Имперская платформа

Штраус любил иллюстрировать свои идеи притчей о Гулливере в стране Лилипутии. Когда у лилипутов начался пожар, великан помочился на них, чтобы потушить его, а те выразили ему свое неуважение. Через сорок лет эта хрестоматийная история приобретет эзотерический смысл, когда американцы свергнут режим Саддама Хусейна в Ираке. Говорит Джон Ньюхаус: "Беда в том, что неоконы ведут Америку к определенным результатам, но не хотят брать за это ответственность. Они задумали свергнуть Саддама Хусейна, но не имели представления о том, что делать дальше. Я как-то пригласил на ланч одного выдающегося юриста. Он был адвокатом Картера и Клинтона. Это было за две недели до начала войны в Ираке. Вдруг в середине ланча он встал и направился к входу. Там стоял Ричард Перл. Они заговорили. Перл засмеялся. Мой друг вернулся, и я спросил: 'Почему Перл смеялся?' Он ответил: 'Я спросил его, что они собираются делать, когда выиграют эту войну'. Перл ответил: 'Не имею ни малейшего представления'".

- Господин Перл, будущие глобальные соперники иногда сближаются на определенное время. Так сблизились американцы и исламисты со всего мира в Афганистане и Пакистане в восьмидесятых. Сегодня мы видим сближение американцев с шиитами в Ираке. Но ведь это тактический союз - совсем скоро вы будете глобальными противниками.

- У неоконсерваторов есть разные точки зрения на этот счет. Одни утверждают, что мы сильно пожалеем о том, что выпустили на свободу столь мощные силы. Этого, конечно, нельзя исключать, но пока нет оснований утверждать, что это так. Моя личная точка зрения, хотя я не эксперт по шиитской доктрине, - в исламе нужно разделять религиозные и политические институты, которые не противоречат либеральным ценностям. Большое исключение, конечно, Иран. Но я думаю, что если бы иранцы могли голосовать, они бы уже завтра лишили всех своих мулл власти. Я не думаю, что в подъеме шиитского большинства в Ираке таится угроза для Америки.

- Каковы будут отношения Америки и Европы после того, как обнажились столь явные трансатлантические противоречия по Ираку?

- Америка была главным гарантом безопасности Европы, и европейцы чувствовали себя обязанными время от времени учитывать наши интересы. Я возглавлял натовский комитет в течение нескольких лет и считаю, что США не злоупотребляли своим особым положением. Наоборот, мы часто сдавали свои принципиальные позиции ради того, чтобы достичь консенсуса. С итальянцами, испанцами, немцами, скандинавами отношения подчас складывались аномально. Но в конце концов они умеряли свои амбиции ради того, чтобы не входить в противоречия с задачами американской политики. Безопасность была превыше всего. Все изменилось. Европейцы не чувствуют сегодня никаких угроз и не склонны учитывать наши интересы. Это аномалия. А в аномальных отношениях вы разрешаете противоречия, но делаете вид, что ничего фундаментально нездорового в этом факте нет. На самом же деле складывается очень нездоровая ситуация. Некоторых европейцев повели за собой французы. С верой в то, что единство Европы подразумевает чуть ли не враждебное отношение между США и Европой. Это сознательный диссонанс. Это как в холодную войну: тогда ведь искусственно культивировалось враждебное отношение. Сознательные усилия, направленные на подрыв американской программы, ее вытеснение, получат достойный отпор.

- У неоконсерваторов есть сегодня некий общий план действий? Как все-таки сразу определить, является ли человек неоконом?

- Если консерваторы менее склонны поддерживать те идеи, о которых написал в своей книге "The case for democracy" Натан Щаранский, то неоконсерваторы готовы подписаться в ней под каждым словом. Это одно из важнейших отличий. А в данный момент - самое важное. Вопрос в том, как далеко США должны зайти, распространяя демократию в другие страны. Многие консерваторы говорят, что это опасно, что это не наше дело, что риск слишком велик, что это дорого. Неоконсерваторы считают, что мы будем жить в более безопасном мире, если будут развиваться демократии. Потому что диктатуры начинают войны и создают внутренние условия для появления экстремистов. Мы почувствуем себя в большей безопасности, если те ценности, которые важны для нас, будут по-настоящему осмыслены и восприняты, - а для этого их нужно активно продвигать. Если вы хотите книгу, которая похожа на план действий, читайте Натана Щаранского. Сам президент очень много говорил об этой книге, он дарил ее своим друзьям, высокопоставленным чиновникам администрации, что само по себе необычно. Ирония в том, что источник вдохновения американского президента явлен в книге, которую написал выходец из бывшего СССР, советский диссидент. Щаранский сказал Бушу на приеме в Белом доме: "Президент, вы самый настоящий диссидент".

- Но вас обвинят в еврейском заговоре.

- Конечно. Но в течение всей истории малые народы спасались только благодаря могущественным друзьям. Евреев поливали грязью нацисты и коммунисты, несмотря на то что именно евреи внесли огромный вклад в политическую философию левых. История всем воздает по заслугам.

После Ирака первым тестом на способность неоконов оказывать влияние на мировую политику будет Иран. Сегодня они не готовы к новой войне и хотят объединить усилия с Германией, Великобританией и Францией, чтобы достичь соглашения с иранцами. Второй тест - смогут ли они решить северокорейскую проблему. Третий - начать и успешно завершить ближневосточный мирный процесс. Для одних это вопрос политического выживания, для других - вопрос жизнеспособности всего американского имперского проекта, для третьих - вопрос превращения "неоконсервативных убеждений" в стойкую политическую идеологию. Именно неоконы поставили Америку на зыбкую почву имперского доминирования, и именно внутренняя реакция на это доминирование может привести к некоей мутации, которая даст начало совершенно новому политическому проекту Америки. Главный вызов неоконам сегодня - не партизанская война в Ираке и не ядерные провокации режима Ким Чен Ира в Северной Корее. Внутри американского "имперского ядра" зреет сильная оппозиция всему имперскому проекту - либеральные и пацифистские движения, объединенные лозунгом "война не ответ" на вызовы эпохи. И нейтрализовать эту оппозицию, не подорвав "дух свободы" и демократические институты Америки, почти невозможно. Именно в разговоре "Эксперта" с восьмидесятилетней Джин Кирпатрик стало очевидно некое брожение в умах значительной части американцев, которым, в действительности, не по пути с неоконсерваторами.

- Госпожа посол, могут ли неоконсерваторы существенно реформировать консервативное движение?

- Не думаю. Может быть, вопрос стоит поставить иначе: изменили ли они классический консерватизм?

- Пусть так.

- Это вряд ли. Неоконсерваторы не смогут ничего изменить в консервативном движении, потому что у традиционного классического движения в США нет будущего. Классический консерватизм в своем нынешнем виде уже принадлежит прошлому.

- Но что появится на его месте?

- Вы задаете мне вопрос, на который у меня нет ответа.

- Я вижу в терминологии неоконов библейскую лексику: Бог, дьявол, добро, зло. Это не политика, это какая-то теология.

- Я с вами согласна. И вы не найдете этих слов в тех текстах, которые писала я.

- Но какие значения передают эти слова, когда мы имеем дело с террористической угрозой?

- Но вы видели их в том, что писала я?

- Нет, не видел. Ваши книги - это очень реалистический взгляд на то, чем должны заниматься политики.

- Я надеюсь.

- И вот потому я спрашиваю вас, как бывшего консерватора...

- Я все еще консерватор. Классический консерватизм мертв, но я говорила только о классическом движении.

- Но раз вы принадлежите неоконсервативному лагерю...

- Это вы решили, что я ему принадлежу.

- Так вы к нему не принадлежите?

- Я никогда не говорила, что я к нему принадлежу. Но я думаю, что в действительности я неоконсерватор. Я вам скажу то, чего я никогда не говорила журналистам. Не знаю, почему я говорю искренне с вами. Видно, вы хотите разобраться с этим феноменом. Я никогда не поддерживала войну в Ираке. Лично я - никогда. Я считаю, что Саддам - ужасный человек. И то, что он схвачен, сидит в тюрьме и его будут судить, - хорошо для всего мира. Особенно для иракцев. Но я никогда не считала, что туда стоит посылать войска.

- Вы каким-то образом скрывали эти свои взгляды?

- Я не разношу по свету все то, что волнует меня, что является моим личным мнением. Я всегда считала, что Америка не должна ввязываться в войну - за исключением тех случаев, когда другого выхода нет, для самозащиты. Я думаю, что начать войну в Афганистане и в Ираке было можно, потому что на нас напали. Это было дьявольское нападение. Но сказать, что я лично поддерживала агрессивную войну, нельзя. И в то же время я не против того, что произошло.

- Палеоконсерватор Бьюкенен заявляет, что слишком широкий имперский размах погубит империю. Неоконсерваторы понимают, что эта реальная угроза Америке?

- Я даже не знаю, кто такие эти неоконсерваторы. Я по-прежнему не знаю, как и тогда, двадцать лет назад, когда спросила Ирвинга Кристола. Либерал, которого реальность взяла за глотку... Это интересное замечание, но я не уверена до сих пор, что понимаю, кто они такие. Может быть, вы говорите о Доналде Рамсфелде, о Джордже Буше?

- Рамсфельд - да.

- Дик Чейни?

- Нет.

- Да, он очень классический консерватор. Он оказывает им поддержку.

- Но где проходит красная линия между консерваторами и неоконсерваторами?

- (После долгого молчания.) Я никогда не чувствовала, что я понимаю, где она проходит. Вы мне не поверите, но это факт. Я знаю о некоторых отличиях. Среди неоконсерваторов очень много евреев. Много неоконсерваторов или тех, кого считают таковыми, не евреи - Дик Чейни, Доналд Рамсфелд или я, например. В контексте иракской войны те, кого называют неоконсерваторами, были настроены исключительно враждебно по отношению к Саддаму Хусейну. Я всегда считала и считаю, что Америке не нужно воевать против тех, кто не воюет против нас и кто на нас не нападает. И это вы найдете во всех моих работах.

- Вы не неоконсерватор.

- Возможно, нет. Я никогда себя им не считала.

- Но вы и не являетесь оппонентом их идеям.

- Это потому, что они никогда не нападали на тех, кого я готова была горячо поддержать. Ричард Перл и я - мы оба организовали комитет в защиту Кувейта, когда Ирак напал на королевство. Мы полагали, что Кувейт будет разрушен, погибнет очень много людей.

- В интервью вы все время говорите: я лично не... Вы не считаете себя вправе говорить от лица партии или движения?

- Я не член движения или партии. Я даже не политик.

- Тогда кто же вы, госпожа посол?

- Я сторонник тех, кто поддерживает демократию. Я где-то посреди всех этих течений. И не многие об этом знают.

Как пояснял мне Николай Злобин, "Кирпатрик - один из родоначальников современной политологии. Многие фундаментальные вещи, в том числе систематизация политических режимов, разработаны ей. Мы живем во многом в тех политических конструкциях, которые созданы Кирпатрик. Она поменяла свою партийную принадлежность, последовав вслед за Рейганом. Здесь говорят: если ты молод и ты не демократ, то у тебя что-то не в порядке. Но если ты повзрослел, набрался опыта и по-прежнему еще демократ, то у тебя точно что-то не в порядке. Кирпатрик не столько уходящая натура, сколько человек, представляющий симбиоз традиционного консерватизма и неоконсерватизма. Но она отказывается от экстремистских форм неоконсерваторов. Это нечто срединное в американском истеблишменте. Это, по-видимому, не оформившийся американский мейнстрим".