Раздел 4 риторическое конструирование реальности или зомбификация

Существует особый вид риторической диверсии, где неравноправие оппонентов и асимметрия влияния достигает абсолютной степени.

У. Эко назвал подобную практику «риторикой бессовестности» [17], когда манипуляция и вербальное злоупотребление тривиально маскируются под риторику. Например, когда лоботомированные зомбоящиком неучи провозглашают с трибун китчевые клише, а-ля: «Куздровцы (подставляется нужное) – народ гениев, святых и поэтов! Но антикуздровская власть: иудео-нацистский коммуно-фашизм (подставляется нужное) – не дает нам жить хорошо!» Суть подобных требований проста: «Мы имеем право безобразничать и требовать все мыслимые удовольствия просто на том основании, что мы воплощенное совершенство»... Кто-то не признает этого? Имеем предлог к войне – «casus belli». Таким образом, риторические усилия (нет-нет, усилия не риторики убеждения, а риторики бессовестности) позволяют конструировать реальность, которая сама начинает навязывать определенные риторические стратегии. Речь идет о преднамеренной агрессии.

1. Преднамеренная агрессия– это осознанное стремление нанести вред с осознанием последствий. Так бывает, когда, например, кто-нибудь стремится повысить свою самооценку за счет унижения собеседника. Часто такая агрессия носит характер групповой травли. Ю.В. Щербинина [16] описывает:

• буллинг («запугивать») – когда к жертве обращаются, повторяя обидную кличку, дразнят, распространяют лживые нелепые слухи;

• хейзинг («зло подшучивать над новичком») – когда вводятся унижающие традиции, чаще всего практикуется в «закрытых сообществах»;

• моббинг («толпа») – травля большой группой людей. Виды воздействия: «объявить бойкот», «поднять на смех».

Применение приемов риторики бессовестности аморально и объединяет неразрешенные выпады, которые можно расценить как антикоммуникативные.

Если же к этим запрещенным приемам добавить прием «навешивание ярлыков», то справиться с таким риторическим оружием становится очень сложно. Последствия лексического удара могут быть катастрофическими. Ведь языком задаются наши границы и наши возможности: в «настоящем» языка уже запечатлено «прошлое» и заложено «будущее». А осмысление той или иной проблемы – это, прежде всего, осмысление понятийного словаря, в рамках которого ставится проблема. А, значит, единственной реальностью, которая поддается истолкованию в качестве присутствия, может быть только язык. Риторика же выступает в качестве специфической машинерии, которая конструирует эту реальность. Ведь именно при помощи риторических приемов мы и обращаемся к языку как потенциальному универсуму смыслов. А если это риторика бессовестности?

Давно известно: кто контролирует язык, тот контролирует сознание... и, тем самым, программирует человека, который трансформирует реальность в ту действительность, которая требуется умелому оратору. Успех зомбификации гарантирован, когда обрабатываемый верит, что все происходящее естественно и неизбежно. Для этого в качестве образца используется фальшивая реальность, в которой ловкое управление не будет ощущаться и которая заменит реальность слушающего/внимающего.

Каковы же часто используемые приемы, порождающие зомбификацию? Это может быть, например, вербальная агрессия. Зададимся вопросом: почему вообще возникают оскорбления, грубость, глумление? В основе такого воздействия лежит специфический механизм.

Что происходит, когда мы спорим/дискутируем/беседуем? Услышав звуки речи, мы преобразуем их в слова, оцениваем при помощи лекал и схем, которые формирует нам язык через культуру и социум, а затем подбираем подходящий ответ. Его мы чаще всего и озвучиваем. Если хотим оскорбить собеседника, то подбираем ядовитые слова, если хотим осуществить символические поглаживание, то ищем слова-подарки. Мы просто обрабатываем входную информацию на основе огромного количества культурных кодов, наших индивидуальных предпочтений, неосознаваемых импульсов...

В результате, мы все обнаруживаем себя между риторическим кнутом и риторическим пряником, а если совсем честно, то между одинаково опасными Сциллой и Харибдой. То есть человек может рассматриваться как своеобразный ретранслятор – промежуточный пункт на линии связи между реальностями. А всякая реальность может быть опасна. Недаром Зигмунд Фрейд, открыв «психическую реальность», вынужден был сделать вывод, что калечить она может даже сильнее, нежели обыденная действительность.

Стало быть, реальность являет себя через некие слова-стимулы, действующие как купоны (отрезные талоны, без которых ничего нельзя было купить даже за деньги). Слова-стимулы дают человеку право на получение удовольствия или страдания. Похвала или матерная брань запускают в мозгу химическую реакцию и переживаются соответственно как эйфория или соматическое страдание. Причем выплескиваемая ругань чаще, чем похвала, дает говорящему бонус эйфории. Зависимость вызывают именно эти химические реакции, и мы стремимся получить в жизни как можно больше купонов, дарующих эйфорию, но, к сожалению, она возникает и в случае раздачи страдания, поэтому игра бесконечна: мы стремимся получить удовольствие и увернуться от боли в каждый момент своей жизни. Интересно, что в другом языке, в другой, «параллельной» языковой реальности эти слова-купоны оказываются бесполезны, а накопление новых становится делом долгим и болезненным, отчего символический капитал такого «эмигранта» в другую языковую реальность оказывается полностью обнуленным. И все приходится конструировать заново, а это не всем под силу, отсюда такой накал борьбы «за язык».

Таков грубый макет социально-биологического механизма риторического воздействия. Этот механизм «замаринован» в соответствующей языковой культуре и позволяет нам видеть мир только через определенную «форточку», в одной только перспективе. Как у австралийских аборигенов, у которых, как отметил Лев Успенский, недостаточно обобщающих слов: например, есть слова для обозначения пальм, папоротников, лиан, а слов для обозначения «деревьев вообще» – нет. Такая судьба...

Однако иногда возникают совсем уж фатальные формы, например, когда кто-то начинает строить риторическую машинерию порабощения. (Нужно ли здесь еще раз напомнить об аморальности?) Язык вражды «меха-низменно» избирает в качестве мишени национальные, гендерные или религиозные особенности и, захватывая пространство масс-медиа, порождает нелепейшие социальные обобщения, которые требуются для создания образа врага. Рецептов много. Может происходить тонкая подмена понятий, когда ключевые слова приобретают другое значение и человек невольно начинает мыслить иными категориями. А может совершаться грубое риторическое насилие. Умело манипулируя «нагруженными терминами», такой оратор добивается полной покорности и беспрекословного повиновения своей жертвы. Так, греческого философа Гегесия прозвали «увещевающим умереть» за то, что под воздействием его речей многие слушатели охотно кончали с собою. В ХХ веке в секте «Небесные врата» тело человека заранее дегуманизировалось, называясь «контейнером» и «оболочкой». А слова «покинуть планету» и «спасти собственную жизнь» означали самоубийство. Поэтому, когда лидер секты объявил, что пора «сбрасывать оболочки» и «покидать планету», адепты безропотно выпили яд. Конечно, такая манипуляция сознанием невозможна без взаимодействия. Жертвой подмены понятий человек может стать лишь в том случае, если он выступает как ее соавтор, невольный соучастник. Только если человек под воздействием полученных сигналов перестраивает свои воззрения, мнения, настроения, цели – и начинает действовать по новой программе – манипуляция состоялась. А если он усомнился, уперся, защитил свою программу, он жертвой не становится. Манипуляция – это соблазн. Соблазн новой реальностью.

Оратор – это создатель реальности, но его, в свою очередь, уже выписала/выпестовала реальность, которая пишет им самое же себя. А поскольку людям время от времени требуется ротация ярлыков и бирок, то возникает и нужда в новых ораторах-трибунах-глашатаях. Как СВЧ-печи создают электромагнитное поле, в котором частицы приходят в движение, так и умелая риторика создает напряжение поля, но не электромагнитного, а эмоционально-информационного. Для создания возмущения в это поле через средства массовой информации «вбрасывается» какая-нибудь глобальная метафора: свобода, независимость, языковой вопрос… и процесс моментально начинается. А когда достигает нужного градуса, производится ротация ярлыков. Люди ведь могут поверить в самую гнусную ложь, если эта ложь даст им, например, представление об их значимости, могуществе, наделит их жизнь смыслом. Такое воздействие риторики бессовестности обеспечивает наикратчайший путь к манипулированию человеком, к зомбификации. Понятие зомбификация подразумевает процесс превращения человека в раба путем программирования его психики. Только вставшие на этот путь «зомби первого поколения» имеют изъяны, делающими их непригодными для решения сложных задач, поэтому для создания «зомби второго поколения» используется более обширный комплекс неразрешенных изощренных средств риторики бессовестности.

2. «Несловá».

К неразрешенным риторическим диверсиям можно отнести разнообразные ловушки типа «несловá» – необычные сочетание букв или звуков (например, «блудный флюид», «межушный ганглий», «хтонично-няшное божество с тентаклями и гипнокинезом»). Такие «несловá», изрешетив «психологический фон» оппонента, в то же время частично замещают у заинтересовавшегося слушателя нормативные элементы языка литературного, тем самым подменяя «психическую реальность» (для этого особенно удобны аббревиатуры, неологизмы, иноязычные заимствования, «йазык падонкафф», «кащенизмы» и т. п.).

Такие риторические конструкции работают как вирус, т. е. встраиваются в язык и рекомбинируют у оппонента привычную модель понимания, заставляя сосредоточиться на адаптации новых понятийных конструкций к собственному вербальному полю. Бездна непонимания гарантирована.

Где бы найти благоприятные примеры риторического конструирования реальности, ведущие не к зомбификации и деградации, а к развитию и усовершенствованию человеческой души? Они есть, несомненно, но доброта и любовь не терпят формы лозунга или слогана, потому риторика убеждения, избегая фальши, стремится к другим формам.

Перефразируя О. Генри, скажем: слова, которые мы выбираем… Это разные пути, разные дороги. Они открывают двери в разные реальности.

Как говорил Г.-Г. Гадамер: «Слова – это пароли»…