным вниманием и увлечением слушали его, будь то рас­ сказы о подвигах Геркулеса или о Петре Великом, о рыцарстве, крестовых походах»6.

Жизнерадостная атмосфера первых лет обучения в гимназии затем, после проведения в жизнь затеянной министром просве­ щения графом Д. А. Толстым реформы, сменилась ощущением гнета, чувством подавленности. «Воцарилась толстовская систе­ ма, сухая, беспощадная, с ее крайней, бездушной регламентаци­ ей, с ее мнимым классицизмом, а в действительности — грам­ матизмом. Нас подавляла грамматика, которая нам опротивела; мы учили массу ненужных правил и исключений; нас мучили пе­ реводами с русского языка на древние, "экстемпоралями", кото­ рые мы ненавидели. На содержание читаемых авторов, на ан­ тичную жизнь обыкновенно не обращалось внимания. Если кто-либо из нас предлагал учителю вопрос, касавшийся этой об­ ласти, то учитель большею частью отделывался кратким ответом и спешил перейти к "главному", к "делу" — к тексту, переводу или к грамматике» 7.

Несомненно это резко отрицательное отношение Бузескула к «грамматизму» классической гимназии объяснялось его изначаль­ ным духовным устремлением, рано обнаружившейся в нем склон­ ностью к занятиям именно историей. Отсюда та негативная реакция, которую нельзя было бы ожидать от «соколовцев» В. В. Латы­ шева или С. А. Жебелёва с их столь же рано проявившейся фи­ лологической ориентацией. Как бы то ни было, позднее Бузескул признавал, что, несмотря на известные теневые стороны, он мно­ гим был обязан старой классической гимназии: «Гимназия дала мне прочные элементы знания, приучила к неустанному труду,

5 Бузескул В. П. Образы прошлого... С. 229.

6Там же. С. 232.

7Там же. С. 234.

12

поддержала и развила интерес к любимому мною предмету — истории; самый классицизм, тогда проводившийся, впоследствии пригодился мне при моих занятиях греческой историей»8.

По окончании гимназического курса в 1876 г. Бузескул по­ ступил на историко-филологический факультет Харьковского уни­ верситета. В ту пору там было три отделения: классическое, сло­ весное (или славяно-русское) и историческое. Бузескул выбрал последнее, и это надо подчеркнуть: из крупных дореволюцион­ ных специалистов-антиковедов Бузескул был одним из немногих, кто по основному своему образованию был не филологом-класси­ ком, а историком. Впрочем, филологическая его подготовка была основательной: прочные знания древних языков были заложены уже в гимназии, да и в университете специализация начиналась только с 3-го курса, а до того все студенты историко-филологи­ ческого факультета равно продолжали совершенствоваться в клас­ сической словесности. Тем не менее характерны признания Бу­ зескула насчет того, какие из читаемых древних авторов нравились ему: Фукидиду он отдавал предпочтение перед Платоном, Таци­ ту — перед Теренцием9. Он был неколебим в своем историчес­ ком интересе, и его более всего увлекали лекционные курсы про­ фессоров всеобщей истории Μ. Н. Петрова и В. К. Надлера, которые импонировали ему своею способностью к яркому пове­ ствованию о прошлых событиях10.

По окончании университета Бузескул в течение ряда лет пре­ подавал историю в харьковских частных женских гимназиях. За­ граничной стажировки он не проходил и остался, по его собствен­ ному определению, «доморощенным ученым»11. Да и в дальнейшем он практически не бывал за границей, за исключением поездки в 1908 г. в Берлин для участия в III Международном конгрессе историков. Не печатался он и в западноевропейских журналах (также единственное исключение — небольшая рецензия на не­ мецком языке на книгу С. А. Жебелёва «ΑΧΑΪΚΑ» в «Deutsche Literaturzeitung». 1905, № 4). С. А. Жебелёв в русле свойствен-

8 Бузескул В. П. Образы прошлого... С. 235.

9 Там же. С. 241, 242.

10 Жебелёв С. А. Академик В. П. Бузескул. С. 1066—1067. 11 Там же. С. 1068.

13

ных ему почвеннических настроений с симпатией упоминает об этой детали в ученой биографии Бузескула. Однако объяснялось ли это сознательным уклонением харьковского профессора от контактов

сзаграницей или виною здесь были какие-то стечения обстоя­ тельств, сказать трудно.

Как бы то ни было, нельзя сомневаться в сильном влечении юного выпускника Харьковского университета к ученой карьере.

В1885 г. он сдает магистерский экзамен и начинает вести заня­ тия в своем родном университете в качестве приват-доцента. В ту пору его научные интересы еще не определились. На старших кур­ сах университета он серьезно занимался средневековой русской историей и при окончании курса представил сочинение о торопецком князе Мстиславе Мстиславиче (Удалом), удостоенное золотой медали. Теперь же его увлекает западноевропейская история конца средневековья и начала Нового времени, в особенности тема борьбы

спапством и гуситского движения, и он разрабатывает и начина­

ет читать специальный курс по западной истории X I V — X V вв., а также по новейшей историографии.

Между тем в 1886 г. оставляет службу в университете Μ. Н. Пет­ ров, и к Бузескулу переходит чтение общих курсов по всеобщей истории, в том числе и по истории древней Греции. Это застави­ ло его сначала, как он признавался, «нехотя, поневоле» заняться античной историей, но потом его заинтересовала современная по­ лемика вокруг Перикла и вообще афинской демократии, и он с головою ушел в разработку этой темы12. Ей были посвящены обе его диссертации, магистерская и докторская, и они же окончательно определили его научный профиль как специалиста в особенности по истории древней Греции. Впрочем, он никогда не порывал совершенно и с другими разделами всеобщей истории, тем более что развившийся очень рано интерес к историографии держал его au courant всех новейших разработок и время от времени достав­ лял естественный повод для обращения к историческим сюжетам и средневековья, и Нового времени.

Между тем укреплялось и его служебное положение: после защиты магистерской диссертации он становится экстраординар-

12См. его собственный рассказ об этих научных исканиях в передаче

С. А. Жебелева (С . 1071-1072).

ным (1890 г.), а после защиты докторской — ординарным про­ фессором Харьковского университета (1895 г.). Параллельно с университетом он преподавал на Харьковских Высших женских курсах и на Педагогических курсах при Харьковском учебном округе. Он проявил себя талантливым педагогом и заслужил лю­ бовь многих поколений слушателей. Его авторитет как ученого и преподавателя все время рос, и при желании он мог бы сделать блестящую административную карьеру. Однако к этого рода де­ ятельности он не чувствовал влечения и далее деканства на ис­ торико-филологическом факультете Харьковского университета (в 1901-1905 гг.) не пошел.

При всем том он был горячим патриотом своего родного края и деятельным сотрудником как университета, так и существовав­ шего при нем Историко-филологического общества. Он был неуто­ мимым историографом своего университета и автором прекрасных, содержательных и теплых по тону очерков о его профессорах —

В. Ф. Цыхе, Μ. М. Лунине, А. П. Рославском-Петровском, Μ. Н. Петрове, В. К. Надлере, И. В. Нетушиле. Ученые заслу­ ги Бузескула получили широкое признание: в Харькове в 1914 г.

вего честь был издан великолепный сборник статей, в котором при­ няли участие многие видные ученые, специалисты не только в науке об античности, но и в других областях истории и словесности.

В1910 г. он был избран членом-корреспондентом, а в 1922 г. — действительным членом Российской академии наук. В 1925 г. он был избран также членом Всеукраинской академии наук.

Обращаясь к обзору научных трудов В. П. Бузескула, подчерк­ нем, что его деятельность как ученого была весьма многогранна и плодотворна. Он много потрудился в области политической истории древней Греции. Мы уже упоминали, что поводом к его занятиям греческой историей послужила современная полемика вокруг афин­ ской демократии. Действительно, в 70-х и 80-х годах прошлого столетия, в особенности по инициативе немецких ученых Г. Мюл­ лер-Штрюбинга, Пфлугк-Гарттунга, М. Дункера, К. Ю. Бело­ ха, подверглась решительному пересмотру та картина демократи­ ческих Афин — блестящего лидера Эллады, которая была создана либеральной историографией середины X I X в., в первую очередь английским историком Дж. Гротом. Атаке подверглось все — и древний аттический историк Фукидид, наш главный источник по

времени так называемого Пятидесятилетия13 и Пелопоннесской войны, и сама афинская демократия, и ее знаменитый лидер Перикл. Фукидиду были предъявлены обвинения в мелочности, тенденци­ озности и непонимании сути исторического процесса, в афинской демократии усиленно подчеркивались ее теневые стороны — про­ извол демократической массы, демагогия политиканов, всеобщая коррупция и разложение, а Перикл, остававшийся бессменным ру­ ководителем Афин на протяжении едва ли не трети века, изобли­ чался в отсутствии политической мудрости и силы и выставлялся главным виновником постигшей афинян в результате Пелопоннес­ ской войны политической катастрофы.

Побудительными импульсами к такой переоценке послужили, с одной стороны, развитие гиперкритицизма, крайнего скептичес­ кого отношения как к античной исторической традиции, так и к опиравшейся на нее и следовавшей в ее русле историографии сере­ дины X I X в. (кроме Дж. Грота можно указать на еще один ха­ рактерный пример — Э. Курциуса), а с другой, — увлечение не­ мецкой исторической науки, пропитанной националистическими и монархическими настроениями, культом силы и неприятием либе­ рализма и демократии.

Бузескул решительно выступил против такого тенденциозного подхода к истории афинской демократии. Сначала в большой статье он подверг критическому разбору новый взгляд на Перикла, разви­ тый Максом Дункером в последних томах его фундаментальной «Истории древности»14, а затем самостоятельно рассмотрел полити­ ческую деятельность лидера афинской демократии и дал ей взве­ шенную, по существу положительную, но в то же время лишен­ ную ложной апологетики оценку в обширной монографии, ставшей его магистерской диссертацией — «Перикл (историко-критичес­ кий этюд)» (Харьков, 1889).

За этим спустя ряд лет последовала новая, столь же внушитель­ ная монография (докторская диссертация) «Афинская Полития

13Пятидесятилетие — принятое в традиции обозначение периода времени от решающих побед греков над персами в 480—479 гг. и до начала Пелопоннесской войны (431 г. до н. э.).

14Журнал министерства народного просвещения (далее — Ж М Н П ) . 1888, апрель. С. 4 4 9 - 4 9 5 .

Аристотеля как источник для истории государственного строя Афин до конца V века» (Харьков, 1895). Поводом к ее написанию послужило опубликование в 1891 г. английским ученым Ф. Кенио­ ном текста вновь найденного (среди папирусов греко-римского Египта) трактата о государственном устройстве Афин, в котором справедливо усмотрели известную ранее только по отдельным упо­ минаниям «Афинскую политию» Аристотеля15. Бузескул оказал­ ся в числе тех, кто первыми откликнулись на замечательную на­ ходку. Еще в том же 1891 г. он опубликовал рецензию на издание Кениона16, затем последовали специальные статьи17 и еще одна рецензия на новое издание трактата, осуществленное другим англий­ ским филологом, Дж. Сэндисом18, и, наконец, как итог — на­ званная монография.

Здесь, в специальных главах, последовательно были разобра­ ны, во-первых, полемика вокруг вновь открытого аристотелевского произведения, с обоснованием собственного умеренно-критичес­ кого взгляда, свободного от крайних восторгов, но и далекого от безудержного высокомерного шельмования найденного трактата как недостойного пера великого философа; во-вторых, особенно­ сти самого новонайденного произведения, с обоснованием его несомненной принадлежности к корпусу аристотелевских сочине­ ний, с определением времени его составления, его соотношения с главным теоретическим трудом Аристотеля «Политика» и т. д.; в-третьих, источники, которыми пользовался (или мог пользовать­ ся) Аристотель при составлении этого трактата; и наконец, в-чет­ вертых, осуществлен систематический пересмотр истории государ­ ственного строя Афин с учетом данных аристотелевской «Афинской политии», а также с обратной проверкой этих данных посредством сличения их с совокупной исторической традицией. В частности,

15Греческое слово «полития» (производное от «полис») означает «го­ сударственное устройство».

16Историческое обозрение. Т. II. 1891. С. 221—239.

17Бузескул В. П. 1) Вопрос о новооткрытой Αθηναίων πολιτεία //

что касается последнего момента, то Бузескулом убедительно было обосновано наличие в трактате Аристотеля наряду с ценными ис­ торическими указаниями также и ряда неточностей и даже не­ вероятных, неправдопобных вставок, какими являются, напри­ мер, пассаж о так называемой Драконтовой конституции (в гл. 4) и рассказ об участии Фемистокла в акции Эфиальта против Аре­ опага (гл. 25).

Как бы то ни было, в целом Бузескулом высоко было оцене­ но источниковедческое значение вновь найденного трактата Ари­ стотеля. Завершая свой труд, он справедливо подчеркнул самое главное: «До открытия Αθηναίων πολιτεία мы не имели особо­ го, так сказать, специального источника, который давал бы нам историю афинской демократии в связном виде. Приходилось довольствоваться имеющимися у разных авторов и в надписях данными, иногда, правда, очень важными и интересными, но раз­ бросанными, и мимоходом лишь сделанными, случайными указа­ ниями. Теперь мы располагаем произведением, представляющим более или менее связную историю и связное описание афинского государственного строя». Причем «источник этот дает ряд новых фактов и проливает свет на многие вопросы» (например, на пе­ реход от древней монархии к аристократии, о смутах после Со­ лона, о времени введения жеребьевки при выборе должностных лиц и др.)19.

Но если велико было значение «Афинской политии» в плане новой, дополнительной информации, то, с другой стороны, не менее важным было и доставленное ею подтверждение наличной исто­ рической традиции: «Благодаря новооткрытому произведению...

мы убедились в сравнительной достоверности нашего предания и точности хронологии, в основании которой лежат ведшиеся издавна списки архонтов»20. Нет нужды пояснять, как важно было это заключение для преодоления модного в ту пору гиперкритическо­ го отношения к античной традиции.

Наряду с большим источниковым и конкретно-историческим значением, указывает затем Бузескул, новонайденный трактат Аристотеля обладает также и более общей историко-теоретичес-

19 Бузескул В. П. Афинская Полития Аристотеля. С. 474. 20 Там же. С. 475.

18

кой ценностью: «Важно также и то, — замечает он, — как пред­ ставляется в нем общий ход развития афинской политии». В са­ мом деле, поясняет он далее свою мысль, «чем более изучается история и археология Греции, тем больше обнаруживается связь между отдельными ее эпохами и моментами; открываются посред­ ствующие звенья там, где раньше их и не подозревали, между та­ кими периодами и явлениями, которые, казалось, разделяла целая пропасть. В этом отношении важен и наш новый источник. Он изображает постепенное, чрезвычайно последовательное, чисто органическое развитие государственного строя Афин, без особен­ но резких скачков. Постепенно совершается переход от монархии к аристократии, затем так же постепенно демократия занимает место аристократии. Вспомним, как лишь мало-помалу открывал­ ся низшим классам доступ к должностям, как совершалась демокра­ тизация Афин после Клисфена, как своего рода "переживания", вроде двойного жребия, сохранялись в последующем строе Афин. Не говоря о сомнительной конституции Драконта, вспомним, что, например, тиран Писистрат во многом является продолжателем и даже завершителем дела "первого предстателя демоса" Солона, что Клисфеновы филы, триттии и демы имеют уже своих пред­ шественников, что Перикл оказывается вовсе не таким новато­ ром, каким его иногда изображают новейшие историки... Словом, наш новый источник еще яснее показывает нам, что афинская демократия была чисто народным созданием, результатом рабо­ ты целого ряда деятелей и поколений, а не результатом честолю­ бия и интриг отдельных личностей»21.

Сочинение Бузескула об «Афинской политии» Аристотеля, ценное само по себе, явилось важной предпосылкой для дальней­ шей его работы над темой афинской демократии. Оно послужило необходимым источниковедческим основанием для написания им уже в 1900-х гг. обширного исторического очерка, где в контек­ сте общегреческой истории, с учетом постепенно свершавшихся пе­ ремен асоциальной жизни, последовательно рассматривалось раз­ витие Афинского демократического государства от древнейших времен до эпохи эллинизма. Это была ставшая знаменитой книга «История афинской демократии» (СПб., 1909).

21 Бузескул В. П. Афинская Полития Аристотеля. С. 475— 476.

19

Изложение здесь открывалось общей панорамой греческой ис­ тории в архаический период (VIII—VI вв. до н. э.), когда, вслед за сдвигами в социально-экономической сфере, начались переме­ ны в древнем политическом строе, когда место патриархальной царской власти заступила аристократия, а затем на борьбу с по­ следней стал подыматься демос и на авансцену выступила тира­ ния. Обрисовав таким образом во введении исходные исторические рубежи, автор затем переходил непосредственно к истории афин­ ской демократии и в четырех больших разделах рассматривал главные стадии ее исторического существования: начало, вклю­ чая переход от древней монархии к аристократическому архонта­ ту, первые смуты (заговор Килона), законодательство и рефор­ мы Драконта и Солона, тиранию Писистрата и новые реформы Клисфена; расцвет, достигший кульминации в период правления Перикла, с обстоятельным описанием сложившегося к этому вре­ мени социально-политического строя, с характеристикой положе­ ния и жизни отдельных слоев населения — граждан, метеков, рабов, с особым этюдом о положении женщин в Афинах; далее, внутренний кризис и смуты, развязанные Пелопоннесской вой­ ной; и наконец, окончательный упадок Афинского демократичес­ кого государства в позднеклассический период, вплоть до утраты Афинами своей самостоятельности в эпоху эллинизма.

«История афинской демократии» Бузескула написана легким, изящным стилем и не отягощена научным аппаратом. Однако до­ ступность изложения в данном случае не исключает научной осно­ вательности. До сих пор в отечественной литературе книга Бузеску­ ла остается самым солидным пособием по политической истории центрального эллинского государства — Афин. Опираясь на этот труд, естественно было попытаться создать и более общее посо­ бие, посвященное древнегреческой истории в целом. Для Бузес­ кула это было тем более естественно, что в качестве университет­ ского профессора он из года в год должен был читать общий курс истории древней Греции, который раза два в виде конспекта лек­ ций издавался литографированным способом22. Бузескул и пла­ нировал со временем подготовить и издать фундаментальное по-

22 Например: Бузескул В. П. История Греции. Литографированные лекции. Харьков, 1907. 556 с.

собие по греческой истории, первый том которого должен был включать в себя обширное источниковедческое и историографи­ ческое введение, второй — раннюю историю Греции до Персид­ ских войн, а третий — историю классического периода, в основу которой предполагалось положить книгу об афинской демократии. Этот замысел был реализован лишь частично: в 1903 г. появился первый том — «Введение в историю Греции», которое затем не­ однократно переиздавалось (и о котором мы еще будем говорить), по теме второго тома Бузескулом была опубликована лишь боль­ шая статья о крито-микенской цивилизации23, а третий том так и остался на уровне первоначального воплощения, в виде книги об афинской демократии.

Конкретно-исторические исследования, в особенности в области древнегреческой истории, не исчерпывали научного труда В. П. Бу­ зескула. В своих занятиях он счастливо соединял вкус и умение работать в сфере конкретно-исторической со столь же плодотвор­ ными изысканиями в области истории и теории исторической на­ уки. Последнее объяснялось каким-то глубинным или, по край­ ней мере, рано усвоенным интересом к развитию исторического знания, которое воплощалось для него не в груде необходимых пособий, не в механическом нагромождении ссылок, а в филиа­ ции наблюдений и идей, в судьбах живых представителей науки всеобщей истории, в закономерном чередовании научных школ и направлений. Как никто другой Бузескул был начитан в истори­ ческой литературе, однако его пристальный и всеохватный инте­ рес к старым трудам и новым публикациям не был библиоманией, замкнутой на самое себя, а служил инструментом постижения вечно продолжающегося в исторической науке и литературе поиска со­ кровенного знания о прошлом.

Стремление представить себе, как именно осуществлялся этот поиск конкретными людьми и школами, побуждал Бузескула вни­ мательно знакомиться с трудами выдающихся историков и древ­ ней поры, где ему особенно импонировала фигура непревзойден­ ного мастера политической истории Фукидида, и Нового времени,

23 Бузескул В. П. Древнейшая цивилизация в Европе. Эгейская или критско-микенская культура // Вестник Европы. 1916, № 8. С 67—103 (чуть позже была опубликована и отдельным изданием: Харьков, 1918).