Глава вторая
«ПОЭЗИЯ» И «ПРОЗА».
ТЕОРИЯ ПОЭТИЧЕСКОГО ЯЗЫКА
§ 1. Проблема поэтического и прозаического языка
1. Противоположение языка поэзии и языка прозы.
Это противоположение у Потебни – иное, чем у Веселовского, и иное, чем впоследствии будет в теории формальной школы. Сначала о терминологии. Термины «поэзия» и «проза» у Потебни, как и у Веселовского, имеют иное содержание, чем в современном словоупотреблении. «Поэзия» – художественное слово (и стихотворное, и прозаическое). «Проза» – нехудожественное слово (деловая, научная и т.п. речь)1.
Слово
с внутренней формой (х
а
А
), т.е. с образным «представлением»,
посредствующим между звуком и значением,
указывающим на это значение, – есть
слово поэтическое, трехчленное.
Прозаическое
слово двучленно (х
А
); это такое слово, в котором есть только
звук и значение и отсутствует посредствующее
звено – внутренняя форма, конкретный
образ, пробуждающий значение, указывающий
на него. Специфика прозы – в сложности
и – главное – в отвлеченности
мысли, в понятийности
прозаического слова.
Поэтичность (или, как иногда еще выражался Потебня, «символичность») языка – его первичное, исконное свойство. Т.е. поэтическое слово исторически рождается раньше прозаического2.
Путь развития слова – от образности, сначала мифологической, затем метафорической, (т.е. от поэтичности) – к отвлеченности, понятийности, если иметь в виду основное направление изменения отдельного слова (да и то лишь «как правило», которое не бывает без исключений, ибо процесс может быть и обратным – об этом ниже), а не языка в целом. Что касается развития языка в целом, то оно отнюдь не сводится к вытеснению образных слов неóбразными, – процесс здесь значительно сложнее (об этом тоже чуть позже).
А пока необходимо подчеркнуть: противоположение прозы и поэзии (языка поэтического и языка непоэтического) и – главное – его теоретическое обоснование – большая заслуга Потебни. До Веселовского и Потебни различие между поэтическим и непоэтическим языком ученые видели в основном в количественной разнице употребления «красочных» элементов стиля («тропов» и «фигур»). Веселовский попытался объяснить суть и структуру поэтического стиля на основе теории психологического и ритмического параллелизма. После Потебни формалисты взялись решить эту проблему путем механического рассечения единого общенародного языка на поэтический и непоэтический и решать ее как проблему разных языков. Потебня, в отличие от всех них, попытался поставить вопрос о различиях поэтического и непоэтического языка как собственно научную проблему диалектически – как проблему взаимопереходов поэтического и непоэтического. В решении проблемы он, мне кажется, пошел дальше и глубже других, в том числе дальше и глубже Веселовского, который ее впервые поставил, а главное, Потебня решал ее тоньше и деликатнее, особенно в сопоставлении с формалистами. Его метод анализа и научный инструментарий весьма диалектичен и гибок в сравнении с грубым скальпелем ОПОЯЗа. После Потебни стало уже анахронизмом видеть отличие поэзии от прозы только в бóльшем количестве сравнений, эпитетов, метафор, риторических украшений или в наличии ритма (хотя формалисты беззастенчиво пытались приписать Потебне, в котором инстинктивно и не без оснований видели своего главного противника, именно такое понимание проблемы поэтического языка).
После Потебни стало ясно, что речь идет а) о разной СТРУКТУРЕ поэтического и прозаического слова; б) о разных ТИПАХ ОТНОШЕНИЯ к слову в поэтической и прозаической речи. «Отношение говорящего к употребляемым словам двояко, – писал Потебня. – Во-первых, к значительной части этих слов он относится почти так, как ребенок, который впервые знакомится с их звуками и значением. Мы говорим ребенку, указывая на вещи или изображения: это дом, лес, соль, сыр…, но обыкновенно даже при желании не можем объяснить, почему соль не называется сыром, и наоборот. Единственное объяснение: так говорят, так говорили исстари. Таким образом, в этих случаях под давлением предания значение непосредственно и безотчетно примыкает к звуку. Во-вторых, к другой части слов мы относимся более активно. Именно стоит употребить такие слова в переносном, производном смысле или образовать от них новые, и основания такого действия скажутся, будут тем явственнее, хотя бы мы и не в состоянии были дать в них отчета – например, когда мы говорим: я здесь (то есть в этом деле, в этом кругу мыслей) «дома» или «я тут (как) в лесу», «чем дальше в лес, тем больше дров» «волка как ни корми, он в лес смотрит». В последнем примере «в лес» значит приблизительно то же, что «вон», то есть в сторону, противоположную домашнему, дружескому, симпатичному, и это значение изображено, или, говоря психологическим термином, представлено признаком, взятым из значения «в лес» [299 – 300].
Еще более важный момент теоретической концепции Потебни связан с трактовкой взаимодействия поэтического и прозаического языков, причем взаимодействия как в диахроническом, так и в синхроническом планах; иначе говоря, в процессе их исторического развития и в процессе их одновременного функционирования.