Глава двадцать первая «Надежда умирает последней»

Ощущение пепелища…оно не исчезло у меня до сих пор, хотя прошло уже почти десятилетие. Коридоры, которые когда-то наполняла бурлящая жизнь, редакционные комнаты с загроможденными бумагами столами, шкафы и полки с папками и коробками пленок, – все это теперь перестало существовать. Идя по коридорам, уже не видишь ни кресел, ни столиков, за которыми рождались идеи, планы, передачи, а лишь натыкаешься на груды, сваленные у дверей, будто хлам, и сердце начинает щемить. Невольно тянешься к этой куче, достаешь оттуда первую попавшуюся скомканную страницу и не можешь вынести самой мысли о том, что все, что собиралось годами, исчезнет в никуда.

Но даже за несколько месяцев до этого, все не верилось почему-то, что нас, старейшую радиостанцию, созданную в 1924 году, единственную в течение семи с лишнем десятилетий жизни нашей страны, – закроют. Кое-кто из нас был осведомлен лучше, и уже старался найти для себя какие-то другие варианты. Поговаривали, что нашу кнопку, теперь третью, отдадут организующейся радиостанции под эгидой Ю. Лужкова. Но надежда умирает последней, и мы продолжали работать, выходя в прямой эфир. Не знаю, как другие отделы, но наш отдел в лице М. Журавлевой, З. Гармаш, Н. Невраевой, Н. Светликовой, Р. Щепанского и меня, можно сказать, работал в «военно-полевых условиях». То и дело в редакции отключались телефоны, из фонотеки практически было невозможно получить ни одной записи, мы приносили из дома свои пластинки, с трудом находили возможности переписать их или выискивали кое-что из своих старых запасов, хранящихся в шкафах или под столом. И так продолжалось до 6 августа. Вечером у меня был прямой эфир, теперь уже из Останкино, а утром я прочла в газете постановление о закрытии Радио-1, подписанное Ельциным.

В этот вечер в моей программе участвовал Виталий Вульф. И первая тема, которая открыла наш эфир, была тема закрытия. Виталий Яковлевич высказал все, что он думает по этому поводу, и я ему была благодарна за то, что он разделил с нами нашу боль от несправедливости и необдуманности такого решения. Несмотря на то, что в этот день судьба нашего радио и нас самих была решена, мы надеялись ещё продержаться в эфире.

Наступил ноябрь, последний месяц существования нашего радио. Я провела два прямых эфира, и оставался еще один. Наметила программу на 28 ноября, думая, что ещё смогу попрощаться со своими радиослушателями. Но этого не произошло.

Никогда не забуду последний вечер в Останкино 20 ноября. Ведущей «Вечеров» была Зинаида Гармаш, а я принимала телефонные звонки (в те месяцы некоторые из нас работали друг у друга на программе). Накануне стало известно, что наша радиостанция отключается, и третью кнопку трехпрограммника передают вновь образованному радио «Говорит Москва», несмотря на то, что еще продолжала существовать московская трансляционная сеть. Так что мы шли на передачу уже с определенным чувством неизбежности. Программа Зинаиды Сергеевны прошла на небывалом подъеме, как, наверное, спектакль, который играется в последний раз. Лишь в финале, когда она от всех нас прощалась с радиослушателями, немного дрогнул ее светлый голос, а те, кто в это время находился за стеклом в аппаратной, притихли, я же не могла сдержать слез. Ну а потом мы, как всегда, собрали свои бумаги и пленки, которые носили сюда в своих сумках, и вышли в одиннадцатом часу на улицу в уже темный ноябрьский вечер. Немного постояли у троллейбусной остановки и распрощались до завтра.

Завтра…какое оно будет у всех нас? Впрочем, речь не обо всех, кому-то, правда, на время, удалось еще продержаться: осталась совсем небольшая группа под руководством Дианы Иосифовны Берлин, успевшей договориться с Иосифом Кобзоном и остаться тогда в Доме звукозаписи как коммерческому радио. Долгие годы нашей совместной работы оказались для нее ничего не значащими, а ведь вместе мы съели не один пуд соли. Забыто было всё! Каждый выживал в одиночку. Теперь нет и этого коммерческого радио, и купленный Дианой Берлин час или два эфирного времени на Радио России, – это все, что у нее осталось. Да еще уцелевший «хвост» от Радио-1 в лице трех редакторов, которые фактически и работают на ее программу «Без политики» . Говорят, что недавно она нашла себе ещё новое поле деятельности.

Все разбрелись, как в море корабли. Кто-то ушел на телевидение, когда открылся новый канал «Культура», как, например, редактор литдрамы Любовь Перова или Андрей Пряхин, музыкальный редактор, а какое-то время и начальник отдела эстрады; кто-то устроился на Радио России, как Александр Хромченко, рассказывающий о музыкальных событиях и новостях, там же звучит «Встреча с песней» Виктора Татарского, а Наталья Невраева, Петр Райгородский и Роман Щепанский работали уже на «Говорит Москва». Позднее я узнала, что Мария Журавлева занимается организацией концертных вечеров в Государственном музее изобразительных искусств. Зинаида Гармаш с тех пор не работает, и когда мы встречаемся или созваниваемся, я понимаю, что наша общая боль еще не утихла, хотя ни один из нас не живет прошлым.