!Учебный год 2024 / Sistema_logiki_sillogicheskoy_i_induktivnoy_Mill
.pdfпомещен на известной высоте, то он может не упасть на землю в течение целых лет или даже столетий, и пока он не упал, упо требленная на его поднятие сила на время утрачена: она выражается лишь в том, что на языке новой теории называется «потен циальной энергией». Погребенный в земле каменный уголь эта теория рассматривает как обширное вместилище силы, которая остается в покое в течение уже многих геологических периодов и будет оставать ся в покое до тех пор, пока уголь при сожжении не отдаст накопленной в нем силы в форме теплоты. Однако при этом не предполагается, будто сила эта есть не которая материальная вещь, могущая зани мать место, как обычно думали о скрытой теплоте, когда впервые было открыто это важное явление. В данном случае имеется в виду лишь то, что, когда каменный уголь порождает, наконец, при сгорании извест ное количество теплоты (превратимой, как и всякая другая теплота, в механический момент и в другие формы силы), то это выделение теплоты есть обратное появле ние силы, которая некогда извлечена была из солнечных лучей, израсходованных ми риады веков тому назад на произведение растительных органических тканей, послу живших материалом для образования угля.
Перейдем теперь к более важной ча сти теории сохранения силы — к той, ко торая представляет собой уже не обобще ние доказанных фактов, а сочетание факта с гипотезой. В немногих словах ее можно сформулировать таким образом: сохране ние силы есть в действительности сохра нение движения; в различных превраще ниях между формами силы превращается
вдействительности всегда одно движение
вдругое. Для установления этих положе ний необходимо принять предположение о существовании некоторых гипотетиче ских движений, проявляющихся для на ших чувств лишь в виде теплоты, элек тричества и проч. Все это — движения молекулярные, невидимые для нас коле бания мельчайших частиц тела; они превратимы в движения молярные (движения масс), а молярные движения, в свою оче редь, превратимы в движения молекуляр
ные. Действительно, есть некоторое реаль ное, фактическое основание для такого предположения: имеются положительные доказательства в пользу существования мо лекулярных движений в указанных прояв лениях силы. Так, например, при химиче ском действии частицы отделяются друг от друга и образуют новые сочетания, ча сто при значительном, заметном для глаз волнении массы тела. То же и относитель но теплоты, так как она расширяет тела (т. е. заставляет их частицы двигаться друг от друга); и если теплота достаточно высо ка, то она изменяет и состояние сцепления
втеле, превращая твердые тела в жидкие, а жидкие — в газообразные. Далее, меха нические действия, производящие тепло ту: трение и столкновение тел — по самой природе своей должны производить сотря сение, т. е. внутреннее движение частиц, которое в действительности и оказывает ся часто настолько сильным, что совер шенно отламывает одни частицы от дру гих. Подобные факты считают доказатель ством в пользу того вывода, что не теп лота, как ранее предполагалось, вызывает движение частиц, а, наоборот, движение частиц вызывает теплоту, причем перво начальной причиной обоих явлений слу жит предшествующее движение (молярное или молекулярное: столкновение тел или сгорание топлива), которым и обусловле но нагревание. Такой вывод уже заключает
всебе гипотезу; но во всяком случае пред положенная причина —внутреннее движе ние частиц —есть здесь vena causa. Однако
для того чтобы привести сохранение си лы к сохранению движения, необходимо было отнести к движению и ту теплоту, которая распространяется Солнцем через пустое, по-видимому, пространство. А это требовало предположения (уже сделанного для объяснения законов света) о существо вании наполняющего пространство тонко го эфира, который, будучи неосязаем для нас, должен, однако, обладать тем свой ством, к которому сводится материя: свой ством сопротивления, так как волны рас пространяются через эфир в силу толчка из какой-либо данной точки. Далее, надо было предположить (и этого предположе-
ими уже не требовалось для теории света), |
ной, — это значит сильно злоупотреблять |
•но эфир проникает в мельчайшие про |
гипотезой. То движение, которое произ |
межутки всех тел. Колебательное движе |
водится тяжестью, насколько нам извест |
ние, предполагаемое в раскаленной массе |
но, происходит не на счет какого-либо |
(олпца, сообщается этой массой частицам |
другого, молярного или молекулярного, |
окружающего ее эфира в промежутках зем |
движения. |
ных тел, притом сообщается с механиче- |
Теперь нам надо рассмотреть вопрос |
( кой силой, достаточной для того, чтобы |
о том, не требует ли принятие этой теории |
иринссти частицы этих тел в состояние |
за научную истину — за такую, которая вле |
подобного же колебания, производящего |
чет за собой перемену в существовавших |
расширение их массы и ощущение тепло |
до сих пор представлениях о наиболее об |
ты у чувствующих существ. Все это — ги |
щих физических фактах, — какого-либо |
потезы, хотя относительно законности их, |
видоизменения в усвоенном нами взгляде |
как гипотез, я вовсе не хочу выражать ни |
на причинную связь как закон природы. |
какого сомнения. Теперь можег показать |
Мне кажется, что ни в каком подобном |
ся, что из этой теории вытекает то след |
видоизменении необходимости нет. Про |
ствие, что силу можно (и должно) опре |
явления силы, которые указанная теория |
делить как «материю в движении». Однако |
рассматривает как виды движения, пред |
такое определение будет несостоятельно, |
ставляют обособленные, отдельные явле |
потому что, как мы уже видели, материя |
ния — все равно, отнести ли их к одной |
не находится непременно в действитель |
причине или же к нескольким. Назовем ли |
ном движении. Нет необходимости пред |
мы данное явление «превращением силы» |
полагать, будто проявляющееся впослед |
или же «произведением одной из сил», — |
ствии движение действительно соверша |
у него есть свой особый ряд или ряды |
лось в молекуле каменного угля в течение |
предыдущих, с которыми оно связано не |
исего времени ее пребывания в земле12; |
изменной и безусловной последовательно |
нельзя, конечно, предполагать такого дви |
стью; и этот ряд или эти ряды преды |
жения и в камне, покоящемся на высо |
дущих служат его причиной. Отношение |
те, на которую он был поднят. Поэтому |
теории сохранения силы к принципу при |
правильным определением «силы» должно |
чинной связи весьма подробно и весь |
быть не движение, а возможность движе |
ма поучительно разобрано профессором |
ния, и смысл рассматриваемого нами уче |
Бэном во втором томе его «Логики». Рав |
ния (если признать это учение установ |
ное практическое заключение, полученное |
ленным) заключается не в том, что во вся |
им относительно причинной связи, состо |
кое время во Вселенной существует одно |
ит в том, что в совокупности условий, со |
и то же количество действительного дви |
ставляющих причину явления, мы должны |
жения, а в том, что количество возможного |
различать два элемента: во-первых, при |
движения ограничено, что его нельзя уве |
сутствие некоторой силы, во-вторых, то |
личить, но нельзя и исчерпать, и что всякое |
или другое размещение или положение |
действительное движение в природе пред |
(collocation or position) предметов, необ |
ставляет собой позаимствование из этого |
ходимое для того, чтобы эти силы мог |
ограниченного капитала. И нет никакой |
ли подвергнуться специальному превраще |
необходимости в том, чтобы весь этот ка |
нию, составляющему данное явление. По |
питал когда-либо существовал в виде дей |
этому всегда можно сказать (и такое выра |
ствительного движения: во Вселенной су |
жение все признают правильным), что для |
ществует значительное количество потен |
произведения всякого явления необходи |
циального движения — в форме тяготения, |
мы как известная сила, так и известное раз |
и предполагать, что все это количество на |
мещение. Закон причинной связи сводит |
коплено от израсходования равной суммы |
ся к утверждению, что изменение может |
действительного движения во время ка |
быть произведено только изменением же: |
кого-либо из прежних состояний Вселен |
наряду с известным числом постоянных |
предыдущих, каковыми являются размеще |
мая «накопленная сила» есть просто особое |
ния, должно существовать по крайней ме |
свойство, приобретенное предметом, и та |
ре одно изменяющееся предыдущее, како |
причина, которую мы ищем, есть извест |
вым будет сила. Для сожжения костра не |
ное размещение предметов, обладающих |
обходимы не только дрова, воздух и ис |
этим особым свойством. Правда, когда мы |
кра, представляющие собой «размещения», |
переходим далее к причине, от которой |
но также и химическое действие между |
данные предметы получают это свойство, |
воздухом и дровами, которое составляет |
у нас привходит новое понятие, введен |
уже «силу». Для превращения зерна в муку |
ное теорией сохранения силы: это данное |
необходимо как известное размещение со |
свойство есть само следствие, причиной |
ставных частей мельницы по отношению |
которого, согласно этой теории, служит |
друг к другу и по отношению к зерну, так |
какое-либо прежнее, совершенно эквива |
и тяжесть воды и движение ветра, кото |
лентное с ним по количеству движение, |
рые доставляют силу. Прежде силу в этих |
сообщенное частицам тела, быть может, |
случаях рассматривали как свойство самих |
в какой-нибудь весьма отдаленный пери |
предметов, в которых она воплощена, а по |
од времени. Но такой случай относится |
тому и казалось тавтологией говорить, что |
просто к одному из уже рассмотренных |
необходимо размещение и сила: так как |
нами: а именно, когда следствие причины |
требуемое размещение должно было быть |
состоит в том, что она сообщает предме |
тем или другим размещением предметов, |
ту то или другое качество. И так назы |
уже обладающих способностью доставлять |
ваемая накопленная, чисто потенциальная |
силу, то при таком понимании оно заклю |
сила есть не в большей степени реально |
чало в себе и «силу». |
существующая вещь, чем это можно ска |
Как же надо было бы нам выразить эти |
зать про всякие другие «свойства» пред |
факты, если бы теория о том, что всякую |
метов. Выражение «потенциальная сила» |
силу можно привести к тому или другому |
есть просто удобное описание явлений, |
предшествующему движению, оказалась, в |
и нет необходимости предполагать непре |
конце концов, доказанной? Мы должны |
рывного существования чего-либо, кроме |
были бы сказать так: «Одним из условий |
отвлеченной возможности, потенциально |
всякого явления служит какое-либо преды |
сти. Сила, задержанная в своей деятельно |
дущее движение». Но при этом надо пом |
сти и не проявляющая себя ни в движении, |
нить, что движение это не должно быть |
ни в давлении, не есть что-либо действи |
непременно движением действительным. |
тельно существующее: это —просто слово, |
Нет доказательств в пользу того, что ка |
выражающее наше убеждение в том, что |
менный уголь, доставляющий силу, кото |
при соответствующих обстоятельствах из |
рая проявляется при сгорании, проявлял |
вестный фаю1будет иметь место. Мы знаем, |
эту силу в форме молекулярного движения |
что, если бы тяжесть в 1 фунт упала с Зем |
и в то время, когда он лежит в копи; он |
ли на Солнце, то она приобрела бы при |
не оказывал даже давления13. Покоящийся |
падении момент, равный миллионам фун |
на высоте камень оказывает, правда, давле |
тов, и тем не менее тяжести в 1 фунт мы |
ние, но эквивалентное одному только его |
приписываем действительную силу только |
весу, без того прибавочного момента, ко |
в количестве, равном давлению, произво |
торый он может приобрести при падении. |
димому ею в настоящее время на Земле, |
Таким образом, предыдущее в этих случа |
и сила эта равна как раз 1 фунту. Сказать, |
ях не есть действующая сила, и тем не ме |
что в фунте существует сила миллионов |
нее мы можем назвать его все же лишь |
фунтов, мы можем с таким же правом, |
таким «свойством» предметов, вследствие |
с каким мы можем утверждать, что сила, |
которого они могут проявить известную |
которая проявится при сгорании камен |
силу при наличии некоторого нового раз |
ного угля, есть нечто реально существую |
мещения их; следовательно, в размещение |
щее в угле. Углю присуще лишь известное |
и здесь все-таки входит сила. Так называе |
свойство: он приобрел способность слу |
жить предыдущим того следствия, которое называется «сгоранием», и которое состо ит мещу прочим в выделении, при извест ных условиях, некоторого определенного количества теплоты.
Мы видим, таким образом, что тео рия сохранения силы не ввела никакого нового общего представления о причин ной связи. Неуничтожимость силы так же не противоречит теории причинной связи, как и неуничтожимость материи (понима ем при этом под материей тот элемент и доступном нашим чувствам мире, кото рый обладает сопротивлением). Эта неуни чтожимость дает нам лишь возможность лучше прежнего понять природу и законы некоторых последовательностей.
Однако такое лучшее понимание поз воляет нам, вместе с м-ром Бэном, при нять, в качестве одного из критериев для отличия причинной связи от простого со путствования затрату или перенесение энергии: если подлежащее объяснению следствие или какая-либо часть его состо ит в сообщении материи движения, то это му следствию способствовал всякий участ вующий в явлении предмет, который утра тил свое движение. В этом и заключается истинный смысл положения, что причи на есть одно только то из предыдущих данного явления, которое проявляет актив ную силу.
§ 11. Теперь нам надо рассмотреть до вольно старое учение относительно при чинной связи, которое вновь возродилось за последние годы у многих писателей и в настоящее время подает более признаков жизни, чем всякая другая теория причин ной связи, не совпадающая с изложенной на предыдущих страницах.
Согласно упомянутой теории, един ственная причина явлений есть дух или, говоря точнее, воля. Типом причинной свя зи, а также и единственным источником, из которого мы получаем понятие о ней, служит наша собственная волевая деятель ность. В ней, и только в ней, имеем мы (по этой теории) непосредственную оче видность причинной связи. Мы знаем, что мы можем вызывать движения нашего те
ла. Относительно явлений неодушевлен ной природы у нас нет другого непосред ственного знания, кроме знания о том, что одни вещи предшествуют другим или следуют за другими. Но относительно на ших произвольных действий утверждают, что мы сознаем в себе силу прежде, чем на опыте узнаем об ее результатах (т. е. о самом действии). Всякий волевой акт — все равно, следует ли за ним какое-либо действие или нет, — сопровождается со знанием усилия, чувством «обнаружения некоторой силы, некоторой способности, которая необходимо обладает характером причины». Это чувство энергии или си лы, присущее всякому волевому акту, пред ставляет собой некоторое априорное по знание, некоторую предшествующую опы ту уверенность в том, что мы имеем спо собность производить действия. Следова тельно, хотение (утверждает эта теория) есть нечто большее, нежели просто без условное предыдущее; оно есть причина в ином смысле, нежели просто тот, в каком признаются причинами физические явле ния; это —причина действующая (или де ятельная). Отсюда легок переход и к даль нейшему учению о том, что хотение есть единственная причина всех явлений. «Не постижимо, каким образом мертвая сила могла бы без поддержки просуществовать хоть одно мгновение после своего возник новения. Мы не можем даже представить себе смены, не можем вообразить себе яв лений — без энергии какого-либо духа». Само «слово действие, — говорит другой писатель той же самой школы, — имеет действительное значение только в прило жении к деятельности разумного агента. Пусть кто-нибудь вообразит себе, если мо жет, что какая бы то ни было способность, энергия или сила присуща груде материи». Явления лишь по-видимому производятся физическими причинами; в действитель ности же они возникают, говорят эти пи сатели, благодаря непосредственной дея тельности духа. Все, что не имеет начала в человеческой (или, можно думать, в жи вотной) воле, происходит, по их мнению, непосредственно от божественной воли. Земля движется не вследствие сочетания
сил центростремительной и тангенциаль ной — это только способ выражения, об легчающий для нас соответствующее пред ставление. На самом же деле Земля дви жется вследствие непосредственного веле ния всемогущего Существа —и только путь ее совпадает с тем, какой мы выводим на основании гипотезы об этих двух силах.
Как я уже неоднократно замечал, во прос о существовании «деятельных при чин» вообще не входит в рамки нашего ис следования. Однако теория, согласно кото рой такие причины могут быть предметом человеческого познания и которая выдает за действующие причины просто физиче ские или «феноменальные» (т. е. состоящие из явлений) причины, —в такой же степе ни принадлежит логике, как и метафизике, и разбор этой теории будет здесь поэтому вполне уместен.
С моей точки зрения, хотение есть не «деятельная», а лишь физическая причина. Воля вызывает телесные действия совер шенно и исключительно в том же смысле, в каком холод образует лед, а искра при чиняет взрыв пороха. Хотение, т. е. неко торое состояние нашего духа, есть преды дущее; движение наших членов согласно этому желанию есть последующее. После довательность эту я не считаю предме том прямого сознания в том смысле, ка кой имеет в виду рассматриваемая теория. Правда, как предыдущее, так и последую щее являются здесь объектами сознания. Но связь между ними познается из опыта. Я не могу допустить, чтобы сознавание на ми хотения заключало в себе какое-либо априорное познание о том, что за ним вос последует мускульное движение. Если бы наши двигательные нервы были парализо ваны или мускулы окоченели и перестали сокращаться, и это продолжалось бы всю нашу жизнь, то я не вижу ни малейшего основания предполагать, чтобы мы могли тогда каким бы то ни было образом (разве только со слов других людей) понять хо тение как физическую силу или могли бы в состояниях нашего духа найти стрем ление к произведению движений нашего собственного тела или других предметов. Я не берусь сказать, было ли бы у нас то
гда то физическое чувство, которое, как я предполагаю, имеют в виду разбирае мые нами писатели, говоря о «сознании усилия». Я не вижу причины, почему бы нам не иметь его, так как это физиче ское чувство есть, вероятно, известное со стояние нервной системы; оно начинается и оканчивается в мозгу и не требует уча стия двигательного аппарата. Но мы, ко нечно, не назвали бы его никаким тер мином, равнозначным слову «усилие», так как «усилие» подразумевает сознательное стремление к известной цели, которого в рассматриваемом случае мы не только не имели бы основания проявить, но о ко тором мы не могли бы даже составить себе представления. Если бы мы и сознавали то гда это особенное ощущение, то, по-моему, разве только как некоторого рода недо вольство, сопровождающее наши хотения.
Сэр Уильям Гамильтон основательно возражает против рассматриваемой тео рии. «Она опровергается, — говорит он, — тем соображением, что между сознавае мым нами внешним фактом телесного дви жения и также сознаваемым нами внутрен ним актом умственного определения про исходит целый ряд посредствующих дея тельностей, которые нам совершенно не известны; а потому у нас не может быть сознания о какой бы то ни было при чинной связи между крайними звеньями этой цепи — хотением движения и дви жением членов, как это утверждает ука занная гипотеза. Никто, например, непо средственно не сознает, что его рука дви жется вследствие его хотения. Прежде на ступления этого конечного результата воля должна привести в движение мускулы, нер вы, множество твердых и жидких частиц, а об их движениях мы не получаем из со знания совершенно никаких сведений. Че ловек, пораженный параличом, не сознает непосредственно того, что члены его тела не в состоянии выполнять определения его воли. Только сознав в себе хотение и най дя, что его члены не повинуются этому хотению, он узнает из опыта, что внешнее движение не следует у него за внутрен ним актом. Но подобно тому как парали тик лишь после хотения узнает, что его
члены пс повинуются его духу, точно так
иидоровый человек лишь после хотения ушаст, что его члены повинуются прика- i.iпням его воли»14.
Те, против кого я теперь выступаю, ни когда не приводили и не брались приводить никаких положительных доказательств15 м пользу того, что способность нашей во ли двигать тело должна быть нам известна независимо от опыта. Все, что они гово рят по этому поводу, сводится к тому, что произведение физических событий волей имеет, по-видимому, объяснение в себе са мом, тогда как действие материи на мате рию требует, кажется, для своего объясне ния чего-то еще и даже, по их мнению, новее «непостижимо» иначе, как при пред положении, что между кажущейся причи ной и ее кажущимся следствием действует,
икачестве посредницы, какая-либо воля. Таким образом, эти писатели ссылаются для обоснования своего воззрения на внут ренние законы нашей способности пред ставления, ошибочно принимая, как мне кажется, за законы этой способности ее приобретенные навыки, обусловливающи еся самопроизвольными стремлениями ее
внеразвитом состоянии. Последователь ность между желанием сообщить движение какому-либо из наших членов и действи тельным движением есть одна из наибо лее непосредственных и мгновенных по следовательностей, какие только доступ ны нашему наблюдению; она каждый мо мент, с самого раннего нашего детства, служит предметом нашего опыта и встре чается в нем чаще всякой последователь ности внешних (по отношению к наше му телу) событий, особенно же чаще вся ких других случаев кажущегося самопроиз вольного возникновения движения (в от личие от простой передачи его). А так как дух обладает некоторым естественным
ипостоянным стремлением облегчать себе представления о необычных фактах, упо добляя их другим, обычным для него, то
вэпоху детства и ранней юности человече ства произвольные действия, как наиболее знакомые человеку из всех случаев при чинной связи, естественно считали типом причинной связи вообще и предполагали,
что все явления непосредственно произ водятся волей какого-либо чувствующего существа. Я охарактеризую этот первона чальный фетишизм словами не Юма или кого-либо из его последователей, а одно го религиозного метафизика: д-ра Рида, для того чтобы нагляднее показать, ка кое единодушие существует по этому во просу между всеми компетентными мыс лителями.
«Когда мы обращаем внимание на внешние предметы и начинаем на них упражнять свои умственные способности, мы находим, что некоторые движения и перемены в предметах мы в силах произ водить, тогда как многие другие должны иметь какую-либо иную причину: предме ты должны или обладать жизнью и дея тельной силой, как и мы сами, или же приводиться в движение и изменяться, под влиянием чего-либо такого, что обладает жизнью и деятельной силой — подобно тому как внешние предметы приводятся в движение нами.
Прежде всего нам, по-видимому, при ходит в голову мысль, что предметы, в ко торых мы замечаем такое движение, обла дают разумом и деятельной силой, какими обладаем и мы сами. „Дикие, — говорит аббат Райналь, — всякий раз, когда видят движение, которого не могут объяснить, предполагают душу“. И в этом отноше нии дикими можно считать всех людей — до тех пор, пока они не станут способ ными к просвещению и не начнут поль зоваться своими способностями более со вершенным образом, чем дикие.
Замечание аббата Райналя в достаточ ной степени подтверждается фактами и строением всех языков.
Нецивилизованные племена действи тельно верят в то, что солнце, луна и звез ды, земля, море и воздух, источники и озе ра обладают разумом и деятельной силой, и один из видов идолопоклонства, свой ственный диким, состоит в том, что этим предметам воздают поклонение, моля их о благоволении.
Все языки носят в своем строении сле ды, показывающие, что они образовались в ту эпоху, когда имело силу это верование.
Деление глаголов и причастий на действи тельные и страдательные, существующее во всех известных языках, должно было иметь своей первоначальной целью отли чие того, что на самом деле деятельно, от того, что лишь пассивно. И мы нахо дим, что во всех языках действительные глаголы прилагаются к таким предметам,
вкоторых, согласно наблюдениям аббата Райналя, дикие предполагают существова ние души.
Так, мы говорим, что солнце восходит, садится и проходит через меридиан, что луна изменяет свой вид, что море отступа ет от берегов во время отлива и приливает во время прилива, что ветры дуют и т. п. Языки были созданы людьми, которые ве рили, что эти предметы имеют в самих себе жизнь и деятельную силу. Потомуто и было уместно и естественно выра жать движения и перемены таких предме тов при помощи действительных глаголов.
Самый верный способ проследить чув ствования племен за то время, когда эти последние еще не имели письменных до кументов, —это изучение строения их язы ка, который, несмотря на произведенные
внем временем перемены, всегда будет удерживать некоторые следы образа мысли своих творцов. И так как мы находим, что строение всех языков указывает на одни
ите же чувствования, то эти чувствования, конечно, должны были быть общим досто янием человеческого рода в эпоху образо вания языков.
Позже, когда получают досуг для раз мышлений немногие люди, обладающие высшими умственными дарованиями, они начинают философствовать и скоро откры вают, что многие из тех предметов, которые они ранее считали разумными и деятельны ми, на самом деле безжизненны и пассивны. Это —очень важное открытие. Оно возвы шает ум, освобождает его от многих ходя чих предрассудков и побуждает к дальней шим открытиям того же самого рода.
По мере успехов философии, жизнь
иактивность покидают естественные пред меты, оставляя их мертвыми и недеятель ными. Вместо произвольного движения мы находим в них лишь движение необхо
димое, вместо активности — пассивность. Природа представляется нам в виде одной великой машины, где одно колесо вращает ся другим, другое —третьим, —и философ не знает, как далеко может простираться эта необходимая последовательность»1б.
Таким образом, ум обладает самопро извольным стремлением объяснять себе все случаи причинной связи уподоблением их сознательным актам свободных деятелей, подобных ему самому. Такова инстинктив ная философия человеческого ума на са мой ранней стадии его развития, прежде чем он познакомился с какими-либо ины ми неизменными последовательностями, кроме последовательностей между хотени ями (его собственными или других чело веческих существ) и произвольными дей ствиями. Так как понятие о постоянных законах последовательности внешних яв лений устанавливается лишь постепенно, то и склонность относить все явления к произвольной деятельности лишь медлен но уступает свое место этому понятию. Од нако и позже — ввиду того что повседнев ная жизнь оказывает на ум более силь ное воздействие, нежели научная мысль,
— первоначальная, инстинктивная фило софия все еще продолжает, несмотря на достигнутые умственной культурой резуль таты, прочно держаться, постоянно пре пятствуя этим приобретениям культуры глу боко пустить свои корни. Теория, против которой я здесь высказываюсь, выходит именно из этого источника: ее сила не в доказательстве, а в ее родстве с некото рым упорным стремлением человеческого ума в эпоху его детства.
Но что такое стремление не есть ре зультат какого-либо необходимого закона духа (imental law), это доказано с полной очевидностью. Как показывает история на уки, начиная с самых ранних ее проблес ков, люди не были единодушны ни в мыс ли о непостижимости действия материи на материю, ни в том, что действие духа на материю постижимо (conceivable). Не которым отдельным мыслителям и некото рым школам мыслителей, как древним, так и новым, последнее положение казалось гораздо более непостижимым, чем первое.
И как скоро человеческий ум достаточ но ознакомился с чисто физическими или материальными последовательностями, он немедленно стал считать их вполне есте- <гнеппыми, стал полагать, что не только пин сами не нуждаются ни в каком объ- м» пении, но могут объяснять и другие по- <ледонательности и даже быть конечным ооьиснением вещей вообще.
Один из самых талантливых совре менных защитников волевой теории дал исторически верное и философски глубо кое объяснение неуспеха греческих фи лософов в исследовании природы — объ яснение, в котором, как мне кажется, он Оессознательно изобразил свое собствен ное умственное состояние. «Камень пре ткновения для греческих философов за ключался в характере того доказательства, какого им приходилось ожидать для сво его убеждения... Они не дошли до мыс ли о том, что они могут рассчитывать на понимание не самих процессов внешних причин, а лишь результатов этих процес сов; а от этого вся физическая философия греков была попыткой отождествить в уме следствие с его причиной, отыскать между ними какую-либо не просто необходимую, но еще „естественную" связь; причем под „естественным" они разумели то, что само собой должно было внушать их собствен ному уму то или другое предположение...
Им нужно было видеть какое-либо разум ное основание, вследствие которого извест ное физическое предыдущее должно было производить то или другое последующее, и псе их попытки были направлены в ту сто рону, где они, по их мнению, могли найти подобные основания»17. Другими словами, греки не довольствовались простым зна нием того, что за одним явлением всегда следует определенное другое; они думали, что истинная цель науки не достигнута, пока в природе первого явления не усмот рено что-либо такое, на основании чего можно было бы ранее опыта узнать или предположить, что за этим первым явле нием воспоследует второе, — совершен но так же, как сам этот писатель, столь наглядно выяснивший ошибку греческих философов, усматривает нечто именно та
кое в явлении «хотения». Только для полно ты ему надо было бы прибавить, что эти древнейшие мыслители не только поста вили себе такую цель, но и были вполне удовлетворены своим успехом на пути к ее достижению; они не только искали такие причины, само указание которых делало бы очевидной их способность произво дить данные следствия, но и были впол не уверены в том, что они отыскали та кие причины. Наш критик может ясно ви деть, что это было заблуждением, так как он не верит тому, чтобы между материаль ными явлениями существовали какие-либо отношения, которые могли бы объяснить произведение одного явления другим. Но уже сам факт того упорства, с каким греки держались этого заблуждения, показывает, что их ум находился в совсем ином состо янии: уподобляя одни физические факты другим, греческие мыслители были спо собны получать то умственное удовлетво рение, которое мы связываем со словом «объяснение» и которое, как хочет уверить нас критик, можно получить, только отнеся причину явлений к какой-либо воле. Когда Фалес и Шппон утверждали, что всеобщей причиной —тем внешним элементом, для которого все остальные вещи служат лишь бесконечно разнообразными ощутимыми проявлениями, —служит влага; когда Анак симен говорил то же о воздухе, Пифагор
— о числах и т.д., —все эти философы ду мали, что они нашли действительное объ яснение, и останавливались на этом объ яснении как на окончательном. Обыкно венные последовательности внешней Все ленной казались им, как и их критику, непостижимыми без предположения о не котором всеобщем факторе, связывающем предыдущие с последующими; только они не признавали проявляемой духом воли за единственный фактор, который может удо влетворить этому требованию. Совершен но такое же впечатление производили на них влага, воздух, числа: все эти вещи де лали для них понятным (iintelligible) то, что было бы без этого непостижимым (incon ceivable); все они давали одинаково полное удовлетворение требованиям их способно сти понимания (conceptivefaculty).
Не одним только грекам «нужно бы ло видеть какое-либо разумное основание, вследствие которого известное физическое предыдущее должно вызывать определен ное последующее», какую-либо связь, «ко торая сама собой должна сообщать уму некоторое предположение {presumption)». Из числа новых философов Лейбниц при знал за самоочевидный принцип, что все без исключения физические причины дол жны заключать в своей собственной при роде нечто, делающее понятным, почему они способны вызывать производимые ими следствия. Далекий от мысли, будто одно только хотение обладает, в качестве при чины, внутренней очевидностью своей си лы, будто оно одно является действитель ным связующим звеном между физиче скими предыдущими и их последующи ми, Лейбниц требовал какого-либо есте ственно и самостоятельно, per se деятель ного физического предыдущего в качестве связующего звена между самим хотением и его следствиями. Он определенно выска зался против допущения воли Бога в каче стве достаточного объяснения чего бы то ни было, кроме чудес, и настаивал на отыс кании чего-либо такого, что лучше объяс нило бы явления природы, нежели простая ссылка на божественное хотение18.
С другой стороны, и воздействие духа на материю (которое, говорят нам теперь, не только не нуждается ни в каком объяс нении, но даже само служит объяснением всех других явлений) также казалось не которым мыслителям чем-то совершенно непостижимым. Для обхода этой именно трудности картезианцы и изобрели свою систему «случайных причин» (causae оссаsionales). Они не были в состоянии пред ставить себе, чтобы мысли могли вызы вать движения в теле или чтобы телесные движения могли производить мысли. Они не усматривали a priori никакой необхо димой связи, никакого соотношения между движением и мыслью. А так как картези анцы более всех других предшествующих и последующих философских школ видели мерило всех вещей в своем собственном уме и в принципе отказывались верить, чтобы природа совершала то, для чего они
не могли усмотреть никакого разумного основания, — то они признавали невоз можным, чтобы материальные и психиче ские факты были причинами одни других. Они считали их просто «поводами» (осса- stones), в которых находит удобным прояв лять свою силу, в качестве «причины», ре альный деятель —Бог. Когда человек хочет привести в движение свою ногу, то не во ля его движет этой ногой: ею движет Бог, говорили картезианцы, «по поводу, по слу чаю воли этого человека». Согласно этой системе, Бог есть единственная действу ющая причина, но не как дух, или суще ство, обладающее хотением, а как существо всемогущее. Эта гипотеза первоначально, как я уже сказал, была внушена предпо лагаемой непостижимостью всякого дей ствительного взаимодействия между духом
иматерией; но потом ее распространили
ина действие материи на материю, так как при более тщательном исследовании кар тезианцы нашли и это действие непости жимым, а потому, согласно своей логике,
иневозможным. В конце концов, deus ex machina стал являться и для того, чтобы произвести искру по случаю соприкосно вения кремня и стали, и для того, чтобы
разбить яйцо при его падении на землю. Все это, несомненно, показывает, что люди вообще неспособны довольствовать ся знанием одного того, что один факт неизменно служит предыдущим, а другой последующим: они ищут чего-нибудь та кого, что могло бы казаться объяснением этого отношения между фактами. Но мы видим также, что этому стремлению мож но вполне удовлетворить и чисто физиче ским фактором, если только он значитель но ближе известен нам, чем тот, который должен им объясняться. Фалесу и Анак симену казалось непостижимым, чтобы яв ления производились теми предыдущими, какие мы видим в природе, но казалось вполне естественным, чтобы их произво дили вода или воздух. Писатели же, против которых я возражаю, объявляют это уче ние непостижимым; но они могут пред ставить себе, что действующей причиной является дух или воля, хотение per se. Кар тезианцы не могли постигнуть и этого,
положительно заявляя, что нельзя пред- «глнить ни одного способа произведения клкого бы то ни было факта, кроме прямо- I о действия всемогущего существа. Все это длет нам новое доказательство того, что начодит себе подтверждение на каждом шагу и истории науки. А именно, как то, что «поди могут постигнуть, так и то, чего они не и состоянии постигнуть, есть в значи тельной степени дело случая и вполне заиисит от их опыта и от навыков их мышле нии; культивируя в себе соответствующие ассоциации идей, люди могут развить в се бе способность постигнуть большинство пещей, как бы непостижимыми эти вещи ни показались с первого взгляда. При этом те же самые факты умственной истории человека, которые определяют, что для не го постижимо и что непостижимо, опреде ляют также и то, какие именно из последонательностей природы будут казаться ему настолько естественными и правдоподоб ными, что не потребуют никакого другого доказательства своего существования, т. е. окажутся очевидными сами по себе, незаписимо как от опыта, так и от объяснения.
Что же должно решить, какая из этих теорий предпочтительнее? Сторонники их не указывают никакого объективного кри терия, ссылаясь лишь на свои субъектив ные состояния. Один говорит: последова тельность С — В кажется мне более есте ственной, постижимой и вероятной сама по себе, per se, чем последовательность
Л— В; поэтому мы ошибаемся, думая, что
Взависит от А; и хотя я не могу приве сти в пользу этого никакого доказатель
ства, однако я уверен в том, что между Л и В входит С, которое и является дей ствительной и единственной причиной В. Другой отвечает: мне кажется, что после довательности С — В и А — В одинаково естественны и постижимы или что послед няя постижимее первой: А может произ водить В и без всякого посредства. Тре тий согласен с первым: он тоже не может постигнуть, как А могло бы произвести В; но последовательность D — В он на ходит еще более естественной или более соответствующей рассматриваемому пред мету, чем последовательность С — В. Яс
но, что в основе всех этих утверждений нет никакого всеобщего закона, кроме то го правила, что представления всякого че ловека управляются и ограничиваются его индивидуальным опытом и навыками его мышления. Мы вправе сказать о всех трех мыслителях то, в чем каждый из них уве рен относительно двух других: а именно, что они возводят в первоначальный закон человеческого духа и внешней природы один частный случай последовательности явлений, который лишь в силу большей своей привычности кажется им естествен нее и постижимее других последователь ностей. И из этого приговора я не могу исключить и ту теорию, согласно которой «деятельной причиной» является хотение.
Мне не хотелось бы закончить с этим вопросом, не указав еще на одну ошибку, представляющую из себя вывод из этой теории: из того, что хотение есть действу ющая причина, заключают, что оно явля ется и единственной причиной, что оно служит непосредственным деятелем даже и в тех случаях, когда вещь производит ся, по-видимому, чем-то иным. Мы не зна ем, чтобы хотения производили непосред ственно что-либо, кроме нервной деятель ности, так как даже на мускулы воля влияет лишь через посредство нервов. Таким об разом, если даже допустить, что всякое яв ление представляет деятельную, а не про сто феноменальную причину, что хотение служит такой деятельной причиной по от ношению к тем, в частности, явлениям, о которых известно, что они производятся именно им, — то можем ли мы все-таки на этом основании сказать вместе с указан ными писателями, что, так как нам неиз вестно никакой другой действующей при чины и мы не должны ничего принимать за таковую без доказательства, то и нет ни какой другой действующей причины, и хо тение есть непосредственная причина всех явлений? Едва ли можно было бы сделать более натянутый вывод. Из того, что среди бесконечного разнообразия явлений при роды есть одно явление (а именно, особен ный способ действия некоторых нервов), которое имеет причиной, и, как мы те перь предполагаем, деятельной причиной,