седником, а не нашим участием в прозрачной общности. Какое бы по­слание ни передавала речь, говорить — значит вступить в контакт.

Таким образом, следует признать в речи связь с особенным, нахо­дящимся вне темы речи, не тематизируемым, но приближающимся в речи. Речь и ее логический результат заключаются не в познании со­беседника, но в его близости. Связана ли невозможность войти в тему, рассыпаться на образы, возникнуть — невидимость — с незначитель­ностью бытия или безмерностью значения, возникающего по ту сто­рону значения, освещающего бытие сущего? Связь, в которую уже включен тематизирующий свой объект собеседник, — не интенцио­нальность, не утверждающийобъект тезис, открытость ему, раскрытие, ориентация на..., короче, не направленность — пусть даже «наполнен­ная» самой ясной и отчетливой интуицией, — уже утратившая непос­редственность контакта. Действительно, непосредственность контак­та не является результатом пространственной смежности, видимой стороннему наблюдателю и обозначенной как «синтез понимания». Близостьсама по себе —это значение. Субъект вошел в прорыв ин­тенциональности и видения. Ориентация субъекта на объект стала близостью, интенциональное стало этическим¹⁹(пока что здесь не воз­никает ничего морального).Этическоене означает безобидного смяг­чения страстных особенностей, вводящего человеческий субъект в ми­ровой порядок и объединяющего все разумные существа, подобно иде­ям, в царстве целей. Оно означает выворачивание субъективности,открытойлюдям и всегда в какой-то мере представляющей их себе, ут­верждающей и предполагающей их теми или иными (каким бы ни было качество утверждающего их тезиса — аксиологическим, практи­ческим или доксическим) посредством субъективности, вступающейв контактс особенным, исключающим отождествление в идеальном. тематизацию и представление; с абсолютным и тем самым непредста­вимым особенным²⁰. Таков исходный язык как фундамент другого язы­ка. Кожа и человеческое лицо — именно та точка, где непрестанно происходит превращение интенционального в этическое, где прибли­жениевходитв сознание. Контакт — это нежность и ответственность.

4. Язык и чувственное.

Непосредственность чувственного — событие близости, а не знания. Зна­нию сущностно принадлежит опосредование идеального, или керигма-тического языка, не являющееся для конечного ума крайним средством, симптомом фрустрации, заменителем недостающей интеллектуальной интуиции. Чувственное в чувственной интуиции уже подчиняется откры­тию бытия. Но чувственность не исчерпывается подобными функциями открытости. Нето, чтобы она вводила в познание противоположный структурам понимания непрозрачный элемент, ведущий к отличным от образующих структурированный мир знаниям. Мыслить чувственное таким образом значит снова соотнести его с познанием. Но чувственное устанавливает с реальным связь совершенно иного порядка. Вкусовое ощущение, например, может означать открытие и опыт вкуса. Гуссерль

338

руководствуется этой возможностью, выдвигая тезис о преимуществе те­оретического и о неизгладимой возможности превратить в теоретическую любую другую «интенциональность», не прибегая к объективирующей

рефлексии²¹.

Но во вкусовом ощущении интенциональность, то есть открытость вкусу, уже предполагает отрешенность дегустатора. Первостепенный значимый характер самого ощущения не равноценен роли «мышле­ния, мыслящего нечто». Психологам, по крайне мере, известна эмо­циональная нагрузка вкусовых ощущений, но психика — или значе­ние — этой нагрузки тут же интерпретируется или как «состояние», или как интенция другого, разумеется, не теоретического типа, но все же как открытость, понимание: информация о себе или, как у Хай­деггера, онтологическое понимание положения человека в бытии. Любая трансценденция мыслится как знание.Конечно, такой поиск интенциональности в чувственном избегал просто механизации чув­ственности, как того требовали позитивисты. Но различимая в любой чувственности структура открытости подобна структуре видения, где чувственность вылилась в знание; и можно задаться вопросом, поте­ряло ли видение полностью, даже в своей интеллектуальной функ­ции, иной способ обозначения, и следует ли, в частности, считать выражение «есть глазами» лишь метафорой. Нужно задаться вопро­сом, восходит ли любая трансценденция к интеллекту²². Действитель­но, если, например, вкусовое ощущение не исчерпывается знаниями о вкусах, приращение смысла не сводится ни к осознанию физико-физиологического процесса питания, ни к осознанию связанных с ним действий — как откусывание, пережевывание и т.д. Собствен­ное значение вкусового ощущения состоит в некотором роде в «про­рыве» полученных знаний ради проникновения как бы вглубь вещей. Ничто не напоминает здесь о преобладании данности над целью, как того требует понятие осуществления у Гуссерля. Психика не сводит­ся здесь ни к сознанию, ни к бессознательному. Что-топроисходитв ощущении между ощущающим и ощущаемым, под открытостью ощу­щающего ощущению, сознания феномену. Мы выбрали пример вку­сового ощущения, потому что такую схему потребления можно най­ти во всех формах чувственности и потому что ощущать мир — это всегда определенный способ питаться им.

Но чувственное должно прежде всего интерпретироваться как при­косновение. И здесь событие снова состоит не в открытости осязаемой quiddite⁶* затронутого существа; хотя и здесь контакт может обернуть­ся осязанием. Всплывает «доксический тезис», превращающий собы­тие контакта в информацию, знание, почерпнутое из мягкой или же­сткой поверхности вещей, вводящее чувственное в тематизирующий, отождествляющий, всеобщий дискурс. Но прежде, чем превратиться в знание о поверхности вещей, и во время самого этого познания ося­зание — это чистое приближение и близость, несводимые к опыту бли­зости²⁵. При контакте намечается ласка, хотя это значение не превра­щается в опыт ласки. Близость в ласке остается близостью, не стано­вясь интенцией чего-либо, хотя ласка может стать несущим послание выразительным жестом. Приблизиться, соседствовать не сводится к

339

знанию или осознанию этого. Вещи при контакте близки, но совсем в ином смысле, чем их грубость, тяжесть, чернота, приятность или даже существование или несуществование. Их способ быть «во плоти и кро­ви» (согласно устоявшемуся переводу выражения Гуссерля ieibhaft gegeben)характеризует не их проявления, но их близость. Идея или ценность могут быть интуитивно даны «в оригинале», но к идее нельзя прикоснуться. Необходимо нечто чувственное. Ощутимое определяет­ся таким отношением близости. Это нежность: от лица — до обнажен­ной кожи, одно в контексте другого, обретающего в этом контексте полноту смысла, от чистого до смутного. И если философам казалось, что объясняемое наукой по-своему восприятие освещает объясняю­щую его науку — она не обязана этим преимуществом не вполне ра­зумному престижу конкретного. Но конкретное как чувственное — это непосредственность, контакт и речь. Восприятие — близость бытия, не засвидетельствованная интенциональным анализом. Чувственное по­верхностно лишь в своей познавательной роли. В этическую связь с ре­альным, то есть в установленную чувственным близкую связь, вовле­кается основное. Жизнь — здесь. Разумеется, видение — это откры­тость и сознание; любая открывающаяся как сознание чувственность называет себя видением, но даже подчиняясь познанию, видение со­храняет контакт и близость. Видимость ласкает глаз. Видят и слышат так, как трогают.

В действительности, при контакте ласка чувственного и осязаемо­го — нежность, то есть близость — пробуждается лишь исходя из кожи, лица человека, при приближении к ближнему. Близость ве­щей — это поэзия; вещи открываются сами по себе, до приближения к ним. При .прикосновении к животному кожа затвердевает. Но ка­савшиеся вещей руки, исхоженные людьми места, части вещей, те контексты, куда входят эти части, интонации голоса и произносимые слова, всегда ощутимые знаки языка, написанные письма, сохранив­шиеся предметы, реликвии, — на все вещи, начиная с лица и кожи человека, распространяется нежность; познание возвращается к бли­зости, чисто чувственному. Вложенная в мир в качестве объекта и ин­струмента материя посредством человеческого становится материей, охватывающей меня близостью. Поэзия мира неотделима от близос­ти по преимуществу или от близости ближнего. Некоторые холодные, «минеральные» контакты отливаются в чистую информацию лишь в отрицательном плане, как бы соотносясь со своим происхождением из Иного: такое соотношение утверждается как априорная структура чувственного.

Такое отношение близости, такой контакт, не превращающийся в ноэтико-ноэматическую структуру, где происходит любая передача по­сланий — какими бы ни были эти послания, — это изначальный язык, язык без слов и предложений, чистая коммуникация. — Исходя из фе­номенологического описания знания и его керигматических условий, наше исследование коснулось отношений, чье переплетение приводит нас к применению этической терминологии и значений. Близость по ту сторону интенциональности — это связь с Ближним в моральном смысле слова.

340