1.2. Творческий путь Франческо Петрарки

Творчество Петрарки можно подразде­лить на три основных периода.

Первый период (1318-1333) — годы учения. Самое раннее сти­хотворение Петрарки написано на латинском языке, однако в 20-е годы гораздо больше, чем Цицерон и Вергилий, его занимали современные поэты на народном языке. В Монпелье он познакомил­ся с лирикой провансальских трубадуров; в Болонье — с поэзией нового сладостного стиля. «Божественной Комедии» юный Петрарка сторонился, но Данте-лирик оказал на него серьезное влия­ние.В интересах Петрарки к ли­тературному наследию поэтов, писавших на народном языке, на первый план выступили проблемы формы — поэтики, стиля и поэ­тического языка. Именно поэтому ему оказались ближе всего эпи­гоны нового сладостного стиля и провансальские трубадуры. Но сам Петрарка стремился не к канонизации и формализации суще­ствующих норм языка и стиля, а к их реформе.

Второй период в жизни и творчестве Петрарки (1333-1353) — период творческой зрелости. В это время окончательно складыва­ется его мировоззрение и создаются основные литературные произведения на латинском языке: героическая поэма «Африка» (1339-1341), историко-биографическое сочинение «Devirisillustribus» («O знаменитых людях», 1338-1358), «Epistolaemetricae» («Стихотворные послания», 1350-52), двенадцать эклог «Bucolicumcarmen» («Буколическая песнь», 1346-48), диалогизированная исповедь «Secretum» («Сокровенное», 1342-43), трактаты «Devitasolitaria» («Об уединенной жизни», 1346) и «Deotioreligioso» («О монашеском досуге», 1347), неоконченное историческое сочи­нение «Rerummemorandumlibri» («O достопамятных вещах и событиях», 1343-45) и полемическое сочинение, направленное на за­щиту поэзии от нападок со стороны представителей «механичес­ких искусств» — «Invectivacentramedicumquedum» («Инвектива против некоего врача в четырех книгах», 1352-53). Ко второму пе­риоду относится также большая часть стихотворений, вошедших впоследствии в «Книгу песен», именуемую чаще всего «Канцоньере», но озаглавленную самим Петраркой по латыни: «Rerumvulgariumfragmenta» [10, с. 73].

Второй период в жизни и творчестве Петрарки начался с годов странствий. В 1333 году Франческо Петрарка совершил большое путешествие по Северной Франции, Фландрии и Германии. Это было не совсем обычное путешествие. В отличие от средневековых паломников к святым местам и флорентийских купцов, которые ездили по делам своих фирм, Петрарка, разъезжая по Европе, не преследовал ни­какой практической цели. В годы странствий Петрарка как бы за­ново открыл лирическую ценность природы для внутреннего мира человека, и с этого времени природа входит в мир европей­ской поэзии как ее неотъемлемая и важная часть.

Путешествуя по Европе, Петрарка устанавливал контакты с учеными, обследовал монастырские библиотеки в поисках забы­тых рукописей античных авторов и изучал памятники былого ве­личия Рима.

В 1337 году Франческо Петрарка поселился неподалеку от Авиньона, в Воклюзе, где, с перерывами, прожил до 1353 года, претворяя в жизнь тот гуманистический идеал уединенной жизни на лоне пре­красной идиллической природы, который он обосновал в «Сокро­венном» и анализ которого составляет основное содержание трак­татов «Об уединенной жизни» и «О монашеском досуге». Но его идеал одиночества всегда был весьма далек от пустынничества. В отличие от анахоретов-монахов, Петрарка в Воклюзе не столько спасал свою душу для вечной жизни, отбрасывая от себя все брен­ное и земное, сколько культивировал свою человеческую индиви­дуальность. В Воклюзе Петрарка много и напряженно работал. Впоследст­вии он говорил: «Там были либо написаны, либо начаты, либо за­думаны почти все сочиненья, выпущенные мной». Но еще больше, чем поэзия, его занимала в это время наука. Науки, которыми занимался в Воклюзе Франческо Петрарка, были науками о древности. В этом у Петрарки были предшественники, такие, как Альбертино Муссато и поэтический корреспондент Данте Джованни дель Вирджилио. По сравнению с ними Петрарка сде­лал новый шаг вперед не столько в изучении античности, сколько в развитии европейской культуры и прежде всего национальной литературы Италии. Но этот шаг вперед— шаг от пред возрождения к Возрождению, обусловленный сменой общих концепций природы, истории и человека, сопровождался таким широким и подлинно научным проникновением в мир классической древности, которое не было еще доступно ни Брунетто Латини, ни Муссато, ни Джованни дель Вирджилио, ни даже самому Данте.

Петрарка оказался прирожденным филологом. Он первым стал изучать произведения древнеримских поэтов, сопоставляя различные списки и привлекая данные смежных наук. Во второй период творчества Петрарка заложил одновременно основы и классической филологии, которая с этого времени надолго становится фундаментом европейской образованности, и исторической критики, которая, опираясь на филологическое истолкование текста, прокладывала дорогу философскому рационализму.

Но Петрарка был не только филологом. Его обращение к античности было проявлением отвращения поэта к современнос­ти. Подводя жизненные итоги в «Письме к потомкам», Франческо Петрарка утверждал: «С наибольшим рвением предавался я, среди многого другого, изучению древности, ибо время, в которое я жил, было мне всегда так не по душе, что если бы не препятствовала тому моя привязанность к любимым мною, я всегда желал бы быть рожденным в любой другой век, и чтобы забыть этот, постоянно старался жить душою в иных веках» [10, с. 94].

Конфликт Петрарки с окружающим его миром был глубоким и исторически существенным. В нем отражалась смена эпох. Именно поэтому конфликт этот не стал трагическим ни для само­го Петрарки, ни для защищаемого им идеала. Его научно-литера­турная деятельность уже в 30-е годы влилась в культурную жизнь Италии и получила широкую поддержку со стороны того самого общества, от которого «воклюзский отшельник», казалось бы, всеми силами отстранялся. В апреле 1341 года Петрарка был увен­чан лаврами на Капитолии. Он воспринял этот несколько театральный, и, по-видимому, в значительной мере самим им инспи­рированный акт не просто как общественное признание его талан­тов, но как освящение литературной традиции. Обособив анти­чность от современности, Франческо Петрарка вместе с тем продолжал счи­тать современных ему итальянцев прямыми потомками древних римлян. В возрождении традиций древнего Рима он видел законо­мерное возвращение к народным началам великой итальянской светской культуры, забытым в пору господства «варварства». Вся деятельность Петрарки во второй период его жизни и творчества была направлена на то, чтобы помочь народу Италии познать самого себя, познавая свое великое прошлое. Именно эта идея легла в основу «Африки», «О знаменитых людях» и других его ла­тинских произведений второго периода. Почти все сочинения, на­писанные им на классической латыни древних, имели актуальный подтекст. Петрарковский классицизм был, таким образом, одним из проявлений нового, национального сознания первого великого гуманиста европейского Возрождения.

В 1353 году Франческо Петрарка окончательно покинул Воклюз. Об этом он мечтал давно. В мае этого же года Петрарка переехал через Альпы. С высоты перевала перед ним открылась родина. Он приветствовал ее вос­торженно и взволнованно:

Здравствуй, священный край, любимый Господом, здравствуй,

Край — для добрых оплот и гроза для злых и надменных,

Край, благородством своим благородные страны затмивший,

Край, где земля плодоноснее всех и отрадней для взора,

Морем омытый двойным, знаменитыми славный горами,

Дом, почтенный от всех, где и меч, и закон, и святые

Музы живут сообща, изобильный мужами и златом,

Край, где являли всегда природа вкупе с искусством

Высшую милость, тебя соделав наставником мира.

Жадно я ныне стремлюсь к тебе после долгой разлуки,

Житель твой навсегда, ибо ты даруешь отрадный

Жизни усталой приют, ты дашь и землю, которой

Тело засыпят мое. На тебя, о Италия, снова

Радости полный, смотрю с высоты лесистой Гибенны.

Мгла облаков позади, лица коснулось дыханье

Ясного неба, и вновь потоком ласковым воздух

Принял меня. Узнаю и приветствую землю родную:

Здравствуй, вселенной краса, отчизна славная, здравствуй!

(Стихотворные послания, III, 24, перевод С. Ошерова)

В жизни и творчестве Франческо Петрарки начинался третий, последний период. Его, видимо, можно назвать итальянским. В 1351 году флорентийская коммуна отправила к Петрарке Джованни Боккаччо с официальным посланием. Петрарку приглашали вернуться в город, из которого были изгнаны его роди­тели, и возглавить университетскую кафедру, специально для него созданную. В послании, который привез Боккаччо, сообщалось также, что правительство Флоренции готово вернуть поэту иму­щество, некогда конфискованное у его отца. Это был беспреце­дентный акт. С того времени, как Данте умер в изгнании, прошло всего тридцать лет, но за эти тридцать лет началась новая эпоха. Правительству Флоренции хотелось быть на уровне времени. На­зывая Петрарку писателем, «вызвавшим к жизни давно заснув­шую поэзию», гонфалоньер и приоры писали: «Мы не цезари и не меценаты, однако, мы тоже дорожим славою еловека, единствен­ного не в нашем только городе, но во всем мире, подобно которо­му ни прежние века не видели, не узрят и будущие; ибо мы знаем, сколь редко, достойно поклонения и славы имя поэта».

Франческо Петрарка сделал вид, что польщен. Отвечая флорентийскому правительству, он писал: «Я поражен тем, что в наш век, который мы считали столь обездоленным всяким благом, нашлось так много людей, одушевленных любовью к народной или, лучше ска­зать, общественной свободе». Тем не менее, вернувшись в 1353 году в Италию, Петрарка к вящему негодованию своих друзей и больше всего Боккаччо поселился не в демократической Флорен­ции, а в Милане, которым в то время деспотически правил архие­пископ Джованни Висконти. Это был самый могущественный из тогдашних итальянских государей и самый страшный враг флорентинцев. Оказалось, что Петрарка понимал свободу совсем не так, как ее понимало большинство его современников.

Петрарка, как всегда, уверял, будто истинная свобода — это свобода творчества, что никогда не было человека внутренне не­зависимее его и что он принял приглашение Джованни Висконти «только на том условии, что его свобода и покой останутся непри­косновенными». Он уверял, что поселиться в Милане его заставила, прежде всего «человечность» архиепископа и, оправдываясь перед Боккаччо, горько упрекавшего его за дружбу с Висконти, напоминал тому какой-то их давний разговор, во время которого оба они порешили, что «при нынешнем положении дел в Италия и в Европе Милан самое подходящее и самое спокойное место» для Петрарки и для его литературных занятий.

В Милане Петрарка прожил до 1361 года. Потом он поселился в Венеции, городе, который, по его словам, был в то время «един­ственной обителью свободы, мира и справедливости, единствен­ным прибежищем добродетели, единственной надежной гаванью, куда, убегая от свирепствующих повсюду бурь тирании и войн, стремил свои корабли всякий жаждущий доброй жизни». В Вене­ции Франческо Петрарка провел шесть лет и покинул ее, оскорбленный каки­ми-то юными философами-аверроистами, которых он потом вы­смеял в философско-полемическом трактате «О невежестве собст­венном и многих других людей».

Последние годы жизни Петрарки прошли в Падуе, где он был гостем Франческо да Каррара. и в Арква, на Евганейских холмах. Там «на небольшой красивой вилле, окруженной оливковой рощей и виноградником», он жил «вдали от шума, смут и забот, постоянно читая, славя Бога и сохраняя, вопреки болезням, полнейшее спокойствие духа».

Франческо Петрарка сознавал значение им сделанного и потому понимал исключительность своего места в истории. «Я стою на рубеже двух эпох,— сказал он как-то,— и сразу смотрю и в прошлое и в будущее».

Будущее его не пугало. Он не знал сомнений стареющего Боккаччо, а когда тот посоветовал ему отказаться от литературной деятельности, отдохнуть, уйти на покой и дать дорогу молодежи, искренне изумился. «О! — восклицал Петрарка,— сколь разнятся тут наши мнения. Ты считаешь, будто я написал уже все или во всяком случае многое; мне же кажется, что я не написал ничего. Однако, будь даже правдой, что я написал немало, какой способ лучше побудит идущих следом за мной делать то же, что я, чем продолжать писать? Пример воздействует сильнее, нежели слово... Здесь уместно вспомнить слова Сенеки из письма к Луцилию: «всегда,— говорит он,— остается достаточно, что надо сделать, и даже у того, кто родится через тысячу лет после нас будет случай добавить кое-что к сделанному нами».

Первый европейский гуманист Петрарка никогда не уставал будить умы и возрождать в Италии новую культуру и новую жизнь — даже тогда, когда окончательно убедился в том, что его призывы к человечности встречают отклик лишь у очень незначи­тельной части современного ему общества. Итальянцы, казалось, делали все, дабы «выглядеть варварами». Это его огорчало, но не приводило в отчаяние и не лишало сил. «Нет вещи,— писал он Боккаччо,— которая была бы легче пера и приносила бы больше радости: другие наслаждения проходят и, доставляя удовольст­вие, приносят вред, перо же, когда его держишь в руке, радует, когда откладываешь — приносит удовлетворение, ведь оно ока­зывается полезным не только тем, к кому непосредственно обра­щено, но и многим другим людям, находящимся далеко, а порой также и тем, кто родится спустя многие столетия».

Он все время думал о том мире новой культуры, во имя кото­рого жил, работал, любил, писал стихи, и не поступился своей сво­бодой.

Незадолго до смерти Петрарка сказал: «Я хочу, чтобы смерть пришла ко мне в то время, когда я буду читать или писать». Гово­рят, что желание поэта-филолога осуществилось. Он тихо заснул, склонившись над рукописью.Это случилось в ночь с 18 на 19 июля 1374 года.