Часть Vlll. Приложение

если бы не тот факт, что слова, ключевые для этих рассуждений, — душа и общение — в самом деле выдающиеся черты русского языка и русской повседневной речи. Нужно также отметить, что отрица­тельное отношение к «внешней искусственной вежливости» отра­жено не только в частых критических замечаниях русских писате­лей о западной Европе, но также в роли, какую играют в русской речи такие положительные слова, как искренний и искренность и соответствующие им отрицательные слова, вроде напускной, фаль­шивый, ложный, фарисейство и тому подобные.

Говоря о русских сатирических описаниях западноевропейской «поверхностной вежливости», якобы «неправдивой, неискренней и притворной», Светлана Бойм, автор книги «Common Places: Mythologies of Everyday Life in Russia», пишет:

«Качества, которые Достоевский любил и рассматривал как уникально русские, это „чистосердечность" и „искренность" [sin­cerity]. Вопрос такой: в чем русская искренность [sincerity] отли­чается от западной? Есть ли у нее другая история или, может быть, она отрицает историю? Сопоставительное изучение ис­кренности [sincerity] как научная дисциплина еще не существует» [Воут 1994: 99].

Но на самом деле не может быть «сравнительного изучения» «sincerity», так, как и не может быть сравнительного изучения «ис­кренности», потому что sincerity — это английское слово, в кото­ром выражено англосаксонское понятие, тогда как искренность — русское слово, в котором выражено русское понятие. То, что и возможно, и нужно — это сопоставительное изучение разных куль­турных скриптов, сформулированных в универсальных понятиях. Вопрос об отношении между культурой и историей, конечно, то­же важен, и он тоже может плодотворно исследоваться в рамках модели культурных скриптов.

Мы уже видели, что поляризованный характер русского скрип­та о «правде» можно связывать с дуалистическими моделями рус­ского православия. Точно так же русскую культурную установку на «общение» можно связывать с ролью «соборности» в правосла­вии (см. об этом [Bulgakov 1976]). Русская «душа» — это не просто душа одного отдельного человека, но «душа», которая возникает и которая живет в общении с другими людьми. Как это выразил Пастернак в романе «Доктор Живаго», «человек в других людях и есть душа человека».

А. Вежбицка (Канберра). Русские культурные скрипты...

497

Русские писатели часто противопоставляли вездесущую рус­скую «душу» тому, что им представлялось западным «бездушием»; они также часто противопоставляли русскую любовь к «правде» тому, что они рассматривали как западный культ разума. Анджей Валицки в книге «History of Russian Thought» резюмирует такие взгляды следующим образом:

«Естественный разум, или способность к абстрактному мыш­лению, — это только одна из умственных способностей, и совсем не самая высокая: ее одностороннее развитие обедняет челове­ческие способности к непосредственному интуитивному пони­манию правды. Только вера (...) может обеспечить цельность души. (...) Западное мышление повсюду заражено неизлечимой болезнью рационализма» [Walicki 1979: 103].

Подозрительное отношение к «рационализму» тесно связано с любовью к таким ценностям, как «душа», «общение» и «правда».