прохоров. статья 1

Статьи. СОВЕТСКАЯ АМЕРИКАНИСТИКА НА ПЕРЕПУТЬЕ: СТАРЫЕ ДОГМЫ И НОВЫЕ ПОДХОДЫ

Автор: Н. Н. БОЛХОВИТИНОВ

Перестройка и гласность пробудили в нашей стране и во всем мире огромные надежды. Эти надежды, естественно, коснулись и историков, тем более что именно в их исследованиях можно было ожидать больших и скорых изменений. Историкам теперь не надо ссылаться на ограничения, трудности, цензуру и т. д. Никто уже не препятствует появлению серьезных, обстоятельных и правдивых работ. Но как обстоит дело реально, когда 6 лет перестройки уже прошли?

Как и во всей нашей исторической науке, в американистике произошли, конечно, известные изменения, некоторые организационные перестановки. Более академично звучат заголовки трудов советских американистов. В свое время чуть ли не непременным условием было употребление словосочетаний "буржуазная историография", "фальсификаторы истории", "американский империализм", "общий кризис капитализма", а теперь все чаще звучат такие термины, как "немарксистская историография", "современный капитализм" и т. п.¹

Впрочем, в большинстве случаев авторы ограничивались чисто редакционной, косметической правкой, а основное же содержание работ сохранялось прежним. Традиционным остается, например, содержание коллективного труда "Современная зарубежная немарксистская историография. Критический анализ" (М. 1989). В ортодоксальном духе написана вышедшая в 1990 г. книга "Американская федерация труда, 1919 - 1936". Начинается она со ссылки на XXVII съезд КПСС, который "поставил перед советскими обществоведами задачу глубокого изучения опыта международного рабочего движения" (без ссылки на такую оригинальную мысль обойтись было, по-видимому, нельзя) и заканчивается разделом "Коммунисты в авангарде движения за индустриальный юнионизм". Это лишь отдельные примеры, число которых можно было бы умножить.

Общими недостатками грешат и коллективные труды, включая и те, которые готовились Институтом всеобщей истории АН СССР и за которые я как сотрудник этого научного учреждения несу долю ответственности. Например, в последнем томе "Истории США", изданном в 1987 г., современное развитие этой страны характеризуется как "прямой диктат" монополистического капитала, "широкое наступление на экономические позиции трудящихся", внедрение "новых, все более изощренных методов и форм эксплуатации наемного труда"²и т. д. и т. п. Особенно катастрофическим в книге выглядит положение фермеров, доходы которых

Болховитинов Николай Николаевич - член-корреспондент АН СССР, профессор, заведующий отделом истории США и Канады Института всеобщей истории АН СССР.

стр. 3

снизились с 43 млрд. долл. в 1979 г. до 19 млрд. в 1982 году³. Читателю остается только недоумевать, как эти несчастные, постоянно разоряющиеся фермеры умудряются кормить не только население своей страны, но и добрую часть жителей Советского Союза. Не очень убедительны и высказывания о неизбежном конце "последней антагонистической общественно-экономической формации", повороте и выборе человечества "в пользу социализма", которые звучат с первых страниц Введения к тому же тому⁴.

Мне уже приходилось писать о создании у советского читателя образа внешнего врага, который был нужен для того, чтобы держать страну в состоянии постоянного напряжения. Внешний враг был необходим для оправдания сильной власти, нехватки продуктов питания и жилья, огромных затрат на оборону страны. Достаточно взглянуть на библиографические указатели названий советских работ по истории США, чтобы представить масштабы антиамериканской пропаганды в СССР⁵. На протяжении многих лет самые влиятельные и способные американисты, включая политического обозревателя В. С. Зорина, историка Н. Н. Яковлева, писателя и публициста Г. А. Боровика, с присущим им умением и талантом представляли США и их руководителей как виновников чуть ли не всех бед человечества, врагов мира и прогресса.

Сколько слез пролили советские американисты по поводу положения безработных и бездомных в Соединенных Штатах! Изо дня в день на экранах советских телевизоров показывали душераздирающие картины жизни бездомных, особенно негров, индейцев, пуэрториканцев. Пугало безработицы, которое создавалось в Советском Союзе, имело мало общего с действительным положением трудящихся в США. До сих пор наш народ продолжают "стращать" этим пугалом. Безработица стала чуть ли не главным аргументом в пользу сохранения существующей у нас распределительной системы. С большим трудом мы начали, наконец, произносить слово "рынок", но и то лишь добавляя: "регулируемый", - что, по сути дела, отрицает самое его суть - свободу конкуренции.

Догматически понимаемый марксизм, жесткий классовый подход принесли большой вред нашей исторической науке. Это не значит, однако, что от классового анализа или теории формаций следует вообще отказаться. В своем распоряжении историк должен иметь разные методы и средства анализа - и новые и старые, и классовый анализ и общечеловеческие ценности, и цивилизационный подход и теорию формаций, и количественные и традиционные методы - все должно использоваться тогда, когда это необходимо. Как художник использует всю палитру красок, так и историк должен передавать все многообразие исторической действительности, а не употреблять только розовый или черный цвет.

Легко, конечно, поменять минусы на плюсы, и США со страниц советской печати и экранов стали теперь выглядеть чуть ли не как земля обетованная с молочными реками и кисельными берегами. Общая картина, однако, будет так же далека от действительности, как и в свете традиционного очернительства. И не случайно проф. Э. Фонер, обобщая свои наблюдения во время пребывания в МГУ в 1990 г., заметил, что в СССР возникает "новая история", - история, которая будит мысль и привлекает интерес читателей, но "история не менее "политизированная", чем старая"⁶.

Очень хотелось бы, чтобы этот вывод в конечном итоге не оправдался. Уместно в этой связи напомнить, что у нашей американистики были и заслуги, о которых не следует забывать. Довольно успешно изучалось развитие капитализма как в промышленности, так и в сельском хозяйстве. Назовем хотя бы монографию А. В. Ефимова "К истории капитализма в США" (М. 1934), статьи Г. П. Куропятника об американском пути развития капитализма в сельском хозяйстве, а также диссертацию Б. М. Шпотова о промышленном перевороте в США⁷.

На основе формационного подхода советские историки убедительно показали несостоятельность теории "американской исключительности", подвергли аргументированной критике концепцию "границы" Ф. Дж. Тернера и т. д. Еще в 1934 г. Ефимов показал, что развитие США в XVIII-XIX вв. шло, в общем, и целом в соответствии с законами капиталистической формации. В его работах, а в дальнейшем и в трудах других советских американистов подчеркивалось, что война США за независимость 1775 - 1783 гг. и Гражданская война 1861 - 1865 гг. в основе своей были буржуазными революциями, аналогичными тем, которые происходили в

стр. 4

Европе. Правда, при этом выяснилось, что в отличие от Европы, где в результате буржуазных революций XVII-XVIII вв. произошел переход от феодальной системы к капитализму, в Америке феодализма как господствующей системы никогда не существовало.

Война за независимость и Гражданская война были по своей сути не межформационными, а внутриформационными революциями, направленными не против феодальной системы как таковой, а лишь против ее отдельных сторон, против препятствий на пути свободного развития капитализма. Мысль о войне за независимость как о революции внутриформационной была высказана около 20 лет назад, и, хотя с тех пор никто не подвергал ее сомнению, широкого признания она так и не получила, и в учебниках все еще пишут о войне за независимость в первую очередь как о буржуазной революции, которая уничтожила феодальные порядки, ликвидировала колониальную зависимость страны и т. д.⁸

Если сильные стороны формационного подхода, во всяком случае, до XX в. проявлялись там, где надо было выделить общие процессы, то гораздо менее плодотворным оказался этот подход при выявлении и анализе особенностей исторического развития того или иного общества. Между тем всякому, кто занимался серьезным изучением развития США, очевидно, что американской истории присущи не только общие с Европой черты, но и коренные отличия. Если для европейской цивилизации в первую очередь характерны старинные замки и дворянские усадьбы, то цивилизация в Америке характеризуется, прежде всего, фермами, гостиницами и банками. И нам представляется в этой связи, что формационный принцип необходимо дополнить цивилизационным подходом, который освободил бы наших историков от набора ортодоксальных догм, которые стали затруднять анализ многих особенностей и качественных отличий развития стран Нового Света, в частности США, от истории европейских стран.

Следует учитывать, что американская цивилизация складывалась не только под воздействием Европы. Огромную роль в истории Нового Света сыграла доколумбова цивилизация индейцев. Важным компонентом цивилизации в Америке стали афро-американцы, а позднее и переселенцы из стран Азии. Соседство и взаимодействие различных культур способствовали формированию самобытных черт американской цивилизации, подчас лежавших за пределами привычных европейских традиций. Конечно, это взаимодействие не всегда было равноправным и гармоничным. Многие культурные традиции индейцев и негров оказались навсегда утраченными. В свою очередь коренные обитатели Америки и афро-американцы сопротивлялись культурной ассимиляции, стремились сохранить свои ритуалы, легенды, обычаи. Даже после приобщения к христианству и английскому языку чернокожие американцы сохранили связи с африканской культурой, что отчетливо просматривается в танцевальных ритмах и мелодиях. Очень показательно в этой связи, что неотъемлемой частью музыкальной культуры США стали джаз и мюзикл.

Изучать процессы взаимодействия и взаимопроникновения различных региональных цивилизаций особенно важно в настоящее время, когда усилились тенденции к формированию общемировой цивилизации. В этом случае сильные стороны цивилизационного подхода будут проявляться уже при анализе не особенностей, а общих черт складывающейся мировой цивилизации.

Большие перспективы для американистов открывают междисциплинарные и сравнительно-исторический методы. Известно, сколь плодотворным оказалось сравнительное изучение политической истории США и европейских стран, проведенное А. де Токвилем (Франция), Дж. Брайсом (Англия) и М. Я. Острогорским (Россия). Можно надеяться, что столь же успешными окажутся и исследования современных американистов - выходцев из Западной и Восточной Европы, а также СССР. В связи с этим, не претендуя на сколько-нибудь окончательные выводы, хотел бы остановиться на сравнительном анализе Американской и Французской революций⁹.

Первое, что бросается в глаза, - это необычайная молодость тех, кто участвовал в этих революциях. Трудно представить, но в 1789 г. М. Робеспьеру исполнился только 31 год, Ж. Дантону было 29, П. Шометту - 28, Луи Сен-Жюсту - всего 22! Столь же молодыми оказались и лидеры Американской революции XVIII века. Когда Т. Джефферсон написал в 1776 г. Декларацию независимости, ему едва

стр. 5

исполнилось 33 года, Дж. Мэдисону было 26 лет, а А. Гамильтону и того меньше - всего 21! Даже многоопытному Дж. Вашингтону исполнилось в то время только 44 года, а Дж. Адамсу и того менее - 40. По нынешним меркам все они были еще молодыми, а некоторые - совсем юными. Тем не менее в своем большинстве они были прекрасно образованными людьми, воспитанными на идеях Просвещения. Более того, ко времени революции многие из них уже сами стали выдающимися просветителями.

На этом, правда, общность обрывается. Жизнь вождей Французской революции закончилась трагически. Никто из них не пережил революции. Судьба их американских коллег оказалась куда более счастливой. Все они встали у руля молодой республики и возглавляли правительство США на протяжении многих последующих десятилетий. По воле судьбы два основных автора Декларации независимости, два постоянных соперника и два будущих президента (Т. Джефферсон и Дж. Адаме) прожили долгую жизнь и умерли в один и тот же день - 4 июля 1826 г., то есть в 50-летний юбилей своего детища - Декларации независимости.

Если во Франции "патриции, - по выражению Р. Ф. Шатобриана, - начали революцию, а плебеи ее закончили", то в Америке "элита", начавшая революцию, сохранила власть до конца. Это не могло не способствовать росту личного влияния и авторитета признанных лидеров войны за независимость и "отцов-основателей" США - Вашингтона, Джефферсона, Адамса, Гамильтона, Мэдисона, Джея и др.

Советские историки уже проводили сравнение Американской и Французской революций и всякий раз, опираясь на известную оценку В. И. Ленина, приходили к заключению, что вклад и заслуги последней были неизмеримо более значительными¹⁰. Однако такая прямолинейная оценка нуждается в коррекции. Прежде всего необходимо обратить внимание на то, что по своим итогам Американская революция оказалась во многом более результативной и более последовательной. В отличие от Французской она на всем своем протяжении развивалась по восходящей линии и закончилась решительной победой восставших, что было достигнуто в результате активного участия народных масс в борьбе за независимость и свободу. Политическая активность народа не прекратилась и после официального завоевания независимости в 1783 г., в результате чего в стране окончательно победила республиканская идеология, прочно утвердился республиканский строй, а основанная на принципе разделения властей Конституция 1787 г. была дополнена биллем о правах.

В ходе революции в Северной Америке были уничтожены пережитки феодализма, конфискованы поместья лоялистов (около 100 тыс. лоялистов бежали за границу), образован фонд государственных земель, что создало прочную основу для развития сельского хозяйства по американскому (фермерскому) пути. Конечно, основные принципы, провозглашенные восставшими американцами, не были новы. Задолго до революции в Америке эти принципы были разработаны европейскими, прежде всего французскими, философами. Но если Европа впервые выдвинула идею Просвещения, то Америка воплотила их в жизнь¹¹.

По своему типу революция в Америке сравнима в первую очередь не с Великой французской революцией 1789 - 1799 гг., а, скорее, с революциями во Франции в XIX веке. Она была направлена не против всего старого порядка, которого в Америке в полном объеме никогда не существовало, а лишь против его элементов, "пережитков", против препятствий для свободного капиталистического развития, которые сохранялись или вновь насаждались британской короной.

Можно даже сказать, что Американская революция как революция внутриформационная по своему типу и характеру углубляла и развивала то, что не было решено межформационной революцией в Англии в середине XVII века. Причем к традиционной характеристике Английской революции XVII в, как революции европейского масштаба следует добавить и ее американский аспект, так как колонии Англии в Северной Америке, естественно, испытали прямое влияние революции в метрополии, а в ряде случаев пошли дальше.

Именно этим обстоятельством объясняется определенная консервативная тенденция в Американской революции, которая была присуща ей с самого начала. При этом речь идет не только и не столько о наличии в революционном движении в Америке консервативных групп и течений, не о том, что развитие революционных событий в США пошло по вигско-жирондистскому, а не якобинскому пути. Дело

стр. 6

прежде всего, в консервативности некоторых целей восставших, которые боролись не только за свободу и независимость, не только за уничтожение пережитков феодализма и препятствий развитию капиталистических отношений, но и за сохранение и упрочение уже существовавшего в Америке строя, уже существовавших свобод и привилегий от посягательства британской короны и парламента.

Этим и объясняется исторический парадокс, почему консервативная революция в Северной Америке во многих вопросах пошла дальше радикальной революции во Франции, почему Т. Джефферсон смог изменить локковскую формулировку естественных прав (жизнь, свобода, собственность) на жизнь, свободу и "стремление к счастью". Такое изменение не было случайным. Известно, что когда позднее маркиз Лафайет познакомил Джефферсона с проектом французской Декларации прав человека и гражданина, то американец заключил слова "право на собственность" в скобки, предполагая тем самым исключить их из текста¹². Разумеется, ни Джефферсон, ни другие американские революционеры никогда не выступали против собственности. Джефферсон лишь полагал, что собственность следует относить не к естественным, а к гражданским правам, то есть рассматривать ее как историческую категорию, которая зависит от воли общества и государства¹³.

Я полагаю, вслед за Локком, что собственность все же следует отнести к естественным правам человека. Дело в том, что "жизнь, свобода и собственность" - понятия взаимосвязанные и в определенном смысле тождественные. Без собственности не может быть настоящей свободы, без свободы и собственности не может быть и настоящей жизни. Во всяком случае, советские люди могли в этом убедиться на своем горьком опыте. Американцы же убедились в этом на два века раньше. Борясь против Англии, колонисты боролись не только за свою свободу, но и за собственность. Только в обеспечении своего священного права собственности от посягательств Англии колонисты видели свою свободу. К сожалению, у нас до сих пор эту связь улавливают еще не все.

Поучительным представляется и сравнительный анализ политической системы в США и в нашей стране. Пожалуй, нигде в мире не произносилось столько восторженных слов по поводу существующей политической системы, как в СССР. Принятие каждой новой конституции (1918, 1924, 1936 и 1977 гг.) сопровождалось все более шумной пропагандистской кампанией, но на рубеже 90-х годов оказалось, что к созданию правового государства мы только начали приступать. На выборах 1989 г. советские люди впервые ощутили, что их голос что-то значит. И это несмотря на то, что во многих избирательных округах баллотировался лишь один кандидат, неугодные кандидаты отсеивались окружными комиссиями, а представители самого высшего эшелона власти проходили вообще без всякой конкуренции.

Многочисленные недостатки и ошибки в период избирательной кампании объяснялись тем, что мы только учимся демократии. Еще более удивительно, однако, что мы учимся демократии по какому-то странному учебнику - законам о выборах 1988 и 1989 гг., коренные изъяны, которых очевидны. Создается впечатление, что мы заблудились в трех соснах и спорим о вопросах, которые во всех цивилизованных странах давно решены - в XIX, а то и в XVIII веке.

200 лет назад в США были приняты федеральная конституция и билль о правах, утверждавшие принципы разделения властей (законодательная, исполнительная и судебная) и заложившие основы правового государства. Конституция 1787 г. - это самая первая и самая старая конституция, с честью выдержавшая испытание временем и существующая с 26 поправками (включая 10 "первоначальных" - билль о правах) вплоть до наших дней. Она живет и действует так долго потому, что идеи Американской революции XVIII в., закрепленные в конституционных принципах, выражали не только и не столько интересы буржуазии, как об этом писали наши американисты, но в первую очередь общечеловеческие идеалы и правовые нормы. Закон, который служит узким интересам одного класса или правителя, имеет мало шансов стать долговечным. Не потому ли советская Конституция пересматривается так часто? И это тем более удивительно, что мы живем, казалось бы, в достаточно культурной стране, которая не стояла в стороне от развития мировой цивилизации и прогресса.

Русское общество, во всяком случае, его образованная часть, всегда внимательно следило за развитием политических событий на Западе и, в частности, было знакомо с конституционной мыслью не только Европы, но и Америки. Вспомним,

стр. 7

что А. Н. Радищев ссылался даже на конституции отдельных штатов (Пенсильвании, Делавэра, Мэриленда, Виргинии), приводил специальные выдержки о свободе слова и печати: "Народ имеет право говорить, писать и обнародовать свои мнения; следовательно, свобода печатания не долженствует быть затрудняема" (конституция Пенсильвании 1776 г., ст. 12)¹⁴.

Исключительно высоко оценивали зарубежный конституционный опыт и члены декабристских обществ. По словам С. Г. Волконского, "всегдашним разговором членов было, что американская конституция есть лучший образец для России". Много общего с конституцией 1787 г. имел, в частности, конституционный проект Никиты Муравьева. Всей полнотой законодательной власти было облечено Народное вече, состоявшее, подобно конгрессу США, из Верховной думы и Палаты представителей. И хотя во главе исполнительной власти, по конституции Н. Муравьева, стоял император, его прерогативы во многом напоминали права и обязанности президента, а текст присяги практически дословно повторял присягу президента США. Даже четыре "Приказа" (казначейство, сухопутных и морских сил, внешних сношений) соответствовали первоначальным американским департаментам¹⁵.

Любопытно, что Александр I в первые годы своего царствования с большим уважением отзывался об американском народе, который "сумел самым достойным образом воспользоваться своей независимостью, дав себе свободную и мудрую конституцию, обеспечившую счастье всех вообще и каждого в отдельности"¹⁶. Не без поддержки Александра I в России в первые десятилетия XIX в. разрабатывались различные конституционные проекты и даже печатались конституции отдельных европейских государств. Еще в 1819 г. в "Духе журналов" можно было прочитать страстный призыв к владычеству законов, "равно обязательных для властей и для подвластных, при которых самовластие места иметь не может"¹⁷. В 1820 г. появилось документированное описание политического строя заокеанской республики в форме писем из Филадельфии, озаглавленных "Конституция Северо- Американских Соединенных областей", а также "Государственный календарь Американских Соединенных Штатов", в котором излагались данные о системе правления и общей структуре исполнительной, законодательной и судебной власти¹⁸.

К сожалению, конституционные проекты так и не стали реальностью, а после восстания Семеновского полка в октябре 1820 г. в стране наступила полоса реакции. За публикацию материалов о конституционном развитии США "Дух журналов" был в конце 1820 г. закрыт, а очередной период гласности наступил лишь после окончания Крымской войны.

Хотя и с трагическим опозданием, эпоха реформ наступила в России в конце 1850-х - первой половине 1860-х годов. Наши историки в прошлом слишком много внимания уделяли критике и слишком мало писали о положительном опыте тех перемен, которые наступили в России в 60-е годы XIX века. Между тем достаточно вспомнить лишь о судебной реформе 1864 г., чтобы стало ясно огромное значение преобразований, осуществленных в то время в России. В основу новых судебных уставов были положены следующие важные начала: отделение суда от государственной власти, равенство всех перед законом, гласность и состязательность судебного процесса, несменяемость судей и, наконец, самое главное - создание суда присяжных и института присяжных поверенных (адвокатов). Начался недолгий "золотой век" российского судопроизводства, отмеченный в дальнейшем деятельностью таких прославленных юристов, как А. Ф. Кони, Ф. П. Плевако и многие другие.

Конечно, судебная реформа 1864 г. была далека от совершенства. Еще хуже обстояло дело с судебной практикой. И, тем не менее, именно судебные уставы 1864 г. заложили в России хотя бы некоторые основы правового государства. И остается только сожалеть, что декретом от 22 ноября (5 декабря) 1917 г. эта судебная система была полностью упразднена. На протяжении многих десятилетий нам внушали, что суд присяжных - это буржуазный суд. Спрашивается, почему буржуазный? А если присяжными станут представители рабочих, служащих, крестьян, интеллигенции? Почему мы до сих пор упорно игнорируем не только мировую практику, но и не учитываем даже опыта собственной истории?

Хотелось бы надеяться, что ход обсуждения истории Американской революции и проблем формирования правового государства в США послужит не только

стр. 8

чисто научным целям, но будет способствовать развитию демократических тенденций в нашей стране.

Следует поговорить и о проблеме экспансии и ее роли во внешней политике США, тем более что этот вопрос находится в настоящее время в центре внимания в связи с подготовкой нового коллективного труда в Институте всеобщей истории АН СССР.

Как известно, проблеме экспансии США неизменно уделялось в СССР большое внимание, и это успело набить оскомину, вызвать определенное неприятие и даже протест. Рискну, однако, утверждать, что сама по себе постановка этой проблемы и выдвижение ее в центр внимания при анализе внешней политики США имели определенное основание и оказали влияние и на американскую историографию (я имею в виду в первую очередь У. А. Уильямса и его учеников)¹⁹. Еще в 50-е годы советские историки (к сожалению, с большими перекосами) писали о роли экспансии в американской внешней политике начиная с колониальных времен, о войнах с индейцами, присоединении Луизианы, Флориды, Техаса, Калифорнии. К сожалению, однако, даже в лучших работах недостаточно подчеркивалась сложность и противоречивость, двойственность процесса этой экспансии, сочетание идеализма (город на холме) с эгоизмом и т. д.

Между тем в экспансии США с самого начала просматривались две стороны - положительная (развитие производительных сил, распространение демократических институтов и принципов) и отрицательная (войны, захваты земель, истребление индейцев). Вполне справедливо М. С. Альперович обратил недавно внимание на замалчивание оценок войны США с Мексикой, которые в свое время давались К. Марксом и Ф. Энгельсом²⁰.

Известная односторонность в оценках не преодолена советскими американистами и сейчас, свидетельством чему могут служить макеты первых двух томов "Истории внешней политики и дипломатии США", подготовленные в Институте всеобщей истории АН СССР. Конечно, в тексте этих томов уже не встречаются грубые и односторонние характеристики, присущие прежним работам²¹. Но в них нет и по-настоящему новых, нетрадиционных идей, которые должны быть присущи новаторским работам. Ничего не говорится, например, о том, что необходимость присоединения новых земель, войны с индейцами с самого начала потребовали новых принципов организации американской армии. Каждый американский поселенец-мужчина был вооружен. Именно это содействовало успехам американских повстанцев в войне с сильнейшей мировой державой - Великобританией - во время войны за независимость.

Уже во время Американской революции XVIII в. утвердились новые принципы в области внешней политики и дипломатии - так называемая иррегулярная дипломатия, назначение дипломатических представителей без предварительного согласия принимающей стороны, обращение к общественному мнению через голову официального правительства (блестящий образец такой деятельности дал Б. Франклин, действовавший в Париже не только как дипломат, но и как представитель молодой американской науки и культуры). Скромный внешний облик Франклина, появлявшегося в блестящих парижских салонах в простом коричневом кафтане, с гладко причесанными волосами, а не в пудреном парике, как того требовала европейская мода, производил на современников незабываемое впечатление. Это был образец моральных правил и добродетелей, о которых он так ясно и красочно писал в своих сочинениях, и в частности в "Альманахе бедного Ричарда". Впечатление усиливалось совершенно необычной и даже исключительной судьбой великого американца, которая сама по себе символизировала превосходство скромности, таланта и труда над богатством, знатностью и праздностью. "Хотя по своему происхождению, - с гордостью писал Франклин в автобиографии, - я не был ни богат, ни знатен и первые мои годы прошли в бедности и безвестности, я достиг выдающегося положения и стал в некотором роде знаменитостью"²².