1.6. Личность обитателей социальных приютов

Вопрос о личности всегда исключительно сложен, но никакие объяс­нения в гуманитарных науках невозможны, если ей не уделяется должно­го внимания. Это и понятно, поскольку только она является носителем индивидуальных причин поведения, в ней конкретизируются те общесо­циальные явления и процессы, которые обладают детерминирующим потенциалом. Применительно к предмету данного исследования необхо­димо сказать, что мы не сможем понять поведение обитателей учреж­дений социальной защиты и предложить меры, которые обеспечивали бы там должный порядок, если не будем знать, что представляет собой личность.

Среди основных причин, приведших человека в социальное учреж-

дение такого типа, 52,4 % называют социальную неустроенность; лич­ный конфликт в семье, в конечном итоге приведший сюда, выделили 14,3 % респондентов; такое же количество (14,3 %) обвиняет себя в злоупотреблении алкоголем и наркотиками, считая это фактором сво­его пребывания в доме-интернате, а остальные 14 % назвали главной причиной пребывания здесь плохое состояние здоровья.

Среди тех пожилых и старых людей, которые находятся в ноч­лежках, домах-интернатах и особенно в приемниках-распределите­лях органов внутренних дел, значительную долю составляют те, ко­торые ведут бродячий образ жизни. Поэтому необходимо остано­виться на особенностях личности и тем самым попытаться понять причины систематического бродяжничества этих людей. Бродяги-старики - это те, которые живут без крыши над головой уже не одно десятилетие и не представляют себе другого существования. Они напоминают первобытных странников, которые, еще не умея сами производить материальные блага, подобно животным питались тем, что посылала им природа, современные же бродяги - отходами об­щества.

В числе общесоциальных причин ведения бездомной жизни стари­ков можно назвать:

- отсутствие постоянного места жительства и работы. При этом понятно, что старики могут и не работать, но они не работали и ски­тались с места на место еще тогда, когда вполне могли работать, сейчас они продолжают давно начатое существование;

- постоянное пьянство и алкоголизм, наличие других необрати­мых психических болезней;

-разрыв социально-позитивных связей и отношений со своим бли­жайшим окружением и утрата семьи. Как мы уже показали выше, старики в социальных приютах не поддерживают в большинстве слу­чаев отношения даже со своими детьми;

- отсутствие помощи государства и общества или ее не­достаточность в отношении людей, находящихся в критической ситу­ации, в частности освобожденных в пожилом возрасте из мест лише­ния свободы;

- отсутствие эффективной социальной защиты инвалидов пожи­лых и престарелых, которые в силу бедности, одиночества, болезней, возраста, преступных в отношении них действий и т. д. оказались без крыши над головой и средств к существованию.

Однако опыт показывает, что социальная помощь и поддержка старикам-бродягам могут оказаться совсем неэффективны. Дело в том, что многие такие лица игнорируют оказываемую помощь и продолжа­ют бездомное существование, что не должно вызывать удивления, по­скольку такая жизнь привычна для них уже многие годы. Поэтому не­избежно возникает проблема выяснения причин столь злостного заня­тия бродяжничеством. Они носят субъективный характер. Эмпиричес­кие исследования свидетельствуют, что для всех таких лиц характерна постоянная смена места своего нахождения, бездомное существова­ние; как правило, они начиная с молодых лет нигде не работают и не живут на одном месте более или менее значительное время; смена места жительства и работы не носит характера мотивированного ухо­да. Изучение биографических данных этих лиц показывает, что пере­ход с места на место не связан для них с получением какой-то личной выгоды (например, с увеличением зарплаты, улучшением жилищных условий), скорее, наоборот, переход связан с потерей, обычно полной, жилья и зарплаты. Но наиболее характерен для злостных бродяг уход с работы без определенной цели и намерения устроиться на другое мес­то. Опросы показывают, что чаще всего они не осознают мотивов пе­ремены места своего проживания, хотя и приводят различные мотиви­ровки, которые почти всегда противоречат их же собственным выска­зываниям. Создается впечатление, что они и сами не верят в то, что приводят в качестве мотивов ухода с работы, и особенно не думают о том, насколько их объяснения убедительны.

Эти немотивированные смены работы и жительства имеют в ос­нове своей неосознаваемое стремление избежать идентификации в группе. Дело в том, что более или менее длительное участие в груп­пах, трудовых коллективах, в совместной деятельности необходимо связывает индивида с другими людьми в процессе этой деятельности и общения, через которые он обретает свою определенность, само­идентичность путем идентификации с другими лицами.

Поэтому основным мотивом, личностным смыслом смены дан­ными лицами места своего нахождения является неосознаваемое ими стремление к сохранению своей как субъективно-личностной, так и социальной дезидентифицированности. Такое неосознанное стремле­ние открывается только при специальном анализе, поскольку оно ко­ренится в глубинных структурах личности этих людей, их «я», их ин­дивидуального самосознания.

Структура самоопределения индивида, его «я», социальна по сво­ей природе и связана с характером его ранних, особенно внутрисе-мейных, отношений, а также со структурой семьи как первой соци­альной группы, членом которой неизбежно был каждый из таких ин-дивидов.

Исследования жизни конкретных бродяг позволили выявить не­которые существенные черты их ранней семейной ситуации, опреде­лившие особенности их личности и образа жизни. Именно эти особен­ности при сохранении в дальнейшем неблагоприятных условий жизни и воспитания, выступают причиной стремления к социальной дез-идентификации, что выражается в бездомном паразитическом суще­ствовании.

В чем же состоят особенности ранней семейной ситуации лиц, став­ших впоследствии злостными бродягами? Известно, что семья как особая социальная группа психологически характеризуется взаимо­связью между ее членами, а именно наличием взаимных идентифи­каций, которые порождают интересы и ценности семьи. По психоло­гической структуре внутрисемейные идентификации носят характер взаимных эмпатий, т. е. способности каждого члена семьи принимать на себя роль других ее членов. На этом основывается одна из глав­ных функций семьи - формирование у ее членов способности подчи­нять свои интересы интересам других ее членов. Если хотя бы одна из таких характеристик отсутствует, то семья как психологическая структура распадается.

Важнейшей функцией семьи, которую она выполняет в отношении детей, является способность включить их в структуру внутрисемей-ных отношений, т. е. сформировать такое отношение к детям, чтобы они заняли определенное место и имели конкретные функции в семье. В указанном случае ребенок формирует структуру «я», самоидентич­ность как результат усвоения своей роли в семье, в конечном счете -отношений к нему со стороны родителей. В итоге характер самоиден­тичности личности формируется как усвоение характера его внутрисе-мейной идентичности.

Семья, включая детей в свою структуру, обеспечивая их первичную социализацию, тем самым «через себя» приобщает их к структуре об­щества. Другими словами, вхождение в общество происходит через се­мью как его первичную ячейку. Если семья не обеспечивает этого, ребе­нок отчуждается от нее, чем закладывается фундамент его весьма ве­

роятного отчуждения в будущем и от общества. Таким образом, дефек­ты первичной социализации, если не будут обеспечены иные условия жизни и воспитания, а во многих случаях и специальные воспитательно-профи­лактические мероприятия, могут явиться причиной антиобщественного, паразитического образа жизни уже взрослого человека.

В большинстве случаев дети, ставшие впоследствии злостными бро­дягами, такой внутрисемейной идентичности не имели, т. е. не имели определенного положения (роли и значения) в своей семье. Это обус­ловлено как структурой самой семьи, так и индивидуально-психоло­гическими и нравственными особенностями родителей, их образом жизни и поведением. Почти все из изученных злостных бродяг воспи­тывались в семьях, где их «членство» было сугубо формальным. Ро­дители или вообще не выполняли своих обязанностей по отношению к детям, или очень мало уделяли этому внимания, часто сами вели анти­общественный образ жизни, пьянствовали, совершали правонаруше­ния. Контроль со стороны родителей, равно как и их психологическая, эмоциональная близость к детям, там фактически отсутствовали. Дети в таких семьях не адаптировались, что предопределило психологи­ческую невозможность их дальнейшего вхождения в трудовые кол­лективы и сохранения собственных семей, бессознательную потреб­ность избежания любого контроля. Иными словами, такое положение предопределяет невозможность (без принятия специальных мер) нор­мально трудиться, выполнять семейные и иные гражданские обязан­ности.

Результаты интервью с обследованными убеждают в том, что они не осознают действительных причин и мотивов своего дезадаптивно-го образа жизни. Все они давали противоречивые и не подтверждав­шиеся дальнейшими поступками, а потому совершенно неубедитель­ные объяснения своему бродячему образу жизни. Характерно, что большинство из них видит причины такого существования не в своих потребностях и стремлениях, а только в объективных обстоятельствах, неправильных действиях должностных лиц или неоказании им помо­щи, хотя имеющиеся материалы часто свидетельствуют об обрат­ном. Таким образом, есть веские основания полагать, что поведение злостных бродяг, представляющее собой отчуждение от нормальных связей и отношений, невключенность в трудовые, семейные, дружес­кие и иные малые социальные группы, есть следствие их отчуждения от семьи в детстве.

Среди фактов ранней семейной ситуации злостных бродяг внима­ние привлекают неполные семьи, в которых отсутствует один из ро­дителей, чаще всего - отец. Отсутствие отца может быть: полное, с момента рождения ребенка; неполное, с более позднего возраста (с четырех-пяти лет); эпизодическое и др. Для всех перечисленных ва­риантов характерно то, что отсутствие отца фактически лишает ре­бенка возможности мужской идентификации. Однако важно не само по себе отсутствие отца, а последствия, которые имеет данный факт для структуры семьи. Например, бывает так: при отсутствии отца мать отдает своего ребенка под присмотр соседей, родственников и т. д. Такой присмотр обычно носит формальный характер, ребенок не имеет определенной функции в этой (второй) семье, как не имеет ее и в родной семье. Мать обычно слабо контролирует поведение своего ребенка, часто ведет аморальный образ жизни, что проявляется в пьянстве и сексуальной распущенности.

Иногда будущие бродяги воспитываются в полных семьях, но и в подобных семьях при специальном анализе обнаруживается весьма специфичное положение ребенка. Так, в одной полной и материально благополучной семье отец не был уверен в том, что ребенок - его. Это вызвало ожесточение отца к сыну, которого он фактически отри­цал. Соответствующим было его отношение и к матери ребенка. Весь­ма характерно, что период начала бродяжничества у рассматривае­мого лица совпадает с периодом смерти матери (отец умер раньше). До своей смерти мать оставалась единственным человеком, с кото­рым он сохранял эмоциональную идентификацию, поддерживавшую определенность его существования (он несколько лет работал на од­ном месте и жил в своей квартире). Однако после смерти матери сложившиеся психологические устои жизни этого человека сразу раз­рушились, и он стал бродяжничать.

Существуют семьи, где ребенок с раннего детства лишается обо­их родителей: либо они оставляют его своим родственникам, либо помещают в детские дома. Помещение ребенка в детский дом есть одна из форм отвергания его. Родители могут различным образом мотивировать такое свое решение. Но их фактические действия свиде­тельствуют об отказе от своего ребенка; они не ищут способа вклю­чить его в свою семью, а просто физически выводят его из ее состава. Весьма характерно для таких детей то, что позже, уже прочно вклю­чившись в бродячий образ жизни, они не испытывают желания вер­

нуться домой к родителям; они могут находиться даже рядом сдомом, но не войти в него. То, что многие старики-бродяги не желали видеть своих детей, даже если бы последние могли помочь им, свидетель­ствует об упорном сопротивлении создать хоть какое-то подобие, пусть и весьма отдаленное, семьи и семейных отношений.

Таким образом, у злостных бродяг наблюдается: 1) отсутствие сознания своей социальной идентичности; 2) отсутствие потребности в субъективно-личностной идентичности; 3) ранняя ситуация внутри-семейной дезидентификации как этиологическая основа указанных выше особенностей; 4) стремление к преодолению своей социально-групповой принадлежности и ситуаций социальной идентичности как ведущий неосознаваемый мотив поведения злостного бродяги³¹.

Проживающие в социальных учреждениях старики в основном жалуются на скудное питание, на пьянство и драки соседей по комна­те, на неважные бытовые условия. Но стоит заметить, что тех, кто жалуется, - меньшинство. В основном нашим респондентам прису­ща позиция примирения с данными условиями, конформизма, у мно­гих произошла полная адаптация к существующим обстоятельствам. Один из 70-летних, бывший осужденный, с удовлетворением заметил:

«Мы живем хорошо, в тепле, под присмотром, кормят нас тут. Вот посмотрю, что в мире и в стране делается, -так спокойнее, чем здесь, и места нет. Ехал на днях в городском автобусе, так послушал и пожа­лел бабулек -плачутся друг дружке, что сил нет в магазин сходить и постирать надо, и столько денег за квартиру и коммунальные услуги заплатить... Нет, здесь, несомненно, лучше, спокойнее».

Показательно, что каждый пятый человек, опрошенный нами, на­строен оптимистически и ждет в будущем перемен к лучшему, однако безразличны к будущему примерно 67 % и только около 8 % представля­ют свои перспективы в самом мрачном свете, ожидая от завтрашне­го дня только плохого.

Состояние своего здоровья большая часть пожилых людей оцени­вает как нормальное, несмотря на наличие у многих инвалидности (в основном - 2, редко -1 и 3 группы). Около 7-8 % респондентов дей­ствительно являются людьми здоровыми для своего возраста и не страдают никакими серьезными заболеваниями. Вместе с тем при обсуждении вопросов, связанных со здоровьем пожилого человека, наблюдалось явное противоречие: собственная оценка его состояния самим пенсионером в большинстве случаев была значительно выше,

нежели вытекающая из официального заключения наблюдающего его врача. Нам представляется, что в этой коллизии присутствует эле­мент некой бравады, обусловленной тем, что людям преклонного возра­ста для посторонних (за исключением, возможно, врачей) хочется ка­заться здоровей и моложе, чем есть на самом деле. Между тем боль­шинство отмечают наличие сердечно-сосудистых заболеваний, мно­гие ранее перенесли инфаркты и инсульты.

Следует особо выделить категорию тех стариков, которые страда­ют алкоголизмом. Большинство из них обладают признаками алкоголь­ной энцефалопатии - органического поражения головного мозга, харак­теризующегося дистрофическими изменениями и стойкими, необрати­мыми психическими нарушениями. Их характеризует пассивность, вя­лость, безразличие к окружающему миру, а заинтересованность в раз­говоре появляется только тогда, когда речь идет о выпивке (стоимость и качество водки в соседнем магазине и т. п.). Трудно судить о возраст­ных изменениях личности таких больных, поскольку сами они не могут с достаточной точностью определить тот период, когда развилось при­страстие к алкоголю. Вместе с тем, с достаточной долей уверенности можно судить о начале заболевания алкоголизмом у наших респонден­тов не в молодости, а в более зрелом возрасте (об этом свидетельству­ет наличие большого трудового стажа, семьи).

Сложна и довольно противоречива нравственно-психологическая характеристика личности тех, кто в пенсионном возрасте оказался в социальном приюте. Главное, что мы хотели бы узнать у данной категории лиц, -это их личное отношение к прожитой жизни, те чув­ства, которые испытывает человек на «последней дистанции» как к радостям, так и к бедам, пережитым в прошлом. Меняется ли оцен­ка содеянного в жизни с годами, хотелось ли исправить допущенные ошибки и промахи, если была бы такая возможность? Наконец, со­храняется ли чувство стыда, боли, неловкости перед теми людьми и обществом в целом, которые пострадали от их аморальных и кри­минальных деяний?

Ответы на эти вопросы неожиданно оказались самыми разными. Например, большинство (приблизительно 75 %) хотели бы прожить жизнь сначала, если бы такая возможность им представилась. Одна­ко оказалось, что цели при этом вынашивались порой противополож­ные. Можно условно разделить всех желающих прожить свою жизнь снова натри группы:

- прожить заново свою жизнь, чтобы исправить совершенные ошибки (избежать неудачной женитьбы, не совершать преступлений, не пьянствовать и т. д.);

- прожить жизнь снова и снова повторить ее в точности такой, какой она была прожита (в том числе и совершить все преступления);

- просто прожить еще столько же, пусть и с рождения, лишь бы только жить.

Тех, кто хотел бы исправить совершенные ошибки, оказалось меньше, нежели желающих повторить все заново. Отсутствие раскаяния и, более того, желание вновь совершить все ранее со­вершенные преступления свидетельствуют о том, что даже в пре­клонном возрасте не исчезает устойчивая криминальная направ­ленность личности. По-видимому, ни физическая немощь, ни пси­хологические особенности старости однозначно не коррелиру­ют с ярким стереотипом того варианта ценностных отношений, который был ведущим в молодые и зрелые годы. Более того, нам показалось, что даже чувство близкой смерти придает ста­рым людям еще большую, чем в молодости, решимость придер­живаться прежних жизненных стандартов и смыслов и независи­мость от общественного мнения в совершении тех поступков, которые они считают нужными и посильными для себя.

Из тех, кто не хотел бы получить в подарок еще одну свою жизнь, довольно отчетливо выделяются оптимисты и пессимисты. Первые полностью удовлетворены своей судьбой и всем, что заполнило ее содержание, и именно этим объясняют свой отказ изменить свою жизнь и взгляды. Ванин, 68 лет, заявил: «В моей жизни все очень ценное для меня, и даже дурное, имело огромное значение. Все ошиб­ки приносили мне мудрость. Прожить все сначала - не хочу. С ны­нешним умом это невозможно, а с младенческим ведь и снова мож­но натворить дел, еще худших...» При этом он почти полностью вы­учил стихотворение Ф.И. Тютчева (любимый поэт), которое с пафо­сом прочитал:

Бесследно все - и так легко не быть!

При мне иль без меня - что нужды в том?

Все будет то ж - и вьюга так же выть,

И тот же мрак, и та же степь кругом.

Дни сочтены, утрат не перечесть,

Живая жизнь давно уж позади,

Передового нет, и я, как есть,

Нароковой стою очереди...

Представители второй категории, отличающиеся пессимистическим настроем и отказывающиеся «жить вновь», утверждают, что устали от жизни как таковой и хотели бы побыстрее дожить и эту, подходящую к окончанию. Вообще, ощущение так называемой жизненной усталости отмечали примерно 10 % наших собеседников. Причем далеко не все из них жалуются на неудавшуюся судьбу и невезение. Вот что говорит об этом Игнатов, 74 года: «Я устал от жизни, просто устал и все. Устал каждое утро просыпаться и думать, что вот сейчас встану и пойду в умывалку, что Савчук, сосед по койке, снова ночью орал матом, что опять будет манная каша на завтрак. Устал что-то делать, шевелить­ся. Но это не только физическая усталость. Я устал и душой. Но я не жалуюсь на жизнь, она была очень бурная, и все в ней было: и любовь, и кровь, и праздники, и горе... Вот слушаю стариков по палате, и скучно -все, что они говорят и обсуждают, я знаю, и все это у меня уже было...»

Вообще усталость от жизни у старых людей - явление не новое. О нем можно прочесть в документальных и художественно-литературных источниках, услышать в обычной жизни, из разговора стариков на ули­це, лестничной площадке. В небольшом рассказе «Доказал» митро­полита Вениамина (Федченкова) приводится такой диалог:

Догоняю старушку.

-Здравствуй, бабушка!

-Здравствуй, батюшка!

- Сколько тебе лет?

-Да уж 74.

-Хорошо-о.

-Да я ужи Бога просила-умереть, а Он смерти не дает...³². Таким образом, и долгожительство зачастую расценивается как тягота, а не подарок судьбы. Устав от земных проблем и болезней, старый человек просил смерти, которую ждал как избавление от за­тянувшейся и утомившей его жизни.

Нам показалось очень интересным следующее обстоятельство, с той или иной периодичностью встречающееся в рассказах наших ста­риков. Человеку преклонного возраста свойственно помнить и очень высоко оценивать свою личную душевную боль, затронувшую в мо­лодости сферу тонких чувств. Например, и в старости помнится ос­корбление, причиненное в далекой молодости (например, как началь­

ник ударил по щеке), унижение личности, которое человек испытал еще в детском доме (обидела воспитательница), несправедливое ре­шение должностного лица либо органа (квартиру, положенную по оче­реди, дали другому) и т. п. Савинов, 70 лет, убивший трех человек в течение своей жизни, сказал, что самой большой трагедией его жизни была измена жены в молодости, «из-за чего и стал убивать...». Для Анисимова, 72 года, самой большой бедой в жизни была смерть отца, который умер через месяц после возвращения с фронта. Некоторые считают своими самыми большими бедами «смерть мамы в дет­стве, после чего пошел воровать», «с трех лет воспитывался в детдо­ме», «голод и холод», «десять лет ссылки на Колыме»...

Удивительно, что несмотря на тяжелые судьбы каждый третий (33 %) считает себя счастливым. Характерно, что у тех, кто не отнес себя к «счастливчикам», биография, как правило, менее насыщена различ­ными событиями -как хорошими, так и дурными. В основном, счаст­ливыми себя ощущают старые люди, имеющие более или менее посто­янное место жительства, довольно большой в сравнении с другими стаж работы, взрослых детей, с которыми не связаны сейчас никакими от­ношениями. Примечательно, что наличие судимостей и больших сро­ков лишения свободы отразилось при оценке своего счастья не в худ­шую, а в лучшую сторону для их обладателей: фактически все нео­днократно судимые отнесли себя к категории счастливых.

Следует подчеркнуть еще одну очень важную особенность: психо­логические проблемы все-таки волнуют старых людей гораздо боль­ше, чем материальные. Конечно, были среди обитателей дома пре­старелых и такие, которые говорили: «Что бы нам хотелось? Очень малого, вот покушать бы получше, а больше ничего и не надо». Меж­ду тем, как сказал один из пенсионеров, выразив мнение многих, -главная душевная печаль и проблема старшего поколения состоит в том, что «молодое поколение уходит в никуда, не учится ничему хоро­шему, все разрушается, и от этого больно...» Это, впрочем, типичное для всех времен отношение старых к молодым, в котором можно об­наружить и сожаление о том, что жизнь уже позади, и зависть к моло­дым, которые виноваты уже тем, что они молоды.

Старые люди с горечью указывают на громадное социальное раз­деление людей в стране, когда одни жируют, а другие нищенствуют. При этом почему-то мало тех, кто выражал ностальгию по советско­му строю и социалистическому образу жизни, жалел прошлое с точки

зрения его якобы правильности и счастливости для человека. Это обстоятельство явно расходилось с бытующим в общественном мне­нии представлением о том, что старое поколение, прожившее боль­шую часть своей жизни в условиях «строительства коммунизма», целиком и полностью поддерживает старые порядки.

Вместе с иными отрицательными чертами нового времени старые люди отмечали низкий статус пожилого человека в российском об­ществе, отсутствие должного уважения и внимания к нему, хотя при этом очень редко высказывали свои личные просьбы, а если они и были, то весьма непритязательные (например, многие просили помочь устроиться на несложную работу, восстановить трудовой стаж и т. п.). Мы попросили наших респондентов назвать те проблемы стариков, которые необходимо решать в первую очередь - и на уровне государ­ственной политики, и на местах. Среди ответов выделим основные:

увеличение пенсий - 23,8 %, улучшение медицинской помощи - 4 %, жилищных условий-19%, морально-психологические-10,3%. Про­анализировав материалы исследований, нам удалось выделить основ­ные причины, в силу которых большинство старых людей оказывают­ся в социальных учреждениях соответствующего типа.

Во-первых, это утрата жилья и (или) права на него. Вариантов от­сутствия у старого человека жилья может быть не так уж много, и почти все факторы, приведшие к бездомному существованию, могут быть разделены на объективные и субъективные. При этом те и дру­гие устанавливались нами со слов опрашиваемых и по тем материа­лам, которые имелись в данном социальном учреждении. К объектив­ным причинам относятся пожар, в результате которого сгорел дом или квартира, иные экстремальные ситуации (наводнение, обвал и т. п.), приведшие к разрушению жилого помещения, где проживал человек.

Субъективные обстоятельства зачастую были связаны с неосто­рожными действиями самого хозяина жилья либо его родственников (иных заинтересованных лиц), «благодаря» которым жилье переходи­ло в собственность другого хозяина. Например, есть категория без­домных стариков, часть из которых в силу заболевания алкоголизмом продали свое приватизированное жилье для получения крупной сум­мы денег, необходимой для покупки спиртного. Такие пожилые лица зачастую находятся «на примете» у местных квартирных мошенни­ков, которые систематически навещают и спаивают их, подстрекая к продаже квартиры. В результате находящийся в полной зависимости

от алкоголя и своих «благодетелей», поставляющих его, человек со­глашается на любые их условия и в конечном итоге оказывается на улице, продав за бесценок или подарив квартиру.

Случаются и иные обстоятельства, приводящие к бездомному суще­ствованию. Квартира или дом оформляется пенсионером на кого-то из родственников или детей, который бессовестным образом выкидывает бывшего хозяина на улицу. В одном случае дедушка продал свой дом, чтобы выручить деньгами обанкротившуюся внучку-предпринимателя. Знакомый, решивший тоже «погреть руки» на этой сделке, нашел покупа­тели и заверил деда: «Продавай дом, а жить будешь у нас...» В результа­те старый человек остался и без жилья, и без внучкиной благодарности. Кстати,в жизни подобные случаи, когда старьш человек жертвует своим жильем ради детей, встречаются не так уж редко.

Но все же самой распространенной ситуацией является утрата и самого жилья, и права на него при отбывании лишения свободы. Часто возвращающиеся на место прежнего проживания из исправительного учреждения обнаруживают в своих квартирах давно живущих там но­вых жильцов, порой и не подозревающих о том, что фактически у дан­ного жилья есть еще один хозяин, за которым по закону сохраняется жилая площадь. Как выяснилось, механизм утраты осужденным к ли­шению свободы своего жилья (за исключением находящегося в соб­ственности) довольно прост. По истечении определенного времени жи-лищно-коммунальная контора уведомляет отсутствующего хозяина о том, что возрастает его задолженность за коммунальные услуги. За­тем, обращаясь в суд, добивается его выселения, что сделать, как ока­зывается, несложно. Конституционный суд в свое время признал высе­ление осужденных к лишению свободы незаконным, но во исполнение этого предписания не был урегулирован вопрос с оплатой коммуналь­ных платежей завремя отсутствия осужденного (они могли бы, напри­мер, накапливаться и затем выплачиваться им по освобождению или перечисляться на счет ЖКУ при отбывании наказания). Таким обра­зом, правоприменительная практика в данном случае, игнорируя зако­нодательное предписание, диктует свои условия и оставляет осужден­ного к лишению свободы без жилья.

Интересно, что лишь единицы наших респондентов имели свое жи­лье и сами попросили направить их в дом-интернат по причинам физи­ческой немощи и неспособности справляться с бытовыми трудностя­ми. Как правило, все они проживали в сельской местности, деревянных

домах, которые было необходимо отапливать и носить издалека воду. Некоторые из «добровольцев» пожалели о своем шаге и хотели бы вер­нуться. В своих представлениях они несколько идеализировали учреж­дения данного типа.

Конечно, речь идет далеко не о самых лучших представителях старшего поколения, и контингент, среди которого проводились иссле­дования, был представлен в основном людьми с несложившейся (в нормальном социальном смысле) судьбой. Но некоторые выявлен­ные у них черты объединили эту группу с остальными, вполне благо­получными пенсионерами, проживающими в своих семьях или само­стоятельно, но достойно. Оказалось, что российским старикам свой­ственны чувства гордости, патриотизма. Лишь 10 % из них согласились бы уехать в чужую страну доживать свой век в комфортабельном ин­тернате для старых людей, если бы такая возможность предоставилась. Характерно, что данное предложение - вопрос даже обитателями ноч­лежки встречалось с некоторым испугом («а вдруг насильно отправят?») или же с искренним возмущением. Так, 67-летний Крымов, инвалид 2 груп­пы, у которого ампутированы обе ноги, заявил: «Чтобы я поехал на ста­рости лет к иностранцам? Да ни за что!»

В целом российские старики из социальных приютов крайне непри­тязательны и в основном с надеждой смотрят в будущее. Хотя часто говорят и постоянно помнят о смерти, каждый надеется ее отложить. Нам показалось, что большинство из них мало думают о себе и сво­ем благополучии, но переживают за судьбы своих детей и родины -большой и малой. В прошлом привлекавшиеся к уголовной ответствен­ности, почти все они не представляют сегодня общественной опасно­сти, но некоторые несмотря на преклонный возраст, сохраняют кри­минальную направленность и сейчас.

Несомненно, что ни пожилой возраст, ни похожие судьбы не стерли индивидуальные личностные различия: бодрость духа у одного сосед­ствует с крайним пессимизмом другого, требования установить соци­альное равноправие со стороны старого и верного коммуниста вступают в явное противоречие с проклятием советской власти другим, для кото­рого колымская каторга стала главной трагедией жизни. Почти каждый из них (пожалуй, за исключением деградированных алкоголиков) - по-своему яркая личность, которая «впитала» на протяжении долгих лет жиз­ни множество не столько типичных, сколько особенных черт, отличаю­щих ее от других, наделяющих своеобразием и специфичностью.

1. Письма Валаамского старца схиигумена Иоанна. М., 2002. С. 12.

2. См.: БочаровВ.В. Антропология возраста. Научное исследование.СПб., 2001. С. 17.

3. См.: ЯкобсонП. М. Психологические компоненты и критерии становления зрелой личности. Психология личности в трудах отечественных психологов. СПб., 200 I.C.I 89.

4. См.: Здоровье пожилых: Докладкомитетаэкспертов ВОЗ. Женева, 1992. С. 7,13,16.

5. См.: Алферова Т.О., КиселевА.Г., ПотехинаО.А. Реабилитация недееспособных за рубежом: Обзор литературы // Мед. рефер. жур. геронтологии. 1990. № 9. С. 11.

6. См. '.Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Л., 1968. С. 129.

7. Конфликтология. СПб., 1999. С. 83.

8. См:.ЛибинА.В. Дифференциальная психология. М., 2000. С. 258.

9. Письма Валаамского старца схиигумена Иоанна. С. 150.

10. См.: Михневич Н. Н. Заболеваемость и удовлетворение потребности лиц пенсион­ного возраста в медико-социальной помощи. М., 1995. С. 9.

11. См.:Стюарт-Гамильтон Я. Психология старения. СПб.,2002. С. 148-149.

12. См.: Курцмен Д., Гордон Ф. Да сгинет смерть / Под ред. Б.Ф. Ванюшина. М., 1987. С. 10-11.

13. Шопенгауэр А. Избранные произведения. М., 1992. С. 84.

14. Wilson М. Religion and Transformation of Society. Cambridge. 1971.

15. Стюарт-Гамильтон Я. Указ. соч. С. 151.

16. Бочаров В.В. Антропология возраста. СПб., 2001. С. 10.

17. Шестаков Д.А. Семейная криминология. СПб., 1996. С. 80.

18. Фрейд 3. Лекции по введению в психоанализ. М., 1994. Т. 1.С. 195.

19. Estes С. L.. Swan J. Н. et cet. The Long Term Care Crisis. Elder Trapped in the No-Care Zone. Newbury Park, Ca.: SAGE Publ., Inc., 1993. P. 65.

20. См.: Тавокин Е.П. Социальная статистика. М., 2001. С. 87.

21. Ги де Мопассан. Сильна как смерть. Соч.: В 5 т. М., Т. 5. С. 177-178.

22. См.: HeумывaкuнИ.П.,HeyмывaкuнaЛ.C. Здоровье в наших руках. М., 1994. С. 10-11.

23. Цвейг С. Врачевание и психика. Введение. СПб., 1992. С. 11.

24. Письма Валаамского старца схиигумена Иоанна. С. 94.

25. См.: Методические рекомендации по вопросам диагностики и лечения психичес­ких заболеваний у лиц пожилого и старческого возраста. М., 1978. С.3.

26. См.: Штернберг Э.Я. Геронтологическая психиатрия. М., 1977. С. 61-62.

27. См.: Там же. С. 63.

28. См.: Там же. С. 87-91.

29. См.: Шахматов Н. Ф. Психическое старение: счастливое или болезненное. М., 1996. С. 86.

30. См.: Пудин А. Угол для бездомного //Аргументы и факты. 2003. № 5 (20062). С. 4.

31. См.: Антонян Ю. М., Бородин СВ.. СамовичевЕ.Г. О некоторых неосознаваемых мотивах систематического занятия бродяжничеством //Вопросы борьбы с преступно­стью. Вып. 36. М., 1982. С. 3-14.

32. Митрополит Вениамин (Федченков). Божии люди. М., 1991.С. 108.