§ 2. [...] Сущность тел состоит в протяжении и силе

инерции. [...]

§ 12. Так как для произведения действия нужны

(724

два тела, действующее и то, на которое его действие

направляется, так как, далее, тело, которое подвергается

действию, противодействует действующему телу, то,

следовательно, действие не может быть без противодействия

и противодействия без действия.

§ 32. Природа тел состоит в действии и противодействии,

[...] а так как они не могут происходить без движения,

[...] то природа тел состоит в движении, и, следовательно,

тела определяются движением. [...]

§ 34. Все, что есть или совершается в телах, происходит

от их протяжения, силы инерции и движения. [...]

§ 41. Тела приводятся в движение одним только

толканием. [...]

§ 49. Тела, как состоящие из материи, могут делиться

на части. Деление это может рассматриваться

двояко: физически и математически. Я говорю, что тело

делится физически, когда части его реально отделяются

одна от другой, и математически, когда для данного

протяжения тела части его обозначаются, по усмотрению,

некоторым числом. [...]

§ 50. Чисто математическое деление определяется

произвольно, и нельзя доказать, что части тел, назначенные

математически, реально отделимы друг от друга;

поэтому, не занимаясь этим способом деления, мы

попытаемся исследовать только физическое разделение

тел и будем называть физическими частицами весьма

малые части, реально отделимые друг от друга. [...]

§ 67. Согласно сказанному в §§ 64, 65, 66, к числу

частных качеств нужно отнести теплоту и холод,

сцепление частей, удельный вес, цвет, запах, вкус, упругость

и специфические свойства, каковы силы электрическая,

магнитная, лечебная и т. п. [...]

§ 72. [...] Все существующее или совершающееся в

телах происходит от их протяжения, силы инерции и

движения [...] и определяется фигурой [...]; следовательно

частные качества зависят от протяжения, силы

инерции, движения и фигуры тел. Но достаточное основание

частных качеств заключается в нечувствительных

физических частицах тел (§ 70, 71), а потому достаточное

основание частных качеств заключается в

протяжении, силе инерции, фигуре и движении нечув

(725

ствительных физических частиц, составляющих тела.

Что и требовалось доказать. [...]

§ 77. Частные качества тел могут быть объяснены

законами механики. [...]

§ 90. Нечувствительные физические частицы, реально

не делящиеся на другие меньшие, мы называем физическими

монадами. Мы совершенно не касаемся воображаемой

делимости материи до бесконечности, так

как считаем возможным, не опасаясь ошибок, обходиться

без нее в физике. Точно так же не заботимся мы

и о рассеянной в материи пустоте (если таковая есть);

так как в ней ничего, кроме протяжения, не мыслится,

то пустота никаких свойств не имеет и ничего, стало

быть, не может внести в сущность и природу вещей, —

все равно, существует она или нет. [...]

§ 91. Фигура физических монад неизменна. [...]

§ 103. Теплота тел состоит во внутреннем их движении

[...].

§ 111. Величайший холод в теле — абсолютный покой

материи; если есть хоть где-либо малейшее движение,

то имеется и теплота (I, стр. 171—233).

ВОЛФИАНСКАЯ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ФИЗИКА [...]

Мы живем в такое время, в которое науки, после

своего возобновления в Европе возрастают и к совершенству

приходят. Варварские веки, в которые купно

с общим покоем рода человеческого и науки нарушались

и почти совсем уничтожены были, уже прежде

двухсот лет окончились. Сии наставляющие нас к благополучию

предводительницы, а особливо философия,

не меньше от слепого прилепления ко мнениям славного

человека, нежели от тогдашних неспокойств, претерпели.

Все, которые в оной упражнялись, одному

Аристотелю последовали и его мнения за неложные

почитали. Я не презираю сего славного и в свое время

отменитого от других философа, ио тем не без сожаления

удивляюсь, которые про смертного человека думали,

будто бы он в своих мнениях не имел никакого погрешения,

что было главным препятствием к приращению

философии и прочих наук, которые от ней много

(726

зависят. Чрез сие отнято было благородное рвение,

чтобы в науках упражняющиеся один перед другим

старались о новых и полезных изобретениях. Славный

и первый из новых философов Картезий2 осмелился

Аристотелеву философию опровергнуть и учить по своему

мнению и вымыслу. Мы, кроме других его заслуг,

особливо за то благодарны, что тем ученых людей ободрил

против Аристотеля, против себя самого и против

прочих философов в правде спорить, и тем самым открыл

дорогу к вольному философствованию и к вящему

наук приращению. На сие взирая, коль много новых

изобретений искусные мужи в Европе показали и полезных

книг сочинили! Лейбниц, Кларк3, Лок, премудрые

рода человеческого учители, предложением правил,

рассуждение и нравы управляющих, Платона и Сократа

превысили. Малпигий, Боил, Герик, Чиригаузен,

Штурм4 и другие, которые в сей книжице упоминаются,

любопытным и рачительным исследованием нечаянные

в натуре действия открыли и теми свет привели в

удивление. Едва понятно, коль великое приращение в

астрономии неусыпными наблюдениями и глубокомысленными

рассуждениями Кеплер, Галилей, Гугений, де

л а Гир и великий Невтон в краткое время учинили;

ибо толь далече познание небесных тел открыли, что

ежели бы ныне Иппарх и Птоломей читали их книги,

то бы они тое же небо в них едва узнали, па которое

в жизнь свою толь часто сматривали. Пифагор за изобретение

одного геометрического правила Зевесу принес

на жертву сто волов. Но ежели бы за найденные в

нынешние времена от остроумных математиков правила

по суеверной его ревности поступать, то бы едва в

целом свете столько рогатого скота сыскалось. Словом,

в новейшие времена науки столько возросли, что не

токмо за тысячу, но и за сто лет жившие едва могли

того надеяться.

Сие больше от того происходит, что ныне ученые

люди, а особливо испытатели натуральных вещей, мало

взирают на родившиеся в одной голове вымыслы и

пустые речи, но больше утверждаются на достоверном

искусстве. Главнейшая часть натуральной пауки физика

ныне уже только на одном оном свое основание

(727

имеет. Мысленные рассуждения произведены бывают

из надежных и много раз повторенных опытов (I, стр.

423—424).

ПИСЬМО К ЛЕОНАРДУ ЭЙЛЕРУ5 ОТ 5 ИЮЛЯ 1748 г.

[...] Но все встречающиеся в природе изменения происходят

так, что если к чему-либо нечто прибавилось,

то это отнимается у чего-то другого. Так, сколько материи

прибавляется какому-либо телу, столько же теряется

у другого, сколько часов я затрачиваю на сон,

столько же отнимаю от бодрствования и т. д. Так как

это всеобщий закон природы, то он распространяется и

на правила движения: тело, которое своим толчком возбуждает

другое к движению, столько же теряет от своего

движения, сколько сообщает другому, им двинутому

(II, стр. 183—185).

ЯВЛЕНИЕ ВЕНЕРЫ НА СОЛНЦЕ[...]

[...] Сие редко встречающееся явление требует двоякого

объяснения. Первым должно отводить от людей,

не просвещенных никаким учением, всякие неосновательные

сомнительства и страхи, кои бывают иногда

причиною нарушения общему покою. Нередко легковерием

наполненные головы слушают и с ужасом внимают,

что при таковых небесных явлениях пророчествуют

бродящие по миру богаделенки, кои не токмо во весь

свой долгий век о имени астрономии не слыхали, да и

на небо едва взглянуть могут, ходя сугорбясь. Таковых

несмысленных прорекательниц и легковерных внимателей

скудоумие ничем, как посмеянием, презирать

должно. А кто от таких пугалищ беспокоится, беспокойство

его должно зачитать ему ж в наказание за собственное

его суемыслие. Но сие больше касается до

простонародия, которое о науках никакого понятия не

имеет. Крестьянин смеется астроному, как пустому верхогляду.

Астроном чувствует внутреннее увеселение,

представляя в уме, коль много знанием своим его превышает,

человека себе подобно сотворенного.

Второе изъяснение простирается до людей грамотных,

до чтецов Писания и ревнителей к православию,

(728

кое святое дело само собою похвально, если бы иногда

не препятствовало излишеством высоких наук приращению.

[...]

Коперник возобновил, наконец, солнечную систему,

коя имя его ныне носит, показал преславное употребление

ее в астрономии, которое после Кеплер, Невтон и

другие великие математики и астрономы довели до такой

точности, какую ныне видим в предсказании небесных

явлений, чего по земностоятельной системе отнюдь

достигнуть невозможно.

Несказанная премудрость дел божиих хотя из размышления

о всех тварях явствует, к чему предводительствует

физическое учение, но величества и могущества

его понятие больше всех подает астрономия, показывая

порядок течения светил небесных. Воображаем

себе тем явственнее создателя, чем точнее сходствуют

наблюдения с нашими предсказаниями; и чем больше

постигаем новых откровений, тем громчае его прославляем.

[...]

Правда и вера суть две сестры родные, дщери одного

всевышнего родителя; никогда между собою в

распрю прийти не могут, разве кто из некоторого тщеславия

и показания своего мудрования па них вражду

всклеплет (IV, стр. 370—373).

ПЕРВЫЕ ОСНОВАНИЯ МЕТАЛЛУРГИИ

ИЛИ РУДНЫХ ДЕЛ

[...] Твердо помнить должно, что видимые телесные

на земли вещи и весь мир не в таком состоянии были

с начала от создания, как ныне находим, но великие

происходили в нем перемены, что показывает история

и древняя география, с нынешнею снесенная, . случающиеся

в наши веки перемены земной поверхности.

Когда и главные величайшие тела мира, планеты, и

самые неподвижные звезды изменяются, теряются в небе,

показываются вновь, то в рассуждении оных малого

нашего шара земного малейшие частицы, то есть горы

(ужасные в глазах наших громады), могут ли от перемен

быть свободны? Итак, напрасно многие думают,

что все, как видим, с начала творцом создано, будто

(729

не токмо горы, долы и воды, но и разные роды минералов

произошли вместе со всем светом и потому де не

надобно исследовать причин, для чего они внутренними

свойствами и положением мест разнятся. Таковые рассуждения

весьма вредны приращению всех наук, следовательно,

и натуральному знанию шара земного, а

особливо искусству рудного дела, хотя оным умникам

и легко быть философами, выучась наизусть три слова:

«бог так сотворил» — и сие дая в ответ вместо всех

причин (V, стр. 574—575).

Нет сомнения, что науки наукам много весьма взаимно

способствуют, как физика химии, физике математика,

нравоучительная наука и история стихотворству,

однако же не каждая каждой. Что помогут хорошие

рифмы в доказательстве пифагоровой теоремы?

Или что пользует знание причины возвышения и падения

Римской империи в изъяснении обращения крови

в животном теле? Таким же образом Уложение и Кормчая

книга ничего ие служат учащемуся астрономии,

равно как одно другому не препятствует. Посмеяния

достойны таковые люди, кои сего требуют, подобно как

некоторые католицкие философы дерзают по физике

изъяснять непонятные чудеса божии и самые страшные

таинства христианские. Сему излишеству есть с другой

стороны подобное, но и притом приращению наук

помешательное некоторых поведение, кои осмехают пауки,

а особливо новые откровения в натуре, разглашая,

будто бы они были противны закону, коим самим мнимым

защищением действительно его поносят, представляя

оный неприятелем натуре, не меньше от бога происшедшей,

и называя все то соблазном, чего не понимают.

Но всяк из таковых ведай, что он ссорщик, что

старается произвести вражду между божиею дщерию

натурою и между невестою христовою церковью. Сверх

того препятствует изысканиям, полезным человеческому

обществу, кои кроме благоговения, происходящего

к творцу от размышления о твари, подают нам способы

к умножению временного блаженства и сильные споможения

государям к приращению благосостояния народов,

свыше им порученных (V, стр. 618—619).

(730

КРАТКОЕ РУКОВОДСТВО К КРАСНОРЕЧИЮ