3. Конечное и бесконечное

Экстериорность как сущность бытия означает сопротивление социальной множественности логике, тотализирующей множество. Согласно этой логике, множественность — это вырождение Единого или Бесконечно­го, ослабление бытия, которые каждому из множественных существ сле­довало бы преодолеть, чтобы вернуться от множественного к Единому, от конечного к Бесконечному. Метафизика, отношение к экстериорнос­ти — то есть к превосходящему, — напротив, указывает на то, что отно­шение между конечным и бесконечным для конечного заключается не в том, чтобы погрузиться в противостоящее ему, а в том, чтобы остаться са­мим собой, «у себя», действовать здесь. Суровое счастье доброты изме­нило бы свой смысл, было бы искажено, если бы смешивало нас с Богом. Понимание бытия как экстериорности — отвержение существования бытия как панорамы и как тотальности, производящей экстериор­ность, — позволяет понять смысл конечноготак, чтобы при этом его ог­раничение внутри бесконечного не требовало непостижимого умаления бесконечного и чтобы конечное не было ностальгией по бесконечному, тоской по возвращению. Полагать бытие как экстериорность значит рас­сматривать бесконечное как Желание бесконечного и, следовательно, по­нимать, что порождение бесконечного требует отделения, возникновения абсолютной произвольности «я», или истока.

Черты ограничения и конечности, которые обретает отделение, не означают простого «меньше», которое можно трактовать только исходя из «бесконечно большего» и из безупречной полноты бесконечного: они обеспечивают именно переполненность бесконечного или, говоря кон-

274

4. Творение

Богословие опрометчиво трактует идею отношения между Богом и сотво­ренным в понятиях онтологии. Оно предполагает привилегированность логики тотальности как адекватной бытию. Так оно сталкивается с труд­ностью понимания того факта, что бесконечное бытие соприкасается или терпит то, что находится вне его, или что свободное существо уходит сво­ими корнями в бесконечность Бога. Между тем трансценденция именно отвергает тотальность, она недоступна взгляду, который охватывал бы ее извне. Любое «понимание» трансценденции на деле не достигает ее и имеет дело с ее видимостью. Если понятия тотальности и бытия совпа­дают друг с другом, то понятие «траснцендирующий» выводит нас за пре­делы категорий бытия. Таким образом, мы по-своему возвращаемся к платоновской идее Блага по ту сторону Бытия. Трансцендирующее — это то, что нельзя объять. Здесь понятие трансценденции получает сущност­ную определенность без какого бы то ни было обращения к теологии. То, что является причиной затруднений для традиционной теологии, тракту­ющей творение в понятиях онтологии, — Бог, выходящий из вечности ради акта творения, — является первейшей истиной для философии, от­правляющейся от идеи трансценденции: ничто не может служить лучшим различением тотальности и отделения, чем разрыв между вечностью и временем. Поэтому другой в силу своего значения, предшествующего моей инициативе, походит на Бога. Это значение предшествует моей инициативе Sinngebung.

Речь идет о том, чтобы идею тотальности, в которой онтологическая философия действительно объединяет — или включает в нее — множе­ственное, заменить идеей отделения, противящегося синтезу. Утверждать начало из ничего в результате творения значит оспаривать изначальную общность всех вещей в лоне вечности, откуда философское мышление, руководствующееся онтологией, выводит существа словно с единой матрицы. Предполагаемый трансценденцией абсолютный характер отде­ления наилучшим образом можно выразить, обратившись к термину «творение», в котором одновременно утверждается родство нсех видов

275