!Учебный год 2024 / Sistema_logiki_sillogicheskoy_i_induktivnoy_Mill

Согласно этой терминологии, всякое надлежащим образом обоснованное ин­ дуктивное обобщение есть или закон при­ роды, или результат законов природы, ко­ торый может быть предсказан на основа­ нии этих законов, раз они известны. И за­ дачу индуктивной логики можно кратко формулировать в двух вопросах: как на­ до устанавливать или открывать законы природы и как, установив их, прослежи­ вать эти зконы в их результатах? Одна­ ко мы не должны думать, будто этот спо­ соб постановки вопроса имеет значение реального анализа или выходит за преде­ лы чисто словесного изменения проблемы: выражение «законы природы» обозначает не более как существующие между есте­ ственными явлениями единообразия (или, другими словами, результаты индукции), приведенные к их простейшему выраже­ нию. Но некоторый шаг вперед все-таки уже сделан — раз мы видим, что изучение природы есть изучение законов, а не одно­ го закона, изучение единообразий во мно­ жественном числе; что различные есте­ ственные явления имеют особые правила, особые способы возникновения, которые (хотя они в значительной степени сме­ шаны и перепутаны между собой) могут, однако, до известного предела быть изуча­ емы отдельно; наконец (обращаясь к на­ шей прежней метафоре), что существую­ щая в природе правильность есть ткань, которая состоит из отдельных нитей и по­ нять которую можно, лишь проследив по­ одиночке каждую из этих нитей. Для этого часто бывает необходимо раздергать неко­ торую часть этой ткани и отделить волокна друг от друга. Правила опытного исследо­ вателя и служат средствами для такого раз­ дергивания ткани.

§ 2. Наиболее научный прием объясне­ ния общего порядка природы путем уста­ новления хода каждого отдельного явле­ ния есть не что иное, как усовершенство­ ванная форма того самого приема, каким первоначально пользовался человеческий ум, еще не направляемый наукой. Когда у людей впервые появилась мысль об изу­ чении явлений по более строгому и на­

дежному методу, чем тот, какой сначала применялся ими самопроизвольно (бессо­ знательно), они не исходили из того пред­ положения, что «ничего еще не установле­ но», как это предписывает данное с доб­ рым намерением, но неприменимое на­ ставление Декарта. Многие из существую­ щих между явлениями единообразий на­ столько постоянны, настолько открыты для наблюдения, что невольно заставляют при­ знать себя. Некоторые факты так прочно и тесно связаны с определенными други­ ми, что люди привыкли (как привыкают дети), встречая один факт, ожидать друго­ го — еще задолго до того, как стали уметь выражать свое ожидание словами, утвер­ ждая, в форме предложения, существова­ ние связи между этими явлениями. Ника­ кой науки не нужно было для ознакомле­ ния с тем, что пища питает, что вода уто­ ляет жажду или что в ней можно утонуть, что солнце дает свет и теплоту, что тела падают на землю. Первые научные иссле­ дователи приняли такие и тому подобные положения за уже известные истины и ис­ ходили из них для открытия других, неиз­ вестных истин. И, поступая таким образом, они были правы. Однако впоследствии они стали видеть необходимость некоторого пересмотра этих самопроизвольных обоб­ щений — как тогда, когда прогресс зна­ ния устанавливал границы таких обобще­ ний, так и тогда, когда он показывал, что их истинность зависит от какого-либо об­ стоятельства, первоначально не принятого во внимание. Из последующей части на­ шего трактата, как я думаю, видно будет, что в таком приеме исследования нет ло­ гической ошибки; но уже и теперь мы мо­ жем видеть, что всякий иной прием здесь совершенно неприменим: невозможно по­ строить никакого научного метода индук­ ции, никакого критерия правильности ин­ дукций иначе, как при предположении, что некоторые заслуживающие доверия индук­ ции уже сделаны.

Возьмем хоть один из наших преж­ них примеров и рассмотрим, почему — при совершенно одинаковой степени оче­ видности, как отрицательной, так и поло­ жительной, — мы не отвергли утвержде-

нин о существовании черных лебедей, то­ пы как отказали бы в доверии всякому

• пидстелю, который стал бы утверждать, чн> существуют люди с головами ниже плеч. Первое утверждение более вероят­ но, чем последнее. Но почему? На каком Iк иопании находим мы одно из них более достойным веры, чем другое (поскольку ни одно из них не удостоверено личным опытом)? Очевидно, на том, что в окраске 'Кпнотных наблюдается меньшее постоянсгно, чем в общем строении их тела. Но от­ куда мы знаем это? Без сомнения, из опыта. Таким образом, оказывается, что мы нужда­ емся в опыте для определения того, в какой степени и в каких случаях или в каких ро­ дах случаев можно полагаться на опыт. Для того чтобы узнать, при каких обстоятель­ ствах доводы, извлеченные из опыта, будут основательны, надо обращаться опять же к опыту. У нас нет никакого дальнейшего критерия, которому мы могли бы подчи­ нить опыт вообще: мы делаем опыт его собственным критерием. Опыт удостоверя­ ет, что среди единообразий, какие он нам представляет (или — по-видимому, пред­ ставляет), на некоторые можно положить­ ся более, чем на другие. Поэтому единооб­ разие (на основании любого определенно­ го числа примеров) можно предполагать с тем большей степенью уверенности, чем более одинаковыми оказывались до сих пор единообразия того класса, к которому принадлежит данный случай.

Такой способ исправления одного обобщения посредством другого — более узкого посредством более широкого, — способ, подсказываемый и применяемый на практике здравым смыслом, есть ис­ тинный тип научной индукции. Все, что может сделать искусство, это — дать ука­ занному процессу точность и определен­ ность и приноровить его ко всем разнооб­ разным случаям, не внося никакого суще­ ственного изменения в его принцип.

Нет, разумеется, никакой возможности прилагать указанный выше критерий в том случае, если мы не знакомы уже с преобла­ дающим характером существующих во всей природе единообразий. Таким образом, не­ обходимым основанием всякого научного

понятия об индукции должен служить об­ зор тех индукций, к каким человечество пришло в своей еще лишенной руковод­ ства науки практике. Обзор этот должен иметь специальной целью установление того, какого именно рода единообразия оказались совершенно неизменными, об­ щими всей природе, а какие оказались из­ меняющимися в зависимости от различий во времени, месте или других непостоян­ ных условиях.

§ 3. Необходимость такого обзора под­ тверждается еще тем соображением, что более строгие индукции всегда служат нам пробным камнем для испытания более сла­ бых; и если мы находим способ вывести какую-либо из менее строгих индукций из других, более строгих, то первая сразу при­ обретает всю силу тех индукций, из кото­ рых она выведена. Она даже увеличивает силу этих других, так как самостоятельный опыт, служивший первоначально основой для более слабой индукции, становится до­ бавочным доказательством более прочно установленного закона, под который ока­ залось теперь возможным подвести эту ин­ дукцию. Мы можем вывести, на основании свидетельств истории, что бесконтрольная власть монарха, аристократии или боль­ шинства часто ведет к злоупотреблениям. Но мы получаем право с большей уверен­ ностью полагаться на это обобщение, раз доказано, что оно есть вывод из следу­ ющих, еще более прочно установленных фактов: во-первых, средний человек по­ ка лишь в весьма незначительной степени достиг возвышенности характера; а во-вто­ рых, большая часть применявшихся до сих пор способов воспитания не пригодна для поддержания господства разума и совести над эгоистическими наклонностями. В то же самое время очевидно, что и эти более общие факты приобретают большую оче­ видность благодаря показаниям, какие да­ ет история относительно следствий деспо­ тизма. Основательная индукция становит­ ся еще более основательной, когда к ней присоединяется индукция более слабая.

С другой стороны, если та или дру­ гая индукция станет в противоречие с ин­

дукциями более строгими или с заключе­ ниями, которые с полным правом можно вывести из таких более строгих индукций, то (если только при новом рассмотрении не окажется, что некоторым из этих более строгих индукций придана более общая, чем следует, форма) более слабая индук­ ция должна быть оставлена. Так, например, столь долго имевшее силу воззрение, что комета или всякое другое необычайное яв­ ление в небесной области служит указани­ ем на бедствия, которые постигнуг все че­ ловечество или, по крайней мере, тех, кто был свидетелем этого явления; вера в прав­ дивость предсказаний дельфийского или додонского оракулов; доверие к астроло­ гии или к предсказаниям погоды в кален­ дарях —все это, без сомнения, считали не­ когда индукциями, основанными на опы­ те *. Притом вера в подобные иллюзии мо­ жет, по-видимому, выдержать наличие зна­ чительного количества обманутых ожида­ ний, если только она поддерживается неко­ торым числом случайных совпадений меж­ ду предсказаниями и наступлением пред­ сказываемого события. Конец таким недо­ статочным индукциям положила на самом деле их несовместимость с более строгими индукциями, полученными с течением вре­ мени научным исследованием относитель­ но причин, от которых действительно за­ висит то, что происходит на Земле. Там же, куда эти научные истины еще не проникли, и до сих пор продолжают господствовать эти самые и им подобные призраки.

Общим принципом можно выставить здесь то положение, что все (как строгие, так и нестрогие) индукции, которые мож­ но связать посредством силлогизации, под­ тверждают друг друга; напротив, индукции, приводящие дедуктивным путем к несов­ местимым друг с другом следствиям, ста­ новятся взаимно критериями друг друга, показывая, что либо ту, либо другую из них надо отбросить или, по крайней мере, вы­

разить с большей осмотрительностью. Ко­ гда индукции подтверждают друг друга, та из них, которая становится заключением силлогизма, достигает, по крайней мере, такой достоверности, какой обладает сла­ бейшая из индукций, послуживших для се вывода; в то же время увеличивается в большей или меньшей степени и досто­ верность всех этих индукций вообще. Так, хотя опыт Торричелли был просто частным случаем трех более общих законов, одна­ ко он не только значительно усилил ту очевидность, на которой эти законы осно­ вывались, но даже обратил один из них (вес атмосферы) из все еще сомнительно­ го до тех пор обобщения в совершенно установленное учение.

Если бы, таким образом, при обзоре уже установленных нами в природе едино­ образий мы нашли такие, которые можно признать совершенно достоверными и все­ общими (в пределах необходимой для ка­ кой бы то ни было человеческой цели до­ стоверности), то при помощи этих еди­ нообразий мы получили бы возможность придать ту же степень достоверности и общности множеству других индукций. Ибо тогда, раз мы показали бы по от­ ношению к тому или другому индуктив­ ному заключению, что либо оно должно быть истинным, либо одна из этих до­ стоверных и всеобщих индукций должна допускать исключение, — это заключение немедленно получало бы ту же самую до­ стоверность и ту же самую непреложность в указанных ему пределах, какие присущи этим всеобщим индукциям. Этим и бы­ ло бы доказано, что данное обобщение есть вообще закон (и что это, в частности, «закон природы» —в том случае, если оно не представляет собой результата других, более простых законов).

Такие достоверные и всеобщие индук­ ции существуют, и именно потому, что они существуют, возможна логика индукции.

§ 1. Явления природы находятся в двух различных отношениях друг к другу: в от­ ношении одновременности и в отноше­ нии последовательности. Всякое явление связано некоторым правильным образом, ио-первых, с теми или другими явлениями, существующими одновременно с ним, воиторых, с некоторыми явлениями, предше­ ствовавшими ему или имеющими за ним следовать.

Из единообразий, существующих сре­ ди одновременных явлений, наиболее важ­ ны во всех отношениях законы числа, а за­ тем законы пространства или, иными сло­ нами, законы протяжения и формы. Зако­ ны числа общи как одновременным, так и последовательным явлениям. Положение, что «дважды два — четыре», одинаково верно, будет ли вторая двойка следовать за первой или сопровождать ее, будут ли предметом счисления дни и годы или же футы и дюймы. Законы протяжения и фор­ мы (другими словами, теоремы геометрии, от низших и до высших ее отделов) пред­ ставляют, напротив, законы лишь одно­ временных явлений. Различные части про­ странства и предметов, «наполняющих», как говорится, пространство, сосуществуют друг с другом, и неизменные законы, составля­ ющие предмет изучения в геометрии, как раз касаются этого сосуществования.

Для понимания и доказательства еди­ нообразий или законов протяжения и фор­ мы нет необходимости предполагать ка­ кой-либо промежуток времени, какой-ли- бо ряд фактов или событий, следующих друг за другом. Предложения геометрии независимы от последовательности явле­ ний. Все вещи, обладающие протяжением или, другими словами, наполняющие про­ странство, подчинены геометрическим за­ конам. Обладая протяжением, они обла­ дают и формой; обладая формой вообще,

они должны обладать, конечно, какой-ли- бо формой в частности, должны иметь все свойства, какие геометрия приписывает та­ кой форме. Если одно тело есть шар, а дру­ гое цилиндр одинаковой высоты и диамет­ ра, то объем первого будет равен как раз двум третям объема второго, каковы бы ни были природа и качество веществ этих тел. Далее, всякое тело и всякая точка те­ ла должны занимать некоторое место или положение среди других тел, и положение двух тел относительно друг друга, како­ ва бы ни была природа этих тел, может быть безошибочно выведено из положе­ ния каждого из них относительно какоголибо третьего тела.

Таким образом, в законах числа и в за­ конах пространства мы самым несомнен­ ным образом находим ту строгую всеобщ­ ность, которой мы ищем; а потому зако­ ны эти во все века и служили типом до­ стоверности, мерилом сравнения для всех низших степеней очевидности. Их неиз­ менность настолько совершенна, что она делает нас даже неспособными предста­ вить себе какое-либо исключение из них. Она заставила философов прийти к тому (правда, как я старался показать, ошибоч­ ному) заключению, что очевидность этих законов имеет начало не в опыте, а в самом строе нашего ума. И если бы из законов пространства и числа мы были способ­ ны вывести еще единообразия какого-либо другого рода, то на основании одного это­ го факта мы были бы вправе заключить, что и эти единообразия обладают столь же строгой достоверностью. Но мы не мо­ жем сделать ничего подобного. Из одних законов пространства и числа нельзя вы­ вести ничего, кроме законов пространства и числа.

Из всех истин, касающихся явлений, наиболее важны для нас те, которые отно-

Может показаться, что это обобще­ ние пс имеет большого значения, так как пио утверждает, в сущности, только следу­ ющее: «тот факт, что всякое явление зави- i ит от какого-либо закона, сам есть закон»;

•что существует закон для всего —это тоже 1.1 кои». Мы не должны, однако, заключать, пудто общность этого принципа носит чи- I го словесный характер; при рассмотре­ нии его окажется, что это не какое-нибудь неопределенное или не имеющее содер­ жания утверждение, а в высшей степени нажная и действительно основная истина.

$ 2. Так как понятие о причине есть ко­ рень всей теории индукции, то его необхо­ димо установить и определить с возмож­ но большей точностью уже при самом на­ чале нашего исследования. В самом деле, гели бы для успехов индуктивной логики нужно было прекращение раздора, столь долго свирепствовавшего между различны­ ми метафизическими школами по вопро­ су о происхождении и анализе нашей идеи причинности, то распространения и обще­ го признания правильной теории индук­ ции пришлось бы ждать еще очень долго. 11о, к счастью, наука об исследовании исти­ ны при помощи доказательства не зависит от тех многочисленных спорных вопро­ сов, которые вносят путаницу в теорию ко­ нечного строения человеческого ума: для нашей науки нет необходимости доводить анализ умственных явлений до тех край­ них пределов, которые только и должны удовлетворить метафизика.

Ядолжен заявить поэтому, что, говоря

нэтом исследовании о причине явления, и не имею в виду такой причины, которая сама не есть явление; я не произвожу изыс­ каний относительно последней или онто­ логической причины чего бы то ни было. Согласно различению, обычному в сочи­ нениях шотландских метафизиков и осо­ бенно Рида, я занимаюсь не деятельными

(или производящими, efficient), а физиче­ скими причинами*. Это — причины в том

именно смысле, в каком один физический факт считается причиной другого физи­ ческого факта. О «деятельных» причинах явлений и о том, существуют ли вообще

такие причины, я не призван высказывать своего мнения. Причинность, как ее пони­ мают наиболее популярные в настоящее время метафизические школы, подразуме­ вает некоторую таинственную и особенно могущественную связь, какая не может су­ ществовать (или, по крайней мере, в дей­ ствительности не существует) между одним физическим фактом и тем другим физиче­ ским фактом, за которым неизменно сле­ дует первый и который в обыкновенной речи называют «причиной» этого перво­ го факта. Отсюда эти метафизики выводят необходимость идти дальше, проникнуть в сущность и внутреннее строение вещей, чтобы найти истинную причину явления — причину, которая не только сопровождает­ ся известным следствием, но действитель­ но вызывает его. Для целей нашего иссле­ дования в подобных предположениях не­ обходимости нет, и такое учение не найдет себе места в последующем изложении. Для теории индукции нужно единственно толь­ ко такое понятие о причине, какое может быть получено из опыта. Закон причинной связи, признание которого является глав­ ной основой индуктивной науки, есть про­ сто та общеизвестная истина, что наблюде­ ние открывает для всякого факта в природе неизменное следование за каким-либо дру­ гим, ему предшествовавшим, независимо от всех соображений относительно конеч­ ного происхождения явлений и от всякого другого вопроса о природе «вещей в себе».

Итак, между явлениями, существующи­ ми в любой данный момент, и теми, кото­ рые существуют в следующий момент, име­ ется неизменный порядок последователь­ ности. Говоря об общем единообразии в жизни природы, мы уже заметили, что ткань эта состоит из отдельных нитей, что этот общий порядок целого слагается из частных неизменных последовательно­ стей его отдельных частей. За известными фактами всегда следуют и, как мы уверены, всегда будут следовать некоторые другие факты. Неизменное предыдущее называет­ ся причиной, неизменное последующее — следствием. И всеобщность закона при­ чинной связи состоит именно в том, что всякое последующее связано таким спо­

собом с каким-либо одним предыдущим (или рядом предыдущих). Какой бы факт мы ни взяли — но раз он возник, это зна­ чит, что ему предшествовал тот или другой факт (или фаеты), с которыми он неизмен­ но связан. Для каждого явления существует некоторая комбинация предметов или яв­ лений, некоторое определенное стечение положительных или отрицательных обсто­ ятельств, наличие которых постоянно вы­ зывает за собой это явление. Мы можем не быть в состоянии открыть, каково имен­ но это стечение обстоятельств; но мы ни­ когда не сомневаемся в его существовании и в том, что оно никогда не появляется, не имея своим результатом или следствием рассматриваемое явление. От всеобщности этой истины зависит возможность подве­ сти индуктивный процесс под известные правила. Наша твердая уверенность в том, что во всяком данном случае можно отыс­ кать закон, если только мы будем знать, каким образом сделать это, является, как мы сейчас увидим, тем источником, из ко­ торого правила индуктивной логики чер­ пают свою силу.

§ 3. Такая неизменная последователь­ ность очень редко (если только вообще ко­ гда-нибудь) существует между тем или дру­ гим последующим и лишь одним преды­ дущим. Последующее бывает обыкновен­ но связано с несколькими предыдущими, так что только наличие всех их может произвести это последующее или с несо­ мненностью убедить нас в том, что оно воспоследует. В таких случаях в качестве «причины» обычно выделяют лишь одно предыдущее, называя все остальные толь­ ко «условиями». Так, если человек, поевши какого-нибудь кушанья, после этого умрет, т. е. если можно сказать, что он не умер бы, если бы не поел его, — то обыкновен­ но говорят, что причиной смерти было здесь употребление этого кушанья. Нет не­ обходимости предполагать какую-либо не­ изменную связь между простым приняти­ ем кушанья и смертью. Но обстоятельства, имевшие место в данном случае, скомбинировались так, что за этой комбина­ цией непременно должна была последо­

вать смерть; так, например, влияние дан­ ного кушанья осложнилось тем или дру­ гим телесным строением, особым состо­ янием здоровья в данное время и, быть может, даже известным состоянием пого­ ды. Быть может, именно вся совокупность этих обстоятельств и составляла в этом случае условия явления, или, другими сло­ вами, ряд тех предыдущих, которые опре­ делили собой это явление и только при наличии которых оно и могло случить­ ся. Истинной причиной является здесь вся совокупность этих предыдущих; и, говоря философски, мы не имеем права называть «причиной» лишь одно из них, помимо всех остальных. В нашем случае непра­ вильность выражения прикрывается тем обстоятельством, что все другие условия, кроме лишь одного — принятия пищи, представляли собой не события (т. е. мгно­ венные изменения или цепь таковых), а со­ стояния, обладающие большей или мень­ шей длительностью. Поэтому они могли предшествовать следствию в течение не­ определенно долгого периода времени, по­ ка не было налицо того явления, которое было нужно для пополнения необходимой совокупности условий. А как только это явление (принятие известного рода пи­ щи) оказалось налицо, не было уже нуж­ ды ни в какой другой причине для то­ го, чтобы следствие немедленно наступи­ ло. Отсюда и получается ложное представ­ ление о существовании более непосред­ ственной и более тесной связи между след­ ствием и одним этим предыдущим, нежели меэвду следствием и остальными условия­ ми. Но хотя бы нам и казалось правиль­ ным называть причиной одно то условие, за которым немедленно наступает след­ ствие, однако в действительности это усло­ вие не стоит к следствию ни в каком более близком отношении, сравнительно со вся­ ким другим. Все условия одинаково необ­ ходимы для возникновения последующего, и наше понятие о его причинах будет не­ полно, пока мы в той или другой форме не перечислим их все. Человек принимает ртутный препарат, выходит из дому и схва­ тывает простуду. Мы скажем, быть может, что причиной простуды было то, что он

иышсл на воздух. Ясно, однако, что необ­ ходимым условием простуды могло быть

ипринятие этого препарата, хотя, соглас­ ии обычному способу выражения, можно

•м;ить, что причиной болезни был выход

иI дому, однако для точности мы должны ныли бы пояснить, что причиной болезни

••1.1 до здесь то, что человек вышел на воз­ дух н то время, когда на него действовал препарат ртути.

Если мы, даже стремясь к точности, Iем не менее не перечисляем всех условий пиления, то лишь потому, что некоторые h i них подразумеваются в большей части

<лучаев сами собой, или же потому, что их можно обойти молчанием без ущерба дли намеченной цели. Например, когда мы шпорим, что причиной смерти того или другого лица было то, что он поскользнул- i и, взбираясь по лестнице, мы не находим нужным упоминать о том, что тело этого человека имело вес, хотя этот факт пред- i ганляет собой в такой же степени необчодимое условие падения. Когда мы гово­ рим, что согласие короны на билль делает нот последний законом, мы имеем в виду лишь то, что согласие это, даваемое только тогда, когда выполнены все другие услония, пополняет собой сумму необходимых условий; но никто не признает его в на­ стоящее время главнейшим условием. Точ­ но так же, когда решение того или другого iaконодательного собрания было принято решающим голосом председателя, мы ино­ гда говорим, что это лицо было причиной псех последствий, явившихся в результа­ те этого решения. Однако мы не предпо­ лагаем на самом деле, будто голос одно­ го председателя более способствовал это­ му результату, чем положительный голос неякого другого члена собрания; только для нашей цели — подчеркнуть личную ответственность председательствующего — пс имеет значения роль, какую играло при решении вопроса всякое другое лицо.

Во всех этих примерах названием

•причины» выделено то условие, которое мнилось после всех других. Но не следует думать, будто всегда в таких случаях при­ меняется это самое или вообще какое бы то ни было правило. Показать отсутствие

всякого научного основания для различе­ ния причины явления и его условий может лучше всего та произвольность, с какой мы выбираем среди условий явления то, кото­ рое начинаем называть причиной. Как бы ни были многочисленны условия, едва ли есть среди них такие, которые не могли бы получить этого названия преимуществен­ но перед другими, в зависимости от на­ шей непосредственной цели. Это можно увидеть, если проанализировать условия какого-либо общеизвестного явления. Так, например, камень, брошенный в воду, па­ дает на дно. Каковы условия этого явле­ ния? Во-первых, должны существовать ка­ мень и вода, и камень должен быть брошен в воду; но эти предположения составляют часть изложения самого явления, и вклю­ чать их в число условий последнего бы­ ло бы излишней тавтологией. Потому-то никто никогда и не давал этому классу условий названия причины, кроме схола­ стиков, которые называли такие условия

материальной причиной — causa tnaterialis. Следующим условием рассматривае­ мого явления будет существование Земли, и потому часто говорят, что падение кам­ ня имеет своей причиной Землю или не­ которую способность, некоторое свойство Земли, некоторую силу, проявляемую Зем­ лей (все эти выражения различными спо­ собами говорят одно и то же: что Земля есть причина падения камня); или, нако­ нец, говорят, что причина падения кам­ ня — земное притяжение (это также только специальное выражение для обозначения способности Земли причинять движение, но с добавочным указанием на направле­ ние этого движения к Земле, характери­ зующее уже не причину, а следствие). Пе­ рейдем теперь к другому условию. Недо­ статочно того, чтобы Земля существовала: тело должно находиться в пределах такого расстояния от нее, на котором притяжение Земли перевешивает притяжение всякого другого тела. Согласно этому, можно ска­ зать (и это выражение все должны будут признать правильным), что причиной па­ дения камня служит то, что он находится в сфере земного притяжения. Переходим к дальнейшему условию. Камень погрузил­

ся в воду; таким образом, условие, при ко­ тором он мог упасть на дно, заключается

втом, что его удельный вес превосходит удельный вес окружающей жидкости, или, иными словами, что его вес больше ве­ са равного ему объема воды. Следователь­ но, все согласятся признать правым того, кто скажет, что причиной падения камня на дно служит тот факт, что его удельный вес превосходит удельный вес жидкости,

вкоторую он погружен.

Таким образом, очевидно, что о лю­ бом из условий явления —одинаково пра­ вильно с точки зрения обыкновенной ре­ чи и одинаково неправильно с точки зре­ ния научного языка —можно говорить как о всей причине этого явления. И на прак­ тике «причиной» обыкновенно называют то условие, роль которого в рассматрива­ емом случае наиболее заметна на поверх­ ностный взгляд или на необходимости ко­ торого для возникновения следствия мы имеем основание в данный момент наста­ ивать. Значение этого последнего сообра­ жения настолько велико, что оно застав­ ляет нас иногда давать название причины даже одному из отрицательных условий. Мы говорим, например, что армия была застигнута врасплох потому, что «часовой ушел со своего поста». Но ведь не отсут­ ствие часового создало неприятеля; не оно сделало то, что солдаты в момент нападе­ ния спали; как же оно могло быть при­ чиной того, что солдаты были застигнуты врасплох? Действительное значение этого выражения сводится к тому, что указан­ ного явления не случилось бы, если бы часовой был при исполнении своих обя­ занностей. Его отсутствие на посту бы­ ло не производящей причиной, а просто отсутствием предупреждающей причины: оно было равносильно несуществованию часового. Из ничего, из простого отрица­ ния не может выйти никаких следствий. Все следствия связаны — посредством за­ кона причинности — с некоторым рядом положительных условий, хотя, правда, по­ чти всегда кроме этих условий бывают не­ обходимы и условия отрицательные. Дру­ гими словами, всякий факт, всякое имею­ щее начало явление неизменно возникают,

раз существует некоторая комбинация од­ них положительных фактов и нет налицо некоторых других положительных фактов.

Бесспорно, существует наклонность (и она в достаточной степени иллюстри­ руется нашим первым примером — случа­ ем смерти от принятия известной пищи) связывать идею причины скорее с бли­ жайшим предшествующим событием, чем с каким-либо из предшествующих состоя­ ний или длительных фактов, которые так­ же могут оказаться в числе условий дан­ ного явления. Это объясняется тем, что такого рода «событие» не просто вообще существует, но начинает существовать не­ посредственно перед явлением, тогда как другие условия могут существовать и до яв­ ления в течение неопределенно долгого времени. Указанная склонность весьма за­ метна в различных логических вымыслах, к которым обращаются даже люди науки, лишь бы избегнуть необходимости назы­ вать причиной нечто такое, что существо­ вало в течение неопределенно долгого пе­ риода времени ранее явления. Так, вме­ сто того чтобы сказать, что Земля является причиной падения тел, они приписывают это падение некоторой силе, проявляемой Землей, или притяжению Земли: такого рода отвлеченные понятия можно пред­ ставлять себе мгновенно исчерпывающи­ мися, так что в каждый следующий мо­ мент действие силы будет уже новым фак­ том, одновременным со следствием или лишь непосредственно ему предшествую­ щим. А так как привхождение обстоятель­ ства, дополняющего совокупность условий, представляет собой некоторую перемену, некоторое событие, то предыдущим всегда и оказывается какое-нибудь предшествую­ щее событие, и именно то, которое стоит в наиболее тесном отношении к последую­ щему. Этим можно объяснить ту иллюзию, которая предрасполагает нас думать, что ближайшее событие имеет больше права считаться причиной явления, чем какое бы то ни было из предшествующих состо­ яний. Но даже эта особенность — боль­ шая близость к следствию, сравнительно со всяким другим условием, — далеко не является, как мы уже видели, необходимой

I точки зрения обычного понятия о при­ чти*; с другой стороны, оказывается, что каждое условие, как положительное, так и отрицательное, при случае вполне от­ мечает этому понятию2.

Таким образом, говоря философски, причина есть полная сумма положитель­ ных и отрицательных условий явления, И1 МТЫХ вместе, вся совокупность всякого рода случайностей (<contingencies), наличие которых неизменно влечет за собой след- i тмие. Однако отрицательные условия яв­ ления, полное перечисление которых бы­ ло бы вообще очень длинным, все могут йыть подведены под одну рубрику — под отсутствие предупреждающих или протимодсйствующих причин. Пригодность этой формулы обусловливается, главным обра­ зом, тем фактом, что влияние всякой при­ чины — в смысле противодействия другой

можно почти всегда со строго научной точностью рассматривать как простое рас­ пространение ее собственных, специфи­ ческих следствий. Если тяжесть замедляет движение вверх, сообщенное метательно­ му снаряду, и направляет его по параболи­ ческой траектории, то в этом случае она производит такого же рода действие и да­ же (как это известно математикам) то же самое количество действия, как и в сво­ ем обыкновенном проявлении: когда она заставляет падать тела, лишенные опоры. Если щелочный раствор, примешанный к кислоте, уничтожает ее кислотные свой­ ства и отнимает у нее способность де­ лать красными синие вещества раститель­ ного происхождения, то это объясняется тем, что щелочь обладает особым свой­ ством входить в соединение с кислотой и давать сложное вещество, обладающее совершенно другими качествами. Эта при­ сущая причинам всех родов способность

-препятствовать следствиям других при­ чин в силу тех же самых (в большинстве случаев) законов, согласно которым они производят свои собственный следствия3,

-дает нам возможность установить об­ щую аксиому, что все причины подлежат в своих следствиях взаимному противодей­ ствию одни со стороны других. Эта ак­ сиома, этот общий факт, в свою очередь,

позволяет нам совершенно исключить из нашего рассмотрения анализ отрицатель­ ных условий, позволяет ограничить поня­ тие «причины» совокупностью одних по­ ложительных условий явления. При этом будет подразумеваться одно отрицательное условие — одинаковое во всех случаях: а именно, отсутствие противодействующих причин; его достаточно для того, чтобы вместе с суммой положительных условий составить всю совокупность обстоятельств, от которых зависит данное явление.

§ 4 . Как мы видели, в обыденной речи одни из положительных условий называ­ ют «причинами» охотнее и чаще, чем дру­ гие, к которым, при обыкновенных обсто­ ятельствах, этого названия не прилагают. В большинстве случаев причинной связи обычно проводят различие между тем, что оказывает действие, и тем, что подверга­ ется этому действию, —между элементами

активным и пассивным. И хотя все согла­ сятся с тем, что оба эти элемента состав­ ляют условия явления, тем не менее сочтут нелепостью называть «причиной» пассив­ ный элемент, так как это название счи­ тают приуроченным к элементу активно­ му. Однако при ближайшем исследовании это различие исчезает или, скорее, оказы­ вается чисто словесным. Оно обусловли­ вается просто случайными особенностя­ ми речи: а именно, тем, что в формулу следствия обычно входит и тот предмет, о котором говорится, что он подвергается воздействию, и который рассматривается как та арена, на которой проявляет се­ бя следствие. Таким образом, если бы мы и на этот предмет указали как на часть причины, возникла бы кажущаяся несооб­ разность, так как показалось бы, что пред­ мет играет роль причины по отношению

ксамому себе. В примере падающих тел,

ккоторому мы уже обращались, вопрос был поставлен таким образом: какая при­ чина заставляет камень падать? Если бы теперь в ответ на такой вопрос мы сказа­ ли: «сам камень», то выражение это стояло бы в кажущемся противоречии со значе­ нием слова «причина». Таким образом, ка­ мень рассматривается как пассивный эле­