Глава четвертая

Проблемы теории исторического развития искусства слова

§ 1. Общие предпосылки

Для понимания предложенной Потебней концепции исторического развития художественного сознания и законов эволюции словесного искусства нужно иметь в виду два основных исходных положения этой концепции.

ПЕРВОЕ. Поэзия существовала с момента возникновения языка и будет существовать всегда – до тех пор, пока существует человек и человечество. Иначе говоря, поэзия есть непременное и неотъемлемое свойство самой природы человеческого мышления, и потому она есть всегда и «везде, ежечасно и ежеминутно, где говорят и думают» [332]. Потебня иногда сравнивал поэзию с атмосферным электричеством и писал, что поэзия «не только там, где великие произведения (как электричество не только там, где гроза)» [332]. Единственным необходимым условием ее существования является наличие языка (причем совсем не обязательно письменного). «Языки создаются тысячелетиями, – писал он, – и если бы, например, в языке русского народа, письменность коего лет девятьсот была лишена поэзии [т.е. развивалась вне письменной формы – С.С.], не было поэтических элементов, то откуда взялось бы их сосредоточение в Пушкине, Гоголе и последующих романистах? Откуда быть грозе, если в воздухе нет электричества?» [375].

ВТОРОЕ. Познание, исследование поэтических явлений, как и любых явлений вообще, может быть только историческим. Сам Потебня – не историк литературы в узком смысле, а прежде всего лингвист и теоретик словесности. Каких-либо специальных конкретных исследований о проблемах литературного процесса или о творчестве отдельных писателей (за исключением черновых заметок о Толстом и Достоевском, а точнее, просто выписок из их произведений с очень лаконичным комментарием), у него нет. Есть только примеры, краткие анализы отдельных произведений или их элементов в теоретических работах – для иллюстрации своих теоретических положений и выводов. Но идея историзма в понимании природы как языка, так и поэзии и идея их развития – фундаментальнейшая базовая основа всей филологической концепции Потебни. С его точки зрения, слово, язык, искусство слова могут быть поняты только в их историческом развитии и функционировании, так что теория Потебни, его поэтика насквозь историчны.

Иначе и не могло быть, поскольку историзм неизбежно вытекает из его понимания языка и поэзии как деятельности, непрерывной деятельности творящего и воспринимающего сознания. Так что и познание результатов этой деятельности может быть только историческим, ибо «мы познаем не свое настоящее, неуловимое, а свое прошедшее» [305]. Миг настоящего неуловим: в момент мысли о нем он уже становится прошлым. Это как в известном парадоксе Эпикура о смерти: «Пока я жив, смерти нет, когда меня нет, смерти нет тоже; значит, смерти не существует». По отношению к смерти – это действительно парадокс, но по отношению к познанию – самая что ни на есть реальность: «Всякое познание, – говорил Потебня, – исторично» [306]. Он не раз возвращался к этому тезису во всех своих работах, начиная с книги «Мысль и язык». «Настоящее доступно наблюдению, лишь когда оно отодвинуто в прошедшее, стало следом. Таким образом, все науки о человеке сводятся к изучению прошедшего, к истории языка, искусства, науки, религии, права, быта, политических учреждений»¹. Как говорилось выше, исторично не только познание, но и самопознание: «Опыт показывает, что настоящее наше состояние не подлежит нашему наблюдению и что замеченное нами за собою принадлежит уже прошедшему… Сознаваемое в процессе самопознания есть прошедшее». «Основной вопрос самопознания: «что такое я?» сводится для современного человека на исторический вопрос: «Как я (как один из множества) стал таким?» [169].

Так что исторический подход к искусству слова просто неизбежен. К явлению словесного искусства нельзя подходить иначе как к процессу, происходящему в творящем сознании и в сознании воспринимающем; из взаимодействия этих процессов и состоит движение искусства слова, его развитие во времени. Причем развитие это заключается не только в том, что одно явление искусства сменяется другим, но и в том, что созданные ранее произведения (подлинно художественные) не умирают (во всяком случае, долго, иногда очень долго не умирают) и продолжают свою жизнь годы, десятилетия, а то и века, много веков, и в течение всего этого времени, следовательно, происходит развитие содержащихся в них смыслов.

Отсюда следует, что исторический подход к произведениям словесного искусства предполагает два аспекта, две проекции: во-первых, изучение литературного произведения в контексте сознания своей эпохи (в сознании его творца и в сознании читателей его времени); во-вторых, литературное произведение в сознании других эпох (открытие новых смыслов и утрата других; углубление и обогащение содержания или его постепенное угасание, «умирание» произведения как его окончательное «падение в Лету» или как, может быть, еще не безвозвратная утрата, потому что возможно еще и его «воскресение», оживление для людей в другое время и т.д.). До тех пор, пока произведение не забыто совсем, оно не может не оказывать влияния на литературу последующих эпох. Но даже если оно забыто, перестало волновать людей, «не шевелит отрадного мечтанья», ушло в прошлое безвозвратно, все равно остается его след, отпечаток в арсенале художественного языка, в элементах «внешней формы»; и в любом произведении есть, так сказать, «ген» литературной наследственности, материальный носитель преемственности, который может быть выделен и изучен историком литературы.

Таковы основные предпосылки исторического аспекта теории словесности Потебни; она в этом отношении тоже есть своего рода «историческая поэтика», хотя и иная, чем у Веселовского. Но они в значительной части соприкасаются, а не противостоят друг другу, хотя представляют собой разные способы и методы применения исторического подхода к изучению искусства слова.