Урал и просторы Евразии

конференции. Челябинск, 2005.

Тамимдарова Р.Р. Человеческие захоронения на поселении Таналык // Кадырбаевские чтения–2007: Материалы международной научной конференции. Актобе, 2007.

Ткачев В.В. К проблеме происхождения петровской культуры // Археологические памятники Оренбуржья. Вып. II. 1998.

Ткачев В.В. Начало алакульской эпохи в Урало-Казахстанском регионе // Степная цивилизация Восточной Азии. Т. 1. Древние эпохи. Астана, 2003.

Ткачев В.В. Степи Южного Приуралья и Западного Казахстана на рубеже эпох средней и поздней бронзы. Актобе, 2007.

Таблица 1. Поселение Таналык. Соотношение КГ керамики по горизонтам (абс. показатели)

Таблица 1а. Поселение Таналык. Соотношение КГ керамики по горизонтам (%)

Рис. 1. Поселение Таналык. Суммарное соотношение КГ керамики

Рис. 2. Поселение Таналык. Стратиграфическое распределение КГ керамики

21

Таблица 2. Поселение Таналык. Показатели КАБ по совокупностям КГ керамики

Таблица 2а. Поселение Таналык. КАБ связи КГ (по горизонтам) и совокупный показатели КАБ и АСБ (по каждому узлу связи КГ)

22

КУЛЬТОВЫЕ ПАМЯТНИКИ ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА НА ТЕРРИТОРИИ СРЕДНЕГО ЗАУРАЛЬЯ

Ю.Б. Сериков

Поскольку основным способом осмысления мира в древности являлся миф, древний человек, осваивая новые пространства, создавал и пространство мифологическое. Освоенное пространство сразу же сакрализировалось и приобретало определенную структуру. Урал – горная страна, поэтому не удивительно, что основными элементами этой мифологической структуры становились различные скальные образования: горы, скалы, пещеры, отдельные камни и их скопления.

В настоящее время на территории Среднего Зауралья известно около двадцати полностью раскопанных святилищ. Среди них нет ни одного, которое функционировало бы в какую-то одну археологическую эпоху. В железном веке фиксируется устойчивый характер использования определенных элементов ландшафта в культовых целях.

С появлением мифопоэтической традиции пещера выступала как место зачатия, рождения и погребения. Она также считалась и входом в нижний мир. Комплексы раннего железного века зафиксированы в шести пещерных святилищах р. Чусовой (грот Дождевой, Пещера Туристов, грот Денежный, пещеры Котел, Усть-Койва и Кумыш). Представлены они материалами трех археологических культур – ананьинской, гамаюнской и иткульской. Обычно в каждой пещере сохранилось по 5–10 фрагментов от одного–трех сосудов. С этим же временем связаны немногочисленные медные и каменные изделия (наконечники стрел, скребки, кресальные кремни) и украшения.

Сложнее выглядит ситуация в позднем железном веке. Количество находок этого времени в пещерных святилищах заметно увеличивается. Теперь в культовых комплексах присутствуют остатки 30–50 сосудов. Встречены они также в шести пещерах р. Чусовой. Преобладает в комплексах керамика кашинского типа. Единично встречены фрагменты керамики прыговского, синдейского, гляденовского и батырского типов.

Можно предполагать, что в раннем железном веке чусовские пещеры использовались в качестве путевых святилищ. В эпоху позднего железа в использовании пещерных святилищ происходят заметные изменения. В ряде пещер (Пещере Туристов и Кумышанской) резко увеличивается количество находок, что свидетельствует о возрастании их сакрального статуса. Связано это, возможно, с появлением постоянного населения на берегах Чусовой или с увеличением его численности (Сериков, 2009).

Очень часто на Урале обожествлялась гора, которая воспринималась как образ мира, модель вселенной. Чаще всего на вершинах гор располагались святилища железного века и средневековья. С этим временем связаны находки на вершинах гор погребения и кладов предметов металлической пластики. Безинвентарное погребение обнаружено на вершине горы Шаманихи, а клады с предметами культового медного литья найдены на целом ряде вершин. Самый

24

богатый клад (свыше 60 медных изделий) найден на г. Азов в окрестностях Екатеринбурга. Клады культового медного литья также выявлены на гг. Малой, Адуй, Караульной (Викторова, 2004. С. 159–164).

Все известные культовые памятники на вершинах гор и скал вытянулись цепочкой вдоль восточного склона Среднего Урала с юга на север. Основная их часть расположена в полосе предгорий. Условно выделяется четыре района их расположения. Самой северной является группа памятников, сконцентрированная вокруг г. Нижний Тагил (Голый Камень, г. Деляночная, г. Елевая, г. Лисья, Медведь-Камень, г. Пихтовая, г. Синяя и др.). Немного южнее находится Екатеринбургская группа памятников (Шабровские и Шарташские каменные палатки, г. Матаиха, г. Петрогром, Чертово городище, мыс Еловый и др.). Довольно близко к ним примыкает группа памятников, расположенных в верховьях р. Нейвы (Вороний Камень, скалы Три Сестры, г. Скворцовская, г. Лубная). Самыми южными являются святилища, расположенные в районе г. Полевского (г. Азов, г. Думная, г. Караульная) (Мищенко, 1996. С. 57–60).

К сожалению, из всех перечисленных выше святилищ только одно изучено полностью. Это святилище на вершине г. Голый Камень на юго-западной окраине Нижнего Тагила, коллекция которого составляет около 22 тысяч находок. Культовый комплекс железного века представлен материалами пяти археологических культур: ананьинской, иткульской, саргатской, синдейской и кашинской. Причем количественно преобладают материалы кашинской культуры III в. до н. э.– III в. н. э. Полное изучение памятника позволило выделить несколько культовых тематических комплексов: острые предметы – острия, ножи, наконечники стрел; кресальные кремни – скребки, нуклевидные куски, отщепы; солярные знаки – пряслица, диски, бусины; металлургический комплекс – тигли, шлаки, ошлакованная керамика, кусочки руды, слитки металла и металлические изделия; фаунистический комплекс – кости лося (преобладают), северного оленя, косули.

Анализ выделенных тематических комплексов находок показывает, что они отражают разные стороны культа Солнца, в котором соединились основные проявления поклонения Солнцу в виде «небесного огня» как символа защиты и плодородия (Сериков, Серикова, 2005).

Интересно отметить, что святилища располагались далеко не на каждой горе. Причины выбора той или иной вершины горы или скалы под святилище еще предстоит определить. Но нет сомнения, что этот выбор основывался на особенностях топографии скал и гор. По всей видимости, предпочтении отдавалось тем горам, которые по своим природным особенностям можно считать семантической доминантой окружающего ландшафта. Такой принцип выбора зафиксирован А.И. Готлибом при анализе феномена сибирских «све» – крепостных культовых сооружений на вершинах гор. Интересен и его взгляд на семантику подобных памятников. По его мнению, они отображали процесс структурированного ритуального восхождения, которое символизировало овладение пространством (Готлиб, 2004. С. 92–95).

Еще одним природным объектом, который часто использовался в культовой практике, являлись скалы. Их использование носило разнообразный

25

характер. Чаще всего на скалы наносились рисунки (писанцы), которые и являлись основными элементами ритуалов. Иногда у подножья писаных скал находят остатки жертвоприношений. Известны скалы без рисунков, у которых в сакральных целях использовались вершины, например, останец Старичный на р. Нейве (Средний Урал). Скалы причудливых необычных форм также служили объектами поклонения, и у их подножья проводились обряды и совершались жертвоприношения.

Условно к скалам можно отнести гранитные останцы (шиханы) высотой от 7 до 20 м, которые также использовались в культовых целях. Святилища на шиханах изучены автором на берегах Шайтанского озера (Свердловская обл.). Наибольший интерес представляют три полностью исследованных святилища: Шайтанский, Средний и Южный шиханы. Они имеют высоту от 7 до 11 м, сложены крупными гранитными валунами. На шиханах присутствуют материалы от мезолита до раннего железного века, но большая часть находок связана с иткульской культурой раннего железного века. Именно к ней относятся предметы медного культового литья: антропоморфный и птицевидные идолы, бляхи, диски. Причем медные идолы найдены на всех трех шиханах.

Также на всех трех святилищах зафиксированы следы человеческих жертвоприношений. На Шайтанском Шихане найдены сожженные кости ребенка и взрослого человека, на Среднем – кости младенца и взрослой женщины, на Южном – кости трех человек. Кроме этого на Шайтанском Шихане обнаружены остатки энеолитического погребения. Часть костей сожженного взрослого человека вместе с украшениями (свыше 70 костяных подвесок) были помещены в расселину между валунами и засыпаны мелкими кусочками слюдистого талька. На Южном шихане также в расселине залегала чаша, выполненная из свода черепа взрослого мужчины. А между валунами находилась отрезанная и сожженная голова женщины. На черепе сохранились остатки налобной повязки, к которой на уровне висков крепились медные диски в виде вписанных в круг крестов (Сериков, 2012. С. 91–97).

Очень часто в железном веке в сакральных целях использовались отдельные камни (валуны). К числу культовых камней относятся так называемые «следовики», то есть камни с естественными или искусственными углублениями в виде следов ног или рук человека, лап животных и птиц; «чашечные» камни – с углублениями чашевидной формы; камни с углублениями в виде крестов, кругов, стрелок или иных фигур; камни правильной геометрической формы. Детально зная окружающий его мир, первобытный человек неоднократно обращал внимание на причудливые формы скал, валунов, камней, видя в них хорошо знакомых ему представителей животного мира.

Серия таких культовых камней выявлена на Шайтанском озере. Среди них нужно отметить «следовик», девять чашевидных углублений, каменное образование в виде своеобразного гриба, «менгир» – вертикально стоящий камень, каменный круг и «алтарик» в виде комплекса из трех вертикально стоящих плит. Возле всех культовых камней найдены культурные остатки разных эпох – от мезолита до раннего железного века, причем последние

26

преобладают. Культовые комплексы железного века представлены материалами гамаюнской и иткульской (преобладают) культур (Сериков, 2012а. С. 195–201).

Таким образом, топография культовых памятников железного века и их наполнение (тематические комплексы) служат обрамлением ритуалов, которые обеспечивали неразрывность культурных традиций. Некоторые материалы для понимания характера святилищ Среднего Зауралья можно получить в этнографии. Святилища ненцев по своему характеру специалисты делят на константные и окказиональные. Первый тип культовых объектов связан с процессом освоения пространства, эти памятники являлись своеобразными культовыми маркерами и топографическими знаками. Жертвоприношения на этих константных местах раскрывали устойчивость, стабильность и безопасность освоенного пространства. Окказиональные святилища были связаны с пороговыми ситуациями в жизни отдельного человека или группы людей. Такие культовые места являлись топографическими сигналами опасности и в этом качестве включались в символическую характеристику пространства (Теребихин, 1991. С. 132).

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Викторова В.Д. Клады на вершинах гор // Культовые памятники горно-

лесного Урала. Екатеринбург, 2004.

Готлиб А.И. Феномен сибирских «све» // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Вып. 3: Парадоксы археологии. Новосибирск, 2004.

Мищенко О.П. География, топография и хронология святилищ на вершинах гор Среднего Зауралья // Полевой симпозиум «Святилища и жертвенные места финно-угорского населения Евразии». Пермь, 1996.

Сериков Ю.Б. Пещерные святилища реки Чусовой. Нижний Тагил, 2009. Сериков Ю.Б. Древние святилища Шайтанского озера // Археология

Арктики. Мат-лы междунар. науч.-практ. конф., посвящ. 80-летию открытия памятника археологии «Древнее святилище Усть-Полуй». Доклады. Екатеринбург, 2012.

Сериков Ю.Б. Культовые камни Среднего Урала // Региональная история, локальная история, историческое краеведение в предметных полях современного исторического знания. Ижевск, 2012а.

Сериков Ю.Б., Серикова Л.В. Святилище на вершине горы Голый Камень (Нижний Тагил). Нижний Тагил, 2005.

Теребихин Н.М. Освоение арктического пространства как сакральный феномен // Проблемы историко-культурной среды Арктики. Тезисы Международного симпозиума. Сыктывкар, 1991.

Сериков Ю.Б., 2013

27

НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ОРГАНИЗАЦИИ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ ЮЖНОУРАЛЬСКИХ КОЧЕВНИКОВ В I ТЫС. ДО Н.Э.

А.Л. Банников

Вопросы, связанные с особенностями складывания общественной организации ранних кочевников евразийских степей уже давно является одним из актуальных в археологии. Региональные социополитические и климатические факторы обуславливали как различные аспекты складывания кочевых обществ, так и сами их формы. Если относительно европейских скифов большинство исследователей соглашается с тем, что они достигли уровня государственности (хотя существуют разногласия относительно ее форм), однако, что касается их азиатских «коллег», то здесь различия во мнениях наблюдаются до сих пор. В свое время для определения уровня социального развития кочевников Южного Урала было предложено понятие «стратифицированное общество» или же «вождество» (Железчиков, 1997. С. 51-53), т.е. стадия, непосредственно предшествующая уровню государственности. Еще К.Ф. Смирновым отмечалось, что савроматы Южного Приуралья смогли создать институт военных вождей, возглавлявших племенные объединения, а общественное развитие этих племен достигало уровня «в какой-то мере приближающегося к уровню общественного развития царских скифов эпохи Геродота» (Смирнов, 1964. С. 210, 214).

В то же время содержание понятия «вождество» может интерпретироваться по-разному и исходить из особенностей и условий формирования социальных структур кочевников в тех или иных регионах. Н.Н. Крадин предполагает, что вождество (наряду с ранним государством) может являться одной из форм кочевой империи (Крадин, 1989. С. 21). Однако кочевники Азии в раннем железном веке были еще далеки от создания империй. Тем не менее, уровень их социального развития был достаточно высок и античные авторы упоминают о наличии царей у саков и массагетов Средней Азии и у савроматов Поволжья и Приуралья, хотя в данном случае возможна терминологическая экстраполяция с государств Передней Азии и Восточного Средиземноморья. Таким образом, представляется весьма важным определить истинное значение термина «вождество» для азиатских кочевых обществ I тыс. до н.э. Предполагается, что социальная организация общества на этой стадии базируется на клановых или родо-племенных связях (Дженито, 1994. С. 14; Железчиков, 1997. С. 50; Данилов, 2005. С. 234). Господствующий род, который занимает свое положение по праву наследования, либо в результате военных предприятий, в свою очередь становится базой института вождества у кочевников. Чем больше иерархических уровней и, соответственно, сильнее власть вождя, тем сложнее сама система вождества, на определенном этапе своего развития приближающегося к раннему государству (Дженито, 1994. С. 15). Все же, кочевники редко способны достичь стадии стратифицированного общества, хотя и допускается, что кочевники Южного Урала все же вышли на этот уровень (Железчиков, 1997. С. 52-53). Очевидно, произошло это не сразу. В VI-V вв. до н.э. шло интенсивное формирование новой кочевой культуры в

28

южноуральских степях, сопровождавшееся активными процессами социальной дифференциации. Эти процессы, а также необходимость обороны, вызванная давлением саргатских племен с востока (Корякова, 1988. С. 164-165; Таиров, 1998.С. 90), обусловили появление конфедерации племен, носившей ярко выраженный военный характер. Богатые аристократические могильники в Урало-Илекском междуречье свидетельствуют, что именно здесь был центр конфедерации и именно урало-илекские роды возглавляли ее. Следует отметить, что данные обстоятельства являлись органической частью процессов, происходивших в степной Евразии в этот период (Марсадолов, 2005. С. 287288). Примечательно, что с возвышением военных вождей и их окружения, в обществе падает роль жречества. В отличие от предыдущего времени, в IV в. до н.э. исчезают центральные жреческие захоронения, а инвентарь подобных погребений становится сравнительно беден (Банников, 2011. С. 16). Это обстоятельство, наряду со стандартизацией вооружения, становится одним из признаков растущей военизации общества. Со 2-й половины IV-III вв. до н.э. начинается активная экспансия кочевников в западном (Волго-Донское междуречье и Северное Причерноморье) и в южном (Хорезм, Маргиана, степи Устюрта и Узбоя) направлениях. В процессе этой экспансии конфедерация кочевых племен трансформируется в иные политические образования и исчезает с исторической сцены.

Таким образом, вождество, как социальная система со сложной многоуровневой иерархией существовало в южноуральских степях в ограниченном промежутке времени конца V – IV вв. до н.э.

Созданное кочевниками Южного Урала объединение было непрочным и недолговечным. Причина здесь не только в дальних походах на чужие территории. В эпоху распада родовых отношений кровнородственные связи уже не могли, как раньше, служить цементирующим средством в обществе, они постепенно превращались в формальность, особенно на верхних иерархических уровнях. С другой стороны, система бюрократического подчинения, характерная для собственно государственного строя и существовавшая в некоторых кочевых империях средневековья, в этот период еще не сложилась. Кроме того, известно, что уровень социального развития кочевого общества во многом определяется его близостью к развитым оседло-земледельческим центрам. Кочевники же Южного Урала находились на периферии цивилизованной ойкумены и это не могло не сказаться на уровне их политического развития, который все же уступал уровню скифского общества или кочевников Южной Сибири и Средней Азии, оставивших такие памятники, как курганы Иссык, Аржан, Салбык и т.д. Тем не менее, стоит признать, что существование конфедерации кочевников Южного Урала было одной из ярких и значительных страниц в древней истории степной Евразии.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Банников А.Л. Социальная организация ранних кочевников Южного Урала

(I тыс. до н.э.). Уфа, 2011.

29

Данилов С.В. К вопросу о социальной организации кочевых обществ Центральной Азии // Социогенез в Северной Азии: Сборник научных трудов. Ч. 1. Иркутск, 2005.

Дженито Б. Археология и современные концепции социальной организации кочевников // Статистическая обработка погребальных памятников Азиатской Сарматии. Вып. I: Савроматская эпоха (VI-IV в.в. до н.э.). М., 1994.

Железчиков Б.Ф. Ранние кочевники Южного Приуралья и Нижнего Поволжья в VI-II в.в. до н.э. Научный доклад, представленный в качестве диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. М., 1997.

Корякова Л.Н. Ранний железный век Зауралья и Западной Сибири (саргатская культура). Свердловск, 1988.

Крадин Н.Н. Кочевая империя как социополитическая система//Проблемы археологии скифо-сибирского мира (социальная структура и общественные отношения): Тезисы докладов Всесоюзной археологической конференции. Ч. I. Кемерово, 1989.

Марсадолов Л.С. Социогенез народов Сибири в контексте общей евразийской истории I тыс. до н.э. // Социогенез в Северной Азии: Сборник научных трудов. Ч. 1. Иркутск, 2005.

Смирнов К.Ф. Савроматы. М., 1964.

Таиров А.Д. Генезис раннесарматской прохоровской культуры // Археологические памятники Оренбуржья. Вып.2. Оренбург, 1998.

Банников А.Л., 2013

КОЛЧАНЫ В МАЗУНИНСКИХ ПОГРЕБЕНИЯХ

А.А. Красноперов

Судя по относительному количеству, основным видом оружия прикамских племен эпохи железа были лук и стрелы. О типе раннего лука судить сложно, т.к. находки костяных накладок единичны и относятся уже к периоду раннего средневековья (Бирск, п.92) (Мажитов, 1968. С. 98. Табл. 27-17), а вот наборы стрел часты в погребениях и средне- (=пьяноборское), и позднесарматского (=мазунинское) времени. Имеются и данные о способе хранения/ношения комплектов стрел.

Одной из характерных находок среднесарматского времени в пьяноборских и кара-абызских могилах являются костяные накладки: плоские, чуть выпуклые, длинные пластины с закругленными или декоративно оформленными (в виде голов животных, рыб) концами и парой овальных отверстий в центральной части (Мажитов, 1959. Табл. III-19; Агеев, 1992. С. 48. Табл. 18-9, 10, 12, 14). Отверстия обычно имеют следы износа – характерную залощенность и стертость, являющуюся следствием наклонного подвешивания. В известных случаях находки этих костяных пластин сопряжены с наборами наконечников стрел*, и являются крепежной пластиной колчана. Но о форме

*Благодарю к.и.н. Д.Г.Бугрова за обращение моего внимания к этому обстоятельству

30