семинар 1 (17 января) / Литература / Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада

Глава VIII Христианское общество

Подобно тому как приходское общество было микромиром, организованным церковью, так и общество замка было социаль­ ной ячейкой, сформированной сеньорами. Оно объединяло мо­ лодых сыновей вассалов, посланных туда, чтобы служить сеньору, учиться воинскому искусству (а по случаю — быть заложника­ ми), с сеньориальной дворней, а также с теми, кто удовлетворял господские потребности в увеселениях и служил для поддержа­ ния определенного феодального престижа, с теми, кто представ­ лял собой мир развлечений. Положение всех этих менестрелей, труверов, трубадуров было двусмысленным. Обязанные воспевать достоинства тех, кто их нанял, находясь в зависимости от денег и милостей своих хозяев, они чаще всего стремились в свою оче­ редь стать сеньорами, причем иногда им удавалось осуществить эту надежду — таков был случай миннезингера, ставшего рыца­ рем и получившего герб (известный Гейдельбергский манускрипт, чьи миниатюры изображают миннезингеров и их гербы, свиде­ тельствует об этом возвышении за счет благородного искусства лирической поэзии). Но столь же часто они были уязвлены своим положением артистов, зависимых от капризов воинов, они были отчасти и интеллектуалами, вдохновлявшимися идеалами, проти­ воречащими идеалам феодальной касты, они могли становиться обличителями своих хозяев, и порой литературные и художествен­ ные произведения, созданные в замках, содержали скрытые сви­ детельства оппозиционности их авторов феодальному обществу.

Народная среда имела иные центры общения. На селе эту роль играли мельницы. Крестьяне, свозившие туда зерно, долж­ ны были поджидать в очереди свою муку. Можно предположить, что там обсуждались сельскохозяйственные нововведения, имен­ но оттуда они начинали свое распространение, там же, на мель­ ницах, вызревали крестьянские восстания. Значение мельниц как очага крестьянского общения доказывают нам два факта. Стату­ ты монашеских орденов XII в. предписывали монахам собирать там пожертвования. Проститутки настолько часто посещали окрестности мельниц, что св. Бернар, всегда готовый ставить интересы морали выше интересов экономических, побуждал монахов разрушить эти очаги порока.

В городе бюргеры имели свои крытые рынки, залы для ассамблей. Так, корпорация торговцев по Сене, объединявшая

379

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

наиболее влиятельных парижан, выстроила свое здание, назван­ ное «Бюргерский зал» («Parloir aux Bourgeois»).

В городе и в деревне немаловажным социальным центром была таверна. Сеньоры всячески поощряли ее посещение, посколь­ ку чаще всего речь шла о таверне «баналитетной», принадлежав­ шей сеньору, где разливали его вино и пиво, с которого он же удер­ живал акцизный сбор. Напротив, приходский священник пори­ цал этот центр порока, где процветали пьянство и азартные игры, видя в нем соперника приходу с его проповедями и церковными службами. Таверна собирала не только людей одной деревни или квартала (кварталы, кстати, были еще одной ячейкой городской солидарности, игравшей важную роль в позднее Средневековье, как и улица, на которой группировались выходцы из одной мест­ ности или представители одного ремесла); таверна в лице хозяина играла роль кредитной кассы, она принимала также и чужестран­ цев, поскольку была и гостиницей. Там распространялись ново­ сти, слухи и легенды. Беседы формировали там менталитет, а по­ скольку выпивка распаляла умы, таверны способствовали тому, что средневековое общество обретало свою возбужденную тональ­ ность. Это пьянящее чувство вселяло в Средневековье брожение, чреватое вспышками насилия.

Часто говорят, что религиозная вера являлась цементом для многих социальных движений, предоставляя им в качестве цели столь необходимые идеалы. Высшей формой революционных движений были ереси. Осознанно или нет, но средневековые ере­ си отвечали чаяниям социальных категорий, недовольных сво­ им положением. Это справедливо даже для дворянства Южной Франции, в первый период Альбигойских войн выступившего с активной поддержкой еретиков: большое значение имело не­ довольство дворян церковью, увеличивающей число запретов на заключение браков между родственниками, способствуя тем са­ мым раздроблению земельных владений аристократии, быстро переходивших затем в руки церкви. Очевидно, что многие ере­ тические движения, проклиная все земное общество, и особен­ но церковь, таили в себе мощный революционный фермент. Это справедливо и для ереси катаров, и для учения Иоахима Флорского, и для различных милленаристских сект, в чьем ниспро-

380

Глава VIII Христианское общество

вергающем характере мы уже убедились. Но ереси собирали со­ циально разнородные коалиции приверженцев, чьи противоре­ чия снижали эффективность движений. Для катаризма (во вся­ ком случае, для его альбигойской формы) можно выделить дво­ рянскую фазу, когда руководство движения было в руках аристо­ кратии, и фазу городскую, когда купцы, нотариусы, городская вер­ хушка контролировали движение, покинутое дворянами после Крестового похода и подписания Парижского мира. К концу XIII в. движение было представлено уже лишь отдельными груп­ пами демократического толка, где городские ремесленники и гор­ цы-пастухи продолжали борьбу в одиночестве.

Но чисто религиозные лозунги в конце концов устраняли социальное содержание этих движений, их революционные про­ граммы вырождались в милленаристский анархизм, не оставляв­ ший надежд на исправление дел земных. Нигилизм, направлен­ ный против труда, осуждавшегося еретиками еще больше, чем всеми остальными («совершенные» катары не должны были тру­ диться), парализовал социальную эффективность восстаний, проходивших под религиозным знаменем. Ереси были острой формой идеологического отчуждения.

Тем не менее они оставались опасны и для церкви, и для феодального строя. Поэтому еретиков преследовали и под давле­ нием церкви XII—XIII вв. оттесняли на периферию социального пространства, заключая во все более тесные рамки. Под воздей­ ствием канонического права к моменту возникновения инквизи­ ции ересь определялась как тягчайшее преступление, направлен­ ное против «общего блага церкви», против «порядка всего хрис­ тианского общества». Таково было определение «Суммы» Угуччо (около 1188 г.), наиболее влиятельного канониста своего времени.

По степени опасности для общества рядом с еретиками шли евреи (Четвертый Латеранский собор 1215 г. обязал их носить обязательный опознавательный знак — кружок) и прокаженные (число лепрозориев стало расти после Третьего Латеранского собора 1179 г.), которых стремились учесть, выловить и собрать

водном месте.

Ивсе же это было время, когда христианское общество при­ няло в себя некоторые категории париев. Раннее Средневековье

381

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

держало на подозрении многие ремесла. Варваризация позволи­ ла возродиться многим атавистическим табу: табу на кровь было обращено против мясников, палачей, хирургов и даже солдат. Табу на нечистоты, грязь затрагивало сукновалов, красильщиков, по­ варов, прачек (Иоанн Гарлянд в начале XIII в. повествовал о не­ приязни женщин к представителям ткацких ремесел, к «синим ногтям», которые вместе с мясниками будут играть активную роль в восстаниях XIV в.). Табу на деньги объяснялось обычая­ ми всякого примитивного общества, где господствовало нату­ ральное хозяйство. Германские завоеватели привнесли также презрение воинов к трудящимся, христианство — презрение ко многим видам мирской деятельности, запрещенным для клири­ ков и тем самым бросавшим тень подозрения и на мирян, ими занимавшихся.

Но под напором экономической и социальной эволюции шло разделение труда, возвышение ремесел, оправдание Марты перед лицом Марии, оправдание жизни деятельной, изображе­ нию которой отводилось на порталах готических соборов впол­ не почетное место, симметричное аллегорическим изображени­ ям жизни созерцательной. Все это приводило к резкому сокра­ щению числа незаконных, презренных ремесел. Францисканец Бертольд Регенсбургский в XIII в. поместил «все состояния мира» («états du monde») в единую семью Христову, за исключением евреев, жонглеров и бродяг, составлявших «семью дьявола».

Но христианский мир, включив в себя новое общество, возникшее в период подъема X—XII вв., достиг определенной завершенности своего развития и не стал терпимее к тем, кто не захотел подчиниться установленному порядку или был отторг­ нут самим обществом. Его отношение к этим париям было двой­ ственным. Оно одновременно испытывало перед ними ужас и восхищение. Общество держало их на определенном расстоя­ нии, впрочем не слишком большом, сохраняя возможность использовать их к своей выгоде. То, что оно именовало милосер­ дием по отношению к ним, походило на игру кота с мышью. Так, лепрозории должны были находиться на расстоянии «полета кам­ ня» от города, с тем чтобы могло осуществляться «братское ми­ лосердие» по отношению к прокаженным. Средневековое обще­ ство нуждалось в этих людях: их подавляли, поскольку они пред-

382

Глава VIII Христианское общество

ставляли опасность, но одновременно не выпускали из поля зре­ ния; даже в проявляемой заботе о них чувствовалось почти осо­ знанное стремление мистически перенести на них все то зло, от которого общество пыталось в себе избавиться. Это видно, на­ пример, в описании прокаженных, одновременно находящихся в миру и вне мира, тех, кому король Марк выдал изобличенную и осужденную Изольду в ужасающем эпизоде сочинения Беруля, опущенном куртуазным Тома.

...Проказой страждущий Ивен, Увечный, в струпьях, в черном гное, Пришел он тоже и с собой Не меньше сотни приволок Таких, как он: один без ног,

Другой без рук, а третий скрючен, И, как пузырь, четвертый скручен. В трещотки бьют, сипят, гундосят И скопом милостыню просят.

Хрипит Ивен: «Король, ты ложе Для королевы для пригожей Придумал на костре постлать, За грех великий покарать.

Но быстро плоть огнем займется, По ветру пепел разнесется, Терпеть недолго будет боль — Ты этого ль хотел, король? Послушай, что тебе скажу. Другую кару предложу:

В живых останется, но ей Той жизни будет смерть милей.

Так будь же ласков с прокаженным И дай им всем Изольду в жены. Мы любострастия полны, Но женами обделены — Им прокаженные не гожи,

Лохмотья в гное слиплись с кожей. Изольде был с тобою рай,

383

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

Носила шелк и горностай.

...А коли мы ее возьмем, Да в наши норы приведем,

Да нашу утварь ей покажем, Да на тряпье с ней вместе ляжем, И хлебово в обед дадим, Что мы с охотою едим,

Что щедрой нам дарят рукою, — Объедки, кости да помои, — Тогда, свидетель мне Христос, Прольет она потоки слез, Покается в грехе, жалея, Что поддалась соблазну змея.

Чем жизнь такую годы влечь, Живой в могилу лучше лечь.

(Пер. Э. Л. Липецкой)

Увлекшись своим новым идеалом труда, Средневековье из­ гоняло тех, кто добровольно или вынужденно пребывал в празд­ ности. Оно выталкивало на большую дорогу убогих, больных, безработных, сбивавшихся в толпу бродяг. По отношению к этим несчастным, отождествлявшимся с Христом, оно испытывает те же чувства, что и к Христу: влечение и страх. Показательно, что Франциск Ассизский, действительно желавший жить как Хри­ стос, не только смешался с толпой этих отверженных, но хотел стать лишь одним из них — нищим, чужестранцем, скоморо­ хом — «скоморохом Господа», как он сам себя называл. Разве мог он не вызвать тем самым скандала?

Набожный Людовик Святой, свершив благочестивые об­ ряды и проявив милосердие к нищим и прокаженным, хладно­ кровно записывал затем в «Установлениях»: «Если у кого-либо нет ничего и они проживают в городе, ничего не зарабатывая (то есть не работая), и охотно посещают таверны, то пусть они бу­ дут задержаны правосудием на предмет выяснения, на что они живут. И да будут они изгнаны из города».

Христиане в течение всего Средневековья вели диалог с ев­ реями, прерывая его преследованиями и погромами. Еврей-рос­ товщик был необходим обществу как кредитор — ненавидимый,

384

Глава VIII Христианское общество

но полезный и незаменимый. Евреи и христиане особенно часто спорили по поводу Библии. Между священниками и раввинами не прекращались публичные и частные встречи. В конце XI в. Гилберт Криспи, аббат Вестминстера, повествовал об успехе сво­ его теологического спора с евреем, прибывшим из Майнца. Анд­ рей Сен-Викторский, в середине XII в. задавшийся целью вос­ становления библейской экзегетики, консультировался у равви­ нов. Людовик Святой рассказывал Жуанвилю о диспуте между евреями и клириками в Клюнийском монастыре. Но он сам не одобрял подобных собраний: «Король добавил, что никто, кроме хороших клириков, не должен дискутировать с ними; что каса­ ется мирян, то, когда они слышат нападки на христианский за­ кон, они не должны защищать его иначе, чем всадив поглубже меч в брюхо обидчику».

Евреям покровительствовали некоторые принцы, аббаты, папы и особенно германские императоры. Но с конца XI в. на Западе усиливался антисемитизм. Его часто связывают с Крес­ товыми походами. Вполне вероятно, что дух крестоносного дви­ жения мог придать антисемитизму дополнительную страстность. Но все же, если верить Раулю Глаберу, первые погромы начались около тысячного года, правда, число их удвоилось во время Пер­ вого крестового похода. Так, в Вормсе и в Майнце «враг рода че­ ловеческого не замедлил, — сообщают „Саксонские анналы", — посеять плевелы в пшеницу, породив лжепророков, смешав с воинством Христовым лжемонахов и распутниц, сеющих сму­ ту в войске Господнем своим лицемерием и ложью, нечестивым развратом. Они сочли удобным отомстить за Христа язычникам и евреям. Поэтому они перебили 900 евреев в Майнце, не поща­ див ни женщин, ни детей. Горы трупов, вывозимых из Майнца на телегах, вызывали сострадание своим видом».

Со Вторым крестовым походом в 1146 г. впервые появля­ ется обвинение в ритуальном убийстве, то есть в убиении хри­ стианского младенца для употребления его крови в мацу, появ­ ляются и обвинения в надругательстве над гостией, что в глазах церкви было еще более страшным преступлением, рассматрива­ ющимся как убийство Бога. С тех пор в годины бедствий и вспы­ шек недовольства подобные наветы не переставали создавать козлов отпущения. Повсюду во время «черной смерти» 1348 г.

385

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

избивали евреев, обвиняя их в отравлении колодцев. Но основ­ ная причина изоляции евреев крылась в экономической эволю­ ции, сформировавшей как феодальный мир, так и городское об­ щество. Евреев невозможно было включить в систему вассаль­ ных связей, сделать членами коммуны. Им нельзя было прино­ сить вассальную клятву, от них нельзя было требовать присяги на верность коммуне. Мало-помалу они были отлучены от вла­ дений землей или от пожалований, от ремесла и торговли. Им оставались лишь маргинальные или незаконные виды ростов­ щичества и торговли.

И все же одобрение и повсеместное учреждение гетто про­ изошло лишь в эпоху Контрреформации, Тридентского собора. Именно во время великого спада XVII в., в период королевского абсолютизма наступает то «великое закрытие», которое М. Фуко описал на примере отношения к сумасшедшим. Средневековье смотрело на них весьма двойственно. Их могли считать вдохно­ венными оракулами, и какой-нибудь дурак при сеньоре, а позже королевский шут становился советником. В сельском мире дере­ венский дурачок был фетишем всей общины. В «Действе о Лист­ ке» резонером выступает такой молодой крестьянский безумец. Предпринимались попытки выделить разные категории сума­ сшедших: «неистовые», «буйные», нуждавшиеся в уходе или, точ­ нее, в заточении в специальных госпиталях, первым из которых еще в XIII в. стал лондонский «Вифлеем», или «Бедлам»; мелан­ холики, чьи недуги также имели физическое происхождение — разлитие желчи, но которые нуждались скорее в священнике, чем во враче; и, наконец, одержимые, которых лишь экзорцист мог освободить от их страшного недуга.

Многих из таких одержимых можно было спутать с колду­ нами. Но наше Средневековье не было еще той великой эпо­ хой охоты на ведьм, каким станут XIV—XVIII вв. Колдуны пока с трудом находили себе место между еретиками и одержимыми. Часто считают, что они были уцелевшей горсткой далеких по­ томков языческих волхвов, тех «предсказателей», которых пре­ следовали пенитенциалии раннего Средневековья, в ходе хри­ стианизации деревни. Этими же пенитенциалиями вдохновля­ лись Регинон Прюмский в своем «Каноне» (около 900 г.) и Бурхардт Вормский в своем «Декрете» (около 1010 г.). У них можно

386

Глава VIII Христианское общество

найти «стритов» или «ламий» — вампиров или волков-оборот­ ней (Бурхардт приводит их немецкое имя — вервульфы, что под­ черкивает народный характер верований). Церковь имела лишь очень ограниченный контроль над этим диким деревенским миром и соблюдала осторожность в своих атаках на него. Разве не признала она, что волк-оборотень приходил смотреть на го­ лову св. Эдмунда, англосаксонского короля, усеченную викин­ гами?

Но начиная с XIII в. государственный интерес, опиравший­ ся на возрождение римского права, открывает охоту на ведьм. Неудивительно, что ею занялись наиболее «этатистские» сувере­ ны. Первыми в числе преследователей стали папы, видевшие в колдунах, как и во всех еретиках, государственных преступни­ ков, виновных в нарушении христианского порядка. В 1270 г. по­ собие для инквизиторов «Сумма инквизиционной службы» спе­ циальную главу посвятило «авгурам и идолопоклонникам», виновным в организации «культа демонов». Некоторые все же пытались внести необходимые различия. Юрист Олдрадус из Понте-де-Лоди сомневался в том, что гадание и приготовление всякого любовного зелья являлось ересью. Речь шла скорее о суе­ вериях. Но каков бы ни был диагноз церкви, колдуны и колду­ ньи отныне приговаривались к костру.

Следуя Азону Болонскому, провозгласившему около 1220 г.

всвоей «Сумме к Кодексу» колдунов (maleficius) виновными

всмертном грехе, Фридрих II преследовал ведьм, и дож Джакопо Тьеполо составил против них специальный статус 1231 г.

Но наиболее рьяным их гонителем, стремившимся обви­ нить в колдовстве всех своих противников, был Филипп Краси­ вый. Его царствование ознаменовалось чередой процессов, где новое понимание государственного интереса проявилось в наи­ более уродливых формах: предварительное заключение обвиня­ емых, выбивание признаний любыми средствами, предъявление комплексного обвинения сразу во всех преступлениях — в мяте­ же против государя, в святотатстве, колдовстве, разврате, и в ча­ стности в содомии.

История содомии в Средние века еще не написана. Это от­ носится и к практике, и к ее теоретическому осмыслению. В XI— XII вв. поэты на античный манер воспевали любовь юношей,

387

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

и монастырские тексты позволяют время от времени замечать, что этот мужской мир клириков не оставлял без внимания сократи­ ческую любовь. Но отношение к содомии, унаследованное от иудейских сексуальных табу, находилось в полном противоречии с греко-римской этикой. Содомия считалась одним из наиболее осуждаемых преступлений, став под воздействием курьезного перетолкования Аристотеля «грехом против природы», венцом иерархии пороков. Но подобно тому как чтились незаконнорож­ денные дети аристократических семей при полном презрении к бастардам низкого происхождения, высокопоставленные гомо­ сексуалисты могли чувствовать себя спокойно (как, например, короли Англии Вильгельм Рыжий и Эдуард II). Вероятно, слабому распространению гомосексуализма способствовали не только строгость канонического права, но и отсутствие в семейных струк­ турах условий, способствующих формированию эдипова комплек­ са. Хотя, может быть, такое впечатление было создано церковной цензурой, отсекавшей всякие намеки на подобное поведение.

Содомия была одним из основных пунктов обвинения там­ плиеров, жертв знаменитого процесса, возбужденного Филиппом Красивым и его советниками. Чтение протоколов процесса там­ плиеров показывает, что король Франции и его окружение в на­ чале XIV в. подготовили судебную репрессивную систему, ничем не уступавшую нашей эпохе с ее нашумевшими процессами.

Один из таких процессов был начат против епископа Труа Гюишара, обвиненного в том, что он хотел извести королеву и многих придворных Филиппа Красивого, колдуя над восковой фигуркой. В этом же обвинили и Бонифация VIII, более умело избавившегося от своего злополучного предшественника — Це­ лестина V.

В эту же эпоху происходит ужесточение содержания прока­ женных. Но конъюнктура распространения проказы объяснялась биологическими причинами и отличалась от конъюнктуры ведов­ ских процессов. Не исчезая совсем, проказа значительно сократи­ лась на Западе начиная с XIV в. Ее апогеем были два предыдущих столетия, когда множилось число лепрозориев (память об этом доносит до нас топонимия — пригороды-лепрозории сохранили название «Мадлен», хутора и деревни — термин «мезель», сино­ ним прокаженного). Людовик VIII в 1227 г. жаловал по завеща-

388