filologi_1_kurs / языкознание / Семинар 6

Семинар 6

Александрийская поэзия

1. Общая характеристика александрийской поэзии. «Новые жанры» эллинистической поэзии (эпиллий, эпиграмма, буколика).

2. Феокрит - создатель буколической поэзии. Содержание и стиль его идиллий.

3. Эстетические принципы Каллимаха и их воплощение в его поэтическом творчестве.

4. Жанр эпической поэмы в творчестве Аполлония Родосского.

Литература:

1. Александрийская поэзия / Сост. М. Грабарь-Пассек. М., 1972.

2. Чистякова Н.А. Античная эпиграмма: Пособие по спецкурсу. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1979.

3. Чистякова Н.А. Эллинистическая литература. Л., 1988.

4. Чистякова Н.А. Эллинистическая поэзия: Литература, традиции и фольклор. – М.: Изд-во Моск. ун-та. 1988.

5. Ярхо В.Н., Полонская К.П. Античная лирика. – М.: Высш. шк., 1967.

3 вопрос. Одним из распространенных видов поэзии малых форм была эпиграмма. От древней эпиграммы эллинистическая сохранила свою краткость, размер (элегический дистих) и обязательность адресата. Наряду с эпиграммами-эпитафиями и эпиграммами-посвящениями появляются любовные эпиграммы. Посвящения и эпитафии часто становятся фиктивными: они используются в качестве литературного приема для выражения личных чувств и взглядов поэта, для оценки памятников искусства и литературы или их создателей. Среди эпиграмм Феокрита встречаются эпитафии Архилоху, Гиппонакту, эпиграммы на статуи Анакреонта и Эпихарма. У Каллимаха наряду с эпиграммами, адресованными древним поэтам и его современникам, имеется автоэпитафия. Его творческая деятельность началась еще в 80-х годах, а завершилась, вероятно, в конце 40-х годов, судя по тем реальным событиям, с которыми" связаны его произведения. Сохранилась автоэпитафия Каллимаха, которой он, вероятно, согласно устойчивой традиции завершил сборник своих эпиграмм:

«Баттова сына могилу проходишь ты, путник. Умел он

Песни слагать, а подчас и за вином не скучать»

(АР, VII, 415; пер. Л. Блуменау).

Поэт вместо своего имени использовал громкий патроним.

Однако дважды назвал свое имя в эпитафии отцу, умолчав об его

имени, но дважды обыграв значение собственного имени («кал-

лимах» по-гречески означает «прекрасный воитель»)'.

«Кто бы ты ни был, прохожий, узнай: Каллимах из Кирены

Был мой родитель, и сын есть у меня Каллимах.

Знай и о них: мой отец был начальником нашего войска,

Сын же искусством певца зависть умел побеждать.

Не удивляйся — кто был еще мальчиком Музам приятен,

Тот и седым стариком их сохраняет любовь»

Гимны. Хронология поэтических произведений Каллимаха устанавливается только на их же основе и потому не может

быть точной. Вероятно, наиболее ранним является первый гимн, посвященный Зевсу, который датируется концом 80-х

годов, т. е. ранним периодом правления Птолемея II. Уже здесь можно обнаружить две основные особенности каллимаховскоп> стиля, в большей или в меньшей степени характерные для всей его поэзии. Исходным пунктом этого стиля будет строгая внешняя традиционность, в данном случае — следование гомеровской традиции как в оформлении текста, так и в лексическом: отборе. Своеобразная двойственность стиля гимнов Каллимаха

давно и неоспоримо установлена. За основу Каллимах выбирает гомеровскую или гесиодовскую гимннческую традицию, в которой находит ростки каждому собственному нововведению. Однако одно из них составляет исключение, подсказанное новыми целями и задачами поэтического творчества эллинистической эпохи. Совершенно новым является в гимнах образ рассказчика-поэта. Это уже автор, а не боговдохновенный провидец, любимец богов и хранитель их откровений, не народный благовещатель. Во всех гимнах появляется образ рассказчика, с которым

связано также первое, авторское лицо. Это человек, который привык все проверять прелюде чем верить или сомневаться, он наделен острым зрением и хорошим слухом, любитель шуток, мелких пословиц и поговорок, хорошо знающий предания своей родины и земли далеких предков, широко образованный и чуть- чуть ироничный. Мир гимнов Каллимаха полон звуков и красок. Шумит и трепещет листва, стонет срубаемое дерево, волны вздымаются с шумом, скрипят растворяемые двери. Каллимаховские гимны расцвечены мифами, число которых в гомеровских гимнах всегда строго ограничено, а содержание соотнесено с праздником. К тому же каллимаховские мифы уже не являются зеркалом современных событий или же ситуаций, они — не обязательные парадигмы, проливающие свет на происходящее, рекомендующие те или иные действия и поведение. Их цель живописать поэтическое повествование, снабдить его интересными, но не обязательными сведениями, способствовать его наглядности и подтвердить эрудицию рассказчика.

4 вопрос Литературным противником и соперником Каллимаха, Феокрита и их единомышленников был Аполлоний Родосский. Он претендовал на роль нового Гомера и хотел в своей поэзии прославить птолемеевский Египет и воспеть его как новую возрожденную Элладу. Аполлоний был близок к Птолемею II, который назначил его главой александрийской библиотеки и воспитателем наследника престола. Аполлоний написал много ученых произведений, и его слава и популярность не уступали славе Каллимаха. Но в литературном споре победил Каллимах, поддержанный Птолемеем III. Аполлоний покинул Александрию и переехал на остров Родос, переменив гражданство и признав Родос своей второй родиной. Из многочисленных сочинений Аполлония сохранилась полностью его программная поэма "Аргонавтика", написанная в 50-х годах.

"Аргонавтика"- эпическая поэма в четырех книгах, рассказывающая о путешествии греков под предводительством Ясона на корабле "Арго" в Колхиду за золотым руном волшебного барана. С помощью Медеи, дочери колхидского царя, Ясон добыл руно и вернулся на родину. Аполлоний противопоставлял героев своей мифологической поэмы героям новой поэзии и претендовал на глубину идейного замысла и широту охвата действительности. Но его поэме недостает внутреннего единства, она состоит из отдельных эпизодов, а образы главных героев бледны и невыразительны. По своим художественным средствам "Аргонавтика" близка к поэзии малых форм. Однако Аполлонию принадлежит замечательное открытие: введение в эпическую поэму любовной темы, ставшей основным средством развития действия во второй части поэмы. История любви Медеи к Ясону раскрыта и проанализирована поэтом с начала ее возникновения. Аполлоний обнаружил в изображении переживаний своей юной героини большое мастерство психологического анализа, до тех пор не известное в греческой литературе. Он показал, как простодушная девушка менялась под воздействием любви, как решилась на преступление, чтобы спасти любимого, и, наконец, стала, преступной и коварной женщиной. Историей Медеи Аполлоний предвосхитил появление психологического романа, драматического и патетического, который обогатил эпическую поэзию и указал ее будущее. Поэтому "Аргонавтика" оказала большое влияние на римскую поэзию и, в частности, на "Энеиду" Вергилия, а впоследствии стала одним из самых популярных произведений античности.

Вопреки стараниям Каллимаха и его приверженцев, эпическая поэзия продолжала расцветать, но поэты предпочитали подражать гесиодовской школе.

Во всем античном мире неизменным успехом пользовалась дидактическая поэма о небесных явлениях ("Феномены"), написанная поэтом Аратом. Особый интерес даже сейчас представляет перечисление в "Феноменах" различных народных метеорологических примет. Популяризация научных и псевдонаучных сведений средствами поэзии была явлением настолько распространенным, что научные трактаты о ядах и противоядиях, наставления в кулинарном мастерстве и прочие писались в стихах. В поэтическую форму облекались пророчества и предсказания, столь же распространенные в просвещенных кругах ценителей поэзии, как и среди полуграмотных представителей низов и местного негреческого населения.

Повсюду в эллинистических государствах среди широкой публики были исключительно популярны различные "низовые" драматические жанры. Это были мимы, разыгрываемые без масок и театрального реквизита одним или несколькими актерами. В западной Греции, на сицилийско-италийской земле, процветали бурлескные импровизационные сценки - флиаки. В них либо пародировались мифы, либо разыгрывались комические бытовые ситуации. Около 300 г. др н.э. Ринфон стал сочинять подобные произведения и придал им определенную литературную форму. Народные мимические представления были самым популярным и устойчивым видом зрелищ, дожившим до нашего времени в самых разнообразных формах, вплоть до цирковой клоунады. Литературный эллинистический мим известен нам по папирусным находкам конца XIX в. Тогда был обнаружен сборник "Мимиямбов" Геронда (или Герода), неизвестного автора, жившего, вероятно, в середине III в. до н.э. Его мимы - юмористические сценки из обыденной жизни, богатые бытовыми подробностями и натуралистическими деталями. По содержанию они очень несложны, но поражают меткими яркими характеристиками. Например, к женщине, ожидающей возвращения возлюбленного, приходит старуха-сводня и тщетно убеждает ее согласиться встретиться с богатым щеголем, которому она приглянулась. В другом миме бедная пожилая женщина молит учителя высечь ее бездельника-сына, бросившего учение и отбившегося от рук. Или: содержатель публичного дома обвиняет в суде молодого купца, учинившего дебош в его заведении. Вопреки своим стараниям сводник разоблачает себя самого и вызывает симпатии к обвиняемому им юноше. Мимы написаны ямбическим размером - холиямбом в подражание древнему ямбографу Гиппойакту. Изысканный ионийский диалект, рассчитанный на "просвещенную" публику, звучит несколько странно, контрастируя с бытовым содержанием мимов.

К драматической мимической поэзии несколько иного типа следует также отнести анонимную "Жалобу девушки". Это музыкальный монолог покинутой девушки, исполняемый певцом в женском платье или певицей. Девушка сидит у закрытой двери, за которой пирует ее вероломный возлюбленный, и горько оплакивает свою судьбу. Перед нами своеобразная античная серенада, вдохновенная и страстная, перекликающаяся со 2-й идиллией Феокрита, в которой обманутая девушка магическими обрядами стремится вернуть своего друга. III в. до н.э. был веком расцвета эллинистической поэзии. В дальнейшем ее идейное содержание значительно оскудевает, и снижается ее художественная ценность. Число поэтов непрерывно растет, но их усилия направлены главным образом на отделку стихотворной формы. Даже в эпоху литературного расцвета многие поэты увлекались различными поэтическими фокусами (например, Феокрит). В период поздней античности излюбленным видом поэзии становятся фигурные стихотворения, в которых расположение строк воспроизводит очертания предмета (секиры, яйца, крыльев, свирели и пр.).

2 вопрос. Феокрит — создатель идиллии. Термин этот (eidyllion, уменьшительное от eidos — «вид», а как музыкальный термин «песенный лад») означает, согласно одному толкованию, «картинку», а по другому, более правдоподобному, «песенку». Так назывались в древности стихотворения небольшого размера, не укладывавшиеся ни в один из привычных жанров. Разрозненно циркулировавшие стихотворения Феокрита были собраны воедино лишь через два столетия после .смерти автора, в I в. до н. э., и этот сборник разнородных стихотворений получил заглавие «идиллий». То специфическое значение изображения простой, тихой жизни, которое у нас связывается с этим термином, возникло гораздо позже, уже в ново-европейской литературе, но возникло именно в связи с тем, что таков преобладающий характер стихотворений Феокрита. Литературную программу Каллимаха полностью разделял знаменитый поэт Феокрит (около 305 - около 250 гг. до н.э.) создатель буколической, или пастушеской, поэзии. Он родился в Сиракузах в Сицилии, потом переехал в Александрию. До нас дошли 30 его стихотворений, получивших название идиллий. Подобно Каллимаху, Феокрит выступает против подражательной эпической поэзии:

Жалки мне птенчики Муз, что, за старцем Хиосским гоняясь,

Тщетно пытаются петь, а выходит одно кукованье⁶³.Их достоинство заключается в неподражаемо тонкой передаче настроения: чувствуется полная гармония окружающего ландшафта с описываемым аффектом, будь то тихая радость или тихая грусть. Настроение подчеркивается и подбором слов, и структурой предложений, большей частью кратких и отрывистых, и стихом. Композиция буколики та же, что в драме: пролог (два пастуха соперничают в любви к пастушке), агон (состязание в пении), перипетия, эпилог (решение о победителе в пении).Нормальной формой феокритовой буколики было сочетание песни со сценкой (мимом, др.-греч. ?????), причём изредка песня могла отсутствовать и вся буколика сводилась к сценке. Эта последняя разновидность, принятая Геродом, играет у Феокрита лишь очень скромную роль. Такова внешняя форма феокритовой буколики: что касается её характера, то следует различать любовные и «реалистические» буколики. Буколические стихотворения Феокрита представляют собой сценки (по античной терминологии «мимы»), диалогические или монологические, содержащие беседы пастухов, их перебранки, состязания, чувствительные излияния, песни о героях пастушеского фольклора. Томления одинокой любви — область, в изображении которой Феокрит является мастером. Не менее значительно его мастерство в картинах природы. В литературе полисного периода интерес к природе проявляется сравнительно редко и только как к фону для человеческих переживаний (например Сапфо, трагедия). Буколические стихотворения Феокрита чаще всего подаются в ярком полуденном освещении. Прекрасную картину знойного летнего дня мы находим в конце идиллии «Фалисии» (один из праздников молотьбы). Буколические стихотворения написаны в гексаметрах, но не привычным для гексаметра гомеровским языком, а на дорийском диалекте Сицилии. Феокрит создает нежный, певучий стих, широко используя приемы народной песни — параллелизм, рефрен. Античная стилистика относила буколику к категории «сладостного» стиля.

Идиллии Феокрита представляют собой картинки из городской или сельской жизни. Их герои - чаще всего городские обыватели или поселяне. Некоторые идиллии по содержанию связаны с мифом, и в них фигурируют знаменитые герои мифов. Но такие герои обычно изображаются в несвойственной им ситуации. Вместо воинских подвигов описываются любовные невзгоды героя; много внимания уделяется красотам природы и различным бытовым подробностям. В 24-й идиллии, например, рассказывается, как младенец Геракл задушил змей, посланных Герой. Идиллия начинается с того, как мать Геракла купает своих десятимесячных близнецов, кормит грудью и укладывает спать в колыбельку, сделанную из старого медного щита. После неприятного происшествия мать прижимает к груди напуганного братишку Геракла, а отец закутывает маленького героя в овечье одеяльце и укачивает его.

Некоторые идиллии Феокрита представляют собой бытовые сценки, разыгрываемые в лицах. Среди них наибольшей известностью пользовались "Сиракузянки, или Женщины на празднике Адониса", впервые переведенные на русский язык Н. И. Гнедичем. Две приятельницы собираются на праздник во дворец, с трудом прокладывают себе дорогу на запруженных народом улицах, попадают в отчаянную давку в дверях дворца и, наконец, чуть живые, в порванной одежде, протискиваются в нарядные залы, любуются невиданным убранством и слушают гимн Адонису, исполняемый приезжей знаменитостью. Они воспринимают все с наивной непосредственностью провинциалок, но блеск и пышность столицы, вызывающей их восхищение, не мешает им гордиться своей родиной:

Нет, не родился никто, кто бы нас пересилил.

Разве что царь...

В смешной похвальбе болтливых женщин слышится голос самого Феокрита. Феокрит никогда не забывал родную Сицилию, издавна знаменитую хлебородными землями, богатыми пастбищами и песнями пастухов.

В сицилийском фольклоре были популярны песни о влюбленном пастухе, погибающем от неразделенной любви. Влюбленные пели песни-жалобы и песни-признания, очаровывали песнями гордых красавиц, в песнях искали утешения. На сельских праздниках в Сицилии устраивались состязания певцов-пастухов. В буколических идиллиях Феокрита описываются грубые деревенские парни, одетые в домотканные платья или овчины, подпоясанные толстой веревкой, от них пахнет скисшим молоком или хлевом. Подчеркнутая внешняя грубость не мешает им иметь нежное и любящее сердце; чувства их искренни и глубоки, они не умеют притворяться и лгать. В 9-й идиллии страдающим влюбленным изображен уродливый одноглазый киклоп Полифем, охваченный страстью к прекрасной нимфе Галатее. Сидя в одиночестве на берегу моря, он поет о своей любви и перечисляет жертвы, которые готов принести любимой:

Если же сам я тебе показался уж больно косматым,

Топливо есть в изобильи, и тлеет огонь под золою;

Можешь меня опалить, я отдал бы тебе мою душу,

Даже единый мой глаз, что всего мне на свете милее

Белизну кожи возлюбленной Полифем сравнивает со свежим творогом, а нежный пушок - с шерсткой новорожденного ягненка; характеризуя ее строптивый нрав, он называет ее более горделивой, чем юная телочка. "Яблочко мое сладкое", - обращается он к Галатее. Любовь пастуха всегда раскрывается на фоне прекрасной безмятежной природы; ее мирные картины располагают к отдыху, успокоению и часто противопоставлены буре чувств, бушующих в груди влюбленного. Пещера Полифема расположена в чудесном уголке:

Лавры раскинулись там, кипарис возвышается стройный,

Плющ темнолистный там есть, со сладчайшими гроздьями лозы,

Есть и холодный родник - лесами обильная Этна

Прямо из белого снега струит этот дивный напиток

Героям Феокрита для полного счастья вполне достаточно разделенной любви Они далеки от социальных бурь и немногого требуют от жизни Герой Феокрита говорит:

Я не хочу ни угодий Пелопса, ни Креза сокровищ,

Вовсе бы я не хотел вихрь обгонять на лету

Песни хотел бы я петь на скалах, тебя к сердцу прижавши,

Глядя за стадом моим, близ сицилийской волны

Феокрит подверг народную пастушескую песню сложной смысловой и художественной обработке, полностью сохранив ее внешнюю непринужденность и мнимую безыскусственность. Лишь один раз в 7-й идиллии он нарушил эту иллюзию, заменив ее своеобразным буколическим маскарадом. Поэт описывает, как он и его друзья на острове Косе, надев пастушеские одежды, взяв посохи, идут на праздник урожая. Все они носят вымышленные пастушеские имена, поют пастушеские песни, которые в отличие от обычных буколических песен полны малоизвестными мифами, географическими наименованиями и полемическими выпадами.

Устная поэзия сицилийских пастухов послужила Феокриту источником создания нового буколического жанра, введенного им в русло определенной литературной традиции александрийской поэзии. Буколическая поэзия сразу же нашла многочисленных почитателей, а Феокрит - подражателей, считавших его своим образцом, а его поэзию - новым видом литературного творчества. Поэтому после Феокрита пастушеская поэзия утратила свою фольклорную основу, стала только подражательной, лишилась связи с действительностью, а с ней - силы и непосредственности феокритовской буколики.

1 вопрос. Расцвет александрийской поэзии относится к первой половине III в. до н. э.; крупнейшие представители ее, хотя и разбросанные по разным уголкам эллинистического мира, составляли единую группировку, прославляли и цитировали друг друга в своих произведениях. Александрийская поэзия сложна, и в ней переплетаются разные тенденции. В основном — это поэзия культурной верхушки греческого общества, как оно складывалось в обстановке эллинистических монархий; старый центр, Афины, не принимает участия в этом литературном течении. Поэты — любители и знатоки старой письменности; многие из них сочетают поэтическую деятельность с филологическими занятиями, иногда со службой в александрийском Музее. Они выставляют напоказ свою «ученость», т. е. начитанность в старых авторах и знакомство с забытыми и малораспространенными преданиями. Произведения их обращены к узкому кругу образованных читателей. Как это естественно для литературы эллинистического общества, большие социальные проблемы у александрийцев отсутствуют. Политическая тематика попадает в их кругозор только в форме прославления царей или их приближенных; им чужды общественные интересы хотя бы в той суженной форме вопросов семьи и воспитания, которую мы встречали у Менандра. У них появляются свои, новые темы, характерные для эллинизма; растет интерес к интимным чувствам индивида, к картинкам быта, нарождается чувствительное восприятие природы. В литературной фиксации детали, момента, мимолетного настроения александрийцы достигают большого мастерства. Возможности изображения субъективных чувств и быта оставались, однако, ограниченными. Например, в эллинистической поэзии занимает много места любовная тема. Но если эту любовную тему желали вывести за те тесные рамки, которые создавал для нее античный быт, и не изображать при этом комического «влюбленного юношу», приходилось выбирать носителя любовного чувства уже вне обычного общества, переносить его в сферу мифа или облекать в фольклорную маску «пастуха». Самая задача изображения субъективного чувства толкала, таким образом, к внебытовому оформлению. Ко всей этой тематике александрийцы присоединяют свой специфический момент «учености». Проявляется она по-разному — в вычурности языка, в цитатах и полуцитатах из старинных писателей, в обилии мифологических намеков, доступных лишь немногим, но она может стать и непосредственно поэтической темой. Ученые» поэты стремятся к изысканности формы, к тщательной и строгой отделке стиха. Формальное искусство, однако, нередко вырождалось в погоню за кунстштюками. К их числу относятся так называемые «фигурные стихотворения», т. е. такие, в которых строчки разной величины самим способом своего написания образуют фигуру какого-нибудь предмета — свирели, топора, крыльев, жертвенника. В отличие от старой греческой поэзии, в значительной мере рассчитанной на музыкальное и плясовое сопровождение, произведения александрийцев относятся к области чисто словесного искусства. Наряду с элегией, одним из любимых жанров александрийской поэзии является эпиграмма, короткое стихотворение в элегическом размере. Жанр этот сравнительно хорошо нам известен, благодаря антологиям («цветникам»), т. е. сборникам мелких стихотворений, составлявшимся в позднейшей античности, а затем и в византийское время. В течение аттического периода эпиграмма утратила уже обязательную связь с реальной надгробной плитой или посвятительной дощечкой и превратилась в литературный жанр, свободно допускающий поэтическую фикцию. Эпиграммы исполнялись и импровизировались на пирах, сменяя старую наставительную элегию . Форма надписи на надгробном памятнике, на сооружении или статуе избирается как средство создать образ, настроение, запечатлеть ситуацию.

Центральная фигура александрийской поэзии — Каллимах из Кирены (около 310 — 240 гг.), об ученой деятельности которого уже упоминалось В молодости школьный учитель в одном из предместий Александрии, Каллимах достиг высокого положения в Музее и стал придворным поэтом Птолемеев. Несмотря на огромную популярность этого писателя в эллинистическое время, важнейшая часть его литературного наследия была впоследствии утеряна, но папирусы принесли и продолжают приносить многочисленные фрагменты, и недавно было найдено античное изложение содержания целого ряда его произведений. Каллимах дает четкую формулировку своей литературной программы. Она сводится к трем основным принципам: малая форма, борьба с банальностью, тщательная отделка деталей. Полемизируя со своими литературными противниками, он вкладывает в уста Аполлону следующее наставление: «Певец, жертвенное животное для нас надо растить пожирнее, а Музу потоньше. Я повелеваю тебе не ходить по путям, протоптанным телегами, не гнать колесницы по обычным чужим следам и по широкой дороге, а выбирать более новые, хотя и узкие пути». Особенно восстает он против большого эпоса, «циклической поэмы», «единого непрерывного песнопения», не допускающего «тонкой» обработки. «Ассирийская река многоводна, но вода ее несет много грязи и тины». «Не ждите от меня многошумной песни: греметь — дело Зевса, а не мое». Не распространяя своего отрицательного суждения на гомеровские поэмы, Каллимах возражает против попыток обновления большого эпоса; ученый александриец чувствует себя ближе к дидактическому стилю Гесиода. Вызывают у него возражения и каталогообразные произведения типа «Лиды». Он предпочитает разработку отдельного эпизода в виде самостоятельного стихотворения.

Выдвигая требование малой формы, Каллимах правильно оценивал как основные тенденции всего александрийского направления, так и свои личные возможности. Для изощренной, но безыдейной и бесстрастной поэзии александрийцев малая форма была наиболее уместна. Сам Каллимах, помимо исключительной своей «учености», был блестящим мастером стиха, остроумным, изобретательным рассказчиком; но у него не хватало поэтической силы. «Хотя он не силен талантом, он силен искусством», — писал о нем впоследствии Овидий.

Каллимах — разносторонний поэт. Как почти все александрийцы, он блещет искусством изысканной эпиграммы; перекликаясь с современными ему сатириками кинической школы, он составляет сатирические холиамбы по образцу Гиппонакта, но поэтическая слава его основана была на «ученых» стихотворениях. Важнейшее его произведение — «Причины» (Aitia), сборник повествовательных элегий в четырех книгах, содержавший сказания о возникновении различных празднеств, обрядов, наименований, об основании городов и святилищ. Были ли отдельные стихотворения связаны между собой, неизвестно; если такая связь имелась, она была только внешней. По существу каждая элегия представляла собой небольшую самостоятельную повесть. Каллимах собрал большое количество малоизвестных преданий различных греческих областей; в поле его зрения попал уже и Рим. Сюжеты привлекали автора новизной, но важнее всего для него была оригинальность трактовки.

Из повествовательных элегий, вошедших в состав сборника, наибольшей известностью пользовалось в античности сказание об Аконтий и Кидиппе. Прекрасный Аконтий, увидев на празднестве Артемиды красавицу Кидиппу, влюбляется в нее. Аконтий и Кидиппа были уроженцами разных общин, и, для того чтобы добиться брака, Аконтий пускается на хитрость. Он вырезывает на яблоке слова «клянусь Артемидой, я выйду за Аконтия» и подбрасывает яблоко так, чтобы Кидиппа подняла его и прочла надпись. Древние читали обычно вслух; Кидиппа произнесла слова, написанные Аконтием, и отныне связана клятвой. Затем наступает разлука, и в это время родители девушки отыскивают для нее жениха. Но накануне брачной церемонии Кидиппа тяжело заболевает, и каждый раз, как повторяются свадебные приготовления, ее постигает какая-нибудь болезнь. Обеспокоенный отец обращается к дельфийскому оракулу и узнает, что болезнь дочери насылается Артемидой, разгневанной за нарушение клятвы. Тогда Кидиппу выдают за Аконтия. Сюжет этот coxpaнился в пересказах позднейших античных писателей, а в начале нашего века найден большой фрагмент, содержащий конец элегии. Простенький рассказ расцвечен у Каллимаха блестками редчайшей эрудиции, неожиданными отступлениями, лукавыми намеками. Автор старается быть разнообразным; он ежеминутно меняет тон повествования, переходя от наивности к иронии и внезапно ошеломляя читателя грудой ученых справок. Разнообразит Каллимах и самые сюжеты и способ их подачи. «Причины» открывались сновидением, которое уводило поэта на Геликон, гесиодовскую гору Муз; здесь Музы давали любознательному Каллимаху ответы на его ученые недоумения. Другой раз материал вводится непринужденным рассказом о пире, во время которого случайный сосед-чужеземец информирует автора об обычаях своей родины; в конце Кидиппы Каллимах прямо ссылается на свой книжный источник и приводит из него другие предания, более близкие к основной тематике «Причин», чем рассказ о любви Аконтия. Личность поэта все время вводится в повествование — это один из тех моментов, которые, с точки зрения античного литературного сознания, отличают повествовательную элегию от безличного эпического рассказа.