крепкое здоровье, экономический фундамент и сила. Значимость Панэция состоит в особом акценте на долженствовании, где уже нет места апатии. Его трактат "О долге" заметно повлиял на Цицерона.

274 Эллинистическая эпоха

Посидоний (140/130 — 51 гг. до н. э.), начав как ученик Панэция, вскоре замыслил открыть новую школу на Родосе, выяснив для себя, что истина не вся заключена в догмах Портика. Сохраняя верность стоической концепции, он открыл Портик влияниям Платона и Аристотеля. Посидоний потрясал современников своими необъятными научными познаниями. О нем говорят как о самом универсальном уме Греции после Аристотеля. Среди поклонников Посидония, которые стекались со всей Греции и из Рима на Родос, чтобы послушать его, мы находим Цицерона и великого Помпея. Цицерон рассказывает, что, вернувшись из Сирии, Помпей поехал на Родос послушать Посидония. Ему сказали, что тот болен (сильный приступ артрита). Помпей решил все-таки навестить философа, чтобы выразить свое восхищение. "Ни за что на свете не позволю, — ответствовал Посидоний, — чтобы из-за физического недуга моего ты ушел ни с чем". С этими словами, поднявшись с постели, он начал развивать глубоко и проникновенно тезис о том, что нет другого блага, кроме блага морального. Когда же приступ напоминал о себе, он повторял: "Как ни мучительно это страдание, но не признаю никогда, что оно — зло".

Скептицизм и эклектицизм

Пиррон и моральный скепсис

Еще до Эпикура и Зенона, начиная с 323 года до н.э., Пиррон в Элиде основал движение "скептиков" со своим строем мысли и поведения и особой судьбой в западной культуре.

Пиррон родился в Элиде около 360 года до н.э. Вместе с атомистом Анасархом из Абдер он принял участие в походе Александра на Восток. Собственными глазами он увидел, как рушится то, что обещало быть нерушимым, обнаруживая при этом, что убеждения греков, возможно, не имеют столь прочного основания, как это казалось. На востоке Пиррон познакомился с гимнософистами, от которых он воспринял идею о суетности мирского. Один из гимнософистов по имени Калан добровольно принял смерть через самосожжение, оставаясь бесстрастным в момент смерти. После 323 года

Скептицизм и эклектицизм 275

Пиррон вернулся в Элиду, где преподавал и умер в 275/270 году до н. э., не написав более ни слова. Пиррон не имел своей школы в строгом смысле слова, с учениками же был связан нетрадиционными узами. Когда речь идет об учениках, то подразумеваются почитатели, обожатели или имитаторы. Ученики ищут в своем маэстро новую модель жизни, экзистенциальную парадигму, надежное доказательство достижимости счастья и душевного покоя даже в условиях крушения традиционных

ценностей, однако сами не умеют создать новую систему.

Новизна Пиррона, отличающая ero от предшественников и современников, состояла именно в убеждении, что можно жить искусно и вполне счастливо даже в отсутствии истины и ценностей, по крайней мере таких, как в прошлом.

Как же Пиррон пришел к такому нетипичному для греческого рационализма убеждению? Как можно вывести правило жизни, отказавшись от бытия и истины, предположив, что все суета сует?

Ответ Пиррона мы находим у перипатетика Аристокла со ссылкой на Тимона, ученика Пиррона: кто хочет быть счастливым, должен иметь в виду три вопроса: 1) каковы вещи по природе; 2) каково должно быть наше отношение к ним; 3) каковы они будут и как надо себя вести. Пиррон полагает, что: 1) все вещи одинаковы, неразличимы и непостоянны; 2) отсюда нельзя питать к ним ни малейшего доверия, но нужно жить без мнений, не склоняясь к чему-то, не отвращаясь ни от чего, ибо любая вещь "есть не больше, чем не есть", или "есть и не есть", или не есть, но и не не есть"; 3) при таком положении дел уместны лишь апатия, а еще непоколебимость.

1. Из трех основных положений пирронизма сложнее всего интерпретировать первое. Пиррон хочет сказать, что вещи сами по себе безразличны, несоизмеримы или же они не таковы для себя, какими представляются нам. Безразличность вещей объективна или же субъективна? Большая часть интерпретаторов (особенно под влиянием последующего скептицизма) соглашалась в том, что это проблема людей, не имеющих адекватных инструментов, чтобы разглядеть различия и особые приметы вещей. Однако текст заставляет думать иначе. Не говорится, что вещи для нас неразличимы, но, напротив, сами вещи неотделимы, несоизмеримы в себе, и как следствие этого чувства и разум не в состоянии определить истину и ложь, но не наоборот. Пиррон потому и отрицал бытие и принципы бытия, что все представляется видимостью. Свидетельствует Тимон:

276 Эллинистическая эпоха

"Тотально господствует видимость". Эта видимость последующими скептиками была названа "феноменом , т. е. являемостью того, что находится за ее пределами ("вещи в себе").

Позиция Пиррона более сложная, это следует из фрагмента в передаче Тимона: "Вечность — природа божественного и блага, от которых только и может человек обресть жизнь, равную им". Вещи — чистая кажимость не в свете дуалистической предпосылки, а скорее в свете несовпадения с природой божественного блага.

Если же это так, то нельзя отрицать прямо-таки религиозного фона пирронизма. Образ пропасти, разделяющей мир божественного и мир вещей, почти мистичен, и философ крайне суров к лишенным автономного значения вещам. Эта интерпретация позволяет объяснить, почему Цицерон считал Пиррона

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил

не скептиком, а скорее моралистом, проповедовавшим крайнюю доктрину, что есть единственное благо

— добродетель, все прочее не стоит и упоминания (не зря Цицерон ставит Пиррона рядом с Аристоном, самым ригористичным из стоиков). Нумений, один из последователей Пиррона, говорил, что учитель умел отстаивать некоторые свои догмы.

2.Если вещи несоизмеримы, разум и чувства не могут оценить их как ложное или истинное, то, не доверяя им, человек не может обрести мнение ("адоксастос", adoxastos), значит, он должен воздержаться от суждения ("эпохэ", epoche).

Эта "остановка в суждении" стоического происхождения. Как недавно обнаружено исследователями, Зенон считал неизбежным для мудреца ни с чем не соглашаться, тормозить себя в суждении перед лицом непонятного. Архелай и Карнеад в полемике со стоиками утверждали необходимость воздержания от суждения, ибо ничто не очевидно.

3.Аристотель неоднократно утверждал в "Метафизике", что тот, кто отрицает высший принцип бытия, должен молчать, чтобы быть согласным со своим отрицанием. Именно такое состояние Пиррон называет "афасией" (aphasia). Афасия близка к "атараксии" (ataraxia), подразумевает внутренний покой и "жизнь себе равную".

Пиррон личным примером показал, что такое "всеобщий индифферентизм". Лишь дважды, как рассказывают, ему изменила невозмутимость. Один раз — когда на него напала собака; в ответ на упрек

впотере равновесия он сказал: "Это непросто человеку — совсем раздеться". В этой реплике ясно проступает тот смысл, что цель не в том, чтобы аннигилироваться, т. е. погрузиться в абсолют-

Скептицизм и эклектицизм 277

ное небытие, но в обнажении истинной природы человека, которая божественна и потому подлинна,

ибо лишена веса вещей, т. е. всего безразличного и незначащего.

Успех Пиррона обнаруживает совсем не случайный характер такого восточного влияния, напротив, ясно, что в его лице мы имеем новую модель жизни, новую интерпретацию идеалов своей эпохи.

Эпикур восхищался образом жизни Пиррона и нередко спрашивал о нем у Навсифана. У себя на родине Пиррон был в таком почете, что Тимон называл его "богоподобным", а сограждане избрали его в сонм жрецов.

Заслуга Тимона (325/320 - 235/230 годы до н. э.) состояла в том, что он записал, систематизировал и пустил в оборот сочинения учителя: без него, возможно, история скептицизма была бы иной.

Академия скептиков Аркесилая

Пока Тимон обрабатывал сочинения маэстро, в платоновской Академии при Аркесилае (315 — 240 годы до н. э.) наступила новая фаза в развитии школы. Иронический метод Сократа и Платона Аркесилай использовал в новом скептическом духе для массированной и неуступчивой атаки на стоиков, особенно на Зенона. Замысел состоял в том, чтобы разоружить их собственными руками, завести в тупик молчания. Мы помним, что критерий истины философы Портика видели в "каталептическом представлении". Смысл их критики был таков: согласия в принятии представления не существует, ибо 1) согласие есть действие разума, это суждение, а не представление; 2) не существует такого истинного представления, которое исключило бы ложное. Стало быть, когда мы даем согласие, то всегда рискуем согласиться с тем, что ложно. Ясно, что рождается в согласии, то никогда не может быть определенно истинным, а может быть только мнением. Из двух одно: либо мудрец-стоик должен согласиться, что владеет лишь мнениями, либо, если дано, лишь мудрец знает истину, он должен быть "акаталептиком", т. е. несогласным, и значит, скептиком. Если стоик рекомендовал "остановку в суждении" только в случаях недостатка очевидности, то Аркесилай обобщает: "Ничто не имеет абсолютной очевидности".

Термин epoche был, скорее всего, открыт Аркесилаем, а не Пирролом, именно в пылу антистоической полемики. Пиррон, впрочем, уже говорил об adoxia, т. е. о неучастии в суждении. Ясно, что стоики

278 Эллинистическая эпоха

должны были живо реагировать на попытку Аркесилая радикально поколебать понятие "согласия", без которого невозможно решение экзистенциальных проблем, невозможно и действие. На это Аркесилай отвечал аргументом eulogon, или рассудительности. Неверно, что в результате воздержания от суждения моральное действие становится невозможным. В самом деле, и стоики, объясняя общепринятые действия, говорили о "долге", имеющем собственное основание. И скептики говорят, что выполнение долга вполне уместно и без абсолютной уверенности в истине. Более того, кто способен разумно действовать, тот и счастлив, а счастье есть частный случай мудрости (phronesis). Выходит, что стоицизм изнутри веден к признанию абсурдности претензий на моральное превосходство.

Аркесилаю приписывают "эзотерический догматизм" на ряду с "экзотерическим скептицизмом", т. е. скептиком он был для публики, а догматиком — для учеников и доверенных лиц в стенах Академии. Однако наши источники позволяют нам лишь предполагать.

Развитие скептицизма в Академии с Карнеадом

Новый импульс к развитию скептицизма в Академии сообщил Карнеад, наделенный незаурядными способностями к диалектике и риторике. Ничего не написав, он доверился всецело устному слову.

Что касается критерия истины, то, возражая сразу всем, он говорил, что абсолютного критерия вообще нет: ни в мышлении, ни в ощущении, ни в представлении, ни в чем-либо еще: все вещи обманывают. Исчезает сама возможность найти какую бы то ни было истину, но не исчезает необходимость действовать. Отсюда известная доктрина "возможного".

1. Относительно объекта представление истинно, либо ложно; относительно же субъекта — только

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил

кажется истинным или ложным. Поскольку объективная истина скрывается от человека, ничего не остается, как довольствоваться "похожим на истинное", т. е. pithanon, вероятным.

2.Поскольку представления всегда между собой связаны, то большей степенью вероятности обладают те из них, которые связаны непротиворечивым образом.

3.Наконец, еще большим уровнем вероятности обладает представление непротиворечивое и апробированное во всех своих частях.

Скептицизм и эклектицизм 279

Такая доктрина получила название "карнеадовского пробабилизма". Это средняя дорога между

скептицизмом и догматизмом. Опрокидывая догматизм стоиков, Карнеад показал, что, как и все люди, стоик может и должен принять регулятивный, единственно осознанный принцип поведения в духе вероятного, хотя и не объективного.

Эклектический поворот Академии. Филон из Лариссы

Со II в. до н. э. начала набирать силу эклектическая тенденция (от греческого eklegein, что значит "разобрать и соединить снова"). Причин этого явления немало. Истощение витального потенциала отдельных школ, однобокая поляризация их проблематики, эрозия теоретических барьеров, проделанная скептицизмом, проникновение в Академию "пробабилизма", натиск практического романского духа, триумф здравого смысла — вот некоторые из них.

Все школы встретились: "Сад" Эпикура был слышен наименее, так как дискуссии там не были в почете; перипатетики пользовались умеренным авторитетом, зато отчетливо себя заявили идеи стоиков, которые всегда умели сохранить свое лицо. Логикой вещей Академия превращалась в трибуну эклектицизма, ибо уже Аркесилай отказался от духовного наследия ее зачинателя, а диалектический скептицизм довел до конца.

Официально эклектицизм был введен в Академии Филоном из Лариссы, выпустившим в 87 году до н. э. две книги, написанные в Риме. Цицерон так поясняет позицию Филона: стоический критерий истины не выдерживает критики, а если не выдерживает критерий наиболее рафинированный, значит, объективно вещи неуловимы, для нас они не понятны. Однако, по Филону, уместно говорить об онтологической интенциональности, что с точки зрения скептического канона есть догматизм. Антиох поставил такую позицию в положение шаха и мата:

Карнеад сказал: 1) представления ложны, ибо не дают определенности; 2) нельзя отделить восприятия истинные от ложных за отсутствием критерия. Антиох возражал ему: первое предложение, которое допускает возможность выделения ложных представлений, противоречит второму, утверждающему обратное. Если мы принимаем первое, рушится второе, если соглашаемся со вторым, первое не имеет силы. Значит, логика Карнеада небезупречна.

280 Эллинистическая эпоха

Ответ Филона таков: нет необходимости тотально отвергать истину, достаточно допустить отличимость истинного от ложного. Нет критерия, который приведет нас к истине, но есть видимость, дающая вероятность, а значит, возможное наше приближение к истине на основе вероятной очевидности.

Новый смысл понятия "вероятное" несет уже явно позитивный оттенок, онтологическую направленность, ибо "вероятное" — то, "что находится в истинном месте".

Из двух стоических посылок: а) истина есть и б) есть критерий ее нахождения, Карнеад отвергает обе, Филон — только вторую. Принятие первой, ясно, меняет смысл отрицания второй.

Консолидация эклектицизма (Антиох из Аскалона)

Антиох (умер около 69 года до н. э.) был учеником Филона и еще ранее своего учителя порвал с карнеадовским скептицизмом. Но если Филон лишь ограниченно признавал объективность истинного, выражая уверенность лишь в возможно позитивных наших познаниях о нем, то Антиох решительно закрывает историю скептицизма в Академии, провозглашая истину не только существующей, но и познаваемой, заменив вероятность понятием веритативной определенности.

На основе таких посылок он выступает в роли реставратора истинного духа Академии. Впрочем, его попытки не привели к рождению нового Платона, но породили доктрины-мутанты, бездушные и лишенные автономной жизни. Он, к примеру, был убежден, что Платон и Аристотель выражали одни и те же идеи под разными именами и различными языками. Мало того, и философия стоиков была объявлена существенно идентичной с платоновско-аристотелевской, отличной от нее лишь по форме. Так что Цицерон мог сказать, имея на то основания, что "Антиох, которого звали академиком, если и изменил что-то немногое, то все равно остался настоящим стоиком". Он поставил в качестве фундаментальных две проблемы, неизбежные для всякого, кто называет себя философом и имеет чтолибо сказать людям. Скептик с его сомнением в наших представлениях (как критериях истины) опрокидывает все, на чем основано человеческое существование. С одной стороны, если представление не имеет ценности, остается скомпрометированной сама возможность различных ремесел и искусств (база которых — память и опыт). С другой стороны, в отсутствие критерия исчезает любая возможность уста-

Скептицизм и эклектицизм 28 1

новления, что есть благо, что добродетель как основа для аутентичной жизни. Без прочной уверенности и твердого убеждения по поводу цели человеческой жизни, ее экзистенциальных проблем, требующих разрешения, все обесценивается.

Согласно Антиоху, без отчетливого понятия об истинном невозможно найти и то, что вероятно, т. е.

Д. Антисери и Дж. Реале. Западная философия от истоков до наших дней. Античность и Средневековье (1- 2) — «Издательство Пневма», С-Петербург, 2003, 688 с , ил