Makarenko_Ped_poema_full_text

—А как же! — сказал я. — Вот познакомьтесь — наши гости, харьковские студенты.

—Гости? От здорово! А как же вас зовут?

—Ксения Романовна Варская.

—Рахиль Семеновна Ландсберг.

Семен Карабанов приложил руку к щеке и озабоченно удивился:

—Ой, лышенько, на что же так длинно? Вы, значит, просто Оксана?

—Ну, все равно,— согласилась К. Варская.

—А вы — Рахиль, та й годи?

—Пусть,— прошептала Р. Ландсберг.

—Вот. Теперь можно вам и вечерять дать. Вы студенты?

—Äà.

—Ну так и сказали б, вы ж голодни, як той… як його? Як бы цэ був Вершнев с Задоровым, сказали бы: як собака. А то... ну, скажем, как кошенята.

—А мы и в самом деле голодны,— засмеялась Оксана. — У вас

èумыться можно?

—Идем. Мы вас сдадим девчатам: там что хотите, то и делайте. Так произошло наше первое знакомство. Каждый вечер они

приходили ко мне, но на самую короткую минутку. Во всяком случае, разговор об изучении личности не возобновлялся — Оксане и Рахили было некогда. Ребята втянули их в безбрежное мо ре колонийских дел, развлечений и конфликтов, познакомили с целой кучей настоящих проклятых вопросов. То и дело возника вшие в коллективе водовороты и маленькие водопадики обойти жи вому человеку было трудно,— не успеешь оглянуться, уже завертело тебя и потащило куда-то. Иногда, бывало, притащит прямо в мо й кабинет и выбросит на берег.

В один из вечеров притащило интересную группу: Оксана, Рахиль, Силантий и Братченко.

Оксана держала Силантия за рукав и хохотала:

—Идите, идите, чего упираетесь? Силантий действительно упирался.

—Он ведет разлагающую линию у вас в колонии, а вы и не видите.

—В чем дело, Силантий?

Силантий недовольно освободил рукав и погладил лысину:

— Да видишь, какое дело: сани, здесь это, оставили на дворе. Семен и вот они, здесь это, придумали: с горки, видишь, катать - ся. Антон, вот он самый здесь, вот пусть он сам скажет.

Антон сказал:

261

—Причепились и причепились: кататься! Ну Семену я сразу дал чересседельником, он и ушел, а эти никаких, тащат сани. Н у что с ними делать? Чересседельником — плакать будут. А Сила н- тий им сказал...

—Âîò-âîò! — возмущалась Оксана. — Пускай Силантий повторит, что он сказал.

—Да чего ж такого! Правду, здесь это, сказал, и никаких данных. Говорю, замуж тебе хочется, а ты будешь, здесь это, сани ломать. Видишь, какая история…

—Íå âñå, íå âñå...

—А чего ж еще? Все, как говорится.

—Он говорит Антону: ты ее запряги в сани да прокатись на Гончаровку, сразу тише станет. Говорил?

—Здесь это, и теперь скажу: здоровые бабы, а делать им нече- го, у нас лошадей не хватает, видишь, какая история.

—Ах! — крикнула Оксана. — Уходите, уходите отсюда! Марш! Силантий засмеялся и выбрался с Антоном из кабинета. Окса -

на повалилась на диван, где уже давно дремала Рахиль.

—Силантий — интересная личность,— сказал я. — Вот бы вы занялись ее изучением.

Оксана ринулась из кабинета, но в дверях остановилась и ск а- зала, передразнивая кого-то:

—Насквозь вижу: стеклянный!

И убежала, сразу за дверями попав в какую-то гущу колонистов; услышал я только, как зазвенел ее голос и унесся в прив ыч- ном для меня колонийском вихрике.

—Рахиль, идите спать.

—Что? Разве я хочу спать? А вы?

—Я ухожу.

—Ага, ну... конечно...

Она, по-детски, кулачком, протирая левый глаз, пожала мне руку и выбралась из кабинета, цепляясь плечом за край двер и.

4. Театр

То, что рассказано в предыдущей главе, составляло только о чень незначительную часть зимнего вечернего времени. Теперь даже немного стыдно в этом признаться, но почти все свободное в ремя мы приносили в жертву театру.

Колонисты очень редко бывали в городском театре, это очен ь дорого стоило и требовало от нас хотя бы минимальной пара дности в костюме. Несколько чаще посещали мы железнодорожный клуб,

262

в котором смотрели кинокартины, но и такое развлечение ок азывалось на поверку хлопотливым и трудным делом: нужно было пр ошагать около семи километров, возвращаться очень поздно, вс е-таки снова семь километров, а в шесть часов уже играли подъем.

Собственный театр возник у нас в старой колонии, но там не было отдельного помещения, нужно было для спектакля вынос ить свою столярную мастерскую и совершать каторжную работу п риспособления: на тех же столярных верстаках, пользуясь раз ными материалами, устраивать помост, прилаживать кое-как декор а- ции. А за декорациями не оставалось никакого пространства ни для уборных артистов, ни для закулисных передвижений, ни для с цени- ческих эффектов. Наконец, во всей столярной можно было пом естить не больше шестидесяти человек. Одним словом, это было в высшей степени жалкое начинание.

Во второй колонии мы завоевали настоящий театр. Трудно даже описать тот восторг, который охватил нас, когда мы пол у- чили в полное свое распоряжение мельничный сарай. Едва ли так торжествовали и радовались московские артисты, когда в свое время начинали спектакли в Большом театре. Но необхо димо признаться, что на театр мы смотрели как на развлечение , как на очень хорошее культурное дело для колонистов. Расс чи- тывали, что благодаря небольшой группе драмкружка, все ос - тальные колонисты приобщатся к культуре театра. Между тем оказалось, что в нашем театре можно было поместить до шестисот человек. Это значило, что мы можем обслужить нескольких сел. Значение драмкружка очень повышалось, повышались и требования к нему.

Правда, были в театре и некоторые неудобства. Калина Ивано - вич считал даже эти неудобства настолько вредными, что пр едлагал обратить театр в подкатный сарай:

—Если ты поставишь воз, то ему от холода ничего не будет, для него не нужно печку ставить. А для публики печки надо.

—Ну и поставим печки.

—Поможет, як бидному рукопожатия. Ты ж видав, что там потолка нету, а крыша железная прямо без всякой подкладки. Пе чки топить — значит нагривать царство небесное и херувимов и серахвимов, а вовсе не публику. И какие ты печки поставишь? Тут же нужно в крайнем разе чугунки ставить, так кто же тебе разре шить чугунки, это ж готовый пожар: начинай представления и тут ж е начинай поливать водой.

Но мы не согласились с Калиной Ивановичем, тем более что и Силантий говорил:

—Такая, видишь, история: бесплатно, здесь это, представле-

263

ние, да еще и пожар тут же без хлопот,— никто, здесь это, обижаться не будет.

Печи мы поставили чугунные и железные и топили их только во время представления. Нагреть театральный воздух они ни когда не были в состоянии, все тепло от них немедленно улетало вв ерх

èвылезало наружу через железную крышу. И поэтому, хотя сам ые печи накалялись всегда докрасна, публика предпочитала си деть в кожухах и пальто, беспокоясь только о том, чтобы случайно н е загорелся бок, обращенный к печке.

Èпожар в нашем театре был только один раз, да и то не от печки, а от лампы, упавшей на сцене. Была при этом и паника, но особого рода: публика осталась на местах, но колонисты все полезли на сцену в неподдельном восторге, и Карабанов на них кри- чал:

— Ну что вы за идиоты, чи вы огня не бачили, чи вы показылысь?

Колонистов столько налезло на сцену, что для бедного пожа ра не оставалось места, и тушить, собственно говоря, было нече го. Колонисты настолько были уверены в победе, что не позволи ли из публики ни одному человеку оставить место.

Сцену мы построили настоящую: просторную, высокую, со сложной системой кулис, с суфлерской будкой. За сценой ост а- лось большое свободное пространство, но мы не могли им вос - пользоваться. Чтобы организовать для играющих сносную те мпературу, мы отгородили от этого пространства небольшую ком натку, поставили в ней буржуйку и там гримировались и одевали сь, кое-как соблюдая очередь и разделение полов. На остальном закулисном пространстве и на самой сцене царил такой же мороз , как

èна открытом воздухе.

В зрительном зале стояло несколько десятков рядов дощаты х скамей, необозримое пространство театральных мест, невид анное культурное поле, на котором только сеять да жать.

Театральная наша деятельность во второй колонии разверн у- лась очень быстро и на протяжении трех зим, никогда ни на ми - нуту не понижая темпов и размаха, кипела в таких грандиозн ых размерах, что я сам сейчас с трудом верю тому, что пишу.

За зимний сезон мы ставили около сорока пьес, и в то же врем я мы никогда не гонялись за каким-либо клубным облегчением и ставили только самые серьезные большие пьесы в четыре-пят ь актов, повторяя обычно репертуар столичных театров. Это был о ни с чем не сравнимое нахальство, но, честное слово, это не было халтурой.

Уже с третьего спектакля наша театральная слава разнесла сь

264

далеко за пределы Гончаровки. К нам приходили селяне из Пи роговки, из Грабиловки, Бабичевки, Гонцов, Вацив, Сторожевого , с Воловьих, Чумацких, Озерских хуторов, приходили рабочие и з пригородных поселков, железнодорожники с вокзала и паров озного завода, а скоро начали приезжать и городские люди: учи теля, вообще наробразовцы, военные, совработники, кооператоры и снабженцы, просто молодые люди и девушки, знакомые колонистов и знакомые знакомых. В конце первой зимы, по субботам, с обеда вокруг театрального сарая располагался табор дальних пр иезжих. Усатые люди в серяках и шубах распрягали лошадей, накрыва ли их ряднами и попонами, гремели ведрами у колодца с журавле м, а в это время их спутницы с головами, закутанными до глаз, пот анцевавши возле саней, чтобы нагреть нахолодевшие за дорогу ноги, бежали в спальни к нашим девчатам, покачиваясь на высоких кованых каблучках, чтобы погреться и продолжить завязавшее ся недавно знакомство. Многие из них вытаскивали из-под соломы кошелки и узелки. Направляясь в далекую театральную экску р- сию, они брали с собой пищу: пироги, паляныци, перерезанные накрест квадраты сала, спиральные завитки колбасы и кендю хи83 .

Значительная часть этих запасов предназначалась для уго щения колонистов, и бывали иногда такие пиршественные дни, пока комсомольское бюро категорически не запретило принимать от приезжих зрителей какие бы то ни было подарки.

В субботу театральные печи растапливались с двух часов, ч тобы дать возможность приезжим погреться. Но чем ближе завязыв а- лись знакомства, тем больше проникали гости в помещения к олонии, и даже в столовой можно было видеть группу гостей, особ енно приятных и, так сказать, общих, которых дежурные находил и возможным пригласить к столу.

Для колонийской кассы спектакли доставались довольно тя жело. Костюмы, парики, всякие приспособления стоили нам рубл ей сорок—пятьдесят. Значит, в месяц это составляло около дву хсот рублей. Это был очень большой расход, но мы ни разу не потер я- ли гордости и не назначили ни одного гроша в виде платы за зрелище. Мы рассчитывали больше всего на молодежь, а селян с- кая молодежь, особенно девчата, никогда не имела карманны х денег.

Сначала вход в театр был свободным, но скоро наступило вре - мя, когда театральный зал потерял способность вместить вс ех желающих, и тогда были введены входные билеты, распределявш иеся заранее между комсомольскими ячейками, сельсоветами и специальными нашими полпредами на местах.

Неожиданно для себя мы встретились со страшной жадностью

265

селянства к театру. Из-за билетов происходили постоянные ссоры и недоразумения между отдельными селами. К нам приезжали возбужденные секретари и разговаривали довольно напори сто:

— А чего это нам передали на завтра только тридцать билетов? Заведующий театральными билетами Жорка Волков язвитель -

но мотает головой перед лицом секретаря:

—А того, что и это для вас много.

—Много? Вы здесь сидите, бюрократы, а знаете, что много?

—Мы здесь сидим и видим, как поповны ходят по нашим билетам.

—Поповны? Какие поповны?

—Ваши поповны, рыжие такие, мордатые.

Узнавши свою поповну, секретарь понижает тон, но не сдаетс я:

—Ну, хорошо, две поповны... Почему же уменьшили на двадцать билетов? Было пятьдесят, а теперь тридцать.

—Потеряли доверие,— зло отвечает Жорка. — Две поповны, а сколько попадей, лавочниц, куркулек — мы не считали. Вы там загниваете, а мы должны считать?

—А какой же сукин сын передал, вот интересно?

—Вот и сукины сыны… тоже не считаем. Вам и тридцать мно-

ãî.

Секретарь, как ошпаренный, спешит домой расследовать обна - руженное загнивание, но на его место прилетает новый прот естант:

—Товарищи, что вы делаете? У нас пятьдесят комсомольцев, а вы прислали пятнадцать штук.

—По данным шестого «П» сводного отряда в прошлый раз от вас приехало только пятнадцать трезвых комсомольцев, да и то из них четыре старых бабы, а остальные были пьяные.

—Ничего подобного, это тут наврали, что пьяные. Наши работают на спиртовом заводе, так от них действительно пахло...

—Проверяли: изо рта пахнет, нечего на завод сворачивать…

—Да я вам привезу, сами посмотрите, от них всегда пахнет, а вы придираетесь и выдумываете. Что это за загибы!

—Брось! Наши разберут всегда, где завод, а где пьяный.

—Ну, прибавь хоть пять билетов, как вам не стыдно!.. Вы тут разным городским барышням да знакомым раздаете, а комсомо льцы у вас на последнем месте...

Мы вдруг увидели, что театр — это не наше развлечение или забава, но наша обязанность, неизбежный общественный нало г, отказаться от уплаты которого было невозможно.

В комсомольском бюро задумались крепко. Драматический кр у- жок на своих плечах не мог вынести такую нагрузку. Невозмо жно

266

было представить, чтобы даже одна суббота прошла без спек такля, причем каждую неделю — премьера. Повторить постановку — э то значило бы спустить флаг, предложить нашим ближайшим сосе - дям, постоянным посетителям, испорченный вечер. В драмкру ж- ке начались всякие истории.

Даже Карабанов взмолился:

—Да что я? Нанялся, что ли? На той неделе жреца играл, на этой — генерала, а теперь говорят — играй партизана. Что же я — двужильный или как? Каждый вечер репетиция до двух часов, а в субботу и столы тягай, и декорации прибивай…

Коваль опирается руками на стол и кричит:

—Может, тебе диван поставить под грушей, та ты полежишь трохи84 ? Нужно!

—Нужно, так и организуй, чтобы все работали.

—И организуем.

—И организуй.

—Давай совет командиров!

На совете командиров бюро предложило: никаких драмкружков, всем работать — и все.

В совете всегда любили дело оформить приказом. Оформили так:

§ 5

На основании постановления совета командиров считать работу по постановке спектаклей такой работой, которая об я- зательна для каждого колониста, а потому для постановки спектакля «Приключения племени ничевоков» назначаются также сводные отряды…

Дальше следовало перечисление сводных отрядов, как будто дело касалось не высокого искусства, а полки бураков или окучи вания картофеля. Профанация искусства начиналась с того, что вм есто драмкружка появился шестой «А» сводный отряд под командо й Вершнева в составе двадцати восьми человек... на данный спе к- такль.

А сводный отряд — это значит: точный список и никаких опозданий, вечерний рапорт с указанием опоздавших и прочее, пр иказ командира, в ответ обычное «есть» с салютом рукой, а в случа е чего — отдуваться в совете командиров или на общем собран ии, как за нарушение колонийской дисциплины, в лучшем случае разговоры со мной и несколько нарядов вне очереди или домашн ий арест в выходной день.

267

Это была действительно реформа. Драмкружок ведь организа ция добровольная, здесь всегда есть склонность к некоторому и злишнему демократизму, к текучести состава, драмкружок всегда страдает борьбой вкусов и претензий. Это заметно в особенност и во время выбора пьесы и распределения ролей. И в нашем драмкр ужке иногда начинало выпирать личное начало.

Постановление бюро и совета командиров было принято коло - нийским обществом как дело, само собой понятное и не вызыв а- ющее сомнений. Театр в колонии — это такое же дело, как и сельское хозяйство, как и восстановление имения, как поря док и чистота в помещениях. Стало безразличным, с точки зрения и нтересов колонии, какое именно участие принимает тот или дру гой колонист в постановке,— он должен делать то, что от него тре буется.

Обыкновенно на воскресном совете командиров я докладыва л, какая идет пьеса в следующую субботу и какие колонисты же лательны в роли артистов. Все эти колонисты сразу зачисляли сь в шестой «А» сводный, из них назначался командир. Все осталь ные колонисты разбивались на театральные сводные отряды, нос ившие всегда номер шестой и действовавшие до конца одной по становки. Были такие сводные:

Шестой «А» — артисты. Шестой «П» — публика. Шестой «О» — одежда.

Шестой горячий — отопление. Шестой «Д» — декорация. Шестой «Р» — реквизит.

Шестой «С» — освещение и эффекты. Шестой «У» — уборка.

Шестой «Ш» — шумы («шухеры», по-нашему). Шестой «З» — занавес.

Если принять во внимание, что до поры до времени колонистов было всего восемьдесят человек, то для каждого станет ясным, что ни одного свободного колониста остаться не могло, а ес ли пьеса выбиралась с большим числом действующих лиц, то наш их сил просто не хватало. Составляя сводные отряды, совет ком андиров, разумеется, старался исходить из индивидуальных жела ний и наклонностей, но это не всегда удавалось; часто бывало и та к, что колонист заявлял:

— Почему меня назначили в шестой «А»? Я ни разу не играл. Ему отвечали:

268

— Что это за граковские разговоры? Всякому человеку приходится когда-нибудь играть первый раз.

В течение недели все эти сводные, и в особенности их командиры, в свободные часы метались по колонии и даже по городу , «как соленые зайцы». У нас не было моды принимать во внимание разные извинительные причины, и поэтому комсводам час то приходилось очень туго. Правда, в городе мы имели знакомст ва, и нашему делу многие сочувствовали. Поэтому, например, мы вс е- гда доставали хорошие костюмы для какой угодно пьесы, но е сли и не доставали, то шестые «О» сводные умели их делать для лю бой эпохи и в любом количестве из разных материалов и вещей, на ходящихся в колонии. При этом считалось, что не только вещи ко - лонии, но и вещи сотрудников находятся в полном распоряже нии наших театральных сводных. Например, шестой «Р» сводный в сегда был убежден, что реквизит потому так и называется, что о н реквизируется из квартир сотрудников. По мере развития на шего дела образовались в колонии и некоторые постоянные склад ы. Пьесы с выстрелами и вообще военные мы ставили часто, у нас образовался целый арсенал, а кроме того, набор военных кос тюмов, погонов и орденов. Постепенно из колонийского коллек тива выделялись и специалисты, не только актеры, но и другие: был и у нас замечательные пулеметчики, которые при помощи изобре тенных ими приспособлений выделывали самую настоящую пулем етную стрельбу, были артиллеристы, Ильи-пророки, у которых хо - рошо выходили гром и молния.

На разучивание пьесы полагалась одна неделя. Сначала мы п ы- тались делать, как у людей: переписывали роли и старались их выучить, но потом эту затею бросили: ни переписывать, ни учи ть было некогда, ведь у нас была еще обычная колонийская рабо та и школа,— в первую очередь все-таки нужно было учить уроки. Махнув рукой на всякие театральные условности, мы стали и г- рать под суфлера, и хорошо сделали. У колонистов выработал ось исключительное умение схватывать слова суфлера; мы даже п о- зволяли себе роскошь бороться с отсебятинами и вольностя ми на сцене. Но для того чтобы спектакль проходил гладко, мне при - шлось к своим обязанностям режиссера прибавить еще суфле рские функции, ибо от суфлера требовалось не только подават ь текст, но и вообще дирижировать сценой: поправлять мизансцены, у казывать ошибки, командовать стрельбой, поцелуями и смертям и.

Недостатка в актерах у нас не было. Среди колонистов нашло сь много способных людей. Главными деятелями сцены были: Пет р Иванович Горович, Карабанов, Ветковский, Буцай, Вершнев, За - доров, Маруся Левченко, Кудлатый, Коваль, Глейзер, Лапоть.

269

Мы старались выбирать пьесы с большим числом действующих лиц, так как многие колонисты хотели играть, и нам было выго д- но увеличить число умеющих держаться на сцене. Я придавал большое значение театру, так как благодаря ему сильно улучшал ся язык колонистов и вообще сильно расширялся горизонт. Но и ногда нам не хватало актеров, и в таком случае мы приглашали из со - трудников. Один раз даже Силантия выпустили на сцену. На ре - петициях он показал себя малоспособным актером, но так ка к ему нужно было сказать только одну фразу: «Поезд опаздывает н а три часа», то особенного риска не было. Действительность прев зошла наши ожидания.

Силантий вышел вовремя и в порядке, но сказал так:

—Поезд, здесь это, опаздывает на три часа, видишь, какая история.

Реплика произвела сильнейшее впечатление на публику, но э то еще не беда; еще более сильное впечатление она произвела н а толпу беженцев, ожидавших поезда на вокзале. Беженцы закр у- жили по сцене в полном изнеможении, никакого внимания не обращая на мои призывы из суфлерской будки, тем более что и я оказался человеком впечатлительным. Силантий с минуту на блюдал все это безобразие, потом рассердился:

—Вам говорят, олухи, как говорится! На три часа, здесь это, поезд опоздал... чего обрадовались?

Беженцы с восторгом прислушивались к речи Силантия и в панике бросились со сцены.

Я пришел в себя и зашептал:

—Убирайся к чертовой матери! Силантий, уходи к дьяволу!

Силантий наклонился ко мне:

—Да видишь, какая история?..

Я поставил книжку на ребро — знак закрыть занавес.

Трудно было доставать артисток. Из девочек кое-как могли и г- рать Левченко и Настя Ночевная, из персонала — только Лидо чка. Все эти женщины не были рождены для сцены, очень смущались , наотрез отказывались обниматься и целоваться, даже если э то до зарезу полагалось по пьесе. Обходиться же без любовных ро лей мы никак не могли. В поисках артисток мы перепробовали все х жен, сестер, тетей и других родственниц наших сотрудников и мельничных, упрашивали знакомых в городе и еле-еле сводил и концы с концами. Поэтому Оксана и Рахиль на другой же день п о приезде в колонию уже играли на репетиции, восхищая нас яр ко выраженной способностью целоваться без малейшего смуще ния,

а сами были до обалдения поражены нашим глубоко циничным отношением к заучиванию роли. Оксана протестовала:

270