Глава xliii

Но природа не только каждого смертного одарила личным тщеславием -- она

постаралась снабдить народы и даже отдельные города некоей общей Филавтией.

Поэтому британцы заявляют исключительные притязания на телесную красоту,

музыкальное искусство и хороший стол. Шотландцы тешатся своим благородством

и родством с королями, а также тонкостью ума. Французы только себе

приписывают приятную обходительность. Парижане уверены, будто они превыше

всех стоят в науке богословия. Итальянцы присвоили себе первенство в изящной

литературе и красноречии, а посему пребывают в таком сладостном обольщении,

что из всех смертных единственно лишь себя не почитают варварами. Этой

блаженной мыслью более всех проникнуты римляне, которым доселе снятся

приятные сны о древнем Риме. Венецианцы счастливы сознанием своего знатного

происхождения. Греки мнят себя творцами всех наук и приписывают себе

достохвальные деяния древних героев. Турки, это скопище настоящих варваров,

притязают на обладание единственно истинной религией и смеются над суеверием

христиан. Но куда слаще самообольщение иудеев, которые доселе упорно ждут

своего Мессию и цепко держатся за Моисея. Испанцы никому не согласны

уступить в том, что касается воинской славы, Немцы бахвалятся высоким ростом

и знанием магии.

Глава xliv

Полагаю, что вам и без дальнейших подробностей должно быть ясно, сколь

великую отраду доставляет и отдельным смертным и всему человечеству вообще

моя Филавтия, с которой весьма схожа ее сестра -- Лесть. В самом деле,

Филавтия есть не что иное, как самообольщение. Льсти другому, и это будет

Колакия. В наши дни лесть почитается чем-то постыдным, но так судят лишь те,

для которых названия вещей имеют больше значения, нежели самые вещи. Они

полагают, что лесть несовместима с верностью; но они заблуждаются -- даже

животные служат примером обратного. Кто льстивее пса? И кто его вернее?

Найдется ли животное ласковее белки, и кто так легко, как она, становится

другом человека? Или, быть может, для совместной жизни с людьми более

пригодны суровые львы, свирепые тигры, неистовые леопарды? Есть, правда, и

пагубный вид лести, при помощи которого иные коварные насмешники доводят

несчастных до гибели. Но моя Колакия рождается от добродушия и

простосердечия и более сходствует с добродетелью, нежели противные ей

суровость и угрюмство, столь несносные и докучливые, по слову Горациеву. Она

ободряет упадших духом, увеселяет печальных, поднимает расслабленных, будит

оцепенелых, больных исцеляет, свирепых умягчает, любящих сближает, а

сблизив, удерживает в единении. Она побуждает отроков к усвоению наук,

веселит старцев; под видом похвал и без обиды увещевает и научает государей.

В общем, благодаря ей каждый становится приятнее и милее самому себе, а ведь

в этом и состоит наивысшее счастье. Поглядите, как услужливо два мула

почесывают друг другу спины. Не в этом ли состоит главная задача

красноречия, еще в большей степени медицины и всего более поэзии? Лесть --

это мед и приправа во всяком общении между людьми.