Литература

Амблер Т. Практический маркетинг. СПб., 1999.

Андреева Г. М. Психология социального познания. М., 2000.

270

Гофман А. Б. Социально-психологические аспекты потребления и дизайн бытовых изделий//Психол. журнал. 1988. №2. С. 47—54.

Дихтль Е., ХершгенХ. Практический маркетинг. М., 1995.

Донцов А. И. О ценностных факторах формирования личности//Социаль-но-психологические факторы формирования личности и учебно-вос­питательного коллектива. М. 1975.

Ильин Е. П. Сущность и структура мотива//Психол. журнал. 1995. № 2.

Котлер Ф. Основы маркетинга. М., 1990.

Леонтьев Д. А. Психология смысла. М., 1999.

Мельникова О. Т. Фокус-группы в маркетинговом исследовании: методо­логия и техники. М., 2002.

Почепцов Г. Г. «Паблик рилейшнз» для профессионалов. М., 1999.

Тихомандрицкая О. А., Дубовская Е. М. Особенности социально-психологи­ческого изучения ценностей как элементов когнитивной и мотиваци-онно-потребностной сферы (Методические аспекты)//Мир психоло­гии. 1999. № 3. С. 80-89.

ЭйнджелД., Блекуэлл Р., Миниард П. Поведение потребителей. СПб. 1999

Aaker D. A. Managing brand equity: capitalizing on the value of a brand name. L.,

1991. Baudrillard J. Selected Writings. (Ed. M. Poster). Cambridge, 1996. Bocock R. Consumption. L., 1993.

Buskirk R.,Buskirk B. Selling: Principles and Practices. 1990. FiratA. F. Consumer Culture or Culture Consumed?//Costa J. A., Bamossy G. J.

(Eds.). Marketing in a Multicultural World. Ethnicity, Nationalism, and

Cultural Identity. L., 1995. Robertson T. S. Consumer behavior. 1994. Settle R. В., Alreck P. L. Why They Buy. American Consumers: inside & out.

N.Y., 1986.

СОВРЕМЕННОЕ ПРАВОВОЕ

ПРОСТРАНСТВО:

СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ

ПРОБЛЕМЫ

Область правовых отношений людей — одна из важных сфер жизни современного общества. Реализация идеи разделения властей (предпола-гающая независимое функционирование законодательной, исполни­тельной и судебной власти), становление гражданского общества в России (как легитимного противовеса государству), проведение су­дебной реформы (прежде всего, создание Конституционного суда, введение принципа несменяемости судей, возрождение суда присяж­ных) — все это необходимые условия построения правового государст­ва в нашей стране.

Правовое государство, обеспечивающее защиту прав и свобод каж­дого гражданина, должно наконец и в России прийти на смену государ­ственному произволу, защищавшему государственные интересы любой ценой. Однако построение правового государства в постсоветской Рос­сии, в которой до недавнего времени, по сути, безраздельно господ­ствовало сложившееся в средневековье этатическое понимание права¹, — это задача особой сложности. Ее решение требует много времени и ог­ромных усилий разных слоев и социальных групп нашего общества. К числу последних относятся и профессиональные группы — прежде всего это, разумеется, сами юристы, которым необходима помощь дру­гих специалистов, особенно социологов и психологов.

Задача социологов — анализировать и эмпирически изучать совре­менные тенденции в развитии общества, изменение отношений между обществом и государством, а также между различными социальными и правовыми институтами (например, между средствами массовой информации и судебной системой).

Перед психологами же стоит задача изучения положения человека в современном правовом пространстве¹. Это означает изучение представ-

¹ Этатическое понимание права (от фр. «etat» — государство) — приравнива­ ние права к государеву указу.

² Под правовым пространством существования человека понимаются «отно­ шения, открытые для легального государственного вмешательства, а также отно-

272

ления человека о своем месте и возможностях действия в правовом пространстве, а также исследование самочувствия человека в этой сфере отношений и восприятия происходящих в ней изменений. В поле внимания психологов находятся как юрист-профессионал, так и обыч­ный человек. Причем так же, как и в советские времена, в современ­ной России человек, попавший в правовое государство, может ока­заться его «пленником» или «жертвой», став объектом различных ма­нипуляций, когда, например, следователь «борется» за раскрываемость преступлений, используя для роли подозреваемого и обвиняемого оказавшегося «под рукой» человека с криминальным прошлым.

Парадокс заключается в том, что обычный человек в правовом пространстве часто оказывается незащищенным от произвола его «ко­ренных» обитателей, т.е. юристов-профессионалов, а происходящее в виртуальной реальности правового пространства может противоре­чить логике здравого смысла и напоминать неискушенному человеку театр абсурда³. Все это свидетельствует об актуальности социально-психологических проблем, возникающих в правовой сфере. Рассмот­рим их подробнее.

Центральной проблемой социальной психологии на протяжении всей ее истории является проблема отношений человека и общества. Государственные учреждения, действующие в сфере правовых отно­шений (такие, как суд, прокуратура, милиция и др.), вторгаются в жизнь общества, поэтому предметом социально-психологического ана­лиза должна стать и проблема отношений человека с этими государ­ственными учреждениями, которые мы в дальнейшем будем называть правовыми учреждениями.

шения, которые покрываются государственной и судебной защитой» [Пашин, 2001. С. 157]. Примерами таких отношений изначально являются трудовые, адми­нистративные, семейные отношения, в отличие, например, от личных отноше­ний, которые регулируются прежде всего личными ценностями и нормами мора­ли. Однако, если в личных отношениях возникает угроза жизни, здоровью, иму­ществу, достоинству хотя бы одной из сторон, то и они становятся объектом государственного вмешательства.

³ Правовое пространство рассматривается так же, как «специально сконструи­рованная юристами виртуальная реальность» [Пашин, 2001. С. 157-158]. В этой виртуальной реальности, как в шахматной игре, существуют свои фигуры — это «процессуальные фигуры» (следователь, судья, обвинитель, защитник, эксперт, подсудимый, потерпевший, свидетель и др.), а также правила в виде предусмот­ренных законом принципов и норм деятельности, которую эти «процессуальные фигуры» могут осуществлять. Партии, разыгрываемые «процессуальными фигура­ми» в виртуальной реальности правового пространства, могут не иметь никакого отношения к жизни. Абсурдность и трагизм происходящего порой в жерновах «ма­шины правосудия» ярко показаны в романе Ф. Кафки «Процесс».

273

Правовое пространство — это не только пространство деятельно­сти правовых учреждений, но и сфера общественной жизни, в кото­рой люди должны вести себя «правовым образом», т.е. соблюдать зак­репленные в законе нормы человеческого поведения и взаимоотно­шений, быть законопослушными. Разные формы отклоняющегося, девиантного, поведения как проявления правовой десоциализации так­же являются предметом социально-психологического анализа.

Тесная связь между социальной и криминальной психологией осо­знавалась психологами очень давно. «Официальное крещение соци­альной психологии» состоялось в ходе IV Международного конгресса по психологии (Париж, 1900) в рамках возглавлявшейся Г. Тардом секции Социальная и криминальная психология [см.: Донцов, Жуков, Петровская, 1997. С. 12]. «Этот тандем... свидетельствует, что социальная психология строилась и воспринималась как наука, способная не только реконструировать закономерности социальной жизнедеятельности, но и разработать способы ее оптимизации, предложить конкретные ва­рианты практического решения актуальных общественных проблем, в том числе борьбы с преступностью» [там же].

Если человек, находясь в правовом пространстве и взаимодей­ствуя с правовыми учреждениями, испытывает серьезные проблемы, то это, в свою очередь, отражается на состоянии общества. Поэтому важной задачей социальной психологии является прослеживание и анализ связей, а также выявление социально-психологических меха­низмов, действующих в системе человек и социальные группы — право­вые учреждения— общество.

В период радикальных реформ, осуществляющихся в нашей стра­не в последние 15 лет, происходят серьезные изменения в каждом звене, или ячейке указанной системы. Изучение социально-психоло­гических аспектов этих изменений является актуальной задачей соци­альной психологии. Обозначим в первом приближении основные из­менения и социально-психологические проблемы, связанные с ними.

Общество. Продолжается начавшийся в ходе перестройки и в ус­ловиях гласности интенсивный процесс становления гражданского общества. В связи с этим актуальной становится проблема изучения правосознания разных групп населения и, в частности, представле­ний граждан России о правах человека, а также о справедливости и ответственности. Большую актуальность приобретают кросскультур-ные исследования правосознания, результаты которых позволяют луч-

⁴ Агентами, действующими в правовом пространстве, являются не только люди (юристы-профессионалы и обычные люди), но и группы (судебные коллегии, в частности, коллегия присяжных заседателей, преступные группы и др.).

274

ше понять социальную и культурную специфику представлений о праве в нашей самобытной стране⁵.

На фоне либерализации общественной жизни отмечаются неко­торый рост и изменение структуры преступности (увеличивается ко­личество корыстных преступлений, взяточничества, актов террориз­ма, преступлений, совершенных в состоянии наркотического опья­нения, преступлений, жертвами которых становятся безнадзорные дети, и некоторых других). Все это делает особенно актуальным изу­чение проблем правовой социализации, правовой десоциализации и ресоциализации, а также исследование социально-психологических механизмов этих процессов.

Правовые учреждения. Реализация принципа разделения властей в обновляющейся России приводит к отделению от исполнительной власти действенной законодательной власти и независимой судебной власти. Интенсивная разработка, обсуждение и принятие нового законода­тельства по всем областям жизнедеятельности общества ведется в Госу­дарственной Думе как в базовом органе законодательной власти. Дей­ственность разрабатываемого законодательства (будет ли оно «работать», проводиться в жизнь или останется лишь «писаным законом») в значи­тельной мере определяется тем, насколько адекватно представлены в нем жизненные реалии, в особенности действующие системы отноше­ний между людьми, а также между социальными группами в обществе. Правосознание российских граждан основывается на практике социальных отношений, и расхождения между «нормативным» (пред­писываемым законом) и «обыденным» правосознанием в немалой степени отражают разрыв между законом и жизнью. Изучение этих расхождений — важная задача социальной психологии, имеющая зна­чение для совершенствования практики законотворчества.

Еще один важнейший процесс в социальной жизни современной России — становление независимой судебной власти, решающей зада­чи правосудия, а не выполняющей политический заказ государства (например, бороться с преступностью), как это было в советские вре­мена. Поскольку реально суды по-прежнему зависят от исполнительной власти, которая осуществляет снабжение их ресурсами, то социальная почва для действия в России «телефонного права» по-прежнему со­храняется. И в этих условиях — на фоне низкого престижа профессии судьи в нашем обществе и слабости профессиональной судейской кор-

⁵ Очень образно эту специфику обозначил поэт XIX в. Б. Н. Алмазов: Широки натуры русские, Нашей правды идеал Не вмещают формы узкие Юридических начал...

275

порации — фактическим гарантом независимости судебной власти яв­ляется институт общественного контроля за правосудием.

Такой контроль в уголовном и гражданском судопроизводстве осу­ществляется посредством включения в составы суда, наряду с про­фессиональными судьями, представителей гражданского общества. Это происходит в двух из трех существующих в правовой культуре форм судопроизводства, а именно в суде шеффенов и в суде присяжных (в противоположность коронному суду, куда входят только профессио­нальные судьи или единоличный судья).

Суд шеффенов — это судебная коллегия, состоящая из одного или нескольких судей и нескольких представителей общества, сове­щающихся вместе и принимающих совместное решение о виновности или невиновности подсудимого (в России это традиционно один су­дья и два народных заседателя). Одной из слабых сторон суда шеффе­нов является то, что в нем, в отличие от суда присяжных, позиция представителей гражданского общества зависит от мнения профессио­нального судьи; они испытывают его влияние, поскольку не имеют от­дельной сферы компетенции и без труда ассимилируются виртуальной реальностью правового пространства (неслучайно в нашей стране на­родных заседателей часто называли «кивалами»).

В суде присяжных — судебной коллегии, состоящей из судьи и 12 присяжных заседателей, существует разделение обязанностей между судьей и представителями гражданского общества: решение о виновности подсу­димого в совершенном преступлении, называемое вердиктом, прини­мают присяжные (они — «судьи факта»), а приговор на основании этого вердикта выносит судья (он — «судья права»). Таким образом, только суд присяжных может обеспечить эффективный контроль гражданского об­щества за отправлением правосудия и именно участие присяжных засе­дателей в судопроизводстве гарантирует независимость судебной власти в России. Кроме того, включение присяжных в судебный процесс обес­печивает связь виртуальной реальности судопроизводства с жизнью.

Впервые суд присяжных был введен в России в 1864 г., в ходе судебной реформы императора Александра II. Тогда этот институт всколыхнул Рос­сию: его считали важнейшей составляющей «судебной республики», и он сыграл исключительно важную роль в становлении гражданского общества. Просуществовал институт суда присяжных до конца 1917 г., когда был отменен подписанным В. И. Лениным Декретом «О суде».

Возрожденный суд присяжных действует в нашей стране с конца 1993 г. и к настоящему времени охватывает только 9 (из 89) регионов России⁶. Суды с участием присяжных заседателей рассматривают в год

⁶ Это Алтайский, Краснодарский и Ставропольский края, Ивановская, Мос­ковская, Ростовская, Рязанская, Саратовская и Ульяновская области.

276

дела в отношении примерно 800 подсудимых; около 20% из них оп­равдывается вердиктами коллегий присяжных заседателей [Пашин, 2001]. В традиционном для постсоветской России судебном процессе с участием судьи и двух народных заседателей количество оправдатель­ных приговоров не превышает 0,5%, что фактически означает, что судебный «конвейер» по «штамповке» осужденных в нашей стране (когда судопроизводство не выходит за рамки виртуальной реальнос­ти правового пространства) работает безотказно.

Присяжные заседатели, исходя из логики здравого смысла, рас­сматривают поступки человека, обвиняемого в совершении преступле­ния, в контексте его жизни, учитывая его действия после совершения преступления. Они руководствуются также представлениями о соответ­ствии поведения подсудимого нормам, принятым в обществе, и отве­чают на адресованный самим себе вопрос о том, можно ли упрекнуть человека в совершенном им поступке. Поэтому присяжные заседатели принимают решение о виновности—невиновности, нередко отличаю­щееся от того, которое принял бы профессиональный юрист, опреде­ляющий формальным образом, нарушена ли норма закона.

Российские присяжные признают невиновными жен, которые, не выдержав бесконечных побоев и издевательств, убили своих мужей; оправдывают мелких взяточников, полагая, видимо, что, по традиции, существовавшей еще в дореволюционной России, чиновник в нашей стране не может прожить на зарплату и «кормиться» от должности⁷.

Таким образом, практика современного российского суда при­сяжных наглядно показывает, что справедливым в глазах общества может быть только суд с реальным участием представителей данного общества, «людей с улицы» — носителей обыденного правосознания, руководствующихся логикой здравого смысла и оценивающих поступки своих сограждан «по совести», а не по формальному закону, зачастую отжившему свое, т.е. отставшему от практики реальной жизни и сло­жившихся норм человеческих отношений. Иными словами, человек (прежде всего, присяжный заседатель), который действует в право­вом пространстве, а не является его «пленником» или «жертвой», ма­териалом для конвейерной переработки, оказывается гарантом «чело-векосоразмерности» правового пространства, спасающим это простран­ство от выхолащивания и не дающим ему окончательно оторваться от реальности, инкапсулировавшись в своей виртуальности.

⁷ Известный экономист Г. X. Попов будучи мэром Москвы, понимая, что взяточничество исторически глубоко укоренено в чиновничьей среде, предлагал даже узаконить право чиновников брать мзду за совершаемые ими действия, уре­гулировав ее размеры специальным прейскурантом.

277

Новый российский суд присяжных привел к складыванию новой практики юридических, психологических и комплексных исследова­ний в этой области. «В начале 90-х годов игровые (судебные. — О. С.) процессы, проводившиеся в Российской правовой академии Минюста РФ и в Институте повышения квалификации руководящих кадров Ге­неральной прокуратуры Российской Федерации, уже сопровождались исследовательской группой психологов факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова под руководством О. В. Соловьевой. С принятием Закона от 16 июля 1993 г. эта исследовательская группа перешла в судеб­ные залы Московского областного суда» (Карнозова, 2000. С. 137-138). В первые годы существования суда присяжных в России при Мос­ковском, Ростовском и Саратовском областных судах были созданы научно-практические лаборатории, в которых работали ученые-юри­сты, методологи и психологи. В составе лаборатории при Московском областном суде работала группа студентов кафедры социальной пси­хологии факультета психологии МГУ (О. А. Гулевич, И. А. Краснополь-ский, А. В. Магун) под руководством автора этой главы.

Интерес социальных психологов к институту суда присяжных объясня­ется не только его исключительной значимостью для становления незави­симой судебной власти в России и для восстановления отношений дове­рия между гражданским обществом и государством с его судебной систе­мой. Этот интерес вызван в значительной степени тем, что суд присяжных можно рассматривать как своеобразную естественную научную лабора­торию, в которой феноменологически представлена «вся» социальная психология, причем в концентрированной и наглядной форме⁸.

Особенно актуальными являются такие социально-психологичес­кие проблемы суда присяжных, как эффективная коммуникация и установление взаимопонимания между профессиональными (юриста­ми — судьей, адвокатом, прокурором, а также экспертами) и непро­фессиональными (подсудимым, потерпевшим, свидетелями, присяж­ными) участниками судебного заседания. Другая важнейшая проблема социальной психологии в этой области судебной практики — принятие коллегией присяжных группового решения в виде вердикта по делу.

Важно отметить, что институт суда присяжных соединяет все зве­нья анализируемой здесь цепочки: человек и социальные группы — пра-

⁸ Поэтому во многих западных университетских учебниках по социальной пси­хологии (преимущественно в американских, канадских и английских, т.е. издан­ных в странах, в которых действует суд присяжных) есть специальный раздел, посвященный взаимоотношениям психологии и права, и его стержнем, как пра­вило, являются описания социально-психологических проблем и исследований именно суда присяжных [см., напр.: Майерс, 1996; Зимбардо, Ляйппе, 2001; Перс­пективы социальной психологии, 2001].

278

вовые учреждения — общество, поскольку проявляет и позволяет изу­чать правосознание представителей разных социальных групп обще­ства, а также соответствие писаных законов как представлениям граж­дан о справедливости и ответственности, так и практике обществен­ной жизни. Проблемы человека и социальных групп в правовом пространстве смыкаются с проблемами общества в вопросах право­сознания, прав человека и правовой социализации. Кроме того, вир­туальность правового пространства ставит вопрос о профессиональ­ной деформации личности юристов, о поиске средств, в том числе психологических и социально-психологических, ее преодоления.

Таким образом, интенсивно изменяющееся правовое простран­ство современной России выдвигает перед социальной психологией множество сложных задач, которые ей еще предстоит решить. В то же время часть из обозначенных в этом обзоре проблем жизни человека в современном правовом пространстве уже стала предметом исследова­ний, проводящихся на кафедре социальной психологии факультета психологии МГУ в последние годы под руководством автора этой гла­вы. Остановимся на них подробнее.

Проблематика изучения правосознания является традиционной для юридической психологии — прикладной психологической науки, сло­жившейся в последней трети XIX в. на стыке психологии и права. Но если перед дореволюционной юридической психологией стояла зада­ча изучения реального правосознания людей, то в советское время произошел перекос в сторону изучения нормативного, предписанного законом правосознания.

В последнее десятилетие вновь обнажилась проблема расхождения нормативного и реального правосознания. На этот факт первыми обра­тили внимание социологи [см., например: Михайловская, Кузьминс­кий, Мазаев, 1990] и социальные психологи. Так, в работе О. А. Гулевич, выполненной под нашим руководством, было проведено исследова­ние правосознания российских студентов в русле концепции соци­альных представлений с акцентом на социальные представления о преступлениях и их соотношение, информация о которых была полу­чена в сфере межличностной и массовой коммуникации [см.: Гуле­вич, 1999, 2000, 2001].

Правосознание в описываемом исследовании рассматривалось как один из феноменов социального познания, понимаемого как «познание социального мира обыденным человеком, непрофессионалом, позна­ние им повседневной реальности своей собственной жизни» [Андрее­ва, 2000. С. 5]. Правосознание, таким образом, изучалось как результат осмысления правовой реальности, итогом которого становятся соци­альные представления о таких ее элементах, как преступление, пре­ступник, жертва и работники правовых учреждений.

279

Согласно полученным в исследовании результатам, для определе­ния того, что такое «преступление вообще», респонденты использо­вали в основном такие характеристики, как нарушение правовых и моральных норм (в 49 и 36% случаев соответственно), нанесение ущерба (31%) и нарушение прав жертвы (17%). Преступления против жизни и здоровья людей (геноцид, терроризм, развязывание войны, изнаси­лование, нанесение тяжких телесных повреждений, распространение наркотиков и оружия) респонденты оценивали как более серьезные, чем имущественные или должностные преступления, преступления против государства и экологические преступления.

Другая часть исследования посвящена сравнительному анализу соци­альных представлений о реальных работниках правовых учреждений (су­дья, адвокат, прокурор, следователь уголовного розыска, патрульный и участковый милиционеры) и литературных персонажах (детективы Холмс и Пуаро, участковый милиционер Анискин, следователи уголовного розыска Жеглов и Шарапов). Было выявлено, что представления об индивидуальных особенностях и качестве работы реальных сотрудников менее позитивны, чем представления о литературных персонажах.

Реальные работники правоохранительных органов (патрульный и, в меньшей степени, участковый милиционеры) составляют противопо­ложность литературным героям. О негативном образе работников мили­ции в сознании респондентов свидетельствует и приписываемая им мотивация. Наиболее распространенной мотивацией работников право­охранительных органов респонденты считают желание получить власть, далее упоминаются такие мотивы, как построение карьеры, улучше­ние материального положения и повышение социального статуса.

Благородные мотивы — желание помочь людям и восстановление справедливости — оцениваются как наименее правдоподобные. Инте­рес к работе занимает промежуточное положение. Кроме того, в каче­стве мотивации прихода людей на службу в правоохранительные органы упоминается «неумение делать что-то еще», а также возможность для человека достичь каких-то своих специфических целей, например, не пойти в армию, получить прописку, отомстить кому-либо.

Таким образом, по результатам исследования О. А. Гулевич, соци­альные представления о преступлениях, существующие на уровнях межличностной и массовой коммуникации, в основном сходны меж­ду собой, а социальные представления о работниках правовых учреж­дений различны.

Специальное исследование А. Н. Солдатенкова (2000), выполнен­ное под нашим руководством, было посвящено образу идеального и реального сотрудника милиции (органов внутренних дел (ОВД)), кото­рый сложился у населения и у самих сотрудников ОВД, а также пред­ставлен на страницах центральной и ведомственной печати. По полу-280

ченным результатам, реальный сотрудник ОВД в восприятии «граж­данской» части выборки (респонденты в возрасте от 20 до 52 лет) характеризуется самоуверенностью, занятием позиции силы и влас­ти, заботой о своем финансовом положении и применением власти в целях обогащения. Образ имеет ярко выраженную негативную окрас­ку — содержит преимущественно отрицательные характеристики. Иде­альный сотрудник ОВД в восприятии граждан уверен в себе, защища­ет закон, вежлив, доверяет людям и удовлетворен своей работой. Граж­дане видят в нем гаранта безопасности и доверяют ему.

Образ реального сотрудника ОВД у «сотрудников» амбивалентен: в нем присутствует много негативных характеристик (самоуверенность, занятие позиции силы, грубость, недобросовестность при исполне­нии своих обязанностей); позитивные характеристики сгруппирова­ны вокруг профессионализма (неконфликтность, доступность, спо­собность к действию в экстремальной ситуации). Образ идеального со­трудника у «сотрудников» позитивный (защищает людей и закон, уверен в своих силах, строг, юридически грамотен, законопослушен, не имеет вредных привычек), однако встречается намек на некоторое устрашение и даже на угрожающие характеристики, дающие право на силовое восстановление порядка.

В публичной печати образ реального сотрудника ОВД безличный, амбивалентный, подчеркивающий его принадлежность к запретитель­но-карательной системе. В ведомственной печати образ реального со­трудника позитивный (профессионал, обладающий положительными личностными характеристиками), и, вместе с тем, сотрудник само­критичен, признает свои недостатки.

Результаты, полученные в обоих описанных исследованиях, наглядно свидетельствуют об отсутствии доверия граждан к представителям пра­воохранительных органов в нашей стране на фоне выраженной потреб­ности видеть в них защитников. Вместе с тем данные второго исследова­ния отражают осознание сотрудниками ОВД собственных недостатков, которое до некоторой степени отражено и в ведомственной печати.

Интересны данные о взаимоотношениях судебной власти и СМИ [Ефремова, Кроз, Ратинов, Симонов, 1998] и о представлениях жур­налистов и общества о прокуратуре и прокурорах [Ефремова, Андри­анов, Кроз, Вишнякова, 2001 ]⁹. Оба исследования выявили большое количество негативных стереотипов, существующих у журналистов и в обществе относительно правовых учреждений и их работников, чему

⁹ Эти данные получены нашими коллегами из отдела юридической психоло­гии НИИ проблем укрепления законности и правопорядка Прокуратуры РФ; не­которые из них (М. В. Кроз, М. С. Андрианов) являются выпускниками кафедры социальной психологии факультета психологии МГУ.

281

в немалой степени способствует закрытость этих правовых учрежде­ний, а также нежелание и неумение их работников — судей и проку­роров — идти на контакт с прессой.

Правовая социализация, десоциализация и ресоциализация подрост­ков также предстает в качестве предмета целой серии эмпирических исследований, в частности, проведенных под нашим руководством. Исследование Е. В. Боковой (1999) показало, что осознание подрост­ками своих прав связано с конкретными жизненными ситуациями, в которых они сталкивались с нарушением закона (как по отношению к ним или их близким, так и выступая в роли нарушителей закона). Подростки-правонарушители (учащиеся школы-интерната Центра социальной защиты детей и подростков «Лосиный остров») имеют противоречивые и разрозненные представления о праве, правах чело­века, законе, однако они достаточно четко сознают свои права и пра­ва представителей закона в конкретной ситуации. И подростки-право­нарушители, и законопослушные подростки негативно относятся к правовой системе, считают, что представители законодательных и исполнительных органов сами постоянно нарушают закон.

В исследовании Я. В. Волович (2000) были выявлены различия в пра­вовых представлениях старшеклассников Москвы и Московской облас­ти, по-видимому, связанные с разными социальными ситуациями их развития (в частности, с большей обыденностью правонарушений, ха­рактерной для подростков из области, и с более низким уровнем соци­ального контроля их поведения). Подмосковные подростки, в отличие от московских: 1) более резко разделяют понятия «преступление» и «правонарушение» и воспринимают правонарушение как нечто несерь­езное; 2) имеют более негативные аттитюды по отношению к правовой системе. И у тех и у других почти полностью отсутствует когнитивный компонент правовых аттитюдов и сильно выражен эмоциональный, что очень затрудняет работу по изменению негативных аттитюдов.

В исследовании М. В. Прудниковой (2001), проводившемся на базе Центра временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей ГУВД г. Москвы, изучались социально-психологические механизмы воз­действия лидеров на членов групп несовершеннолетних правонарушите­лей. Было выявлено, что обособленность антисоциальных групп, повышен­ная агрессивность взаимодействия в них и жесткая социальная иерархия приводят к тому, что подростки, часто осознавая негативный характер воздействия групповых лидеров и осуждая их, тем не менее, оказыва­ются втянуты в такие группы и как бы насильственно связаны с ними. Учитывая незрелость правосознания и личности подростков, де­фицит опыта взаимодействия с правоохранительными органами и отсутствие у подростков адекватных моделей такого взаимодействия, Ю. Ю. Юркевич (2000) разработала программу тренинга по обучению 282

их эффективным моделям межличностного взаимодействия с право­охранительными органами¹⁰. Такие занятия, проходящие в форме тре­нинга, помогают подросткам обрести практические навыки в защите своих прав и отстаивании своих личностных интересов.

Участие в работе суда в качестве присяжного заседателя также можно рассматривать как форму эксплицитной правовой социализа­ции, но уже взрослых людей. Изучение социально-психологических про­блем суда присяжных является важным направлением психолого-пра­вовых исследований. В первый год существования этого института группа студентов кафедры социальной психологии (О. А. Гулевич, И. А. Крас-нопольский, А. В. Магун) под нашим руководством участвовала в меж­дисциплинарном исследовании — мониторинге процесса внедрения суда присяжных в России, который проводился отделом судебной ре­формы Государственно-правового управления Президента РФ.

В суде присяжных впервые существенное значение приобретает коммуникация профессиональных участников судебного заседания меж­ду собой и с присяжными, а также понимание ими друг друга, по­скольку именно в процессе устной коммуникации происходит отбор присяжных для участия в судебном процессе, ознакомление их с дока­зательствами, свидетельствами очевидцев, заключениями экспертов и позициями сторон. Таким образом, в суде присяжных создается реаль­ное и очень насыщенное коммуникативное пространство, которое ста­ло одним из первых объектов социально-психологического изучения. В фокусе внимания находилась коммуникативная компетентность про­фессиональных участников судебного процесса, особенности установ­ления взаимопонимания между профессионалами и непрофессиона­лами, типичные трудности в процессе установления взаимопонима­ния [Соловьева, 1994, 1997; Solovyova, 1994; Гулевич, 1996].

В ходе мониторинга нами была разработана схема анализа вербаль­ной и невербальной коммуникации в судебном процессе с участием присяжных заседателей, которая многократно применялась при наблюде­нии за судебными процессами в Московском областном суде и в игро­вых судебных процессах. Наблюдения за реальными судебными процесса­ми с участием присяжных заседателей показали, что стороны обвинения и защиты (в отличие от судьи) довольно часто употребляют высказыва­ния, квалифицируемые как призыв (к справедливости, к здравому смыслу и др.), давление (авторитетом профессионалов, угрозой осуждения со стороны общественности, угрозой неблагоприятных последствий для самих присяжных и др.), апелляция к эмоциям (гневу, страху, сострада-

¹⁰ Такие модели предполагают уверенное поведение (в отличие от неуверен­ного и от агрессивного поведения), самоосознание, развитие способности проти­востоять «задевающему» поведению.

283

нию и др.), манипуляция (нечестной игры со стороны профессионалов). Это означает, что стороны активно используют психологические техни­ки воздействия на присяжных, правда, не всегда эффективно (напри­мер, обилие призывов может создавать у присяжных впечатление го­лословности, вызывать реакцию раздражения и даже отторжения).

Анализ невербальной составляющей коммуникации юристов с присяжными показывает, что основную сложность для части юристов представляет еще не ставшая привычной задача поддерживать посто­янный психологический контакт с присяжными. Внутренний диском­форт юристов выражается также в противоречивости невербального рисунка поведения (например, громкая, напряженная, быстрая, экс­прессивная речь в сочетании с зажатой позой человека, избегающего внимания со стороны окружающих).

Интерес вызывали также стратегии группового доказывания, т.е. социально-психологические механизмы, лежащие в основе вынесения присяжными группового решения — вердикта. В результате дискур­сивного анализа обсуждений в двух модельных коллегиях" А. В. Магу-ном были выделены две стратегии доказывания — «чтение истории» и «рассказывание истории». Первая стратегия выполняет когнитивную функцию — используется для ориентировки в доказательствах и их осмысления; вторая стратегия выполняет коммуникативную функ­цию — создание непротиворечивой озвучиваемой версии событий, связанных с преступлением [Магун, 1997].

Важнейшими составляющими правосознания являются представле­ния о справедливости и ответственности. В результате исследования, проведенного И. А. Краснопольским (1996) в Московском областном суде, основные выводы, полученные с помощью валидизированной шкалы веры в справедливый мир М. Лернера, были сформулированы как гипотезы для будущих исследований:

1. Присяжные, имеющие сильную веру в справедливый мир (за счет приписывания вины самому подсудимому), в случае оправдательного вердикта будут порицать суд и оправдывать жизнь (как институты спра­ведливости), а в случае обвинительного вердикта — наоборот.

2. Присяжные, имеющие слабую веру в справедливый мир (за счет приписывания вины среде), в случае оправдательного вердикта будут оправдывать суд и порицать жизнь, а в случае обвинительного вер­дикта — наоборот.

Исследование Е. О. Голынчик, также проведенное в Московском областном суде, четко выявило действие в суде присяжных таких меха-

¹¹ Модельная коллегия— это экспериментальная группа, состоящая из 12 участ­ников исследования, выносящих вердикт на основе материалов реального уголов­ного дела.

284

низмов, как идентификация, самозащитная атрибуция, вера в справедли­вый мир, фундаментальная ошибка атрибуции и устранение когнитивного диссонанса. В результате исследования была разработана модель атрибу­ции присяжными заседателями ответственности за преступление с вы­делением множества факторов, влияющих на этот процесс, среди кото­рых главными все же оказались факты и обстоятельства дела. Получен­ные результаты свидетельствуют также о том, что, принимая решение, присяжные учитывают характеристики юристов, участвующих в про­цессе, и очень чутко реагируют как на их профессионализм, так и на их некомпетентность, что свидетельствует о необходимости повышения профессиональной подготовки судебных юристов [Голынчик, 2002].

На основе анализа западной литературы и проведенных на кафед­ре исследований был осуществлен обстоятельный социально-психо­логический анализ позиции и характеристик судьи в суде присяжных [Магун, Краснопольский, 1996], а также предпринята попытка целост­ной реконструкции социально-психологических особенностей суда присяжных [Краснопольский, 2001].

Серия эмпирических исследований социально-психологических проблем суда присяжных, проведенных на кафедре социальной пси­хологии факультета психологии МГУ за последние 10 лет, подготови­ла переход от разработок, имеющих преимущественно прикладной характер (приложение накопленных в социальной психологии знаний к новому объекту — суду присяжных), к фундаментальным исследо­ваниям, вскрывающим новые закономерности, переносимые в опре­деленных пределах и на другие объекты изучения [Соловьева, 1997].

Завершая обзор социально-психологических исследований проблем человека в правовом пространстве современной России, отметим, что в основном они оказались сгруппированы вокруг трех ведущих тем — правосознания, правовой социализации и суда присяжных. Здесь по­лучены интересные и важные результаты, открывающие новые перс­пективы для дальнейших исследований.

Развитие российской психологии права в целом лежит в русле рас­ширения поля исследований, интеграции с социальной психологией, создания психологически обоснованных технологий эффективной ра­боты юриста в различных сферах профессиональной деятельности, а также теоретической и методологической рефлексии новой ситуации в этой области науки и практики.