Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
ФИЛОСОФИЯ ЭПОХ И ПРОСВЕЩЕНИЯ.docx
Скачиваний:
17
Добавлен:
05.02.2016
Размер:
416.91 Кб
Скачать

§ 37. Мы говорили, что человек может быть уверен, что

то, что он познал, есть так в самой вещи. Это утверждение

нужно хорошо понять. Ибо все действия чувств и мыслей,

которые мы используем для познания какой-либо вещи, происходят

только в нас; как же мы можем утверждать, что человек

познает предмет, как он есть в себе? Можем благодаря

соответствию действия предмета на чувства с действием

чувства на мысль. Поэтому-то, говоря о знании, мы не подразумеваем

[непосредственного] знания вещи такой, какой она

может быть в себе помимо нашего понятия, но имеем в виду

образ вещи, который чувства сообщают мысли; он же находится

в вещах, или, другими словами, сам является таким,

какова вещь.

§ 38. Когда человек, идя одной и той же дорогой познания,

находит вещь всегда такой, какой ее однажды познал; когда

другие люди, делая то же самое, убеждаются в том же, мы соглашаемся,

что познание не только является очевидным, но что

оно истинно по отношению к самой вещи, т. е., сколько бы раз

мы ни употребляли наши способности познания, мы всегда

убеждаемся, что вещь такова, какой мы ее уже однажды познали.

А очевидность ведет нас к открытию истины или к

общему согласию относительно познания данной вещи. [...]

§ 47. Человек не вдруг и не сразу приходит к познанию

24 Антология, т. 2 711

многих вещей; особенно это касается их внутренней структуры,

качества, признаков и различий. К такому знанию он

приходит постепенно и поэтому утверждает, что то, чего он

не знал, познает со временем, и то, чего не знал хорошо, со

временем познает лучше. И человек никогда не перестает исследовать

и изучать вещи, считая, что могут быть сущности,

их признаки, качества, различия и т. д., которых он не знает.

Он представляет себе в мыслях существование неизвестных

сущностей, отделив чувственный образ от уже известной сущности.

Человек видел, что посредством своих слабых чувств

он не мог познать те вещи, которые впоследствии открыл благодаря

изобретению различных инструментов, помогающих

ощущению. Л отсюда он делал вывод, что есть сущности, которых

он не может открыть чувствами. Он наблюдал, что ощущения

могут быть ошибочны, и делал вывод, что есть сущности,

которые кажутся нам иными, чем они есть на самом деле. Ит&к,

имея прирожденное предназначение исследовать и познавать

вещи, стремясь к этому неустанно, не будучи в состоянии

познать все сразу, не останавливаясь на том, что познал, человек

говорит, что ничего не знает, что не может познать

сущность всех вещей, что он их даже не в состоянии открыть,

что они ему могут казаться иными, чем есть в себе. [...]

Человек предназначен совершенствовать свои способности

познания, упражнять их в правильном наблюдении, понимании

и распознавании вещей, чтобы таким путем уберечься от

ошибок, нерассудительности, невежества и глупости и чтобы

каждую вещь познать основательно и научно; одним словом,

чтобы знать, как надо познавать вещи. [...]

Пожилой человек подвержен многочисленным немощам,

которые отнимают или притупляют чувства, перерезают ему

единственную дорогу к познанию вещей. Слепой плохо видит

или совсем не видит, глухой плохо слышит или совсем не

слышит; разбитый параличом или другой какой-нибудь болезнью,

которая нарушает деятельность нервов, плохо или совсем

не ощущает; болезнь мозга, который мы называем органом

представлений (organum sensorium), ведет к тому, что

человек, хотя и имеет внешние органы чувств неповрежденными,

не может правильно себе представить того, что ему

приносят чувства, или же плохо представляет; поэтому не всегда

и не каждый человек может познавать вещи. [...]

Мы имеем склонность к тому, чтобы сомневаться в знании

вещей, которое может быть несогласно с нашим наблюдением,

пониманием и рассудком. Но не потому мы сомневаемся,

что не хотим верить ничему тому, чего мы сами понимать

не можем, а потому, что хотим лучше убедиться [в истине]

через наше собственное знание, чем через уверенность в

достоверности знания других людей. Такое сомнение не

только не противоречит свидетельствам других людей, но, конечно,

является единственным средством для человека, данным

ему природой, познать правильно с помощью других людей

вещи, которые сам он познать не мог (стр. 354—359).

(712

КРИТИЧЕСКИЙ РАЗБОР ОСНОВ ИСТОРИИ

НАЧАЛА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА

ТОМ ///, ЧАСТЬ 6

ОБ ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ НА ВОСТОКЕ ОТ САМЫХ

РАННИХ ЗАЧАТКОВ ЕЕ, В ОСОБЕННОСТИ ЖЕ

О КОСМОГОНИЧЕСКИХ СИСТЕМАХ И ТЕОЛОГИЧЕСКИХ

ДОГМАТАХ, НА КОТОРЫХ БЫЛО ОСНОВАНО

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ДРЕВНИХ НАРОДОВ

[...] § 2. Как возникла философия и через какие ступени

она прошла, пока не достигла совершенства?

Когда человек в первый раз задумался над своим собственным

существованием и над окружающими его предметами,

то к подобным исследованиям его побудили потребность или

любопытство. Считая себя исходной точкой всего, с которой

следовало соотнести все остальное, он должен был выбрать

метод исследования, согласно которому нужно все сравнивать

с человеком для того, чтобы понять, почему некоторые предметы

похожи на него, а другие не похожи. Начиная с себя

самого и глядя на других людей, он видел, что они имеют

такие же признаки жизни, обладают такой же способностью

движения, как он, мыслят так же, как он, создают представления,

излагают их при помощи языка и т. д. Глядя на различных

животных, он замечал в них ту же самую жизнь,

то же самое движение, но видел, что они имеют другую

форму, чем он, и не обладают способностью излагать свои

мысли при помощи языка. Глядя на деревья, кусты и растения,

он в них замечал известные признаки жизни и роста,

но не видел в них способности к самопроизвольному движению.

Осматриваясь далее, он увидел различные существа, которые

остаются в одном состоянии и сохраняют свою форму

и сохраняли бы ее бесконечно, если бы какая-нибудь внешняя

причина не двигала и не разрушала бы их. Сравнивая все эти

существа с самим собой, человек пришел к тому выводу, что

одни из них живые, а другие мертвые и лишены воли, что

способностью к самопроизвольному движению одарены лишь

живые существа, а мертвые лишены ее, что те, которые могут

самопроизвольно двигаться, отличаются от человека в том

отношении, что они не имеют языка, который был бы способен

передать все их мысли и представления. Такой способ

знакомства с предметами является ясным и естественным для

каждого человека; этим путем идут все народы, когда они

знакомятся с предметами, попадающимися на их пути.

Имеется, однако, разница между человеком, который начинает

впервые размышлять над предметами, окружающими

его, и тем человеком, который при своем дальнейшем знакомстве

с ними начинает заниматься исследованием того, почему

(713

эти вещи устроены так, а не иначе. Ибо первый, заметив

сходство или разницу в уже познанных предметах, не занимается

дальнейшими исследованиями, а при всех своих дальнейших

наблюдениях судит на основании аналогии; другой

же, не доверяя сходству, старается открыть причины каждого

явления, которое привлекло его внимание.

Так, первый, глядя на огонь или воду и замечая, что пламя

находится в непрерывном движении, а вода во всех ключах

и реках течет и непрерывно движется к морю, опрометчиво

заключает из этого, что и огонь и вода одарены силой самопроизвольного

движения. Точно так же, глядя на тела, которые

движутся по бездонному небу, и замечая их вращение и

величайший порядок, он заключает отсюда, что эти тела

одарены способностью самопроизвольного движения. Но как

только человек вступил на этот путь, ему уже начинает казаться,

что он понял все, что если он будет придерживаться

этого правила, то сумеет сделать дальнейшие безошибочные

выводы. Замечая в самом себе кроме способности к самопроизвольному

движению еще способность к пониманию, он станет

приписывать эту способность стихиям и даже небесным

светилам. Углубившись снова в размышления над самим собой

и заметив, что он составлен из такой же материи, из какой

составлены мертвые тела, человек делает вывод, что тела,

похожие на него своей способностью движения, также сложены

из двух особых сущностей, т. е. из силы, которая их

движет, и из пассивной материи, тогда как мертвые тела, постоянно

сохраняя свою форму, не обладают способностью двигаться,

мыслить и излагать свои мысли посредством речи. Аналогию

этого рода как единственное правило для понимания

разницы или сходства между существами мы находим повсеместно

у всех народов, начинающих заниматься философией,

и даже у народов диких. На ней кончается все их понимание,

дальнейшее заменяется воображением.

Таковы очень слабые начала той первой философии, когда

человек приступает к познанию вещи прежде, чем ее изучат

иные, физические науки, которые, пользуясь аналогией, не забывают

всех других правил, ведущих к открытию истины

(стр. 440—442).

СТАШИЦ

Станислав Стаиіиц (1755—1826) — польский политический

деятель, естествоиспытатель и философ. Родился в семье бургомистра

г. Пила. Учился в Лейпцигском и Геттингенском

университетах. Некоторое время жил в Париже, где установил

связи с энциклопедистами. Увлекся изучением естественных

наук (в особенности геологии). По возвращении в Польшу

Сташиц отдался литературно-публицистической и политической

деятельности, формулируя программу шляхетско-буржуазного

блока. В дальнейшем (в 90-х годах XVIII в.), отходя от

активной политической деятельности, занимался научно-исслс

(714

довательской деятельностью в области геологии и написанием

философских трудов. Главный из них—философско-дидактическая

поэма «Человеческий род» (написана в основном в

1793—1795 гг., впервые опубликована в собрании его сочинений

в 1819—1820 гг.). Немалый философский интерес представляет

также «Вступление» Сташица к его переводу известного

труда виднейшего французского естествоиспытателя Бюффона

«Эпохи природы» (изданного в Польше в 1786 г.). Ниже публикуются

отрывки из двух этих трудов Сташица, подобранные

И. С. Нарским по изданию, указанному в предисловии к философским

текстам Коллонтая.

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ РОД

ДИДАКТИЧЕСКАЯ ПОЭМА

[...] ОЧЕРК ГЛАВНЕЙШИХ ЯВЛЕНИЙ,

ПРОИСХОДИВШИХ В МИРЕ И НА ЗЕМЛЕ

Мир является единою, непонятною, бесконечною цепью

явлений, причины которых нельзя постичь. Все в нем изумляет

человека, но ничто не обнаруживает сущности видимых

вещей. Все в нем всегда находится в действии и ничего не

происходит случайно. Могучие стихии, гигантские творения и

все мелкие вещи наравне с мирами и солнцами связаны в определенном

порядке со всем тем, что существует, и даже с

тем, что когда-то существовало.

На одном конце этой цепи находятся бесконечно малые

вещи, которые нельзя усмотреть глазами и которые теряются

в этой бесконечности. Отовсюду грозит им гибель, все напоминает

об их бренности. На другом же конце находятся огромные

миры. Эти последние, движимые в бесконечности неведомой

силой, распространяют повсюду чувство и жизнь, обнаруживая

через бесконечность существующих вещей разнообразие

форм движения и жизни.

Среди этих двух крайностей заключены все виды существ

и определены все ступени чувства, измерены начало, конец,

возможности всякой вещи. Ничто не может погибнуть, и ничто

не длится вечно. Все непрерывно начинается, преходит и

кончается. Имеет начало все, как мертвое, так и живое. Но

вся упорядоченная совокупность не превращается, не изменяется,

не кончается, не начинается (стр. 215—216).

ИЗ КНИГИ ТРЕТЬЕЙ

I...] Что касается прирожденных обязанностей человека,

то все люди в этом отношении рождаются равными. Но что

касается прирожденных прав человека, то и сама природа

(715

делает людей неравными. Это прирожденное неравенство людей

все теснее связывает человека с человеком. Оно заставляет

людей взаимно обмениваться полезными услугами

и вследствие этого принуждает их вступать в общественные

союзы.

Каждое нарушение естественных прав собственности делает

неравенство людей противным природе. Оно отталкивает

людей друг от друга, разделяет их; заставляет человеческие

племена ненавидеть друг друга. Согласно законам природы,

нельзя изменять естественные обязанности человека, но следует

усовершенствовать его прирожденные права для того,

чтобы он мог исполнять свои обязанности, выбирая при этом

те или иные поступки, ибо в этом состоит настоящая врожденная

свобода человека; она дана ему вместе с жизнью и

так же неприкосновенна, как и сама жизнь.

Никто, даже бог, не может лишить человека его естественных

прав, человек не может отречься от обязанности пользоваться

правами, принадлежащими ему по самой его природе;

вследствие этого никто не может, не повергая человека в

несчастье, отнимать у него права, дарованные ему природой.

Кто пытается изменить хоть одну из природных обязанностей

человека, тот покушается на его жизнь. Кто отнимает врожденные

человеку права, тот делает человека несчастным и

портит ему жизнь. Неисполнение людьми их взаимных обязанностей

делает одних пассивными, а в других пробуждает буйную

сварливость; и то и другое портит жизнь людей, причиняет

тревогу и страдание.

Свобода, счастье и мораль невозможны там, где у одних

отняты врожденные права, а другие получают права, не принадлежащие

им по природе. Само получение лишних прав

одними является уменьшением естественных прав других и

изменяет всю цель творения.

Одни становятся невольниками, а другие — угнетателями,

но все они нарушают права человека, одни занимают место

ниже тех границ, которые природа поставила людям, другие

же — выше. Таким образом, и те и другие перестают быть

людьми. Они начинают насиловать волю творца и становятся

чудовищами среди его созданий. Одни становятся несчастными

и должны страдать и стонать вследствие того, что не

осознают некоторых необходимых природных потребностей;

другие становятся несчастными и должны страдать и стонать

вследствие того, что они имеют такие потребности, которых

нет в самой природе.

Отнятие природных прав у человека вредит не только ему,

но и производит вредное действие и на других людей. Знайте

же: если вы хоть одному племени среди людей разрешите

присвоить сверхчеловеческие права, то вы тотчас же на сто

миль кругом изменяете все природные человеческие отношения.

Целые народы принуждены будут терпеть утрату своих

естественных прав, свобода и справедливость многих народов

станут сомнительными (стр. 221—223).

(716

ИЗ КНИГИ ДЕВЯТОЙ

Самодержавие, суеверие, власть благородных лишают человека

прирожденных прав. Они полностью нарушили законы

природы. Они отбирают у человека его человеческие права и

землю, ослабляют в нем силу разума и делают основой общества

порчу рассудка.

Пороки общества порождены пороками владения землей.

Чем больше было учинено насилий при разделе земли и чем

больше владение ею становилось привилегией немногих, тем

больше пороков было в обществах людей. Усовершенствование

человеческих обществ связано с прогрессом во владении

землей. Таким образом, главные эпохи в истории человечества

связаны с тем, как человеческие общества распоряжаются

землей.

Где владение землей составляет привилегию самодержцев,

известных сословий, родов или известных домов, там человек,

лишившийся своих естественных прав и земли, стал вещью,

животным. [...]

Дух самодержавия и жестокость, свойственная боярам,

составляли отличительные черты богов этого времени. Подобно

господарям, боги любили, чтобы их святыни посещались. Жестокий

разбойник, уверенный в братской поддержке богов,

посещая их, наполнял их сени награбленной добычей. В начале

этого варварского периода в представлениях людей не

существовало никакой разницы между жестокостью и величием.

Человек, больше всего уважавший завоевателя, пресмыкавшийся

перед ним и дрожавший перед ним, но мог себе

представить богов в другом виде, как только в виде воителей;

следовательно, богам, как и воителям, милее всего жертва,

представляющая собой добычу, взятую у убитого, или же

кровь невольника. Одни больше любят кровь молодых, другие

же — старых; эти предпочитают кровь знатных детей крови

бедных. Волосы встают дыбом, когда читаешь о жестоких

человеческих жертвоприношениях, производившихся в то время!

(стр. 232—234).

ВСТУПЛЕНИЕ К ПЕРЕВОДУ ТРУДА БЮФФОНА 1

«ЭПОХИ ПРИРОДЫ»

[...] Если задуматься над способами просвещения людей,

то окажется, что все наши знания основаны на двух видах

истины: первая — это очевидная истина, вторая — это истина

правдоподобная. Из них в природе существует только первая.

Человек может получить знания только о тех вещах, которые

постигаются его ощущениями, — таковыми являются

тела. Из них каждое имеет многообразные особенности, которые

имеют отношение к нам в большей или меньшей степени.

Тот человек, который видит ясно наиболее общие связи этих

вещей, узнает очевидную истину; знание, основанное на таких

(717

принципах, будет самым совершенным. Вот почему наиболее

общие науки являются и наиболее очевидными. Математика

обязана своей очевидностью всеобщности и наглядности предметов;

но и в ней часто обнаруживаются различные ступени

достоверности, так как не все ее части основаны на одинаково

всеобщих и очевидных началах. Часть, основанная на

физических данных, открывает лишь правдоподобные истины,

а часто является только следствием догадок. Другая же часть,

которая измеряет величины тел, объясняет самые общие свойства

их; я хочу сказать, что алгебра, геометрия и механика

носят печать очевидности; но и между теми истинами, которые

открывают нашему разуму эти науки, имеются различные

оттенки. Чем обширнее их цель, чем более всеобщий и наглядный

характер они носят, тем яснее их начала, тем очевиднее

истины, открываемые ими. По этой причине геометрия

более очевидна, чем механика, а обе вместе более очевидны,

чем алгебра. Самые частные истины, которые большинство

людей считает недоступными, часто являются наиболее очевидными.

Чем больше мы задумываемся над ощутимыми свойствами

тел, тем плотнее мрак окутывает наш разум. Мысль

о том, что линия кроме длины имеет еще ширину и толщину,

делает проблемы геометрии запутанными. Непроницаемость

тела, связанная с его непрерывностью, представляет новую

тайну для нашего ума. Чем глубже человек погружается своей

мыслью в науку о материи, чем больше ощутимых свойств

он связывает с нею и чем внимательнее он их рассматривает,

тем меньше он видит, тем в большей степени истина убегает

от него.

Если после того, как мы произведем многочисленные опыты,

поразмыслим над их результатами и узнаем различные

свойства определенного тела и т. д., и т. д., мы все же сумеем

сравнить их между собой и обобщить наши знания о них;

если нам не удастся· открыть ясно их отношения друг к другу,

то это значит, что мы не имеем точных знаний, а только

правдоподобные. Таким же образом недобросовестный гражданин,

который, не принимая во внимание общего блага, ищет

только собственной пользы, очевидно, не знает той истины,

что он вредит себе самому; но этот вред очевиден для Монтескье,

ибо он хорошо понимал, что индивидуальное благо

нельзя отделить от блага общественного. Первый (а таких

большинство), ослепленный грубым невежеством или сбитый

с толку мыслями об индивидуальном благе и об общественном

благе, не знает, как их согласовать друг с другом. Он не может

открыть той очевидной истины, что ни в коем случае

нельзя причинить ущерба всей вещи, не причиняя ущерба каждой

части ее.

В науках часто бывает так: обширные сведения о различных

телах, многочисленные особенности определенных тел,

которые кажутся нам отдельными истинами, говорят о тех

свойствах вещей, которые нам известны меньше всего, по

(718

скольку мы пе умеем видеть их в связи друг с другом, обобщать

их и выводить из одной причины. Это многочисленные,

но печальные истины, свидетельствующие о слабости нашего

разума.

В таком случае необходимо признать, что избыток сведений

является результатом недостатка наших знаний. Электрические

тела, большое количество свойств которых мы знаем,

являются телами, которые меньше всего нам известны. Сила,

которая при трении притягивает к себе легкие тела, и та

сила, которая в животном теле производит столь сильное потрясение,

кажутся нам двумя особыми силами, и, однако, если

бы могли узнать причину и первой и второй, то оказалось бы,

что это только одна сила.

Вот почему бывает, что, чем больше у нас многозначия,

тем меньше от него пользы; чем больше сведений мы получаем,

но меньше знаем отношения вещей друг к другу, тем

больше мы удаляемся от истины. Нет той вещи, о которой

мы имели бы больше знаний, чем о человеке, но нет и такой

вещи, о которой мы знали бы меньше.

Поэтому, чем больше мы обобщим наши знания, тем

лучше мы усмотрим их взаимную связь друг с другом. Чем

меньше начал будет иметь какая-либо наука, тем яснее мы

обнаружим истину. Так, наилучший строй имеет то государство,

которое имеет меньше всего законов, но известно всем

своими богатствами.

Мы не имеем совершенного труда о моральной науке, но

имеем больше всего сведений в этой области: ибо человек с

самого своего начала стремился быть счастливым, поэтому он

всегда думал о том, чтобы найти законы, приводящие к счастью.

Но тот же человек, запутавшись, если можно так выразиться,

в бесконечном количестве знаний и не умея их

сравнивать друг с другом, вывел ложные заключения из своих

мыслей. Его малый разум, не сумевший охватить их все вместе

и обобщить, увеличил без нужды принципы и тем самым

удалился от истины.

Если природа произведет когда-либо такой счастливый

ум, который сумеет охватить все знания о человеке, обобщить

ограниченное количество понятий и построить всю науку

нравственности из одной или двух истин, то только такой ум

сумеет сказать человеку, что ему следует делать для того,

чтобы стать счастливым. [...]

Если мы собрали самые многочисленные сведения, то

единственным путем к отысканию истины будет путь уменьшения

числа разрозненных данных и наибольшего обобщения

наших идей. Наш разум должен как можно теснее связать

воедино свои мысли, обобщить их и свести только к нескольким

очевидным истинам. Стеклянная призма различает бесчисленную

массу лучей солнца, разделяет их и разграничивает

на семь первичных цветов. Так и человек, который бы

сумел единым взором окинуть весь свет, узрел бы в нем

единую линию причин и следствий.

(719

Идея о таком способе поисков знания и нахождения истины

склонила меня к переводу «Эпох природы». В этом труде

великий ум, объяв всю природу, все, что узрел в ней, — хочу

сказать, все ее явления — вывел из пяти главных принципов,

а те в свою очередь свел к одной причине.

Правда, эта причина предположительна. Но если не хватает

данных опыта, достоверность может быть заменена вероятным

предположением. Пусть об этом судит каждый как

хочет, но нельзя не удивиться силе столь редкого ума и

не поучиться у него, как мыслить. И даже сами его ошибки,

пробуждая нашу мысль, поведут тем самым нас к истине

(стр. 207-210).

ЛОМОНОСОВ

Михаил Васильевич Ломоносов (1711—1765)—великий русский

ученый-энциклопедист и мыслитель-материалист. Родился

в крестьянской семье. Учился в Славяно-греко-латинской академии

в Москве, Киевской духовной академии и университете

при Академии наук в Петербурге. В 1736—1741 гг. продолжал

образование в Германии. По возвращении в Россию работал

адъюнктом физики, а затем профессором химии (с 1745 г.) в

Петербургской академии наук. М. В. Ломоносов был инициатором

создания Московского университета (1755). Как ученый,

Ломоносов обогатил своими открытиями физику, химию, астрономию,

географию, геологию, историю, филологию. Его философские

идеи сформулированы в произведениях, посвященных

разработке этих наук. В публикуемой ниже подборке

названы соответствующие произведения и письма М. В. Ломоносова.

Подборка сделана В. В. Вогатовым по изданию:

М. В. Ломоносов. Полное собрание сочинений, т. 1—10.

М.—Л., 1950—1957.

ФИЗИЧЕСКАЯ ДИССЕРТАЦИЯ О РАЗЛИЧИИ

СМЕШАННЫХ ТЕЛ [...]