Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

IIDSU_seminar_4 / Сальников К.В. Хорезмийская тамга в Зауралье / Сальниковские чтения конференция

.pdf
Скачиваний:
69
Добавлен:
12.04.2015
Размер:
7.43 Mб
Скачать

 

 

 

17,5

15

64,4

15,1

21

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

4,1

5

12,7

9,6

-

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

20

10,2

30

-

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

-

-

8,1

12,3

28

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

4,6

7

4,6

-

18,6

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

11,1

-

-

3,3

17

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

6,5

-

-

-

9,5

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

3

-

-

1,8

 

 

 

 

 

 

 

 

Построенная на основании приведенных выше данных таблица парных коэффициентов типологического сходства керамики финальной бронзы Прикамья и Приуралья показывает, что наибольшую типологическую близость обнаруживают между собой керамика ерзовских и курмантауских комплексов (0,73), Бирского и Быргындинского поселений (0,70), Бирского поселения и Касьяновской стоянки (0,68) и Бирского поселения и поселения Какры-Куль (0,63) (табл.4).

Таблица 4. Таблица парных коэффициентов типологического сходства керамики финальной бронзы Прикамья и Приуралья

 

Ерзовка

Быргында

Какры-Куль

Бирское

Касьяновская

Ерзовка

-

0,51

0,46

0.55

0,73

Быргында

 

-

0,48

0,70

0.57

Какры-Куль

 

 

-

0,63

0,46

Бирское

 

 

 

-

0,68

Касьяновская

 

 

 

 

-

Приведенные данные позволяют сделать ряд существенных выводов:

Существование в Прикамье единой предананьинской общности ставится под большое сомнение. Во всяком случае, ерзовская культура не может быть объединена в одну общность ни с быргындинскими, ни с маклашеевскими (Какры-Куль, Бирское) памятниками.

Высокую степень типологического сходства обнаруживает между собой керамика Быргындинского, Бирского и Какры-Куль поселений, что вполне естественно, учитывая их территориальную близость. Причем, бирская керамика выступает в качестве своеобразного связующего звена между быргындинской и маклашеевской (пос.Какры-Куль). Последние же между собой оказываются не столь близки, что, впрочем, уже было установлено Л.И.Ашихминой и В.Ф.Генингом (Ашихмина,

Генинг, 1977. С.120).

Особое место в этой схеме занимает керамика культуры курмантау (Касьяновская стоянка), обнаруживающая высокое типологическое сходство с ерзовской и маклашеевскобыргындинской (Бирское поселение). Но она ни по своей хронологии, ни по морфологическим признакам никак не может быть отнесена к кругу предананьинских культур Прикамья и Приуралья, о чем автору этих строк уже приходилось писать

(Иванов, 1982).

Но самое, пожалуй, в данном случае важное, это то, что современные исследователи курмантауской культуры на основании совершенно новых материалов (поселения Акаваз, Азануй, Максютово) также приходят к выводу о том, что хронологически данная культура относится не к позднебронзовому, а к раннежелезному веку. То есть является синхронной раннему ананьину (Гарустович, Савельев, 2004; Морозов, 2004). Этого уже вполне достаточно для того, чтобы раз и навсегда «поставить крест» на проблеме этногенетической связи «курмантаусцев» с ранними «ананьинцами»

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Акбулатов И.М. Керамика Таптыковского городища эпохи раннего средневековья // Проблемы древних угров на Южном Урале. Уфа, 1988.

Ашихмина Л.И. Генезис ананьинской культуры в Среднем Прикамье. Автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 1985.

Ашихмина Л.И., Генинг В.Ф. 1977. Стоянки эпохи поздней бронзы в Удмуртском Прикамье // Материальная и духовная культура финно-угров Приуралья. Ижевск.

Гарустович Г.Н., Савельев Н.С. Исследования памятников эпохи бронзы-раннего железного века в горном течении р.Белой (к вопросу об этнокультурных реликтах на Южном Урале) // Уфимский археологический вестник. Вып. 5. Уфа, 2004.

Генинг В.Ф. Программа статистической обработки керамики из археологических раскопок // СА, 1973, №1.

Генинг В.Ф., Бунятян Е.П., Пустовалов С.Ж., Рычков Н.А. Формализованно-статистические методы в археологии. Киев, 1990.

Голдина Р.Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа.

Ижевск, 1999 – с.463.

Иванов В.А. Проблемы культуры курмантау // Приуралье в эпоху бронзы и раннего железа. Уфа, 1982.

Иванов В.А. Древние угры-мадьяры в Восточной Европе. Уфа, 1999. Морозов Ю.А. Новые памятники курмантауской культуры в горной

зоне верхнего течения р.Белой // Уфимский археологический вестник. Вып. 5. Уфа, 2004.

Сальников К.В. К вопросу о происхождении ананьинской культуры //

СЭ, 1954, №4.

Сальников К.В. Итоги и задачи изучения археологии Башкирии // Археология и этнография Башкирии. Т.2. Уфа, 1964.

Сальников К.В. Очерки древней истории Южного Урала. М., «Наука», 1967 – с.406.

Халиков А.Х. Приказанская культура и ее роль в формировании ананьинской культуры // Уч. зап. ПГУ, №148. Пермь, 1967.

Халиков А.Х. Древняя история Среднего Поволжья. М.,1969.

И.Ю.Ключник

Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы, Уфа

ТРАДИЦИОННЫЙ КОСТЮМ ВОСТОЧНЫХ МАРИЙЦЕВ БАШКОРТОСТАНА (НА ПРИМЕРЕ ЖЕНСКОГО КОСТЮМА)

Анализ народного костюма восточных марийцев в сопоставлении с одеждой, характерной для народов Урало-Поволжской этнографической области, - мордвы, удмуртов, чувашей, татар, башкир – позволяет говорить о наличии значительного количества общих черт. Сходство элементов костюмных комплексов народов этого региона неоднократно отмечалось в этнографической литературе (Кузеев, 1990. С. 128).

К числу общих типичных признаков относятся материалы, используемые для одежды, общность покроя, характер орнамента и расположение вышивки. Белая туникообразная рубаха с богатой ориентацией бытовала не только у мариек, но и у удмурток, мордовок, чувашек.

Необходимо выделить высокие каркасные головные уборы, налобную повязку – венец, связанную с накосником, мужскую шляпу с невысокой тульей и неширокими загнутыми вверх полями. «Такья» - шапочка, обшитая бисером и монетами, была известна почти всем народам региона.

О происхождении нагрудников Волго-Уральских народов высказывались разные гипотезы. Возводили истоки этих украшений к скифосарматскому миру, древнетюркским племенам Средней Азии и Казахстана, к Волжской Булгарии. В то же время специфическая для региона выразительность Волго-Уральских нагрудных украшений, отмеченная общность в признаках, большая роль монет в их украшении дают основание заключить, что полное развитие и расцвет эти виды украшений могли получить в условиях подъема торговли и обмена на восток, откуда поступали на рынок раковины-каури, монеты (Народы Поволжья и Приуралья, 1985. С. 208).

Традиционный костюм является комплексным историческим источником для изучения материальной и духовной культуры различных этнических групп (Головнев, 1995. С.6.), во-вторых, одним из определяющих источников для исследования этнической истории также является традиционный костюм, наряду с погребальным обрядом. Костюмный комплекс восточных марийцев, учитывая особенности языческого погребального обряда (захоронение умерших в костюме со значительным сохранением традиций, учет времени года, погодных условий), является самым консервативным среди современных народов Урало-Поволжья (Сепеев, 1975. С.163). Все это делает данную исследовательскую тему особенно своевременной и актуальной.

В изучении традиционного костюма марийцев Поволжья и Приуралья выделяются два направления: археологическое – исследование генезиса и развития марийского костюма в свете формирования восточнофинской археологической общности; этнографическое – анализ поздних костюмных комплексов.

Первая попытка реконструировать облик одежды населения ананьинской культуры была сделана еще в самом начале XX века. М.Г.Худяков (1923).

Отдельные вопросы, связанные с хронологией и типологией украшений

иэлементов костюма поднимали в своих работах М.Г.Худяков, А.В.Збруева, А.Х.Халиков, Е.А.Халикова, В.Ф.Генинг, B.C.Патрушев, Е.П.Казаков, М.Ф.Обыденнов, К.И.Корепанов, В.Н.Марков, В.А.Иванов, С.В.Кузьминых, С.Н.Коренюк, А.А.Чижевский и др.

Интерес к ананьинскому костюму в археологических исследованиях чаще всего ограничивался анализом отдельных украшений, их типологией и хронологией. Реконструкции выполнялись с использованием наиболее ярких комплексов, по отдельным могильникам. Причем реконструировался набор украшений, а не собственно элементы костюма.

Второе направление в исследовании истории костюма Урало-Поволжья представлено трудами этнографов. Изучая костюм финно-угорских народов, они пытались выявить древние пласты в костюмных комплексах и истоки некоторых наиболее архаичных элементов костюма (В.Н.Белицер, Н.И.ГагенТорн, Т.А.Крюкова, К.И.Козлова, Р.Г.Кузеев, Т.Л.Молотова, Л.А.Молчанова

идр.).

Современный этап изучения традиционного костюма можно назвать культурологическим. Традиционный костюм рассматривается как сложный культурный феномен, тесно связанный с человеком и его мировоззрением. Появились работы этнологов и культурологов, рассматривающих костюм как семиотическую систему.

Такой подход к традиционной культуре оказал влияние на археологов. Формируется целое направление в археологии, названное «семиотической археологией». Такой комплексный культурологический подход к изучению археологического костюма отличает работы З.В.Доде, Н.Б.Крыласовой, А.Н.Павловой, Э.Р.Усмановой и др.

Целью исследования является изучение элементов современного традиционного костюма, а также прослеживание путей развития костюма под влиянием социально-экономических, этнокультурных, этнических и др. факторов, а также сходство элементов костюмного комплекса восточных марийцев, башкир, татар и чувашей.

Задачами исследования являются: во-первых, аналитический обзор теоретических, методологических и методических подходов к изучению костюма восточных марийцев; во-вторых, исследование марийского костюма северо-востока республики в историческом развитии.

Методология исследования основана на взаимосвязанных общенаучных принципах исторического познания таких как: принцип историзма, целостности и объективности. Особую роль в реализации научноисследовательской программы, наряду со сравнительно-историческим синхронным и хронологическим методами. Методическую часть исследования составили методы сбора и описания одежды восточных марийцев.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Кузеев Р.Г. Народы Поволжья и Приуралья. – М., 1985. С. 208. Сепеев Г.А. Восточные марийцы. – Йошкар-Ола, 1975. С.163

Л.А.Краева

Оренбургский государственный педагогический университет, Оренбург

ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ САРМАТСКОЙ КЕРАМИКИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ I ТЫС. ДО Н.Э.

В настоящее время погребальная керамика является единственным источником информации о гончарном производстве сарматских племен. До сих пор на территории, занимаемой сарматской культурой, не известно ни одного поселения, где могло бы происходить изготовление керамики, нет данных по техническим приспособлениям, связанным с ее изготовлением (инструменты гончаров, обжиговые устройства, формы-модели и так далее).

Однако в захоронениях лепная керамическая посуда встречается в значительном количестве и является самым массовым материалом.

Общая периодизация истории изучения савромато-сарматских племен была рассмотрена М.Г.Мошковой (Мошкова, 1989. С. 158-164). В связи с тем, что интенсивность изучения керамики на каждом этапе была непоступательной и различной, нами были выделены периоды, согласно росту внимания к сарматской керамике как к историческому источнику в разные годы.

В истории изучения сарматской керамики можно условно выделить четыре таких хронологических периода: I – начало XX века – 1918 г.; II – 1919 – конец 40-х гг.; III – 50-80-е гг.; IV – 90-е – начало XXI века.

I период: начало XX века – 1918 г.

Для этого периода характерно накопление археологических материалов. Исследователи не только не уделяли особого внимания керамике как ценному историческому источнику и не ставили вопросы изучения гончарства как такового, но и не использовали достижения русской археологии в этом направлении, в частности программу изучения керамики, предложенную в 1901 году В.А. Городцовым на XI Археологическом съезде в Киеве (Городцов, 1901. С. 577-672).

Это было обусловлено тем, что в дореволюционный период исследования сарматской культуры было накоплено еще незначительное количество материала, для того чтобы делать какие-либо обобщения по вопросу изучения керамики. М.И.Ростовцев (1918. С. 75) писал: «К сожалению, данные о керамике наиболее скудны и неопределенны. В данный момент мы имеем ясное представление только об одном типе горшков, экземпляры которых дали покровские и красногорские курганы». В то же время М.И.Ростовцев указывал на важность изучения этой категории погребального инвентаря и призывал исследователей уделять керамике больше внимания при публикации материалов.

II период: 1919 – конец 40-х гг.

В это время продолжается накопление археологических источников. Появляются работы по публикации сарматских материалов Южного Приуралья, в которых описание керамики становится более детальным, предпринимаются первые попытки типологизации сарматской керамики в рамках отдельных памятников (Граков, 1928; 1947. С. 104-105)

III период: 1950-80-е гг.

С расширением проведения археологических исследований в эти годы, производится и увеличение темпов накопления керамического материала, которому в описании отводится особая роль. Предпринимаются попытки визуального определения технологии изготовления керамики (Шилов, 1960.

С. 444, 448-452).

В целом для третьего, самого большого, периода в истории изучения сарматской керамики характерно окончательное признание за ней особой роли, как при рассмотрении вопросов хронологии, так и происхождения культур (Мошкова, 1974; Шилов, 1975, с. 132-134). В этот период наряду с

классификациями всех категорий погребального инвентаря, впервые были разработаны и обобщающие классификации керамики (Смирнов, 1964 а. С. 108-127; 1964 б С. 59; 1973. С. 166-179; Мошкова, 1963. С. 24-30).

IV период: 1990-е – начало XXI века.

В этот период происходит переход от изучения керамики классическими археологическими методами (Очир-Горяева, 1990. С. 81-92; Клепиков, 2000; Гуцалов, 2004. С. 33-37) к изучению керамики математическими (Скрипкин, 1990; Круглова, 1999. С. 32-35) и естественнонаучными (Демкин, Рысков, 1994. С. 78-80) методами. Появляется ряд публикаций (Борисова, 1999. С. 161-163; Краева, 1999. С. 123-124; Иванова, 2000. С. 135-154; Краева, 2000. С. 114-134; 2002. С. 32-34; 2003 а. С. 11-13; 2003 б. С. 332-358; Краева, Богданов, 2000. С. 168-179; Краева, Мещеряков, Моргунова, 2000. С. 186-194; Иванова, 2006. С. 379-390; Краева, 2006 а. С. 197-201; 2006 б. С. 98-102), посвященных специально изучению технологии изготовления сарматской керамики по методике А.А.Бобринского (1978; 1999. С. 5-105).

Керамика, как и в предыдущий период, продолжает оставаться одним из самых важных археологических источников. Но создание обобщающих типологических классификаций приобретает локальный характер (Пшеничнюк, 1983. С. 100-101, 115-117), а при описании керамики из разных могильников продолжается терминологическая путаница.

Таким образом, к изучению сарматской керамики в разные годы обращались неоднократно многие исследователи, но посуда рассматривалась в общем контексте, наряду с погребальным обрядом и другими категориями вещевого инвентаря.

Анализ истории исследования сарматской керамической посуды и ее изучение позволили выделить ряд проблем.

Одной из которых, является трудность в разработке общей типологии керамики.

На сегодняшний день не разработано общепризнанной классификации сарматской керамики. При характеристике сосудов исследователи прибегают к самостоятельному интуитивно-визуальному описанию. Так, большинство разработанных до сегодняшнего дня типологий носят частный характер, выделение типов производится применительно к керамическому материалу конкретного памятника.

Одними из первых классификаций керамического материала ранних кочевников Южного Приуралья и Поволжья стали классификации К.Ф.Смирнова (1964 а. С. 108-127) – по савроматской керамике и М.Г.Мошковой (1963. С. 24-30) – по раннесарматской керамике, которые были основаны на массовом материале. Эти построения выявили ряд проблем, которые до настоящего времени не позволяют создать общую, универсальную и логичную типологическую схему: во-первых, отсутствие единого терминологического аппарата; во-вторых, наличие большого разнообразия форм сарматских сосудов и присутствие массы сосудов переходных типов, выделить критерии разделения которых очень сложно.

Например, даже разделение сарматской посуды на группы по форме днища всегда достаточно условно, т.к. наблюдается масса переходных форм между плоскодонными и круглодонными (Краева, 2003 б. С. 333), критерий же выделения степени уплощенности весьма размыт, и на рисунках обычно его очень сложно показать.

Выделенные проблемы в морфологии сарматской керамики не разрешены и в более поздней классификации С.А.Скрипкина (1990), которая была направлена на решение вопросов хронологии сарматской культуры.

Использование С.А.Скрипкиным методов статистического анализа взамен интуитивно-визуальному описанию, применяемому исследователями ранее, привело к дроблению керамики на множество типов (113 – плоскодонных и 69 – круглодонных), которые часто визуально неотличимы друг от друга. Все это показало сложность привлечения подобных методов к изучению лепной сарматской керамической посуды.

При рассмотрении орнаментации исследователи ограничивались лишь общей характеристикой орнаментов. (Смирнов, 1964. С. 120-127; Мошкова, 1974. С. 30-37, рис. 10; Скрипкин, 1990. С.162-163, рис.18).

Одними из первых, кто обратил внимание на савроматские сосуды с нестандартной системой орнаментации, были К.В.Сальников и Н.П.Кипарисова (1958. С. 250). Анализируя сосуд со знаками из курганного могильника у с. Клястицкое, они интерпретировали завитки на сосуде как сами изображения баранов. В дальнейшем К.Ф.Смирнов (1964. С. 124 - 125) связал происхождение знаков на савроматской посуде с «письменными» знаками и асимметричной орнаментацией срубной культуры, а также с влиянием протохорезмийской письменности. Но значительный временной промежуток, разделяющий культуры позднего бронзового века и РЖВ, отсутствие подобных орнаментов на сосудах из погребений «переходного» типа не дают основания сегодня говорить о такой генетической преемственности.

По-видимому, традиция нанесения таких рисунков на сосуды связана с развитием искусства ранних кочевников, для которого характерны изображения различного рода значков, завитков, спиралей на изделиях из металла, кости и камня. Неслучайно, большинство сосудов с пиктограммами приходится на время расцвета звериного стиля, а «исчезновение» – на период схематизации в сарматском искусстве (Краева, Богданов, 2000. С. 171).

Керамика часто привлекалась как источник для реконструкций историко-культурного характера и в качестве хронологического индикатора. При этом исследователи нередко обращались к определениям примесей в глине, которые производились лишь визуально, без использования специальных технических средств. Особенно острой и дискуссионной в науке стала проблема появления и исчезновения, так называемой, «тальковой керамики».

Под термином «тальковая керамика» в литературе подразумевается керамика с искусственной примесью талька в тесте, которая поддается визуальному определению. Такую керамику часто привлекали в качестве

хронологического репера. На сегодняшний день в сарматской археологии господствует точка зрения, что традиция добавления талька практически исчезает в III-II вв. до н.э. (Мошкова, 1974. С. 22; Зуев, 1999. С. 28;

Клепиков, 2000. С. 100; Клепиков, 2002. С. 58; Гуцалов, 2004. С. 36). Причем такие выводы делаются только на основе визуальных наблюдений, что, как показывает опыт, часто оказывается ошибочным. Чтобы делать заключения такого характера, безусловно, нужно специальное исследование в области технологии изготовления керамики.

Причины появления и исчезновения «тальковой» керамики в Южном Приуралье неоднократно излагались исследователями. По разнице взглядов можно выделить две точки зрения на эту проблему.

1)Миграционная. Появление «тальковой» керамики у сармат с IV в. до н.э. связано с полуоседлыми и оседлыми племенами зауральской лесостепи (Мошкова, 1974. С. 22). В частности с миграцией племен гороховской культуры, которые принесли свои традиции и навыки в технологию гончарного производства и повлияли на окончательное оформление керамического комплекса прохоровской культуры. А исчезновение «тальковой» керамики связано с возобладанием традиций более многочисленной местной группы населения (Таиров, 1998. С. 93).

2)Контактная. Появление «тальковой» керамики связывается не с миграцией лесостепного населения, а с ростом контактов сарматов с этим населением в IV в. до н.э. По мнению Б.Ф.Железчикова и А.Х.Пшеничнюка (1994, с. 8) появление круглодонной тальковой керамики объясняется сезонностью контактов кочевников с населением лесостепи, а исчезновение такой керамики в III в. до н.э. с прекращением прежних контактов и переориентацией интересов номадов на запад и юг. Н.С.Савельев (1999. С. 139-140) связывает нарастание количества «тальковой» керамики с юга на север, быстрое изменение, переосмысление орнаментов и «исчезновение» с брачной формой контактов.

Отрицая массовую миграцию к югу племен гороховской культуры в V- IV вв. до н.э., В.А.Могильников (1999. С. 133-134) считал, что «оформление своеобразия керамики прохоровской культуры происходило опосредовано, через контактирующую с «гороховцами» северо-восточную группу кочевников Южного Зауралья, которая стала звеном восприятия и передачи далее на юг и юго-запад культурных инноваций». Именно поэтому, по его мнению, круглодонная «тальковая» посуда прохоровской культуры близка гороховской, но не полностью идентична ей.

Исследование керамики с помощью микроскопа марки МБС-10 по методике А.А.Бобринского (Бобринский, 1978; 1999) показало, что тальк продолжает использоваться как примесь в III-I вв. до н.э. (Краева, 2002. С. 33-34; 2003 а. С. 13).

По ходу изучения состава формовочных масс был выявлен ряд трудностей при определении характера примеси талька в образцах с небольшой его концентрацией. Стал актуальным вопрос: целенаправленно ли вводился тальк как примесь гончарами в глину или попадал туда случайно из

шамота, на который шли сосуды, изготовленные из формовочной массы с добавлением талька?

Как уже отмечалось, к рассмотрению проблем происхождения раннесарматской керамики неоднократно обращались многие исследователи, а вот происхождению керамики савроматского периода до сих пор уделялось мало внимания. Если раньше К.Ф.Смирнов (1964. С. 126-127) связывал ее появление с развитием керамического комплекса «позднесрубной и позднеандроновской культур», то сегодня в связи с отрицанием прямой преемственности между этими культурами и существованием большого хронологического разрыва между ними, вопрос остается открытым.

Отсутствие технологического исследования керамики, а также этнографические параллели с кочевыми обществами у которых никогда не было керамики (Акбулатов, 1999. С. 57), ставят под сомнение сам факт существования гончарства в среде сарматских племен.

В действительности же мы имеем дело с массовым наличием лепных керамических сосудов в погребениях, но без специального комплексного изучения морфологии и технологии отделить посуду местного производства от привозной практически невозможно из-за внешней схожести форм и орнаментов.

Таким образом, несмотря на то, что керамика является самым распространенным погребальным инвентарем и встречается практически в каждом захоронении сарматской культуры, она пока не стала объектом специального исследования и существует множество проблем при ее изучении, которые ждут своего решения.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Акбулатов И.М. Экономика ранних кочевников Южного Урала. – Уфа,

1999.

Бобринский А.А. Гончарство Восточной Европы. – М., 1978. Бобринский А.А. Гончарная технология как объект историко-

культурного изучения // Актуальные проблемы изучения древнего гончарства. – Самара, 1999

Борисова Е.В. Технико-технологический анализ керамики из курганов № 25, 26, 27, 31 и 32 Гвардейского курганного могильника // Археологические памятники Оренбуржья. – Оренбург, 1999. – Bып. III.

Городцов В.А. Русская доисторическая керамика // Труды XI Археологического съезда в Киеве в 1899 г. – М., 1901. – Т. 1.

Граков Б.Н. Курганы в окрестностях пос. Нежинского Оренбургского уезда по раскопкам 1927 г. // Труды секции археологии РАНИОН. – М., 1928.

– Вып. IV.

Граков Б.Н. Пережитки матриархата у сарматов // ВДИ. – №3. М.,

1947.

Гуцалов С.Ю. Древние кочевники Южного Приуралья VII-I вв. до н.э. – Уральск, 2004.