Часть 2. Восприятие

Модуль 7. ОБЩИЕ ВОПРОСЫ ТЕОРИИ ВОСПРИЯТИЯ

Восприятие строится на чувственных данных ощущений, достав­ляемых нашими органами чувств под воздействием внешних раздра­жений, действующих в данный момент. Попытка оторвать восприятие от ощущений несостоятельна. Но восприятие вместе с тем и не сводится к простой сумме ощу­щений. Оно всегда является более или менее сложным целым, качественно отличным от тех ощущений, которые входят в его состав. В каждое восприятие входит и воспроизведенный прошлый опыт, и мышление воспринимающего, а также его чувства и эмоции. Отражая объективную действительность, восприятие делает это не пассивно, потому что в нем одновременно преломляется вся пси­хическая жизнь конкретной личности воспринимающего.

Комплексные цели модуля:

- проанализировать сущность восприятия как активного познавательного психического процесса;

- рассмотреть восприятие во взаимосвязи с другими психическими процессами;

- раскрыть основные свойства восприятия.

7.1. Восприятие как активный психический процесс

Восприятие - активный психический процесс целостного отражения предметов и явлений окружающего мира в коре головного мозга человека при непосредственном воздействии раздражителей на органы чувств.

Жиз­ненная практика заставляет человека переходить от непреднамеренного восприятия к целенаправленной деятельности - наблюдению; на этой стадии восприятие уже превращается в специфическую «теоретическую» деятельность. Теоретическая деятельность наблюде­ния включает анализ и синтез, осмысление и истолкование вос­принятого. Таким образом, связанное первично в качестве компонен­та или условия с какой-либо конкретной практической деятельностью, восприятие, в конце концов, в форме наблюдения переходит в более или менее сложную деятельность мышления, в системе которого оно приобретает новые специфические черты. Развиваясь в другом на­правлении, восприятие действительности переходит в связанное с творческой деятельностью создание художественного образа и эсте­тическое созерцание мира.

Воспринимая, человек не только видит, но и смотрит, не только слышит, но и слушает, а иногда он не только смотрит, но рас­сматривает или всматривается, не только слушает, но и прислуши­вается; он часто активно выбирает установку, которая обеспечит адекватное восприятие предмета; воспринимая, он таким обра­зом производит определенную деятельность, направленную на то, что­бы привести образ восприятия в соответствие с предметом, необ­ходимое в конечном счете в силу того, что предмет является объек­том не только осознания, но и практического действия, контролирующего это осознание.

Восприятие является чувственным отображением предмета или явления объективной действительности, воздействующей на наши ор­ганы чувств. Восприятие человека — не только чувственный образ, но и осознание субъектом выделяющегося из окружения объекта. Осознание чувственно данного предмета составляет основную, наиболее существенную отличительную черту восприятия. Возможность восприятия предполагает у субъекта способность не только реагировать на чувственный раздражитель, но и осознавать чувственное качество как свойство определенного предмета. Для этого предмет должен выделиться как относительно устойчивый источник исходящих от него на субъект воздействий, и как возможный объект направленных на него действий субъекта. Вос­приятие предмета предполагает поэтому со стороны субъекта не только наличие образа, но и определенной действенной установки, возникающей лишь в результате довольно высоко развитой тоничес­кой деятельности (мозжечка и коры), регулирующей двигательный тонус и обеспечивающей состояние активного покоя, необходимого для наблюдения. Восприятие поэтому пред­полагает довольно высокое развитие не только сенсорного, но и двигательного аппарата. Если координированное, направленное на предмет действие, с одной стороны, предполагает восприятие пред­мета, то в свою очередь, и восприятие как осознание противо­стоящих субъекту предметов объективной действительности предполагает возможность не только автоматически реагировать на сен­сорный раздражитель, но и оперировать предметами в координиро­ванных действиях. В частности, восприятие пространственного рас­положения вещей совершенно очевидно формируется в процессе реального двигательного овладения пространством — сначала посред­ством хватательных движений, а затем передвижения.

Эта связь с действием, с конкретной деятельностью определяет весь путь исторического развития восприятия у человека. Специ­фический аспект, в котором люди воспринимают предметы окру­жающей их действительности, преимущественное выделение в ней од­них сторон перед другими и т. п., несомненно, существенно обуслов­лен потребностями действия. В частности, развитие высших специ­фически человеческих форм восприятия неразрывно связано со всем историческим развитием культуры, в том числе, и искусства — живописи, музыки и т. п.

В специфических видах деятельности, например, деятельности художника, композитора, писателя эта связь восприятия с деятельностью выступает особенно отчетливо. Восприятие действительности в творческом про­цессе и отображение воспринятого невозможно оторвать друг от друга; не только творчество обусловлено его восприятием, но и само вос­приятие в известной мере обусловлено отображением творчески воспринятого им; оно подчинено условиям отображения и преоб­разовано в соответствии с ними. Процесс творческого ото­бражения и процесс творческого восприятия образуют взаимо­действующее единство.

В отношении художественного восприятия полную силу приобре­тает аналогия между соотношением восприятия и его изображением в рисунке, в живописи, с одной стороны, и между мышлением и его выражением в речи — с другой. Как речь, в которой мышление фор­мируется, в свою очередь, участвует в его формировании, так и художественное изображение воспринятого не только выражает, но и формирует восприятие художника. Оно вместе с тем воспитывает и, значит, формирует восприятие людей, которые на художественных произведениях учатся по-настоящему воспринимать мир.

Восприятие не только связано с действием, с деятельностью - и само оно специфическая познавательная деятельность сопоставле­ния, соотнесения возникающих в нем чувственных качеств предмета. В восприятии чувственные качества как бы извлекаются из пред­мета — для того, чтобы тотчас же быть отнесенными к нему. Восприя­тие — это форма познания действительности.

Возникающие в процессе восприятия чувственные данные и формирующийся при этом наглядный образ тотчас же приобретают предметное значение, т. е. относятся к определенному предмету. Этот предмет определен понятием, закрепленным в слове; в значе­нии слова зафиксированы признаки и свойства, вскрывшиеся в пред­мете в результате общественной практики и общественного опыта.

Сопоставление, сличение, сверка образа, возникающего в индивидуальном сознании, с предметом, содержание - свойства, признаки - которого, выявленные общественным опытом, зафиксированным в значении обозначающего его слова, составляет существенное звено восприятия как познавательной деятельности.

Процесс восприятия включает в себя познавательную деятель­ность обследования, распознавания предмета через образ; возникновение образа из чувственных качеств, в свою оче­редь, опосредовано предметным значением, к которому приводит истолкование этих чувственных качеств. Предметное значение как бы вбирает в себя и истолковывает чувственные данные, возникающие в процессе восприятия.

Всякое сколько-нибудь сложное восприятие является по существу своему решением определенной задачи, которое исходит из тех или иных раскрывающихся в процессе восприятия чувственных данных, с тем, чтобы определить их значение и найти адекватную интерпрета­цию. Деятельность истолкования включается в каждое осмысленное человеческое восприятие. Ее роль очевидна при восприятии худо­жественного произведения. Художественный образ никогда не сво­дится к одному более или менее целостному комплексу сенсорных данных, как не сводится к ним содержание сколько-нибудь значи­тельного художественного произведения. Художник непосредственно вводит в поле зрения воспринимающего чувственные данные образа, но посредством них он ставит перед художественным восприятием задачу воспринять то, что ими задано, - семантическое поэтическое содержание образа и воплощенный в нем замысел художника. Имен­но потому, что восприятие художественного произведения должно разрешить такую задачу, оно является сложной деятельностью, не в равной мере каждому доступной.

По существу, аналогичная деятельность интерпретации заклю­чена в каждом восприятии сколько-нибудь сложной жизненной си­туации. Лишь в искусственно упрощенных условиях, которые созда­ются иногда в психологических экспериментах, ее можно как будто более или менее свести на нет и, таким образом, утерять из поля зрения это важнейшее звено в процессе восприятия. Когда она выделяется из восприятия в особый процесс, восприятие, как таковое, распада­ется или переходит в другие процессы — мышления, осмысления, истолкования и т. д. в одном случае, узнавания — в другом. В вос­приятие эта деятельность включается, но так, что в нем осознается не сама эта деятельность, а ее результат.

Восприятие строится на чувственных данных ощущений, достав­ляемых нашими органами чувств под воздействием внешних раздра­жений, действующих в данный момент. Попытка оторвать восприятие от ощущений несостоятельна. Но восприятие вместе с тем и не сводится к простой сумме ощу­щений. Оно всегда является более или менее сложным целым, качественно отличным от тех ощущений, которые входят в его состав. В каждое восприятие входит и воспроизведенный прошлый опыт, и мышление воспринимающего, а также его чувства и эмоции. Отражая объективную действительность, восприятие делает это не пассивно, потому что в нем одновременно преломляется вся пси­хическая жизнь конкретной личности воспринимающего.

Даже в самом чувственном своем составе восприятие не является про­стой механической суммой друг от друга независимых, лишь суммирующихся в процессе восприятия ощущений, поскольку при этом различные раздражения находятся в многообразных взаимозависимос­тях, постоянно взаимодействуя друг с другом.

Наблюдение и экспериментальные исследования свидетельствуют, например, о воздействии цвета на видимую величину предмета: белые и вообще светлые предметы кажутся больше, чем равные им черные или темные предметы (так, в светлом платье человек кажет­ся крупнее, полнее, чем в темном), относительная интенсивность освещения влияет на видимую отдаленность предмета. Расстояние или угол зрения, под которым мы воспринимаем изображение или предмет, влияет на его видимую окраску: цвет на расстоянии существенно изменяется. Включение предмета в состав того или ино­го, так или иначе, окрашенного целого влияет на его воспринимаемый цвет. Таким образом, в восприятии обычно каждая часть зависит от то­го окружения, в котором она дана.

Значение структуры целого для восприятия входящих в состав его частей обнаруживается очень ярко и наглядно в некоторых оптико-геометрических иллюзиях.

Во-первых, воспринимаемая вели­чина фигур оказывается зависимой от окружения, в котором они да­ны, как это видно из рисунка (оптические иллюзии), где средние кру­ги равны, но видятся нами неравными (см. рис. 7.1.).

Рис. 7.1. Иллюзия контраста

Очень яркой является иллюзия Мюллера — Лайера (рис. 7.2.)

Рис. 7.2. Иллюзия Мюллера — Лайера

и ее эббингаузовский вариант (рис.7.3.).

Рис. 7.3.Иллюзии Эббингауза

Ил­люзии, изображенные на этом рисунке, показывают, что воспринима­емые размеры отдельных линий оказываются зависимыми от разме­ров тех фигур, в состав которых они входят. Особенно показатель­на в этом отношении иллюзия параллелограмма, в которой диагональ меньшего из параллелограммов кажется меньшей, а больше­го — большей, хотя объективно они равны (рис.7.4.).

Рис. 7.4. Иллюзия параллелограмма

Зависимым от структуры целого оказывается не только восприя­тие величины, но и направление каждой входящей в состав какого-нибудь целого линии - иллюзия параллельных линий.

Рис. 7.5. Иллюзия параллельных линий

На приведен­ном рисунке параллельные средние отрезки кажутся расходящимися, потому что расходящимися являются те кривые, в состав которых они входят.

Перенос с целого на части, впрочем, не столько объясняет, сколько характеризует в описательном плане ряд иллюзий. Попытка представить роль целого в данном случае как реальное объясне­ние и свести к ней все иллюзии была бы явно несостоя­тельна. Существуют многообразные иллюзии; многообразны, по-ви­димому, и причины, их вызывающие.

Наряду с ил­люзиями, которые обусловлены оценкой фигуры в целом или переносом с целого на часть, имеются иллюзии «от части к целому». Имеется ряд иллюзий, в основе которых лежит переоценка острых углов. В основе других иллюзий лежит переоценка вертикальных линий по сравнению с горизонтальными и т. д.

Те случаи, когда иллюзорное восприятие получается под воздей­ствием окружения в виде контрастной оценки величины, можно было бы, не ограничиваясь соображениями о влиянии «целого», объяс­нить общим психологическим законом контраста. Иллюзорное преу­величение размера светлых предметов по сравнению с равновеликими им темными можно скорее всего объяснить как эффект иррадиации.

Если от таких объяснений перейти к более общему обоснова­нию, то можно будет принять в качестве гипотезы то положение, что иллюзорное восприятие абстрактных геометрических фигур обусловлено приспособленностью к адекватному восприятию реаль­ных объектов.

Так, переоценку вертикальных линий по сравнению с горизонтальными, А.Пьерон объясняет следующим образом: когда мы воспринимаем дом, стоя перед ним, равные ширина и высота его дают неравные отображения от того, что в силу на­шего небольшого роста мы видим их под различными углами. Мы как бы корриги­руем эту деформацию, переоценивая высо­ту, вертикальную линию по сравнению с шириной, с горизонталью. Эта необходимая коррекция, продолжая осуществляться по отношению к отражению вертикалей и горизонталей на сетчатке при восприятии рисунка, и влечет за собой иллюзию пере­оценки вертикали.

В иллюзии Мюллера — Лайера суще­ственное значение, несомненно, имеет тот факт, что размеры реальных объектов перевешивают частичные оценки элементов этих объектов: линии с расходящимися углами образуют большую фигуру, чем линии с идущими внутрь углами. В эббингаузовской иллюзии также две лас­точки ближе друг к другу, две другие более удалены, несмотря на равенство расстоя­ний от клюва. Иллюзорное восприятие последних обусловлено, очевидно, установкой восприятия на правильную оценку реальных расстояний между реальными конкрет­ными объектами.

В физиологическом плане это объясняется тем, что периферическая обуслов­ленность восприятия неотрывна от его центральной обусловленности.

Из вышеописанных иллюзий можно сделать тот вывод, что образ на сетчатке сам по себе не определяет образа восприятия; в частности величина этого образа сама по себе не дает никакой определенной величины воспринимаемого образа. Это значит, что свойства элемента или части не определены однозначно только мест­ным раздражением. В восприятии часть какого-нибудь целого отлич­на от того, чем она была бы внутри другого целого. Так, присое­динение к фигуре новых линий может изменить все ее непосредствен­но видимые свойства; одна и та же нота в различных мелодиях воспринимается по-разному; одно и то же цветовое пятно на разных фонах воспринимается различно.

Когда говорят о влиянии целого на восприятие частей, то по су­ществу это влияние целого заключается: 1) во внутреннем взаимо­действии и взаимопроникновении частей; 2) в том, что некоторые из этих частей имеют господствующее значение при восприятии осталь­ных. Всякая попытка оторвать целое от единства его частей является неправомерной; всякая попытка поглотить части в целом неизбежно ведет к уничтожению целостности.

Собственно говоря, почти каждый из фактов, обычно приводимых сторонниками гештальттеории для доказательства структурной «целостности» восприятия, свидетельствует не только о влиянии восприя­тия целого на восприятие частей, но и о влиянии частей на восприятие целого.

Так, если в доказательство влияния целого на части приводят факты, свидетельствующие о том, что цвет фигуры влияет на ее вос­принимаемые размеры, яркость освещения — на оценку воспринима­емого расстояния и т.д., то дело, по существу, сводится в данном случае к взаимодействию частей внутри единого восприятия. И если говорить о зависимости восприятия части целого (видимой величины фигуры) от свойств целого (его освещение), то с не меньшим основанием можно подчеркнуть в этом же факте обратную зависимость - целого от частей; изменением одной части - освещения - изменена и воспринимаемая величина - значит, радикально измене­но восприятие в целом. Если отмечают, что одно и то же цветовое пятно на разных фонах выглядит по-разному, то и изменение одного цветового пятна в одном соответственно выбранном месте картины может придать иной колорит всей картине в целом. Если подчерки­вают, что одна и та же нота в разных мелодиях приобретает новые оттенки, то изменение какой-нибудь ноты или введение новой ноты в мелодию может не только придать новый оттенок той же мелодии, а вовсе изменить мелодию. Зависимость целого от части оказы­вается, таким образом, еще более значительной, чем зависимость части от целого.

При этом значимость различных частей внутри целого, конечно, различна. Изменение некоторых частей не окажет сколько-нибудь заметного влияния на впечатление от целого, между тем как их вос­приятие может в более или менее значительной мере зависеть от основных свойств этого целого, в состав которого они входят.

Необходимо учесть и то, что восприятие целого фактически определяется восприятием час­тей - не всех без различия, а основных, доминирующих в данном конкретном случае. Так, мы можем не заметить пропуска или искажения какой-нибудь буквы в слове, потому что при чтении мы руководствуемся в значительной мере общей, привычной нам, структурой слова в целом. Но распознание этой целостной структуры слова, в свою очередь, опирается на отдельные преобладающие в нем буквы, от которых по преимуществу зависит эта структура слова. В более или менее длинном слове можно проглядеть пропуск бук­вы, не изменяющей сколько-нибудь заметно общей формы слова, но пропуск буквы, выступающей вверх или вниз строчки, обычно бросится в глаза. Причина в том, что сама структура целого определяется его частями, по крайней мере, некоторыми из них. В част­ности, общее впечатление от структуры целого в значительной мере зависит от выступающих из строки букв и их расположения в ряду прочих.

Таким образом, для восприятия существенно единство целого и частей, единство анализа и синтеза.

Поскольку восприятие не сводится к простой механической сумме ощущений, определенное значение приобретает вопрос о структуре восприятия, т. е. расчлененности и специфической взаимосвязи его частей. В силу этой расчлененности и специфичес­кой взаимосвязи частей воспринимаемого, оно имеет форму, связан­ную с его содержанием, но и отличную от него. Такое структурирова­ние воспринимаемого находит свое выражение, например, в ритмич­ности, представляющей определенное членение и объединение, т. е. структурирование звукового материала. В зрительном материале та­кое структурирование проявляется в виде симметрического располо­жения однородных частей или в известной периодичности чередова­ния однородных объектов.

Форма в восприятии обладает некоторой относительной независимостью от содержания. Так, одна и та же мелодия может быть сыграна на разных инструментах, дающих звуки различного тембра, и пропета в различных регистрах: каждый раз все звуки будут различны; иными будут и высота и тембр их, но если соотно­шение между ними останется все тем же, мы воспримем её как одну и ту же мелодию.

На наличии в восприятии различных по содержанию входящих в него «элементов» или частей общей структуры основывается возможность так называемой транспозиции. Транспозиция, или перенос, имеет мес­то тогда, например, когда при изменении размеров, окраски и прочих свойств различных частей какого-нибудь тела мы - если только при этом остаются неизмененными геометрические соотношения час­тей - узнаем в нем одну и ту же геометрическую форму. Транспози­ция имеет место тогда, когда, как в вышеприведенном примере, мы узнаем одну и ту же мелодию, хотя она поется в различных регистрах или играется на инструментах, дающих звуки различного тембра.

Обладая некоторой относительной независимостью от содержа­ния, форма вместе с тем и связана с содержанием. В восприятии даны не форма и содержание, а форма некоторого содержания, и сама структура зависит от структурирования смыслового содержания вос­приятия.

Поскольку оказывается, что элементы, или части, воспринимаемо­го обычно так или иначе структурируются, возникает вопрос, чем определяется это структурирование нашего восприятия.

С вопросом о структурности восприятия связано выделение фигуры из фона. Фон и фигура отличаются друг от друга: фон обычно является неограниченным и неопределенным; фигура ограничена, как бы рельефна; она как бы обладает пред­метностью. В связи с этим величина разностного порога, на фигуре больше, чем на фоне. Различием фигуры и фона гештальтисты пытались объяснить наше восприятие реальных предметов - то, почему мы обычно видим вещи, а не промежутки между ними, окаймленные вещами, и т.п., совершенно не учитывая более существенной зависимости восприятия от объективной значимости реальных вещей.

Всякое восприятие является восприятием объективной действительности. Ни одно восприятие не может быть ни истинно понято, ни даже правильно, адекватно описано вне отношения к объективному предмету, к опре­деленному участку или моменту объективной действительности.

Механизмами, лежащими в основе восприятия, обеспечивающими формирование первичного образа в тесной взаимосвязи с другими психическими процессами, являются сенсорно-перциптивные системы. При этом восприятие носит комплексный характер и включает межмодальные связи. По степени доминирования модальности той или иной сенсорно-перцептивной системы различают зрительное восприятие, слуховое восприятие, осязательное восприятие и т.д.

Кроме этого, восприятие различают по отношению к таким атрибутам объективной реальности, как время, пространство, движение.

Таким образом, рассмотрев понятие восприятия в целом, мы можем выделить следующие свойства восприятия.

7.2. Свойства восприятия

Основные свойства восприятия: Предметность, Целостность, Структурность, Константность, Осмысленность, Активность, Апперцепция, Историчность, Обобщенность, Избирательность, Изменчивость.

1. Предметность. Предметность восприятия связана с актом объективации (знания, получаемые нами из окружающего мира, мы относим к этому миру). Без такого смысла восприятие не может выполнять свою ориентирующую и регулирующую функцию в практической деятельности человека.

Предметность не есть врожденное свойство. Существует определенная система действий, которая обеспечивает человеку предметную действительность мира. Решающую роль здесь играет осязание и движение. Предметность формируется на основе процессов, обеспечивающих контакт с самими этими предметами. Без участия осязания и движений (действий) наше восприятие было бы беспредметным (зрительное ощущение само по себе не обеспечивает предметности).

Предметность, как качество восприятия, играет особую соль в ре­гуляции поведения (кирпич и взрывчатка: форма одинаковая, свойст­ва разные).

2. Целостность. В отличие от ощущения, отражающего отдельные, воздействующие в данный момент на органы чувств, свойства предмета, восприятие есть целостный образ, складывающийся на ос­нове обобщенных знаний об отдельных свойствах и качествах предмета, получаемых в виде отдельных ощущений.

Целостный образ появляется на основе анализа и синтеза отдель­ных свойств.

Целостность - центральное свойство восприятия.

3. Структурность. Восприятие в значительной мере не отвечает нашим мгновенным ощущениям и их сумме. Мы воспринимаем абстрагированную от этих ощущений, обобщенную структуру, которая формируется в течение некоторого времени.

4. Константность (неизменность). В виду множества степеней свободы, положений окружающих нас объектов и бесконечного многообразия условий их появления, эти объекты непрерывно изменяют свой облик. Однако, благодаря свойству константности, состоящему в способности перцептивной системы компенсировать эти изменения, мы воспринимаем предметы окружающего мира неизменными по форме, величине, цвету. (Например: известно, что изображение пред­мета, в том числе и изображение на сетчатке глаза, увеличивается, когда расстояние до предмета сокращается). Константность - не вро­жденное свойство, а приобретенное на основе взаимодействия с ок­ружающим миром.

Свойство константности обеспечивается корой головного мозга.

Свойство константности объясняется тем, что восприятие пред­ставляет собой саморегулирующееся действие, обладающее механиз­мом обратной связи, подстраивающееся к особенностям восприни­маемого объекта и условиям его существования, формирующееся в процессе чувственной деятельности.

Различают виды константности восприятия – константность величины, константность формы, константность цвета.

Свойство константности обеспечивает относительную стабиль­ность окружающего мира, отражая и единство предметов и условия их существования.

5. Осмысленность. Хотя восприятие возникает при непосредственном воздействии предметного мира на органы чувств, перцептивные образы всегда имеют определенное смысловое значение. Восприятие у человека тесно связано с мышлением. Сознательно вос­принять предмет - это значит мысленно назвать его, отнести к опре­деленной группе предметов и обобщить их в слове. Даже при виде незнакомого предмета мы пытаемся уловить в нем сходство со зна­комыми нам объектами (двусмысленные рисунки).

6. Активность. Восприятие - активный процесс, в ходе которого человек производит много различных перцептивных действий для формирования адекватного образа предмета. Свойство активности состоит в участии эффекторных компонентов анализаторов в процес­се восприятия.

7. Апперцепция. Восприятие зависит не только от специфики действующего на нас раздражителя, но и от самого воспринимающего субъекта (воспринимает не глаз, а сам человек). Поэтому в восприятии сказываются особенности личности воспринимающего по отношению к воспринимаемому. Зависимость восприятия от содержания психической жизни человека, от особенностей его личности и про­шлого опыта называется апперцепцией. При восприятии предмета всегда активизируются следы прошлых восприятий. Поэтому один и тот же предмет может по-разному восприниматься разными людьми.

Восприятие зависит и определяется поставленной перед челове­ком задачей и мотивом его деятельности. Существенным фактором восприятия является установка

8. Историчность (социальная обусловленность). Восприятие, как сознательный процесс, включено в процесс исторического развития. Восприятие у человека не есть только сенсорный акт, обусловленный лишь физической природой рецепторов. Восприятие есть только от­носительно непосредственный акт познания. Восприятие действи­тельности на данной ступени развития человечества появляется на основе опосредования его всей прошлой общественной практикой.

9. Обобщенность. Процесс всякого восприятия состоит в чрезвы­чайно быстрой смене ряда моментов или ступеней, причем каждая последующая ступень представляет психическое состояние менее конкретно, более обобщенно, но более четко и дифференцированно. На основе выделенных ранее признаков мы воспринимаем обобщен­ное представление предмета.

Свойство обобщенности и свойство осмысленности тесно связаны.

10. Избирательность (селективность). Это свойство определяется потребностной сферой человека и доминирующими в момент акта восприятия потребностями.

11. Изменчивость. Характеризует вариативность восприятия в зависимости от изменений условий окружающей среды, образа жизни, содержания психического мира человека.

Кратко охарактеризовав основные свойства восприятия, остановимся более подробно на важнейших из них – константности, осмысленности и историчности восприятия.

Зна­чение тех свойств объективной действительности, которые восприятие отображает, для всего психофизического процесса восприятия высту­пает с особенной рельефностью в центральной по своему теоретико-познавательному значению проблеме константности. Константность восприятия выражается в относительном постоянстве величины, формы и цвета предметов при изменяющихся в известных пределах условиях их восприятия.

Если воспринимаемый нами на некотором расстоянии пред­мет удалить от нас, то отображение его на сетчатке уменьшится как в длину, так и в ширину, и значит, уменьшится и площадь его, а между тем в восприятии образ сохранит в определенных пределах приблизительно ту же постоянную, предмету свойственную величину. Точно так же форма отображения предмета на сетчатке будет изменяться при каждом изменении угла зрения, под которым мы видим предмет, но его форма будет нами восприниматься как более или менее постоянная. Стоящую передо мной тарелку мы воспри­нимаем как круглую, в соответствии с отображением на сетчатке, но отображение, которое получается на сетчатке от тарелок наших соседей, не круглое, а овальное — это эллипсы, удлиненность которых зависит от угла зрения, под которым мы их видим; для тарелки каждого из наших соседей они различны. Тем не менее видимая нами форма предметов остается относительно постоянной - в соответствии с объективной формой самих предметов. Аналогичная константность имеет место и для цвето- и светоощущения.

В процессе восприятия различается собственный размер предмета и его удаление от воспринимающего, объективная форма предмета и угол зрения, под которым он воспринимается, собствен­ный цвет предмета и освещение, в котором он является.

Легко понять, как велико практическое значение постоянства величины, формы и цвета. Если бы наше восприятие не было констан­тно, то при каждом нашем движении, при всяком изменении рас­стояния, отделяющего нас от предмета, при малейшем повороте голо­вы или изменении освещения, т. е. практически непрерывно, изменя­лись бы все основные свойства, по которым мы узнаем предметы. Не было бы вообще восприятия предметов, было бы одно непре­рывное мерцание непрерывно сдвигающихся, увеличивающихся и уменьшающихся, сплющивающихся и растягивающихся пятен и бли­ков неописуемой пестроты. Мы перестали бы воспринимать мир устойчивых предметов. Наше восприятие превратилось бы в сплош­ной хаос. Оно не служило бы средством познания объективной действительности. Ориентировка в мире и практическое воздействие на него на основе такого восприятия были бы невозможны.

Постоянство величины, формы и цвета предметов, будучи необходимым условием ориентировки в окружающем мире, имеется уже у животных. У человека константность величины, формы, цвета от 2 до 14 лет совершенствуется, но в основном формируется уже к двухлетнему возрасту.

Константность заключается в том, что основные чувственные ка­чества восприятия и при некотором изменении субъективных усло­вий восприятия следуют за остающимися постоянными свойствами воспринимаемых предметов. Отношение к периферическому раздра­жению подчинено регулирующему его отношению к предмету.

Адекватное соотношение между восприятием и отображенными в восприятии предметами объективной действительности — это ос­новное соотношение, в соответствии с которым, в конечном счете, регулируются все соотношения между раздражителями, раздраже­ниями и состояниями сознания.

Восприятие человека не только константно, но предметно и осмысленно. Оно не сводится к одной лишь чувственной основе. Мы воспринимаем не пучки ощущений и не структуры, а предметы, которые имеют определенное значение.

Практически для нас существенно именно значение предмета, потому что оно связано с его употреблением: форма не имеет само­довлеющей ценности; она обычно важна лишь как признак для опознания предмета в его значении, т.е. в его отношениях к другим вещам и в возможном его употреблении. Мы можем сразу сказать, что, т.е. какой предмет мы восприняли, хотя затруднились бы воспроизвести те или иные его свойства — его цвет или точную форму. По различному колеблющемуся, изме­няющемуся содержанию мы узнаем один и тот же предмет. Будучи осознанием предмета, восприятие человека включает акт понимания, осмысления. Восприятие человека представляет собой единство чувственного и логического, чувственного и смыслового, ощущения и мышления.

Чувственное и смысловое содержание восприятия характеризуются тем, что одно не надстраивается внешним образом над другим; они взаимообусловливают и взаимопроникают друг в друга. Прежде всего, смысловое содержание, осмысливание предметного значения опирается на чувственное содержание, исходит из него и является не чем иным, как осмысливанием предметного значения данного чувственного содержания.

В свою очередь, осознание значения воспринимаемого уточняет его чувственно-наглядное содержание. В этом можно убедиться на простом примере. Стоит попытаться воспроизвести звуковой ряд речи людей, говорящих при нас на неизвестном нам языке. Это окажется очень трудно сделать, между тем как никаких труд­ностей не составит воспроизвести слова на родном или вообще знакомом языке: знакомое значение слов помогает дифференциро­вать звуковую массу в нечто членораздельное. Чувственное содер­жание восприятия до известной степени перестраивается в соответст­вии с предметным значением воспринятого: одни черты, связанные с предметным значением, выступают больше на первый план, другие отступают, как бы стушевываются; в результате оно обобщается. В частности, осмысленное восприятие звуков речи и есть такое обоб­щенное восприятие — восприятие фонем.

В целом, осмыслить восприятие — значит, осознать предмет, который оно отображает. Осмыслить вос­приятие — значит, выявить предметное значение его сенсорных дан­ных. В процессе осмысливания чувственное содержание восприя­тия подвергается анализу и синтезу, сравнению, отвлечению различ­ных сторон, обобщению. Таким образом, мышление включается в само восприятие, подготовляя вместе с тем изнутри переход от восприятия к представлению и от него к мышлению. Единство и взаимопроникновение чувственного и логического составляют существенную черту человеческого восприятия.

Осмысленность восприятия означает, что в него включается мышление, осознание значения, но мышление всегда заключает переход от единичного через особенное к общему. Тем самым, восприятие человека приобретает в известной степени обобщенный характер. Воспринимая единичный предмет или явление, мы можем осознать его как частный случай общего. Этот переход от единич­ного, отдельного к общему совершается уже внутри восприятия.

Когда физик или химик демонстрирует какой-нибудь опыт, он пользуется определенными приборами и реактивами. Но положе­ние или закон, который он посредством этого опыта доказывает, относится не специально только к данным объектам, а имеет более общее значение. Поэтому, чтобы понять опыт, надо воспринять то, что совершается во время опыта, как частный случай какой-то общей закономерности. Точно так же, когда математик доказывает, что сумма углов в треугольнике равняется двум прямым, то для того, чтобы понять это положение в его обобщенном значении, надо данный, нарисованный мелом на доске, треугольник осознать вместе с тем как частного представителя общего понятия треуголь­ника в его обобщенных чертах. Некоторая доля общности есть в каждом сознательном восприятии. Но степень его обобщенности может быть различной. Эту лежащую передо мной книгу я могу воспринять именно как эту мне принадлежащую книгу с какой-то пометкой на титульном листе, я могу в другом случае воспринять ее как экземпляр такого-то курса психологии такого-то автора; я могу, далее, воспринять этот же предмет как книгу вообще, фик­сируя сознательно лишь те черты, которыми книговедение характе­ризует книгу в отличие от других продуктов полиграфического производства. Когда этот единичный, данный мне в чувственном восприятии предмет я воспринимаю в качестве просто «книги», налицо обобщенное восприя­тие.

Восприятие человека характеризуется тем, что, вос­принимая единичное, он обычно осознает его как частный случай общего. Уровень этой обобщенности изменяется в зависимости от уровня теоретического мышления. В силу этого наше восприятие зависит от интеллектуального контекста, в который оно вклю­чено. По мере того, как мы иначе понимаем действительность, мы иначе и воспринимаем ее. В зависимости от уровня и содержа­ния наших знаний мы не только по-иному рассуждаем, но и по-иному непосредственно видим мир.

При этом в зависимости от значимости воспринятого, для лич­ности оно остается либо только более или менее безличным пред­метным знанием, либо включается в личностный план переживания. Из просто воспринятого оно становится в последнем случае пережитым, испытанным, в таком случае оно не только открывает тот или иной аспект внешнего мира, но и включается в контекст личной жизни индивида и, приобретая в нем определенный смысл, входит в самое формирование личности.

Как сознательный процесс, восприятие включается в процесс исторического развития сознания.

Человеческое восприятие исторично. Чувственное восприятие человека не есть только сенсорный акт, обусловленный лишь физиологической природой рецепторов; оно только относитель­но непосредственный акт познания мира историческим человеком. Непосредственное восприятие действительности на данной ступени развития вырастает на основе опосредования его всей прошлой общественной практикой, в процессе которой переделывается и чувственность человека. Порождая новые формы предметного бытия, историческое развитие общественной практики порождает и новые формы предметного сознания. Лишь благодаря предметно развернутому богатству человеческого сущест­ва порождается и развивается богатство субъективной человеческой чувственности: музыкальное ухо, чувствующий красоту формы глаз. Не только пять внешних чувств, но и так называемые духовные чувства, человеческие чувства, человечность чувств,— возникают благодаря очеловеченной природе. Образование пяти внешних чувств — это ра­бота всей предшествующей всемирной истории.

Человеческий слух развился в значительной мере благодаря раз­витию речи и музыки. По аналогии можно было бы, пожалуй, сказать, что геометрия и изобразительные искусства в известной мере опре­деляют человеческое зрение. В процессе развития современной живописи развивалось современное понимание и восприятие перспек­тивы. Развитие техники перестраивает, далее, зрительное восприя­тие человека.

Всякое восприятие предмета фактически является включением воспринятого объекта в организованную систему представлений, в определенную систему понятий. Эта система понятий, запечатлев­шаяся в речи, представляет собой продукт общественно-истори­ческого развития. Человеческое восприятие является обусловленной всем предшествующим историческим развитием человечества, об­щественной формой познания. Мы воспринимаем мир сквозь призму общественного сознания. Итог всей общественной практики челове­чества направляет и формирует наше восприятие.

Становясь все более сознательным и обобщенным, наше восприятие приобретает вместе с тем все большую свободу по отношению к непосредственно данному. Мы все более свободно можем рас­членять непосредственно данное, выделять в нем отдельные, с опре­деленной точки зрения существенные, моменты и соотносить их с другими.

Восприятие никогда не бывает пассивным, только созерцательным, изолированным актом. Воспринимает не изолированный глаз, не ухо само по себе, а конкретный живой человек, и в его восприя­тии — если взять его во всей его конкретности — всегда в той или иной мере сказывается весь человек, его отношение к восприни­маемому, его потребности, интересы, стремления, желания и чувства. Эмоциональное отношение как бы регулирует и расцвечивает воспринимаемое — делает яркими, выпуклыми одни черты и остав­ляет другие затушеванными, в тени.

Влияние интересов и чувств проявляется в восприятии сначала в форме непроизвольного внимания. Но восприятие может осущест­вляться на различных уровнях. Если на низших уровнях процесс восприятия протекает как бы «стихийно», «самотеком», независимо от сознательного регулирования, то в высших своих формах, свя­занных с развитием мышления, восприятие превращается в созна­тельно регулируемую деятельность наблюдения. Восприятие, подняв­шееся до уровня сознательного наблюдения, является волевым актом.

В своих наиболее совершенных формах наблюдение, исходя из четкой целевой установки и приобретая плановый система­тический характер, превращается в метод научного познания. Восприятие в обыденной жизни относительно редко достигает той сознательной направленности, до которой оно поднимается в условиях научного познания, но оно никогда не спускается до уров­ня чисто пассивного, совершенно не направленного переживания. То спускаясь несколько ниже, то поднимаясь вверх, оно обычно находится где-то между этими двумя полюсами.

Таким образом, в ходе изучения восприятия все глубже раскры­вается подлинное содержание того исходного утверждения, что восприятие не является простой суммой ощущений, что оно — сложный целостный процесс. Это утверждение означает, во-первых, что ощущения и вызывающие их раздражения взаимодействуют в процессе восприятия, так что даже взятое лишь в своем чувственном составе восприятие представляет собой нечто большее и иное, чем простой агрегат ощущений. Это утверждение означает, во-вторых, что восприятие вообще не ограничивается одной лишь чувственной основой, образуемой ощущениями. Восприятие человека представляет собой в действительности единство чувствен­ного и логического, чувственного и смыслового, ощущения и мысли. Оно всегда не только сенсорная данность, но и осмысливание ее объективного значения. Это утверждение означает, наконец, в-третьих, что в восприятии отражается вся многообразная жизнь личности — ее установки, интересы, общая направленность и прошлый опыт — апперцепция — и притом не одних лишь представлений, а всего реального бытия личности, ее реального жизненного пути.

Вопросы для проверки усвоения материала к модулю 7:

1. Охарактеризуйте восприятие как психический познавательный процесс.

2. В чем сходство и различие процессов ощущения и восприятия?

3. Какова связь восприятия и деятельности?

4. Как взаимосвязаны ощущения и восприятие при формировании чувственного образа?

5. Каковы механизмы иллюзий восприятия?

6. Какова взаимосвязь процесса восприятия с другими познавательными процессами?

7. Что такое сенсорно-перцептивные системы?

8. Перечислите основные свойства восприятия.

9. Охарактеризуйте свойство предметности восприятия.

10. Что такое целостность и структурность восприятия, и какова их взаимосвязь?

11. В чем состоит свойство константности восприятия и каковы его виды?

12. В чем заключается свойство осмысленности восприятия?

13. Каким образом восприятие связано с прошлым опытом человека?

14. В чем суть историчности восприятия?

15. Что такое избирательность или селективность восприятия?

16. Каково влияние установки на процесс восприятия?

Проектные задания к модулю 7:

1. Раскрыть понятие восприятия, используя деятельностный подход.

2. Проанализировать взаимосвязь свойств восприятия в процессе формирования чувственного образа.

Тесты к модулю 7:

Выбрать из предложенных вариантов правильный ответ:

1. Активный психический процесс целостного отражения предметов и явлений окружающего мира, а также внутреннего состояния организма в сознании человека при непосредственном воздействии раздражителей на органы чувств

А) ощущения

Б) восприятие

В) сенсибилизация

2. Восприятие действительности благодаря этому его свойству опосредовано общественной практикой человечества

А) историчность

Б) осмысленность

В) обобщенность

3. Свойство восприятия, которое выражается в так называемом акте объективации – т.е. в отнесении сведений, получаемых из внешнего мира, к самому этому внешнему миру

А) историчность

Б) целостность

В) предметность

4. Свойство восприятия, показывающее зависимость восприятия от склада личности человека и его прошлого опыта

А) Историчность

Б) Аттракция

В) Апперцепция

5. Благодаря этому свойству восприятия – сознательно воспринять предмет – значит мысленно назвать его, отнести его к определённой группе предметов, обобщить в слове:

А) Предметность

Б) Обобщенность

В) Осмысленность

Правильные ответы: 1Б, 2А, 3В, 4В, 5В.

Каждый правильно выбранный ответ оценивается в 1 балл, максимальное количество баллов – 5.

Модуль 8. ВОСПРИЯТИЕ ПРОСТРАНСТВА

Комплексные цели модуля:

- проанализировать становление и развитие восприятия пространства в онтогенезе;

- рассмотреть механизм бинокулярного зрения как основу восприятия пространства;

- раскрыть специфические особенности составляющих процесса восприятия пространства.

Восприятие пространства представляет собой отражение объективно существующего физического пространства сенсорно-перцептивной системой человека.

Человек обладает сенсорными органами, посредством которых оно вступает в контакт с внешним миром. Таким образом, перцептивное пространство человека зависит от характеристик физического мира, в котором оно живет - например, наш мир освещен солнечным или электрическим светом и характеризуется земным притяжением, — и от сенсор­ной системы, которой он располагает.

Система пространственных отношений, построенная слепым от рождения, не может совпадать с системой, которая имеется у «зрячего», потому что только зрение позволяет одновременно воспринимать объекты, удаленные друг от друга. Проприоцептивная чувствительность дает нам сведения, зависящие от зем­ного притяжения. Если оно меняется или исчезает (на центри­фуге или в космическом корабле), сенсорные данные меняются.

Овладение связной системой пространственных отношений предполагает следующее:

а) установление соответствий между физическими отноше­ниями, существующими между различными точками физического пространства, и возникающей под их влиянием сенсорной стимуляцией;

б) установление соответствий между различными сенсорны­ми данными об одном и том же множестве объектов.

Эта координация не является непосредственной, она являет­ся результатом научения. Слепорожденный после операции рас­полагает той же зрительной информацией, что и нормальный индивид, однако он не воспринимает тех отношений между раз­личными точками зрительного поля, которые воспринимает че­ловек с нормальным зрением. Он не узнает с помощью зрения те объекты, которые он прекрасно опознает посредством осязания. Основную роль в ин­теграции различных данных играет моторика. Если интеграция осуществляется хорошо, то человек имеет стабильную систему отсчета — пространство представлений, с которым сопо­ставляется всякое новое восприятие.

Каждый тип чувствительности дает нам некоторую информацию о пространственных отношениях между объектами. Эта информация будет более или менее ограниченной в зависи­мости от того, через какой сенсорный орган она поступает. Но в повседневной жизни нормальный индивид располагает много­численными и согласованными сенсорными данными и поэтому трудно определить относительное значение тех или иных данных. В восприятии пространства активную роль играют все виды чувствительности, поэтому, говоря о зрительном, слуховом, проприоцептивном пространствах, мы имеем в виду, что это различение практически является искусственным.

8.1. Развитие восприятия пространства

Жан Пиаже (1950) на основе ежедневных наблюдений за своими тремя детьми и простых экспериментов сформулировал пред­положение, что ближнее и связное сенсомоторное пространство формируется в течение первых 18 месяцев жизни ребенка. Пиа­же различает три основных этапа его развития.

От 0 до 4 месяцев ребенок воспринимает только разнород­ные, частичные пространства; наиболее примитивным из них является «ротовое» пространство. Зрительное, так­тильное, слуховое пространства лишь сосуществуют; каждое ограничено отдельной сенсорной системой и не осуществляет никаких взаимодействий между различного рода данными. Шум погремушки не ассоциируется с видом этой погремушки, даже когда она двигается. Внутри одной сенсорной области воспринимаемые отношения имеют только топологический характер.

Примерно в возрасте 4 месяцев возникает координация меж­ду зрением и хватанием, а затем между разными сенсор­ными пространствами. В это время объекты еще не обладают постоянством и не имеется никакого различия между измене­нием состояния (физического) и изменением положения (про­странственного). Ребенок не ищет объект, спрятанный за экран, как будто объект, вышедший за пределы поля зрения, исчезает. Ребенок умеет держать соску во время питья, но не узнает и не схватывает ее, когда она предъяв­ляется в перевернутом виде, то есть в другом аспекте.

Начиная с 9 месяцев ребенок узнает знакомый объект, несмотря на различные преобразования его сетчаточных изоб­ражений: увеличения или уменьшения в зависимости от удален­ности и изменения проекций при вращении. Ребенок ищет объ­ект, спрятанный под подушку, - объект обрел постоянство.

Наконец, к 18 месяцам возникает связное пространство, которое содержит постоянные объекты, характеризующиеся пространственными отношениями и расположенные определен­ным образом по отношению к субъекту.

Эволюция, которая происходила в течение этих 18 месяцев, была в основном результатом двигательной активности ребенка. Именно она позволила ребенку постепенно расширить исследуемое пространство от рта до поля хватания, а затем и до поля движения. Именно она явилась основанием для осуществления основ­ного различения между изменением состояния и изменением по­ложения. Действительно, при перемещении объекта сенсорные данные претерпевают те же преобразования, что и при измене­нии физического состояния. Но если для воспроизведения сен­сорных данных достаточно произвести противоположное пере­мещение субъекта по отношению к объекту, то в отношении физического состояния дело обстоит иначе.

Наконец, практические группы перемещений (отдалить, при­близить объект, повернуть, развернуть, направиться по тому или иному пути, чтобы достигнуть определенного места) по­степенно переходят в план представлений. Они позволяют установить различия между движением субъекта относительно объекта и движением объекта относительно субъекта, располо­жить объекты относительно друг друга.

В течение этих 18 месяцев устанавливаемые ребенком пространственные отношения из топологических постепенно пре­вращаются в проективные и метрические. Системы отсчета по­степенно меняются от узколокальных (ротовое пространство) до обобщенных; однако по-прежнему их центром остается соб­ственное тело ребенка, различные точки зрения не координи­руются. В последующие периоды благодаря развитию простран­ства представлений строится система отсчета, внешняя по отношению к субъекту и объекту. Пространство представлений развивается в зависимости от сенсомоторного пространства: сначала оно является топологическим, а затем постепенно ста­новится проективным и метрическим и окончательно формирует­ся к 9—10 годам.

8.2. Бинокулярное зрение как основной механизм восприятия пространства

Из всех известных перцептивных пространств наиболее изу­чено зрительное пространство. Это связано с рядом причин, к которым относятся: богатство и разнообразие получаемой ин­формации, возможность одновременного установления отноше­ний между большим числом элементов и, наконец, то, что зре­ние является единственным источником сенсорной информации об удаленном пространстве. Другие виды чувствительности позволяют охватить очень ограниченное пространство — благо­даря постепенно устанавливаемой системе отношений. Поэтому нет ничего удивительного в том, что пространство представлений и, следовательно, система отсчета у человека имеют зри­тельный характер. Нормальный испытуемый с повязкой на гла­зах сильно отличается от слепого: первый соотносит слуховую и проприоцептивную информацию со зрительной системой от­счета, что ставит его в преимущественное положение по сравнению со слепым (при выполнении определенных задач).

Эта особая роль зрительного восприятия частично объясняется некоторыми характеристиками зрительной сенсорной си­стемы, в частности бинокулярным зрением. Но прежде чем пе­рейти к его исследованию, необходимо определить несколько тер­минов.

1. Базовой линией является воображаемая линия, соединяющая центры зрачков. Ее длина определяет межзрачковое расстояние — в среднем оно равно 60 мм.

2. Венечная плоскость — плоскость, перпендикулярная к оси тела и проходящая через голову. Особую роль играет ве­нечная плоскость, проходящая через базовую линию.

3. Медианная плоскость — вертикальная плоскость симметрии головы. Базовая линия перпендикулярна ей и делится ею на две равные части.

4. Фронтальная плоскость — вертикальная плоскость, перпендикулярная к медианной плоскости и параллельная базовой линии.

Сетчаточная диспаратность. Одним из главных факторов зрительного восприятия яв­ляется то, что оно осуществляется двумя глазами, следователь­но, через посредство двух сетчаточных изображений, которые не одинаковы, даже если они относятся к одному объекту. Эта сетчаточная диспаратность имеет важное значение для зрительного восприятия пространства. Не менее важную роль играет точка фиксации.

Точка фиксации представляет собой пункт, относительно которого осуществляется ориентация всего поля зрения.

Бинокулярные конвергенция и аккомода­ция, осуществляемые посредством зрительно-моторной автома­тической регулировки, приводят к образованию на двух фовеа изображений фиксируемой зоны.

Корреспондирующие точки сетчатки. Вне лабораторной ситуации нам очень редко случается вос­принимать двоящиеся объекты, хотя всегда на двух сетчатках формируются разные изображения. Слияние этих изображений связано с проблемой, решение которой предложил Х.Гюйгенс три века назад: «Природа позаботилась о том, чтобы мы не видели двоящегося объекта. Она сделала так, что каждая точка глаз­ного дна одного глаза имеет корреспондирующую точку на глаз­ном дне другого, так что когда некоторая точка объекта проецируется на какую-нибудь из этих двух корреспондирующих точек, она кажется простой, какова она и есть на самом деле». Й.Мюллер (1826) назвал корреспондирующими такие точки двух сет­чаток, одновременное возбуждение которых дает единое восприя­тие. Если два изобра­жения формируются не на корреспондирую­щих точках сетчаток, имеет место диплопия (двоение). Это явление можно наблюдать, если фиксировать взгляд на карандаше, который надо держать в вытянутой руке, а затем поместить палец дру­гой руки в промежутке между глазами и карандашом: палец воспринимается раздвоенным (перекрестная диплопия), напро­тив, если перевести взгляд на палец, то раздвоится карандаш (омонимная диплопия). В повседневной жизни диплопическое зрение наблюдается крайне редко.

Теоретический продольный гороптер. При данном положении глаз гороптером называется такое место точек объектов, изображение которых проецируется на корреспондирующие точки сетчаток. Теоретический продольный гороптер, или круг Вьет-Мюлле­ра,— это круг, проходящий через точку фиксации и центры зрачков (рис. 8.1.). Круг Вьет-Мюллера является частным слу­чаем общего гороптера, как показали Геринг (1861) и Гельмгольц (1867), когда зрение ограничивается горизонтальной плоскостью.

Рис. 8.1. Теоретический продольный гороптер

Реальный продольный гороптер. Реальный продольный гороптер, измеряемый отсутствием диплопии, не совпадает с крутом Вьет-Мюллера. Его опреде­ляют следующим образом. При бинокулярном зрении испытуе­мый фиксирует точку F; экспериментатор может передвигать вперед или назад, по отношению к фронтальной плоскости, вер­тикальную нить, появляющуюся в боковом зрении. Начиная с некоторого положения, экспериментатор постепенно прибли­жает подвижную нить до тех пор, пока она не перестанет дво­иться— так получают порог омонимной диплопии; затем экспе­риментатор продолжает приближать нить к испытуемому до тех пор, пока она снова не раздвоится, в результате получают по­рог перекрестной диплопии. Варьируя исходные боковые положения вертикальной нити, экспериментатор получает ряд дан­ных, по которым можно построить кривую порогов омонимной и перекрестной диплопии; реальный продольный гороптер бу­дет располагаться на равном расстоянии от обеих кривых.

Полученные со­гласующиеся результаты разных исследователей показали, что если точка фикса­ции находится на расстоянии 30—40 см, то реальный продоль­ный гороптер располагается посредине между кругом Вьет-Мюллера и прямой, касающейся его в точке F. Объясняется это асимметрией между носовым и височным полями каждого глаза. Величина монокулярной асимметрии отражает изменчивость расстоя­ния между корреспондирующими точками носовой и височной половин сет­чатки.

Формула для вычисления реального про­дольного гороптера:

Cotg U1 — cotg U2 = Н,

где Н — сетчаточная асимметрия, а U1; и U₂ — углы, под кото­рыми точки М и F видны каждым глазом (рис. 8. 2.).

Гороптер можно определить гораздо точнее, если восполь­зоваться методом бинокулярного верньера. Испытуемый фиксирует бинокулярно некоторую точку. В стороне от точки фиксации ему предъявляют вертикальную нить, а между нитью и испытуемым помещают решетки таким образом, чтобы нить оказалась разделенной на отрезки, видимые поочередно то левым, то правым глазом. Расстояние от нитки до испытуемого меняют до тех пор, пока для испытуемого все отрезки не сольются в одну линию. Чем дальше от наблюдателя находится точка фиксации, тем большее спрямление имеет линия гороптера, и на очень больших расстояниях начинает выгибаться в обратную сторону (см. рис.8.2.)

Л. г.

Рис. 8. 2. Реальный продольный гороптер Л.г., П.г. – левый и правый глаз, М и F – точки фиксации

Сетчаточная диспаратность и стереоскопическая острота. Монокулярное изображение представляет собой плоскую проек­цию реального трехмерного объекта, расположенного в точке фикса­ции на некотором расстоянии от субъекта. Несмотря на наличие мо­нокулярных признаков глубины, основную информацию об объемах, глубине, рельефе воспринимаемого нами мира дает минимальное различие в этих плоских проекциях. Это минимальное различие между двумя сетчаточными изображениями но­сит название сетчаточной диспаратности.

Определение стереоскопической остроты зрения показано на рис.8.3. Пусть точки А и В расположены неподалеку друг от дру­га, по обе стороны медианной плоскости, причем точка А находится на расстоянии d от глаз испытуемого, а точка В на расстоянии равном d-∆d. Отрезок АВ виден левым глазом под углом U1. а правым - под углом U2. Если точки А и В не располагаются на одном гороптере, то их изображения будут формироваться на не корреспондирующих точках двух сетчаток. Возникает бинокулярная диспаратность или стереоскопический параллакс, определяющийся раз­ностью U1 - U2. Можно измерить воспринимаемый порог этого параллакса, то есть стереоскопическую остроту. Этот порог чрезвычайно ни­зок, он достигает 5". Это означает, что человек способен воспринять изменение глубины, равное 0,4 мм, на расстоянии 1 м (при межзрачковом расстоянии, равном 63 мм) или что объект, расположенный на расстоянии 2600 м, воспринимается как рас­положенный впереди другого, удаленность которого может воз­растать до бесконечности.

Рис. 8.3. Определение стереоскопической остроты зрения

А, В – точки фиксации, Л.г., П.г. – левый и правый глаз

Стереоскопическую остроту можно измерять с помощью ап­парата Галифре (1940): испытуемый оценивает относительное расстояние между двумя вертикальными нитями, глядя на них сквозь отверстие в экране. Наиболее часто используется аппа­рат Говарда — Долмена (Говард, 1919): с помощью веревочек испытуемый передвигает две вертикальные палочки диаметром 1 см, расположенные друг от друга на расстоянии 5 см, до тех пор, пока они не окажутся, по его мнению, на одинаковом рас­стоянии от него. По разнице между действительными расстоя­ниями каждой палочки от испытуемого определяют порог па­раллакса. При расстоянии, равном 6 м, 85% испытуемых де­лают ошибки, величина которых не превышает 3 см.

В опытах Тайхнера, Кобрика и др. (1955), проводившихся по методике Говарда — Долмена, расстояние варьировалось от 70 до 1000 м, а вместо палочек использовались прямоугольные щиты, было показано, что порог различения глубины с увеличе­нием расстояния возрастает по экспоненте.

Евклид был первым, кто предложил объяснять восприятие относительной глубины диспаратностью сетчаточных образов. Эта теория, называемая статической, до сих пор считается наи­более удовлетворительной.

По-видимому, изменения конвергенции улучшают восприя­тие рельефа, но его трудно объяснить одними этими изменения­ми.

Экспериментальное изменение диспаратности. Наилучшие доказательства роли сетчаточной диспаратности были получены в опытах, где она варьировалась с помощью оптических инструментов: стереоскопов, иконоскопов, псевдо­скопов. Диспарантность с помощью этих аппаратов варьирова­лась от 0 до бесконечности (формировалось изображение либо на корреспондирующих, либо на диспаратных точках). Получали изо­бражение от плоского до бинокулярного соревнования.

Первый зеркальный стереоскоп был сконструирован Ч.Уитстоном в 1838 году и в дальнейших опытах с различными модификациями получил широ­кое распространение. Наряду с зеркальным применяется и призматический стереоскоп (рис.8.4). Оба – и зеркальный и призматический - позволяют направить в разные глаза раз­ные образы от одного объекта. Такие объекты двумерны (рисунки или фотографии) - они представляют одну и ту же фигуру или сцену при слегка отличающихся проекциях. Испытуемый воспринимает единый, но трехмерный объект. Если же два изображения идентичны, то испытуемый воспринимает объект как плоский. Если левое и правое изображение менять местами, то те части трехмерного объекта, которые казались при нормальном положении впереди, оказываются сзади и наоборот (см. рис. 8.5).

Рис. 8.4. Призматический стереоскоп

Р и Р1 – линзы, f и f1 - предъявляемые объекты, F – кажущийся объект

Рис. 8.5. Стереограммы

Два одинаковых изображения на рис. 8.5. при расположении 1 дают восприятие усеченной пирамиды, при расположении 11 – восприятие коридора.

Зеркальные стереоскопы (рис. 8.6.). представляют собой такую модификацию стереоскопов Уитстона, когда возможна передача двух изображений от одного объекта. Расстояние между зеркалами может меняться, и тем самым увеличивать или уменьшать сетчаточную диспаратность.

Зеркальный телестереоскоп изменяет диспаратность от некоторой величины вплоть до бинокулярного соревнования.

Зеркальный иконоскоп меняет диспаратность от некоторой величины до ноля, то есть до плоского изображения.

Зеркальный псевдоскоп посылает в левый глаз то, что в нормальных условиях должен видеть правый глаз, и наоборот. Диспаратность оказывается перевернутой – удаленные части кажутся близкими, а близкие – удаленными (рис. 8.6.).

Бинокулярное соревнование Если два сетчаточных изображения сильно отличаются друг от друга, например, когда на один глаз предъявляются верти­кальные полосы, а на другой — горизонтальные, возможны раз­личные перцептивные эффекты.

А Б В

Рис. 8.6. Зеркальные стереоскопы

А – зеркальный телестереоскоп

Б – зеркальный иконоскоп

В – зеркальный псевдоскоп

Либо одно изображение полно­стью игнорируется, а воспринимается только второе; возможно также чередование — то воспринимается одно изображение, то другое. Либо воспринимаются оба изображения, но они кажут­ся сдвинутыми по глубине. Либо некоторые части одного изоб­ражения комбинируются в восприятии с частями другого.

Во всяком случае, восприятие остается неустойчивым и не­точным.

Диспаратность можно вызвать и искусственным путем, по­местив между одним глазом и объектом затемненное стекло.. В эксперименте Пульфриха (1923) маленький предмет двигал­ся по прямой вправо и влево во фронтальной плоскости. При обычных условиях испытуемый правильно воспринимает дви­жение предмета, но если перед одним глазом поместить затем­ненное стекло, траектория предмета становится эллиптической, то есть испытуемому кажется, что он проходит последователь­но сначала перед фронтальной плоскостью, а потом позади нее,, механизм этой иллюзии основывается на различии латентных периодов световых ощущений, возникающих в каждом глазу. Затемненный глаз воспринимает последовательные положения объекта с опозданием (чем меньше яркость стимула, тем боль­ше времени требуется для его обнаружения); два изображения объекта в данный момент времени не попадают на корреспон­дирующие участки двух сетчаток, и эта диспаратность вызы­вает смещение воспринимаемого объекта в глубину. Поме­стим затемненное стекло перед левым глазом. В момент t1 движущийся слева направо объект для правого глаза будет в а, а для левого —в Ь и будет восприниматься как единый объект, расположенный в О, то есть позади фронтальной плоскости. Когда в момент t2 он переместится справа налево, он будет для правого глаза в с, а для левого в d и как единый объект будет восприниматься в О₂, то есть перед фронтальной плоскостью (рис.8.7. ).

Чем больше разница между латентными периодами восприя­тия двух глаз (этого можно добиться либо путем увеличения скорости предмета, либо увеличивая оптическую плотность сте­кол), тем более отчетливым становится феномен. По-видимому, отношение яркостей является наиболее важным фактором, од­нако слияние двух сетчаточных изображений в единый предмет затрудняется, когда это отношение становится очень большим. С другой стороны, при неизменном отношении эффект становит­ся слабее, если уровень яркости слишком высок.

Анизейкония. Бывает, что глаза неодинаковы и в одном изображение боль­ше, чем в другом. При слабой анизейконии слияние маленьких объектов происходит, но рельеф не воспринимается. Если вы­звать искусственную анизейконию, поместив между правым глазом и полем зрения увеличительное стекло, то объекты, рас­положенные в правой части поля зрения, будут казаться увели­ченными и удаленными, а объекты в левой части — уменьшен­ными и приближенными. При сильной анизейконии маленькие объекты остаются сли­тыми, но у больших двоятся края.

Рис. 8.7. Феномен Пульфриха. Схема механизма динамического кажущегося рельефа

8.3. Восприятие формы, величины, взаимного расположения, удаленности и направления

Восприятие формы. Восприятие формы предметов обычно осуществляется с помощью зрительного, тактильного и кинестезического анализаторов.

У некоторых животных наблюдаются врож­денные реакции, так называемые врожденные пусковые меха­низмы поведения, при воздействии объектов, имеющих опреде­ленную форму. Эти врожденные механизмы строго специализи­рованы. Примером может служить оборонительная реакция мо­лодняка семейства куриных на картонный крест, имитирующий силуэт хищной птицы.

Наиболее информативный признак, который нужно выде­лить при ознакомлении с формой, это контур. Именно контур служит раздельной гранью двух реальностей, т. е. фигуры и фона. Благодаря микродвижениям глаз может выделять границы объектов (контур и мелкие детали). Зрительная система дол­жна быть способна не только выделять границу между объек­том и фоном, но и научиться следовать по ней. Это осуществля­ется посредством движений глаза, которые как бы вторично вы­деляют контур и являются необходимым условием создания об­раза формы предмета.

Аналогичный процесс мы имеем в осязательном восприятии. Чтобы определить на ощупь форму невидимого предмета, необ­ходимо брать этот предмет, поворачивать его, прикасаться к нему с разных сторон. При этом рука ощупывает предмет легкими движениями, то и дело возвращаясь назад, как бы проверяя, правильно ли воспринята та или иная его часть. Формирующийся образ предмета складывается на основании объединения в комплекс тактильных и кинестезических ощу­щений.

Зрительное восприятие формы предмета определяется условиями наблюдения: величиной предмета, его расстоянием от глаз наблюдателя, освещенностью, контрастом между яркостью объекта и фона и т. п.

Восприятие величины. Воспринимаемая величина предметов определяется величиной их изображения на сетчатке гла­за и удаленностью от глаз наблюдателя. При­способление глаза к четкому видению различно удаленных предметов осуществляется с помощью двух механиз­мов: аккомодации и конвергенции.

Аккомодация — это изменение преломляющей способности хрусталика путем изменения его кривизны. Так, при взгляде на близко расположенные предметы происходит мышечное сокра­щение, в результате чего уменьшается степень натяжения хру­сталика и его форма становится более выпуклой. С возрастом хрусталик постепенно становится менее подвижным и теряет способность к аккомодации, т. е. к изменению своей формы при взгляде на различно удаленные предметы. В результате разви­вается дальнозоркость, которая выражается в том, что ближай­шая точка ясного видения с возрастом отодвигается все даль­ше и дальше.

Аккомодация обычно связана с конвергенцией, т. е. сведени­ем зрительных осей на фиксируемом предмете. Опре­деленное состояние аккомодации вызывает и определенную сте­пень сведения зрительных осей, и наоборот, тому или иному сведению зрительных осей соответствует определенная степень аккомодации.

Угол конвергенции непосредственно используется как индикатор расстояния, как своеобразный дальномер. Можно изме­нить угол конвергенции для данного расстояния с помощью призм, помещенных перед объектом. Если при этом угол кон­вергенции увеличивается, видимая величина объекта тоже увеличивается, а воспринимаемое до него расстояние уменьшается. Если же призмы расположены так, что угол конвергенции уменьшается, то видимый размер объекта тоже уменьшается, а расстояние до него увеличивается.

Комбинация двух раздражителей - величины изображения предмета на сетчатке и напряжения глазных мышц в резуль­тате аккомодации и конвергенции - является условно-рефлекторным сигналом размера воспринимаемого предмета.

Восприятие глубины и удаленности. Аккомодация и конвергенция действуют лишь в очень небольших пределах, на небольших расстояниях: аккомодация - в пределах 5—6 мет­ров, конвергенция - до 450 метров. Между тем человек способен различать глубину восприни­маемых предметов и занимаемого ими пространства на рассто­янии до 2500 метров.

Эта способность оценивать глубину на первый взгляд ка­жется врожденной. В экспе­рименте ребенка-ползунка по­мещали на настил, рядом с ко­торым находился обрыв, где поверх пустого пространства было положено толстое стекло. Эксперимент пока­зал, что ребенок, свободно пол­зающий по настилу, не поки­дает его и останавливается пе­ред стеклом. При более углуб­ленном исследовании выясни­лось, что ребенок реагирует остановкой не на глубину, открывающуюся в обрыве, а на новизну ситуации, связанной с необходимостью перемещения на новую, неизвестную еще поверхность. Останавливает ребенка не глубина, а новиз­на, вызывающая ориентиро­вочную реакцию и задержку движения. Аналогичный ре­зультат имел место, когда за пределами настила под стеклом помещали блестя­щую фольгу— ребенок так­же останавливался на гра­нице двух разных поверхно­стей.

Восприятие глубины и удаленности предметов осу­ществляется главным обра­зом благодаря бинокулярному зрению. При бинокулярной фиксации дальних объектов (например, звезд на небе) зрительные линии обоих глаз параллельны. При этом изображения удаленных предметов видятся нами в одних и тех же местах пространства, независимо от того, падают ли эти изображения на сетчатку правого или левого глаза или обоих глаз. Следовательно, некоторым точкам сетчатки одного глаза соответствуют определенные точки сетчатки другого глаза. Эти симметрично расположенные точки сетчаток обоих глаз называ­ются корреспондирующими точками. Корреспондирующие точ­ки — такие точки сетчатки, которые совпали бы, если бы при наложении одной сетчатки на другую вертикальные и горизон­тальные оси совместились.

Возбуждение корреспондирующих точек сетчатки дает ощу­щение одного объекта в поле зрения. При каждом положении глаз корреспондирующим точкам сетчаток соответствуют строго определенные точки во внешнем пространстве. Графическое изображение точек пространства, обеспечивающих видение од­ного объекта при данном положении глаз, называется гороптером.

Если изображение предмета падает в оба глаза на различ­но удаленные от центра сетчатки некорреспондирующие, или диспаратные, точки, то имеет место один из двух эффектов: воз­никновение двойственных изображений (если диспаратность то­чек достаточно велика) или впечатление большей или меньшей удаленности данного объекта по сравнению с фиксируемым (если диспаратность невелика). В последнем случае появляется впечатление объемности, или стереоскопический эффект.

Этот эффект можно наблюдать с помощью стереоскопа - аппарата для раздельного предъявления двух картин левому и правому глазу. Эти картины образуют стереопару, которая получается при раздельной съемке двумя фотокамерами, расположенными на расстоя­нии, равном расстоянию между глазами. Таким образом, полу­чаются диспаратные изображе­ния, при рассматривании кото­рых возникает рельефное изо­бражение.

Если в стереоскопе предъяв­ляют два изображения, разли­чия между которыми настолько велики, что не обеспечивают слияния изображений, то воз­никает своеобразный эффект: то одна, то другая фигура по­являются в чередующейся по­следовательности. Это явление известно как бинокулярное со­ревнование. Иногда при этом два объекта выступают в фор­ме, представляющей собой ком­бинацию обеих фигур. Напри­мер, рисунок изгороди, предъ­являемый одному глазу, и ри­сунок лошади, предъявляемый другому, могут вызвать впечат­ление, что лошадь прыгает че­рез изгородь.

Восприятие глубины может достигаться благодаря вторич­ным признакам, являющимся условными сигналами удален­ности: видимая величина пред­мета, линейная перспектива, загораживание одних предме­тов другими, их цвет.

Хорошо известны рисунки, дающие двойственное восприя­тие глубины (рис. 8.8.). В некоторых ситуациях тот факт, что интерпретация глубины может полностью менять­ся на обратную, имеет исклю­чительное значение. Так, при посадке самолета может случиться, что восприятие посадочной полосы пилотом будет перевернутым по глубине. Подобное явление наблюдается ночью или во время тумана, когда не видны те детали обстановки, которые служат для пилота условными сигналами, помогающими адекватному отражению удаленности предметов. Одним из таких сигналов является яркость огней на посадочной полосе (известно, что яркие источники света кажутся располо­женными ближе, чем тусклые), и достаточно неудачного соче­тания световых сигналов, чтобы возникло перевернутое воспри­ятие глубины.

Один из важных моментов пространственного различения - это восприятие направления, в котором находятся объекты по отношению к другим объектам или наблюдателю. Направление, в котором мы видим объект, определяется местом его изображения на сетчатке глаза и положением нашего тела по отношению к окружающим пред­метам.

А

Б

Рис. 8.8. Двойственные рисунки

Для человека характерно вертикальное положение тела по отношению к горизонтальной плоскости земли. Это положе­ние, созданное общественно-трудовой природой человека, явля­ется исходным для определения направления, в котором человек распознает окружающие предметы. Поэтому в пространствен­ном видении, в том числе и восприятии направления, помимо зрительных ощущений, большую роль играют не только кинестезические ощущения движений глаз или рук, но и статичес­кие ощущения, т. е. ощущения равновесия и положения тела. При бинокулярном зрении направление видимого предмета определяется законом тождественного направления. По этому закону, раздражители, падающие на корреспондирующие точки сетчатки, видятся нами в одном и том же направлении. Это на­правление дается линией, соединяющей пересечение зритель­ных линий обоих глаз с точкой, соответствующей середине расстояния между обоими глазами. Иными словами, изображения, попадающие на корреспондирующие точки, мы видим на пря­мой, идущей как бы от одного «циклопического глаза», находя­щегося посередине лба.

Известно, что на сетчатке глаза образуется перевернутое изображение тех предметов, на которые мы смотрим. Переме­щение наблюдаемого объекта вызывает перемещение сетчаточного изображения в обратном направлении. Однако мы воспри­нимаем предметы, и движущиеся и неподвижные, не в искаженном виде, а такими, какими их передает на сетчатку оптическая систе­ма глаз. Это происходит благодаря сочетанию зрительных ощу­щений с тактильными, кинестезическими и другими сигналами.

Интересные данные были получены в опытах, в которых ори­ентация изображений на сетчатке глаз испытуемых намеренно искажалась с помощью специальных оптических приспособле­ний. Последние давали возможность получать изображения, перевернутые как в вертикальном, так и в горизонтальном направлении. Оказалось, что спустя некоторое время наступает адаптация и мир, видимый испытуемыми, перестраивается, хо­тя и не полностью.

Подобное приспособление оказалось невозможным у живот­ных. Так, к глазам кур прикрепляли призмы, переворачивающие изображение слева направо, и изучали способность птиц кле­вать зерна. У кур этот навык резко нарушался, и даже после трехмесячного ношения очков никакого реального улучшения навыка не наблюдалось. Сходные данные были получены на земноводных. Очевидно, врожденные зрительные реакции у жи­вотных на расположение предметов не могут изменяться под влиянием обучения, если требуется, чтобы животное усвоило реакцию, антагонистическую инстинктивной.

Восприятие направления, в котором находятся объекты, возможно не только с помощью зрительного, но и с помощью слухового и обонятельного анализаторов. Для животных неред­ко звук и запах - единственные сигналы, действующие на расстоя­нии и предупреждающие об опасности.

Восприятие направления звука осуществляется при бинауральном слушании. Основу дифференцировки направлений звука со­ставляет разность во времени поступления сигналов в кору голов­ного мозга от обоих ушей. Звуки могут локализоваться не только в левом и правом направлении по горизонтали, но и по направле­нию вверх и вниз. Экспериментальные данные показали, что в по­следнем случае для восприятия пространственного расположения звука необходимы движения головы испытуемого. Таким обра­зом, механизм локализации звука учитывает не только слухо­вые сигналы, но и данные других анализаторных систем.

Зрительные иллюзии. Всегда ли восприятие дает нам адекватное отражение предметов объективного мира? Описаны многочисленные факты и условия ошибок в вос­приятии, главным образом зрительные иллюзии.

Рис. 8.9. Иллюзия стрелы. Она основана на принципе сходящихся и

расходящихся линий: стрела с расходящимися нако­нечниками кажется длиннее, хотя фактически обе стрелы одинаковой длины.

Рис. 8.10. Иллюзия железнодорожных путей. Линия, рас­положенная в более узкой части пространства, заключенного между двумя сходящимися прямыми, кажется длиннее, хотя на самом деле обе шпалы одинаковой длины.

Рис. 8.11. Переоценка вертикальных линий. Высота ци­линдра кажется больше, чем ширина полей, хотя они равны.

Рис. 8.12. Иллюзия веера. Параллельные линии вследствие влияния фона ближе к центру кажутся выпуклыми, а дальше от центра – вогнутыми.

Рис. 8.13. Иллюзия пересечения. На одной прямой лежат линии АХ, а не ВХ, как кажется.

Рис.8.14. Иллюзия концентрических окружностей. Представленные на рисунке концентри­ческие окружности воспринима­ются как спираль из-за того, что короткие отрезки прямых (изо­бражены белым) пересекают эти окружности в местах их пересече­ния с фоном.

Зрительные иллюзии были об­наружены и у животных. На практическом использовании зри­тельных иллюзий основана мас­кировка, которая для бесчис­ленного множества зверей, рыб, птиц и насекомых является защит­ным приспособлением. Один из эф­фективных способов маскиров­ки— мимикрия — слияние с фо­ном, другой способ маскировки состоит в использо1вании дефор­мирующего рисунка, в такой сте­пени нарушающего очертания жи­вотного, что его нельзя различить и опознать. Пример деформирую­щего рисунка - яркие полосы зебры, благодаря которым с опре­деленного расстояния невозмож­но выделить контур животного.

Все эти явления убеждают в том, что существуют какие-то общие факторы, вызывающие воз­никновение зрительных иллюзий. Выдвигались различные объясне­ния ряда наблюдаемых зритель­ных иллюзий. Так, иллюзия стре­лы объясняется свойством цело­стности восприятия: мы восприни­маем видимые нами фигуры и их части не отдельно, а в некотором соотношении и свойства всей фи­гуры ошибочно переносим на ее части (если целое больше, то больше и его части). Аналогич­но можно объяснить и иллюзию веера. Переоценка вертикальных линий объясняется тем, что движения глаз в вертикальной плос­кости требуют большего мышеч­ного напряжения, чем движения в горизонтальной плоскости.

8.4.Монокулярные пространственные признаки

Пространственные признаки, которые могут восприниматься не только двумя, но и одним глазом, называются монокулярными признаками. Большинство моноку­лярных пространственных признаков статичны (т. е. это те признаки простран­ства, которые воспринимаются при условии, что и наблюдатель, и находящиеся в поле его зрения объекты неподвижны), но есть и такие признаки, которые прояв­ляются только тогда, когда либо есть движение (наблюдателя, окружающих пред­метов или того и другого), либо тогда, когда изменяется характер движения глаз­ных мышц. Восприятие неподвижных сцен, фотографий и иллюстраций, так же как и восприятие произведений живописи и графики, осно­вано на статичных монокулярных признаках, которые называются пикторальными, или картинными, признаками и передают глубину и расстояние изобразитель­ными средствами, т. е. создают иллюзию объема на такой двухмерной поверхности, какой является, например, фотография.

Интерпозиция (частичное загораживание, или перекрытие). Интерпозицией называется неполная маскировка, или перекрывание одного объекта другим. Если один объект частично закрыт другим, наблюдателю кажется, что тот объект, который виден целиком, находится на более близком расстоянии (см. рис.8.15.). Интерпозиция дает больше информации об относительной удаленности, когда речь идет о знакомых объектах. В качестве статического признака она очень эффективна, но с ее помощью можно составить представление только об относительной глубине.

Рис. 8.15. Интерпозиция

Воздушная перспектива. Как правило, рассматривая какой-либо пейзаж, мы менее четко видим те предме­ты, которые удалены от нас, чем те, которые находятся поблизости. Этот моноку­лярный источник информации, называемый воздушной перспективой, является следствием влияния на свет мельчайших частиц, содержащихся в атмосфере. Свет, проходя через атмосферу, содержащую взвешенные твердые частицы, нары воды и прочие примеси, рассеивается, что приводит к уменьшению четкости деталей и светимости ретинальных изображений объектов. Поскольку свет, который отража­ется от более удаленных предметов, проходит более длинный путь в атмосфере, нежели свет, который отражается от предметов, расположенных ближе к наблюда­телю, более удаленные предметы воспринимаются менее четко, и чем дальше от наблюдателя они находятся, тем сильнее проявляется этот эффект «дымки». Воз­душная перспектива может служить признаком удаленности или глубины, и преж­де всего в тех случаях, когда речь идет об очень удаленных предметах.

Благодаря воздушной перспективе удаленные предметы меньше контрастиру­ют с фоном, чем предметы, расположенные поблизости. Стимулы, резко не контрастирующие с фоном, как правило, кажутся расположенными дальше, чем стимулы, контраст которых с фоном выражен более четко. Следовательно, кажущийся контраст является источником пространствен­ной информации. А это значит, что поддающаяся оценке информация о кажущей­ся глубине и удаленности, которую можно получить с помощью воздушной пер­спективы, определяется уменьшением контрастности в результате увеличения расстояния, с которого ведется наблюдение. Теперь понятно, почему в ясную по­году такие крупномасштабные объекты, как здания или горы, кажутся менее удаленными, чем в пасмурный день.

Светотень. Как правило, наибольшей светимостью обладает та поверхность, которая ближе к источнику света. По мере удаления от источника света светимость поверхностей уменьшается и возрастает их затененность. Чередование света и тени также спо­собствует восприятию глубины отграниченных поверхностей.

К трем годам дети уже привыкают к тому, что свет падает сверху, и на основа­нии освещенности умеют отличать выпуклости от вогнутостей (т. е. возвышения от углублений). Более того, цыплята, подобно людям, реагируют на раздражители так, как будто они освещены светом, падающим сверху, и эта реакция позволяет предположить, что если их способность интерпретировать затененность и светимость как пространственный признак не является врожденной, то уж во всяком случае развивается на очень ранних стади­ях филогенеза.

Затененность и форма. Правильная интерпретация наблюдаемой затененно­сти и светимости поверхности может также явиться источником информации о форме объектов. Как прави­ло, если трехмерный объект освещен светом от единственного источника, взаим­ное расположение затененных и освещенных участков подчиняется определенным общим закономерностям. Поскольку те поверхности, которые расположены бли­же к источнику света, оказываются наиболее освещенными, форма объекта влияет на чередование освещенных и затененных участков. В результате этого поверхно­сти, обращенные к источнику света, кажутся светлее, а противоположные им – темнее.

Кроме того, характер распределения света и тени на объекте способствует вос­приятию свойств его поверхности. Так, постепенный переход от света к тени мо­жет быть признаком ее искривления, а внезапный, резкий переход от света к тени - свидетельством таких изменений, как острый край или угол. Затененность явля­ется основным источником пространственной информации.

Элевация. Как правило, линия горизонта располагается в поле зрения выше (по вертикали), чем передний план. Соответственно, если в поле зрения наблюдателя на разной высоте находятся два объекта и ему кажется, что они оба лежат ниже линии горизонта, то более удаленным ему будет казаться тот объект, который располагается выше. Элевация (иногда также называемая высотой расположения в поле зрения) может играть определенную роль в восприятии как относительной, так и абсолют­ной удаленности. Она также выступает и в качестве пространственного признака, когда речь идет о восприятии плоскостных изображений, создатели которых стремились передать эффект глубины.

Линейная перспектива. Восприятие глубины на основании плоскостного изображения в значительной ме­ре облегчается за счет использования линейной перспективы (нередко называемой просто перспективой). Линейная перспектива предполагает планомерное уменьшение величины удаленных предметов и расстояний между ними.

Типичный пример линейной перспективы — железнодорожные рельсы. Хотя рельсы параллельны, кажется, что вдали они сходятся в некой точке, ко­торая называется точкой схода.

Градиент текстуры. Многим естественным (покрытым травой или деревьями) и искусственным (до­рогам, полам, тканям) поверхностям свойственна определенной формы микро­структура, обычно воспринимаемая как зернистость, или текстура. Плотность подобных текстур изменяется не­прерывно, т. е. поверхностям присущ определенный градиент текстуры, который в зависимости от физического взаиморасположения этих объектов и поверхностей, определяет структуру отражаемого ими оптического потока. Иначе говоря, когда мы смотрим на какую-либо текстурированиую поверхность, по мере ее удаления от нас ее текстура начинает казаться более тонкой, а образующие ее элементы — относительно мелкими и теснее примыкающими друг к другу, или более уплотнен­ными. Точно так же, как и в случае с линейной перспективой, кажущаяся величина элементов и промежутков между ними с увеличением расстояния уменьшается. В соответствии с этим восприятие такой текстурированной поверхности, как при­родный ландшафт, дает возможность достаточно надежно оценить удаленность.

На основании информации о текстуре таких плоских поверхностей, можно также судить о глубине и удаленности. Градиент, или постепенное изменение величины, формы или пространственного расположения элементов, образующих паттерн текстуры, дает нам информацию об удаленности. Глаз воспринимает изменение текстуры поверхности как происходящее с постоянной скоростью.

Как следует из рисунков 8.16. – 8.18., роль изменения текстуры в качестве источника зри­тельной информации настолько велика, что даже простые двухмерные рисунки создают иллюзию пространства.

На рисунках - примеры кажущейся глубины, создаваемой постоянным и переменным градиентами текстуры.

Изменение градиентов текстуры обозначает зрительно воспринимаемый обрыв (см. рис.8.16. ) и угол (см. рис. 8.17.).

Изменение градиента текстуры усиливает впечатление кажущейся глубины «сетчатой» или «проволочной» комнаты (см. рис. 8.18.).

Примеры, представленные на рис. 8.16. – 8.18., свидетельствуют о том, что и прерыви­стость текстуры, и ее неравномерные изменения передают такие особенности по­верхности, как искривленность, создают впечатление зрительного обрыва, а также являются источником информации о геометрии реальной поверхности объекта и ее наклоне относительно фронтальной линии наблюдателя. Градиент текстуры наряду с интерпозицией и линейной перспективой может быть полезен при оценке кажущихся размеров объектов. В идеальном случае, когда все элементы текстуры идентичны, физически одинаковые объекты, загораживающие или покрывающие одинаковое число текстурных единиц (рис.8.19.), Примеры, представленные на рис. 8.16. – 8.18., свидетельствуют о том, что и прерыви­стость текстуры, и ее неравномерные изменения передают такие особенности по­верхности, как искривленность, создают впечатление зрительного обрыва, а также являются источником информации о геометрии реальной поверхности объекта и ее наклоне относительно фронтальной линии наблюдателя. Градиент текстуры наряду с интерпозицией и линейной перспективой может быть полезен при оценке кажущихся размеров объектов. В идеальном случае, когда все элементы текстуры идентичны, физически одинаковые объекты, загораживающие или покрывающие одинаковое число текстурных единиц (рис.8.19.), воспринимаются как равновели­кие, хотя их ретинальные изображения отличаются по величине вследствие разной удаленности от наблюдателя.

Рис.8.16. Рис. 8.17.

Рис.8.18.

Рис. 8.19. Кажется, что диски расположены на разных фронтальных плоскостях. Поскольку они загораживают равное число текстурных единиц, кажется, что они равны по величине, но по-раз­ному удалены от наблюдателя.

Относительный размер. Признак удаленности, называемый относительным размером, применим в тех слу­чаях, когда две похожие или идентичные формы разной величины рассматривают­ся одновременно или непосредственно одна за другой. В таких ситуациях больший по величине объект кажется расположенным ближе к наблюдателю.

Чтобы правильно интерпретиро­вать этот признак удаленности, не требуется ни специального научения, ни опыта общения с объектами. Скорее, можно сказать, что в некоторых ситу­ациях изображения объектов одина­ковой формы, но разного размера, - вполне достаточные стимулы для того, чтобы возникло ощущение глубины.

Пикторальное (картинное) восприятие. Линейная перспектива, градиент текстуры и относительная величина — все это частные случаи проявления общего принципа геометрической оптики примени­тельно к связи между изображением на сетчатке и расстоянием от наблюдателя до объекта: величина ретинального изображения пропорциональна расстоянию от наблюдателя до объекта. Непосредственным следствием совместного действия этих статических монокулярных признаков является то, что при увеличении рас­стояния от объекта до наблюдателя изображение объекта на сетчатке уменьшает­ся. Будучи учтенным при создании плоских, двухмерных композиций, этот прин­цип легко позволяет создать впечатление глубины и удаленности. Использование в фотографии или в живописи статичных монокулярных признаков, описанных выше, — интерпозиции, затененности и линейной перспективы — делает возмож­ным пикторальное (или картинное) восприятие — восприятие глубины на основе плоскостного изображения.

Вторым фактором, способным влиять на восприятие глубины, является коли­чество деталей, изображаемых на картине. В реальной жизни чем дальше от нас находятся объекты, тем меньше деталей мы видим. Следовательно, и восприятие глубины на основании двухмерного изображения может быть усилено деталями предметов, которые кажутся лежащими на плоскости. Леонардо да Винчи называл градиент деталей картины «перспективой исчезновения» и считал, что более уда­ленные от зрителя детали картины должны быть менее завершенными. Следовательно, коль скоро большая деталировка является признаком меньшего расстояния, художник может влиять на восприятие кажущейся удаленности, изменяя степень детализации.

Прием, успешно используемый для эффекта глубины на фотографиях и в компьютерной графике, называется размывкой. Разная степень размытости различных участков изображения является эффективным средством влияния на восприятие глубины. Так, если один фрагмент композиции резко сфокусирован, а примыкающий к нему размыт, зрителю будет казаться, что они лежат на разной глубине. Восприятие глубины может быть усилено за счет подавления плоскостных признаков. Например, если смотреть на плоскую картину через свернутый в трубку лист бумаги, не только исключается влияние рамы картины, но и менее заметными становятся признаки того, что картина — плоская поверх­ность. При этом значительно усиливается впечатление объемности, глубины того, что изображено на полотне. Как правило, все, что уменьшает впечатление от картины как от плоскостного, двухмерного изображе­ния, усиливает восприятие заложенной в ней информации о глубине.

Описанные пикториальные признаки — статические и моно­кулярные признаки, создающие эффект глубины на двухмерной, плоской поверх­ности. Восприятию глубины также способствуют и некоторые важные монокулярные источники информации о движении. Однако в отличие от статических признаков эти монокулярные признаки не могут быть представлены в двумерных изображениях. К ним относятся монокулярный параллакс движения, естественная перспектива и аккомодация.

Монокулярный параллакс движения (от греческого слова paralaxis — перемена, изменение) — это монокулярный источник информации о глубине и взаимном расположении объектов в поле зрения, возникающий в результате перемещения наблюдателя или объектов. Более точное определение монокулярного параллакса движения таково: параллакс движения — это изменения во взаимном расположе­нии ретинальных изображений объектов, лежащих на разном удалении от наблю­дателя, вызванные поворотом его головы. Когда наблюдатель фиксирует свой взгляд на какой-нибудь точке, находящейся в поле зрения, а его голова совершает движение (пусть даже незначительное), ему начинает казаться, что объекты, лежа­щие ближе точки фиксации, перемещаются быстрее, чем более удаленные объек­ты. Короче говоря, ему кажется, что более близко расположенные предметы пере­мещаются быстрее, нежели более удаленные.

Кроме того, кажущееся направление движения близко расположенных объек­тов отличается от кажущегося направления движения удаленных объектов. На­блюдателю кажется, что объекты, расположенные ближе точки фиксации взгляда, перемещаются в направлении, противоположном направлению движения его го­ловы, а направление движения объектов, лежащих за точкой фиксации, совпадает с направлением движения его головы. Следовательно, и относительная скорость, и направление воспринимаемого движения зависят от местоположения точки фик­сации взгляда наблюдателя. Вместе эти параметры являются постоянно действующим источником информации о взаимном расположении объектов в поле зрения.

Хотя параллакс движения и кажется сложным признаком, на самом деле он — тривиальный источник информации о взаимном расположении объектов в про­странстве, когда перемещаются наблюдатель или/и объекты. Он проявляется так­же и в ситуациях, когда голова наблюдателя относительно неподвижна, а окружающие объекты словно проносятся мимо, например, при езде в автомобиле.

Вопросы для проверки усвоения материала к модулю 8:

1. Охарактеризуйте развитие восприятия пространства.

2. Опишите основные механизмы бинокулярного зрения.

3. В чем отличие корреспондирующих и диспаратных точек сетчатки?

4. Что представляет собой круг Вьет-Мюллера?

5. Что такое реальный продольный гороптер?

6. Что такое сетчаточная диспаратность и стереоскопическая острота?

7. Опишите основные эффекты, возникающие при различной величине диспаратности.

8. Опишите феномен Пульфриха.

9. Охарактеризуйте восприятие формы и величины.

10. Каковы особенности восприятия глубины и удаленности предмета?

11. Какова роль аккомодации и конвергенции в оценке удаленности?

12. Опишите восприятие направления.

13. Какие вам известны зрительные иллюзии?

14. Перечислите монокулярные пространственные признаки.

Проектные задания к модулю 8:

1. Раскрыть основные механизмы стереоскопического зрения.

2. Охарактеризовать экспериментальные устройства для изучения различных степеней сетчаточной диспаратности.

3. Проанализировать механизмы возникновения зрительных иллюзий.

Тесты к модулю 8:

Выбрать из предложенных вариантов правильный ответ:

1. Геометрическое место точек пространства, которые дают недиспаратные изображения при данной степени конвергенции, называется:

а) гороптером

б) бинокулярным соревнованием

в) стереопсисом

2. Каждая сетчатка двух глаз имеет такие точки, одновременное раздражение которых дает слитное изображение. Они называются:

а) диспаратные

б) корреспондирующие

в) ретинальные

3.Эффект, связанный с резко отличимыми друг от друга изображениями на каждой ретине двух глаз

а) дивергенция

б) бинокулярное соревнование

в) диспаратность

4. Зеркальный стереоскоп, способный изменять диспаратность от некоторой величины до нуля

а) зеркальный телестереоскоп

б) зеркальный псевдоскоп

в) зеркальный иконоскоп

5. Пространственные признаки, которые воспринимаются одним глазом, называются

а) бинокулярными

б) монокулярными

в) пикторальными

Правильные ответы: 1А, 2Б, 3Б, 4В, 5Б.

Каждый правильно выбранный ответ оценивается в 1 балл, максимальное количество баллов – 5.

Модуль 9. ВОСПРИЯТИЕ ВРЕМЕНИ

Комплексные цели модуля:

- рассмотрение специфики восприятия времени в контексте психологического знания;

- раскрытие внутренних и внешних составляющих восприятия времени человеком;

- анализ специфических факторов и механизмов ориентировки во времени.

Понятия пространства и времени первоначально были заим­ствованы психологией у философии. Оба эти понятия относятся к бесконечному миру, в котором события разворачиваются в их длительности и протяженности.

Когда человек говорит, что он живет «во времени», то тем самым он лишь хочет подчеркнуть свою подверженность много­численным изменениям. Психология времени — это не что иное, как изучение всевозможных поведенческих реакций человека применительно к этим изменениям. В числе этих реакций восприятие и оценка времени непосредственно связаны с умением распознавать различные признаки станов­ления. Изменения, о которых идет речь, — это не только изме­нения физической среды, технические и социальные изменения, но и изменения, происходящие в нас самих. В каждый данный момент индивид сталкивается с событиями двоякого рода - внешними и внутренними, - которые он и воспринимает в раз­личной степени.

В этой связи традиционно рассматриваются:

1. Восприятие последовательности. Об изменении, а стало быть, и о времени можно говорить лишь в том случае, если имеется последовательная смена фаз или состояний. Каковы же условия восприятия последовательности? Это первая проблема, которую ставит изменение, - проблема возникновения самого опыта времени.

2. Восприятие длительности. Две фазы изменения более или менее быстро следуют друг за другом. Их разделяет какой-то промежуток времени. Восприятие длительности, неотделимое от оценки этой последней, зависит от различных аспектов измене­ния и их связей с переживающим эти изменения субъектом.

3. Ориентировка во времени. В бесконечном ряду изменений есть такие, периодичность которых (дни, времена года и т. д.) позволяет создать систему отсчета, с тем, чтобы датировать, ус­тановить время изменения. Каковы те признаки, благодаря которым становится осуществимой такая ориентировка?

Ответные реакции организма применительно ко всем этим проблемам можно отнести к двум уровням. Одни реакции явля­ются общими и для животных, и для человека. Восприятие по­следовательности, оценка длительности, ориентировка во време­ни - все организмы в различной степени могут учитывать эти параметры изменения при детерминации своего поведения. Био­логическая основа в этом случае имеет много общего, и психо­физиологические исследования позволяют мало-помалу понять ее природу. Другие присущи только человеку. Отличительной их особенностью является осознание различных аспектов изме­нения и психологическая переработка данных опыта. Это позво­ляет человеку не только адаптироваться к изменениям, но и по­знать их законы, а тем самым и научиться в определенной мере управлять временем.

9.1. Восприятие последовательности

Мы воспринимаем стимулы окружения лишь с того момента, когда возникает возбуждение в рецепторных центрах коры. В первом приближении можно допустить, что одновременным возбуждениям центров соответствуют одновременные восприя­тия, а с последовательными связано восприятие последователь­ности. Из этого следует, что восприятие последовательности за­висит не только от последовательности физических явлений, но также йот условий восприятия. Если интервал между двумя какими-либо событиями достаточно отчетливо выражен, то та­кой аспект проблемы представляется малоинтересным, ибо в этом случае мы имеем дело с восприятием длительности интер­вала. Проблема последовательности приобретает смысл лишь на границе перехода от одновременности к последовательности. В этом случае все, что замедляет или ускоряет передачу в рецепторные центры информации о стимулах, определяет воспри­нимаемый порядок. В этой связи мы будем различать физиче­ские, биологические и психологические факторы.

Физические факторы. Напомним некоторые из них. Молния, например, предшест­вует грому, потому что скорость света намного больше скоро­сти звука.

Биологические факторы.

Расстояние рецепторов от коры. Этот фактор имеет зна­чение лишь для тактильных стимулов. Два одновременных раздражения лба и бедра воспринима­ются как последовательные. Одновременность восстанавливает­ся лишь тогда, когда раздражение бедра на 20—35 мс предше­ствует раздражению лба, что почти точно соответствует времени прохождения нервного импульса от бедра до коры.

Характер и структура сенсорных рецепторов. Рецепторные клетки разных органов чувств имеют различный латент­ный период. При самых оптимальных условиях минимальное латентное время зрения на 40 мс больше, чем латентное время слухового восприятия. Латентное время тактильной чувствительности приближается к слуховой. Кроме всего прочего, латентный период зависит от интенсивности сти­муляции, и этот фактор приобретает особое значение в зритель­ном восприятии. Данные факторы могут оказывать влияние не только на восприятие двух последовательных гетерогенных сти­мулов, но даже и на восприятие двух одновременных зритель­ных раздражений, действующих на различные рецепторные клетки. Если одновременно освещать светом разной интенсив­ности две небольшие близко расположенные светящиеся поверх­ности, то эти раздражения не будут восприниматься как одно­временные. Возникает иллюзия движения от поверхности более освещенной к поверхности менее освещенной. Словом, кажущее­ся движение возникает тогда, когда два стимула быстро следу­ют один за другим.

Различные рецепторы отличаются также присущей им инерцией, и этот фактор приобретает важное значение, когда речь идет о восприятии последовательности стимулов, действу­ющих на одни и те же клетки. В самом деле, если стимулы слишком часты, то возникает восприятие непрерывности. При стимулах несколько менее частых все еще воспринимается не­прерывное возбуждение, однако уровень его колеблется (мель­кание - для зрения, потрескивание - для слуха, вибрация - для тактильной чувствительности). Порог восприятия прерывно­сти приближается к 10 мс для слуха и тактильной чувствитель­ности и к 100 мс - для зрения.

Кажущееся движение. При идентичных стимулах, вызы­вающих возбуждение в различных точках одного и того же сен­сорного органа, между восприятием одновременности и воспри­ятием последовательности возникают феномены интеграции в форме кажущегося движения. Создается впечатление, что один стимул перемещается от места появления первого стимула к ме­сту появления второго. Временные границы зависят от интенсивности стимулов и интервала между ними. Для зрения оптимальное кажуще­еся движение наблюдается, когда интервал между двумя сти­мулами составляет около 60 мс, и полностью исчезает, уступая место восприятию последовательности, при интервале, превыша­ющем 200 мс. Феномен кажущегося движения был отмечен так­же и для тактильной чувствительности. Хотя проблему порога последовательности двух близко расположен­ных стимулов обычно рассматривают в зависимости от расстояния между сенсорными рецепторами, это не значит, что процесс интеграции двух последовательных стимулов, в результате ко­торого возникает кажущееся движение, имеет периферическую природу. Гештальтисты высказали гипотезу, согласно которой между рецепторными точками коры происходит короткое замыкание, однако этот феномен имеет иную природу, поскольку кажущее­ся движение наблюдается и в том случае, если последователь­но раздражается рецепторная точка правого поля правого глаза и точка левого поля левого глаза, при условии, что раздра­жители воспринимаются разными глазами и изображение прое­цируется на разные полушария мозга. При поражениях коры различение последовательности стимулов затруднено.

Психологические факторы

Установка субъекта. Скорость восприятия зависит не только от латентного периода рецепторов и их расстояния от мозга, но и от установки субъекта. Стимул, на который обращено наше вни­мание, воспринимается раньше, чем стимул неожиданный. От­сюда следует, что если в одних и тех же условиях на организм воздействуют два стимула, то стимул, на который обращено внимание, будет восприниматься как предшествующий другому стимулу. Так, Пиаже (1946) обнаружил, что если дети наблю­дают за двумя одновременно загорающимися лампами (распо­ложенными на расстоянии 1 м друг от друга и симметричными по отношению к средней линии тела), то в 80% случаев они ошибочно считают, что лампа, на которой фиксировано их вни­мание, загорается раньше. Не исключено, что в этом случае причину запаздывания следует искать в пе­риферической стимуляции.

Направленность внимания может предопреде­ляться инструкцией или перцептивным контекстом, а также просто тем, что при наличии каких-либо двух стимулов один из них интересует нас больше, чем другой. В этом случае будет казаться, что «интересный» стимул появляется раньше, даже если объективно они являются одновременными. Точно так же, например, свет, как правило, воспринимается раньше, чем звук, особенно если источник последнего скрыт от нас.

Естественная упорядоченность. Различение последова­тельности тем легче, чем «естественнее» структура стимулов. Порядок двух различных звуков легче определить, если, например, более высокий звук пред­варяется или же сменяется звуком более низким. Однако если предъявляются, скажем, свет и звук, то одновременность или последовательность их появления становится менее очевидной. Существует зона неясного восприятия, в пределах которой порядок, равно как и одновременность, не мо­жет быть определен точно, что касается света и звука, то здесь зона неопределенности может достигать 120 мс. Между двумя слуховыми или же двумя тактильными стимулами зона неопределенности составляет лишь 100 мс. При предъявлении слухового и тактильного стимулов она рав­няется 30 мс, а при слуховом и зрительном стимулах - 80 мс.

Если последовательные стимулы поддаются какой-либо ор­ганизации, то восприятие последовательности влечет за собой также и восприятие порядка стимулов. Так, услышав или уви­дев ряд из нескольких букв, мы легко воспроизводим его в том же порядке и испытываем большие затруднения, пытаясь вос­произвести его в обратном порядке. Нетрудно воспроизвести ряд из 4—5 звуков, строго соблюдая порядок интервалов, и практически невозможно воссоздать обратную структуру.

Организация зависит от целого ряда признаков, наиболее важным из которых является, видимо, качественная идентич­ность раздражителей. Если испытуемому предъявлять визуаль­но последовательность из трех цифр, например 7—2—3, и одно­временно предъявлять на слух три другие цифры, например 9—4—5, то он сможет их воспроизвести лишь повторив вначале слуховой, а затем зрительный ряд или же наоборот: 7—2—3— 9—4—5 или 9—4—5—7—2—3. Как слуховым, так и зрительным раздражителям присуща своя осо­бая организация. Этот феномен группировки может являться также следствием локализации раздражения: так, например, когда через наушники одновременно предъявляется на одно ухо один ряд цифр, а на другое — другой. Этот же закон дейст­вует при одновременном прослушивании двух голосов, с различ­ной скоростью записанных на магнитофонную ленту. Вторым основным фактором организации является скорость последовательного предъявления раздра­жителей. Эта скорость должна позволить отчетливо воспринять каждый элемент последовательности и в то же время быть до­статочно большой, чтобы сохранить спонтанность организации стимулов. Так, в экспериментах испытуемые могли чередовать цифры одного ряда с цифрами другого лишь в том случае, если интервал между стимулами был не менее 1,5—2 с. Когда интервал между двумя стимулами превышает 2 с, то спонтанно эти стимулы уже не ор­ганизуются в определенную последовательность. Ряд звуков, например, лишается в таком случае своих признаков ритмиче­ской структуры и воспринимается как ряд изолированных сти­мулов.

Привнесенная упорядоченность. Когда порядок последо­вательности не задан самой организацией стимулов, перцептивные данные теряют свою устойчивость и возникает необходи­мость в использовании дополнительной информации для того, чтобы путем ряда преобразований восстановить последователь­ность событий. Как мы отмечали, звук и свет плохо поддаются упорядочению. Пиаже (1946) показал, какие трудно­сти испытывает пятилетний ребенок, пытаясь установить поря­док остановки двух человечков, параллельно перемещающихся по столу в одном направлении, если пространственный порядок вступает в противоречие с порядком временным. Так, например, когда один человечек, остановившийся первым, находится не­сколько ближе, ребенок 5 лет не может с уверенностью определить временную последовательность прибытия человечков. Семилетний ребенок в этой ситуации уже не ошибается, ибо он в состоянии учесть место отправления и место прибытия, а так­же скорость движения объектов, что позволяет ему вносить кор­рективы в мимолетное восприятие. Точно так же нам нетрудно восстановить в памяти оче­редность событий нашей жизни, относящихся к какому-либо од­ному ряду явлений, таких, например, как личная жизнь, карье­ра, политические события, происходившие в то время, и т. п. Однако разнородные события мы сможем упорядочить, лишь прибегнув к определенным умственным конструкциям: исполь­зование ориентиров и учет порядка следования и интервалов между событиями.

9.2. Восприятие и оценка длительности

Два последовательных события разделены во времени неко­торой длительностью, а эта последняя в свою очередь ограни­чена двумя какими-то событиями или же появлением, а затем прекращением действия стимулов. Длительность - это объек­тивная реальность, позволяющая организмам адаптироваться к экологической среде. При каких условиях и в какой степени ор­ганизм может учитывать длительность? Мы знаем, что человек воспринимает длительность, что он может достаточно точно ее оценить.

Восприятие длительности

Уточним прежде всего существующие методы исследования.

Абсолютные оценки. Простейшие реакции человека на воспринимаемую длительность выражаются в том, что он оценивает эту длительность как слишком большую или слишком маленькую, то есть соотносит ее с субъективным эталоном при­вычной длительности данного действия. Эти качественные харак­теристики часто являются единственным источником знания при изучении психически больных, однако прогресс наших знаний был достигнут благодаря использованию количественных методов.

Количественные оценки основываются на использовании общепринятых единиц времени. Этот метод является наиболее распространенным, однако точность его оставляет желать лучшего. Мы с большим трудом оперируем теми единицами изме­рения, для которых не можем найти чувственных ориентиров. Интра- и интериндивидуальная вариабельность оценок при этом методе очень значительна.

Оценка по методу воспроизведения. В этом случае испытуемому предлагается воспроизвести длительность, равноцен­ную той, которая была предложена ему в качестве эталона. Преимуществом метода является то, что здесь не возникает необходимости соотнесения с абстрактными единицами, однако сфера его применения ограничена небольшими длительностями, не превышающими нескольких минут.

Оценка по методу продуцирования. Испытуемому предла­гается выполнить какое-либо задание в течение определенного времени.

Наибольшая ошибка допускается при методе оценки, наименьшая — при ме­тоде воспроизведения, метод продуцирования занимает промежуточное положение. В экспериментах предлагалось испы­туемым оценить различные длительности, не превышающие 3 мин. При методе воспроизведения ошибки, допущенные двумя «нормальными» взрослыми, варьировали в пределах 12—28%, при методе оценки — в пределах 30—78%.

Оценка по методу сравнения. Экспериментатор или испы­туемый предлагает другому испытуемому две какие-либо дли­тельности, которые последний должен сравнить.

Когда длительность короткая (не превышает 2 с), мы можем ее воспринять, в противном слу­чае мы можем лишь оценить ее. Восприятие — это непосредст­венная реакция на действующий в данный момент стимул. Ког­да мы говорим, что можем воспринять длительность, это озна­чает, что мы можем почти одновременно улавливать последова­тельные аспекты изменения. Из этого факта психологи сделали вывод о существовании психологического настоящего. Мы воспринимаем непрерывные изменения как движение, характери­зующееся определенной скоростью, а быстрые прерывистые из­менения как удары метронома с присущей им частотой. Точно так же мы можем воспринимать и отсутствие изменения, и это последнее ощущается нами как длительность, разделяющая на­чало и конец двух изменений. Если стимуляция непрерывна, го­ворят о заполненном времени, если же сигналы ограничивают лишь начало и конец интервала, то такой интервал принято на­зывать незаполненным, оба эти выражения отражают природу физического изменения. В рамках восприятия начало и конец относятся к одному и тому же перцептивному акту. Во всех остальных случаях человек прибегает к оценке, используя для этого многочисленные экстероцептивные и интероцептивные ориентиры.

Итак, можно сказать, что воспринимаемая длительность определяется организацией последовательности стимулов. Вос­приятие длительности становится возможным лишь при условии существования такой организации и в рамках последней. Это положение нетрудно проверить экспериментально. Там, где по­следовательность трудно поддается организации, восприятие длительности затруднено. Гораздо труднее сравнивать длительность двух соседних интервалов, ограничен­ных стимулами разной модальности (звук — свет — звук), чем двух интервалов, ограниченных тремя идентичными звуками. Если интервал между крайними ограничивающими его звуками равен 1 с, и если при этом меняется место промежуточного сти­мула, то испытуемый, сравнивая вновь образованные интервалы, убеждается в том, что зона неопределенности (когда он затруд­няется решить, какой из двух интервалов больше) составляет 60 мс в том случае, когда промежуточным стимулом является звук, и 196 мс, когда таковым является свет. Последователь­ность из трех звуков образует, в сущности, очень гармоничную структуру, чего нельзя сказать о свете, сочетающемся с двумя ограничивающими звуками. В этом случае для того, чтобы срав­нить длительности, испытуемые как бы дублируют последова­тельность гетерогенных стимулов последовательностью стимулов гомогенных, таких, например, как движения рук или воспроиз­водимые одновременно с предлагаемыми стимулами фонемы. Другим, не менее наглядным примером может служить восприятие ритма. Всякий ритм характеризуется своей собственной структурой (ямб, дактиль и т. п.). Эта структура воспринимается лишь при условии, если элементы и отношения длительности будут включены в рамки одного и того же психо­логического настоящего. Если пропорционально увеличивать все входящие в какую-либо структуру длительности, то наступит момент, когда будет восприниматься уже не ритм, а последова­тельность не связанных между собою звуков. Этот порог достигается при интервалах, приближающихся в среднем к 2 с. Вме­сте с организацией исчезает восприятие и различение длитель­ностей, образующих ритм.

Восприятие длительности ставит множество проблем.

Порог длительности. При каких условиях длительность становится перцептивной реальностью? Здесь возможны две ситуации:

1. Незаполненные интервалы времени. В этом случае порог длительности соответствует порогу перехода от одновременности к последовательности двух стимулов. Этот порог равен 10 мс для тактильных и слуховых стимулов, 100 мс для зрительных стимулов и от 50 до 100 мс для двух разномодальных стимулов.

2. Заполненные интервалы времени. Здесь порог является переходом от одномоментной стимуляции к стимуляции длящейся. В этом случае граница трудно определима, однако полученные в исследованиях величины сопоставимы с вышеприведенными, а именно: 10—50 мс для слуховой стимуляции и 110—120 мс для зрительной.

Качество воспринимаемых длительностей и нейтральный интервал. Все авторы, изучавшие восприятие времени, пришли к убеждению, что в диапазоне воспринимаемых длительностей существуют многочисленные зоны, характеризующиеся качественно различными восприятиями. Соотнося различные данные, можно, выделить три зоны:

- Короткие интервалы, не превышающие 0,5 с. При таких интервалах воспринимаются скорее границы серии последовательных событий, а не сам по себе интервал.

- Нейтральные интервалы, то есть ни короткие, ни длинные, величина которых приблизительно 0,5—1 с. В этом случае и границы, и интервал образуют единство.

- Длинные интервалы от 1 до 2 с, когда преобладающим яв­ляется восприятие интервала и когда необходимо некоторое усилие, чтобы объединить две границы в одно и то же психоло­гическое настоящее.

Эти три зоны были определены эмпирически, и достовер­ность результатов подтверждается тем, что различные исследователи пришли к одинаковым выводам.

Однако наряду с этим было установлено, что «короткие» ин­тервалы переоцениваются, а длинные недооцениваются, а отсю­да уже прямо следует, что для каждой промежуточной величины должен существовать нейтральный интервал, который воспри­нимается без систематической ошибки и субъективно не пере­живается ни как длинный, ни как короткий.

В большинстве психофизических исследова­ний, где наблюдалось отклонение оценок относительно централь­ной величины, служившей точкой отсчета, было подтверждено существование нейтрального значения. Особенно отчетливо это проявляется в тех случаях, когда восприятия трудно определи­мы, каковыми и являются, например, временные интервалы. Существует нейтральная величина для любого диапазона воспроизводимых длительностей. Так, для диапазона длительностей от 0,2 до 1,5 с - нейтральной будет длительность, равная 1,15 с, а для дли­тельностей от 0,3 до 12 с - 3,65 с. Это общее положение позволяет понять, почему величина нейтрального ин­тервала, полученная различными авторами в период, когда ис­следования восприятия времени только начинались, варьирова­ла от 0,36 до 5 с. Эти расхождения могут быть объяс­нены тем, что величина нейтрального интервала зависит от диапазона изучаемых длительностей.

Есть ли какая-либо связь между нейтральным интервалом, который можно было бы назвать абсолютным, и интервалами, связанными с условиями опыта? Мы не можем дать обоснован­ного ответа на этот вопрос, однако можно предположить, что ве­личина нейтрального интервала — 0,6 с — действительно зависит от диапазона воспринимаемых длительностей и близка к сред­нему геометрическому крайних величин диапазона воспринимае­мых длительностей (в пределах от 150—200 мс до 1,8—2 с).

Воспринимаемые длительности и физические изменения. Любая длительность — это всегда длительность стимуляций. Принимая во внимание общие положения, изложенные выше, правомерно поставить вопрос: каким образом особенности сти­мула влияют на восприятие длительности?

Восприятие незаполненных интервалов времени. Возни­кающая в этом случае проблема — это проблема влияния границ стимула. Зависит ли восприятие интервалов между стиму­лами от характера и длительности самих стимулов? Зависимость между ними очень сложна. Иногда границы включаются в интервал, порой они из него выделяются. Существуют некоторые достоверно установленные факты:

1. При одинаковых длительностях интервал, ограниченный зрительными стимулами, кажется более длинным, чем интервал, ограниченный тактильными или слуховыми стимулами. Этот факт объясняется собственной длительностью сенсорного процесса.

2. При кратких длительностях (в области слухового восприя­тия) интервал кажется более коротким, если первый стимул сильный. И наоборот, он кажется более длинным, если второй стимул сильнее первого. Это явление становится понятным, если вспомнить, что при одинаковой дли­тельности более громкий звук кажется и более длительным. В первом случае звук «съедает» интервал, который в силу контраста как бы сокращается, во втором — звук про­должает интервал.

3. Интервалы, ограниченные высокими звуками, кажутся бо­лее длинными, чем интервалы, ограниченные низкими звуками.

С другой стороны, чем больше различие в вы­соте звуков, ограничивающих интервал, тем более продолжи­тельным кажется последний.

Восприятие заполненных интервалов.

1. Заполненные интервалы, как правило, не воспринимаются ни более длинными, ни более ко­роткими. Однако этот общий закон нуждается в некотором уточнении хотя бы в силу того, что испытуемые постоянно допускают систематические ошибки переоценки или не­дооценки. Здесь могут сказываться различия в установках.

2. Интервалы, разделенные включенными в них дискретными стимулами, кажутся испытуемым более длинными, чем равные им незаполненные интервалы, и этот эффект выражен тем сильнее, чем больше относительное число включенных стимулов.

3. При равенстве длительностей зрительные стимулы кажутся более длинными, чем слуховые.

4. Более громкий звук кажется более длительным, чем менее громкий.

5. Высокий звук кажется более длительным, чем низкий.

Длительность непрерывных изменений. Воспринимаемая длительность может быть длительностью непрерывного измене­ния, а это последнее в свою очередь может быть изменением качества или интенсивности стимула, а в случае перемещения одного и того же стимула — изменением движения.

1. Если имеется чередование во времени различных позиций двух стимулов, то длительность временного интервала кажется тем больше, чем больше расстояние между последовательными стимулами. Однако этот эффект сравнительно невелик. Так, если пройденное расстояние увеличить в 10 раз, то длительность ка­жется увеличившейся примерно на 12%. Эта зависимость была подтверждена для зрительного и для тактильного пространства Решающим фактором в данном случае яв­ляется кажущееся пространство, а не физическое пространство или угол зрения.

Восприятие длительности качественных изменений и изме­нений интенсивности изучено пока недостаточно. Эксперименты показали, что кажущаяся длительность звука возрастающей интен­сивности тем меньше, чем больше диапазон изменений интен­сивности. В эксперименте испытуемым предлагалось нажи­мать на ключ, включающий звук интенсивностью 60 дБ, и в течение 700 мс воспроизводить звук возрастающей интенсивно­сти.

Оценка длительности. Когда длительность выходит за пределы временного поля восприятия, мы можем оперировать лишь самой общей, глобальной оценкой, трудность и ненадежность которой достаточно хорошо известны.

Основное различие между длительностью воспринимаемой и длительностью оцениваемой может быть выявлено самыми раз­личными способами. Субъективно непосредственное восприятие длительности, связанной с изменениями, относимыми к единой совокупности, совершенно отлично от восприятия длительности более протяженной и связанной с изменениями, переживаемыми как разрозненные; такая длительность может быть оценена лишь опосредованно. Объективно сигналы азбуки Морзе, состав­ленные из длинных и коротких, легко различимы, тогда как оценка длительностей более протяженных вызывает у нас за­труднения, и именно поэтому современный человек всегда имеет при себе часы, однако он не носит в кармане ни метра, ни тер­мометра.

Эксперименты показали, что точность и вариабельность воспроизведения интервалов 0,5 и 1 с у 6-летних детей того же порядка, что и у взрослых, тогда как при воспроизведении 20-секундного, особенно незаполненного интер­вала в оценках маленьких детей и взрослых отмечаются суще­ственные различия — очевидное свидетельство того, что меха­низмы, действующие в том и другом случае, неодинаковы.

Оценку длительности следует отличать и от ее измерения. Все измерительные средства (настенные часы, песочные часы и т. п.) основаны на оценке количества движения при ус­ловии, что это движение равномерное: качания маятника, рит­мичные звуки, перемещение движущейся стрелки с постоянной скоростью. Разнообразные ориентиры (шкалы, счетчики) позволяют точно измерить любую длительность, независимо от того, переживается она или нет. Однако в тех случаях, когда выполняемая работа характеризуется известным однооб­разием, позволяющим оценить ее в количественных показателях, точность непосредственной оценки продолжительности этой работы может приближаться к точности метрических оценок. Так, пешеход, прошедший расстояние в 5 км, знает, что он шел около часа, рабочий, выполняющий однообразную работу, мо­жет оценить длительность по числу выработанных деталей. Во всех этих случаях оценка длительности является результатом подсчета. Для психолога важно знать механизмы и факторы, определяющие оценки длительности при отсутствии необ­ходимых ориентиров, позволяющих осуществлять измерение.

Наши оценки, даже самые приблизительные, становятся воз­можными лишь на основе оценки субъектом воспринимаемых им последовательных изменений. Переживаемая длительность — это всегда длительность воспринимаемых изменений.

В этой связи были изучены три фактора: характер ситуации, мотивация и биологическое состояние. Впрочем, эти три фактора не являются независимыми. Они находятся во взаи­мосвязи и взаимовлиянии, даже если рассматривать их раздельно.

Характер ситуации. Во всякой ситуации следует разли­чать две стороны: окружающая среда и выполняемая задача.

а) Влияние окружающей среды. Влияние среды может быть изучено лишь в связи с характером выполняемой задачи. Было установлено, что для длительностей от 1 до 16 с, когда деятельность испытуемого состояла в воспроизведении длительности, равной длительности стимула, точность воспроиз­ведения оказывалась неизменной при 4 модификациях окруже­ния: в освещенном помещении, в тишине и при действии шума, и в темном помещении, в тишине и при действии шума. Если условия воспроизведения отличны от условий стимуляции, то не имеет значения, осуществляется ли стимуляция в темноте, а ответ при свете или наоборот. Однако ответ, то есть воспроизве­дение, оказывается, как правило, более продолжительным, когда стимулы предъявляются в тишине, а воспроизведение осуществ­ляется при шуме с фоновой интенсивностью 80 дБ, а не наобо­рот. Можно сказать, что тишина в сравнении с шумом вызы­вает переоценку длительности, в то время как свет или темнота не оказывают никакого воздействия.

В других условиях проведе­ния эксперимента результаты были совершенно иными. На протяжении двух часов эксперимента испытуемый, занятый выполнением сложной задачи, через каждые 10 мин должен был нажимать на ключ (метод продуцирования). Когда фоновый шум интенсивностью 77,5 дБ сменялся шумом другой интенсивности—115,5 дБ, интервалы, отмеряемые субъектом, становились значительно мень­ше, то есть переоценивалось переживаемое время. Это можно объяснить тем, что в последнем случае субъект находился в стрессовой ситуации, ибо должен был выполнять трудную за­дачу в условиях оглушительного шума. И это не просто влияние контекста, не может быть сомнения в том, что решающую роль здесь играет аффективный момент.

Насколько прямо или косвенно воздей­ствует среда на результаты? Если испытуемый, сидящий в кабине, помещенной на конце вра­щающегося по оси кронштейна, испытывает воздействие центро­бежной силы, равное 3 g, то воспроизводимые им заполненные интервалы времени в диапазоне от 5 до 20 с становятся, как правило, короче (примерно на 12%), чем в нормальных усло­виях.

б) Влияние задачи. Известно, что в зависимости от того, ка­кую деятельность мы выполняем, время нам кажется короче или длиннее. Эти наблюдения подтверждаются во всех исследо­ваниях. Однако недостаточно просто подтвердить результаты. Необходимо найти закон, объясняющий эти различия. При этом возникают немалые трудности, если принять во внимание все возможное разнообразие задач и условий, в которых они выпол­няются.

Наиболее приемлемый закон можно сфор­мулировать следующим образом: при прочих равных условиях чем выше уровень активности, тем короче кажется длитель­ность. Разумеется, понятие уровня активности, или деятельно­сти, остается достаточно широким. Результаты некоторых исследований позволяют уточнить его смысл. В большинстве этих исследований времен­ные интервалы длительностью в несколько минут оценивались в сравнимых условиях.

Длительности ка­жутся субъекту тем меньше, чем сложнее и увлекательнее выполняемая им деятельность. Эти общие результаты находят подтверждение в исследованиях. Так_; например, время тянется дольше, когда слу­шаешь, и проходит быстрее, когда переписываешь. При объективно равных длительностях время чтения кажется более продолжительным, чем время письма под диктовку.

Этот закон был подтвержден примени­тельно к трем различным уровням активности: покой, бездея­тельность, глаза закрыты; написание букв алфавита в обрат­ном порядке; решение анаграмм. В зависимости от группы испытуемых одна из задач использовалась как эталонная дли­тельность (26 с), а другая — как сравнительная: испытуемый получал инструкцию выполнять вторую задачу ровно столько же времени, сколько первую. С учетом поправки на положи­тельную временную ошибку (воспроизводимая длительность всегда более продолжительна, чем эталонная), задача, требую­щая более высокого уровня активности, в большинстве случаев оценивается как более короткая по сравнению с задачей, требующей более низкого уровня активности.

При интерпретации влияние уровня активности на результаты, следует учитывать два фактора. Один из них — фактор аффективного порядка: чем выше уро­вень активности (не превышающий, однако, возможностей субъекта), тем интереснее кажется задача. Чем больше интереса вызывает работа, тем короче кажется вре­мя ее выполнения. Другой фактор определяется характером за­дачи. Как правило, задачи, соответствующие более высокому уровню активности, являются менее дифференцированными, каждая часть задачи вносит свой вклад в получение одного конечного результата (выполнить одну операцию, найти одно решение). Другими словами, при деятельности низкого уровня субъект переживает более многочисленные изменения, чем при деятельности высокого уровня. Точно так же можно сказать, что чем более целостной, интегрированной является задача, тем относительно короче кажется ее длительность. Этот закон получил прямое подтверждение в экспериментах. Испытуемые должны были оценивать длительность зада­чи, представляющей собою единое целое — решение довольно трудной головоломки, и задачи более дифференцированной — решение ряда маленьких головоломок того же типа. Общая про­должительность выполнения задачи в обоих случаях была одинаковой, однако при целостной задаче она оценивалась в 305 с, а при дифференцированной — в 444 с.

Таким образом, действие «уровня активности» проявляется опосредствованно и существует тесная связь между уровнем активности и переживаемыми из­менениями. Объяснение столь явного влияния характера задачи, основанное на учете количества изменений, позволяет высказать гипотезу, имеющую самое непосредственное отноше­ние к пониманию природы длительности, представляющей со­бой не что иное, как множество изменений.

Но имеет ли количе­ство изменений абсолютное или только относительное значение, иными словами, является ли основным фактором оценки дли­тельности число изменений или частота, то есть число изменений в единицу времени? Влияние частоты можно показать на самых простых примерах. Если предложить испытуемому в тече­ние 10 с смотреть, слушать или воспроизводить стимулы с опре­деленной частотой, а затем предложить ему воспроизвести экви­валентную длительность с другой частотой, то получим следую­щие результаты.

Большей ча­стоте соответствует большая оцениваемая длительность. Однако прямой пропорциональной зависимости между частотой и воспринимаемой длительностью не существует. При увеличении ча­стоты в 3 раза отмечается переоценка порядка 8—17%- В более сложных ситуациях не удалось обнаружить этого влияния ча­стоты. Различным группам испытуемых предъявлялись цветные диапозитивы, число и длительность предъ­явления каждого вида варьировали, интервал между двумя по­следующими предъявлениями отсутствовал. Таким образом, сравнивались средние оценки (в единицах времени) одной и той же длительности при удвоенной частоте предъявления и при частоте предъявления в два раза меньшей. До эксперимента испытуемые не знали о том, что им придется оценивать длительность предъявления диапозитивов. Были по­лучены следующие результаты: переоценка отмечается во всех случаях, однако дисперсион­ный анализ показывает, что для одинаковых длительностей ха­рактерны однопорядковые оценки, не зависящие от частоты. Оценки испытуемых основываются, следовательно, на учете абсолютного числа изменений и соответствующей им длительно­сти. Этот результат был подтвержден в другом исследова­нии, когда предъявления диапозитивов разделялись интервалами.

В сложной деятельности изменениями, оказывающими влия­ние на оценку длительности, являются, очевидно, не те измене­ния, которые могли бы быть описаны физиком, а изменения, воспринимаемые субъектом. И определяются они прежде всего установкой субъекта. Мы можем сосредоточить наше внимание на конечной цели, и тогда промежуточные операции будут нами восприниматься как части целого. Время будет казаться коро­че. Но мы можем расчленить этапы нашей деятельности, и время будет казаться длиннее. Подобные эффекты объясняются структурой задачи. Так, время, необходимое для выполнения несложного умножения, будет казаться короче, чем то же самое время, занятое выполнением ряда последовательных операций умножения и деления.

Не следует, однако, забывать, что наряду с этим общим, основанным на подсчете числа изменений, способом оценки, не менее распространенными являются и другие, в частности мет­рические и псевдометрические, оценки, получаемые опосредо­ванно, исходя из количества выполненной работы (число выра­ботанных деталей, пройденное расстояние и т. д.).

В зависимости от характера задачи субъект прибегает к ис­пользованию одного из двух критериев: либо числа изменений, либо количества выполненной работы. В затруднительных слу­чаях предпочтение, отдаваемое тому или иному способу оценки, определяется индивидуальными особенностями субъекта.

Влияние мотивации. Повседневный опыт свидетельствует о том, что скука или интерес в немалой степени определяют на­ши оценки длительности и для доказательства этого положения нет необходимости прибегать к экспериментальным исследова­ниям. Однако такие исследования позволяют дать более полное объяснение влиянию мотивации на оценку длительности.

Мы осознаем длительность (так же как и пространство) лишь тогда, когда существует временной интервал между моментом пробуждения потребности и моментом ее удовлетворения, то есть когда время воспринимается нами как препятствие. В про­тивном случае мы не обращаем внимания на временные харак­теристики переживаемых нами изменений. Отсюда следует ос­новной закон, сформулированный Вундтом (1886): «Всякий раз, когда мы обращаем наше внимание на течение времени, оно кажется длиннее».

Этот закон основывается на том факте, что человек всегда знает о течении времени, однако в зависимости от того, осоз­нается длительность или нет, его представление о последней имеет коренные отличия.

В существовании этого закона очень легко убедиться, сосредоточив свое внимание на течении времени, то есть на ходе из­менений. Никогда минута не кажется нам столь длинной, как тогда, когда мы следим за стрелкой часов, проходящей 60 де­лений в минуту. Наша мотивация влияет на оценку длительно­сти в зависимости от того, в какой степени она определяет фик­сацию времени.

Можно выделить три возможности:

1. В настоящий момент существующая ситуация не требует от нас никакой специфической активности, все наши помыслы сосредоточены на предстоящей деятельности. Типичным приме­ром такой ситуации является ситуация ожидания, будь то ожи­дание в приемной, на вокзале и т. п. В подобных случаях время тянется долго, слишком долго. Это увеличение длительности проявляется независимо от того, идет ли речь об ожидании желаемого события (приезд близкого человека) или об ожидании события неприятного (ожидание в приемной зубного врача).

Было обнаружено, что испытуемые, неоднократно воспроизводившие 15-секундную длительность, на­жимая на кнопку, стали воспроизводить более короткие дли­тельности (переоценка), когда по истечении этой длительности давался электрический ток; в контрольной же группе, где дли­тельность завершалась звуком, этот эффект не наблюдался. Следовательно, в ожидании неприятного события отмечается переоценка переживаемой длительности. Важное значение имеет факт направленности внимания на «течение времени», то есть на ту цепь бессвязных мелких собы­тий, которые и образуют живую ткань ожидания.

2. Выполняемая в настоящий момент задача не настолько нас интересует, чтобы полностью поглотить все внимание, и мы думаем о предстоящей деятельности. Это особенно характерно для всех тех случаев, когда актуальная деятельность не прино­сит нам удовлетворения и мы хотим поскорее ее закончить, что­бы заняться чем-то другим. Чем менее интересной представ­ляется нам задача, тем длиннее кажется время. Предлагая испытуемым оценивать по 5-балльной шкале степень интереса и продолжительности различных 2-минутных задач, обнаружилась взаимосвязь между оцениваемой дли­тельностью и непривлекательностью задачи. Степень заинтере­сованности в выполняемой задаче может изменяться в зависи­мости от самых различных причин.

Если интерес к задаче возрастает, время кажется короче. Рабочие хорошо знают, что лучший способ скоротать время – работать более активно.

Сюда же можно отнести частный, но весьма интересный случай: когда имеющееся в распоряжении время для завершения действия ограничено и возникает спешка. Тогда это слишком короткое время кажется длинным.

Таким образом, чем выше: уровень мотивации, тем короче кажется время выполнения за­дачи.

Наша мотивация зависит также и от ожидаемых последст­вий выполняемой в настоящий момент деятельности. В экспери­менте испытуемые решали головоломки, реп­лики экспериментатора по ходу эксперимента позволяли им предвидеть успех или неудачу. Незаметно для испытуемого из­меняя пути решения, экспериментатор через определенный про­межуток времени подводил его к ожидаемому результату. 52 ис­пытуемых из 57 оценили задачу, увенчавшуюся успехом, как более короткую. Видимо, предвкушение успеха повышает инте­рес к задаче.

Однако при повышении уровня мотивации может возникать боязнь провала, и действие этих двух факторов оказывается, в этом случае прямо противоположным. Так, испытуемым предлагалось решать головоломки при двух уровнях мотивации: в одном случае задание квалифицировалось как интеллектуальный тест, в другом — как учебное задание. На­ряду с этим существовали два уровня предсказания успеха. Экс­периментатор предупреждал испытуемого, что он будет гово­рить ему «хорошо» всякий раз, когда испытуемый установит правильную связь между двумя частями головоломки, во всех остальных случаях он будет хранить молчание. В ситуации, предвещающей успех, испытуемый получал от экспериментатора 10 одобрительных оценок за 5 мин выполнения задачи, в конт­рольной ситуации — ни одной.

Нетрудно заметить, что сильная мотивация в сочетании с ожидаемым успехом приводит к значительной недооценке дли­тельности (3,4 мин), и наоборот, сильная мотивация и вероят­ность неудачи вызывают переоценку времени (5,5 мин). Однако ожидание успеха или неудачи имеет значение лишь для сильно мотивированных индивидов.

Наряду с мотивацией, относящейся к выполняемой в данный момент задаче, важное значение имеет и предвидение последую­щих событий. Ребенку, который торопится пойти играть с друзь­ями, работа кажется более продолжительной. Он оказывается в конфликтной ситуации, подобной ситуации фрустрации, возни­кающей при ожидании.

3. Осуществляемая деятельность представляет для нас боль­шой интерес, и мы полностью поглощены ею. В этом случае, как известно, время кажется очень коротким и ребенку, и взросло­му, даже если мы знаем, что это впечатление обманчиво. Ины­ми словами, чем больше возрастает мотивация к данной дея­тельности, тем короче кажется время. Влияние мотивации проявляется на двух уровнях. Во-первых, она опре­деляет аффективные реакции на длительность, выражающиеся в категорических суждениях типа: «время не движется» или «время летит слишком быстро». Эти суждения могут уживаться с точным знанием о реально протекшем времени, а иногда конт­раст между собственным впечатлением и объективными данны­ми может их даже усиливать.

Однако мотивация может оказывать и прямое влияние на наши оценки длительности. В этом случае механизм ее действия аналогичен механизму влияния характера деятельности.

Если «время тянется для меня слишком долго», я обращаю внимание на все изменения, отделяющие меня от окончания вы­полняемой деятельности и кажущаяся частота изменений воз­растает. И наоборот, если я всецело поглощен одной деятель­ностью, отдельные моменты которой трудноразличимы, то мне представляется, что «время летит». Когда внимание направлено на изменения, то возникают систематические ошибки недооцен­ки или переоценки, которые, однако, не столь значительны, что­бы вызвать отчетливые аффективные реакции. Впрочем, расхож­дение между аффективными реакциями и оценками с возрастом увеличивается. Ребенок больше, чём взрослый, доверяет своему первому впечатлению, и генетические исследования проблемы оценки длительности подтверждают это.

Влияние возраста. а) Очень маленький ребенок чувстви­телен к длительности, когда она воспринимается как препятст­вие на пути к удовлетворению его желаний.

Очевидно, оценки в единицах времени для ребенка еще труд­нее, чем для взрослого. И лишь к 9—10 годам он становится способным на такие оценки, которым, однако, недостает еще точности. Так, оценки 20-секундного интервала варьируют от 30 с до 5 мин. И поэтому наиболее достоверные результаты могут быть получены лишь методами воспроизве­дения и сравнения.

Эти результаты свидетельствуют о том, что с возрастом точ­ность воспроизведения длительности повышается, что прояв­ляется, в частности, в уменьшении числа слишком продолжи­тельных ответов.

Однако эти систематические ошибки и эта вариабельность говорят не столько о неспособности ребенка, сколько о недостатке тренировки. В самом деле, 7-летнему ребенку в результате интенсивной трехнедельной тренировки удается достичь в тех же самых экспериментальных условиях результа­тов, равноценных результатам взрослого, и эти резуль­таты являются стабильными.

Основное различие между ребенком и взрослым состоит в том, что ребенку гораздо труднее переходить от одной системы оценок к другой. Относясь менее критично к своей пер­вой оценке, ребенок не пытается ее скорректировать.

Иная ситуация в пожилом возрасте. «Чем больше стареешь, тем короче кажется вре­мя». Этот закон, подтверждаемый многочис­ленными наблюдениями и никогда, однако, не подвергавшийся экспериментальной проверке, является, несомненно, верным, но лишь применительно к оценке бо­лее продолжительных длительностей (свыше одного дня). Это можно объяснить действием многих причин, одна из которых биологическая. Замедление жизненных функций мо­жет создавать расхождение между ритмом переживаний в юно­сти и в старости. Однако объяснение можно искать и в том, что пожилой человек испытывает меньше изменений, так как ведет более спо­койный образ жизни, а главным образом потому, что в процессе деятельности, которая становится для него слишком привычной, он замечает меньше изменений, чем прежде. Здесь мы сталки­ваемся с одним из проявлений более общего закона: при мно­гократном повторении одной и той же задачи время кажется все более и более коротким.

И наконец, можно предположить, что годы переживаемые оцениваются в сравнении с прошедшими годами. И в этой связи шестидесятый год представляется более коротким, чем двадцатый.

Действие фармакологических средств. Уже давно люди заметили, что под влиянием некоторых лекарственных веществ возникает впечатление ускоренного или замедленного течения времени. Экспериментальные исследования позволили уточнить некоторые аспекты этой проблемы. Во-первых, одни и те же вещества оказывают различное действие на людей с разными темпера­ментами, и в каждом конкретном случае это действие зависит от принимаемой дозы. Во-вторых, в эксперименте применение этих препаратов допустимо лишь в малых дозах, что диктуется моральными соображениями и необходимостью обеспечить со­трудничество испытуемого.

Различные способы оценки времени. Существуют определенные биологические меха­низмы оценки длительности, и эти меха­низмы, видимо, одинаковы у человека и животных. Не исклю­чено, что именно они играют важную роль в рассмотренном усвоении способов оценки длительности маленьким ребенком или в процессах временной интеграции всех данных нашего опыта. Однако наряду с этим здесь действуют также и специфически человеческие процессы оценки длитель­ности, а именно:

а) Измерение времени посредством определения положения стрелки на шкале.

б) Квазиизмерение посредством учета общего количества возникающих изменений (пройденные километры, число вырабо­танных деталей и т. п.). У маленьких детей, например, это квазиизмерение отличается неточностью количественных оценок, что влечет за собой ошибки в оценке длительности. Переживание или констатация результатов изменений не являются непремен­ным условием этих двух способов оценки.

в) Общая оценка количества воспринятых изменений. Это понятие остается весьма неопределенным, однако оно может служить универсальным объяснительным принципом для пере­оценок и недооценок, имеющих самую различную природу: влияние характера задачи, мотивации, лекарственных веществ, возраста. Эта общая оценка служит также основой нашего чув­ства времени, его быстротечности или мимолетности, чувства, являющегося реакцией на нашу деятель­ность.

9.3. Ориентировка во времени

В условиях постоянной новизны, когда все изменения яв­ляются неожиданными, и животное, и человек чувствовали бы себя как бы попавшими в бурный поток, неумолимо влекущий их от истоков к морю. Однако в действительности многие изменения, являясь непредвиденными, возникают всегда на фоне периодических изменений космоса, связанных с изменением от­носительного положения звезд: суточный ритм, определяемый вращением Земли вокруг оси, фазы Луны, времена года. Эти периодические изменения, это вечное возобновление одних и тех же последовательностей позволяют определить данный момент по отношению к какой-либо из этих периодичностей. Они по­зволяют также вести отсчет времени посредством числа перио­дов (например, лет) или их частей.

Необходимо прежде всего понять, как периоди­ческие изменения среды вызывают столь же периодические изменения в организме, и как каждый организм, для того чтобы ориентироваться во времени, обращается к двоякого рода признакам: внешним и внутренним.

Условные рефлексы на время. Если через каждые 30 мин давать собаке мясной порошок, то после нескольких повторений у нее начнется выделение слюны непосредственно перед тем моментом, когда она получала пи­щу. Если через каждые 5 мин раздражать лапу собаки электрическим током, то после 40 повторений обо­ронительный рефлекс начинает возникать лишь в минуту, пред­шествующую воздействию тока.

Во всех этих случаях мы имеем дело с тем, что Павлов на­звал условным рефлексом на время, то есть фактическим сти­мулом в этих условных реакциях является временной интервал между двумя безусловными стимулами. Точнее говоря, этим пе­риодическим стимулам соответствует устанавливающийся в ор­ганизме цикл периодических изменений, отличительной особен­ностью которого Павлов считал возникновение фазы торможе­ния между стимулами, действительным стимулом становится внутреннее побуждение, проявляющееся к концу этого периода.

Ритмическая устойчивость. Если Павлову и его школе принадлежит заслуга открытия условных рефлексов на периодические стимуляции в определен­ных условиях, то психология человека и животных начиная с конца XIX в. открыла и описала многочисленные проявления аналогичных феноменов в самых различных условиях. Известно очень много случаев адаптации к периодическим явлениям. Маленькие плоские черви, темно-зеленым ковром усти­лающие громадные пространства влажных песчаных пляжей в часы отлива, — с наступлением прилива зарываются в песок. Эти синхронные с ритмом приливов реакции продолжают сохра­няться еще в течение нескольких дней после помещения червей в аквариум; приобретенный характер этих реакций очевиден, так как у особей, выросших в аквариуме, они не возникают.

Среди всех этих феноменов наиболее известен суточный ритм. Чередование дня и ночи обусловливает возникновение различных форм видового поведения, форм вначале экзогенных и становящихся впоследствии частично эндогенными. Так, самка светящегося червя, чтобы привлечь самца, зажигает свой сигнальный огонь ночью и гасит его днем. После помещения ее в условия постоянной темноты она еще в течение 4—5 дней про­должает светиться только ночью. Ритмическая устойчивость возникает, таким образом, под влиянием опыта и является адаптацией, предвосхищающей будущие изменения.

Эта адаптация становится возможной лишь при условии, если фазы активности совпадают с фазами внутренней эволюции, определяющей соответствующее данному моменту поведение.

Так, если пчелы в течение многих дней находят пищу в од­ном и том же месте в одно и то же время, то в последующие дни они будут прилетать в эти же часы, даже если перестанут находить здесь пищу. Поведение пчелы определяется внутренними ориентирами, так как если приучить пчелу искать пищу в определенные часы, а затем перевезти ее на самолете из Москвы в Нью-Йорк, то она и в Нью-Йорке продолжает реагировать на московское время, не учитывая разницы во времени.

Адаптация человека к периодичности. Такие же феномены адаптации мы находим и у человека. Эксперименты обнаружили их даже у новорожденных. Сразу же пос­ле рождения три группы детей помещались в кроватки, позво­ляющие регистрировать количественные показатели их активно­сти. Дети первой группы получали пищу, как только начинали плакать, и этот собственный ритм оказался равным в среднем 3 час. 2 мин. Детей второй группы кормили через 3, а детей третьей группы — через 4 часа. Дети двух последних групп по­степенно привыкли к такой периодичности получения пищи, и их активность, минимальная в интервалах между кормлениями, начинала увеличиваться к моменту, непосредственно предшест­вующему получению пищи. На девятый день дети, привыкшие к 3-часовому ритму, переводились на 4-часовой ритм. В этом случае между 3 и 4 часами каждого цикла у них стала отме­чаться повышенная активность, значительно превышающая ак­тивность тех детей, которые с самого начала получали пищу с интервалом в 4 часа. Эти ранние адаптации усиливаются под влиянием опыта; суточный ритм, детерминирующий периоды активности и циклы удовлетворения первичных потребностей (голод, жажда, сон), накладывает неизгладимый отпечаток на всю физиологическую активность организма. Всем хорошо известны изменения температуры тела в течение суток, доказана также и периодичность ряда физиологических функций. Все эти ритмы сохраняются еще некоторое время после изменений ритма активности. Так, на­пример, если медицинские сестры переходят из дневной в ноч­ную смену, то постепенная инверсия кривых температуры завер­шается только на 30—40 день. Изменения, более непосредственно связанные с ритмом питания, также носят устойчивый характер. Так, в часы приема пищи увели­чивается количество лейкоцитов, и этот феномен отмечается еще в течение нескольких дней после изменения времени еды.

Эти факты, выбранные из множества других, свидетельст­вуют о том, что наряду с периодичностью нашей активности, которая обусловливается, в частности, периодичностью дня и ночи, постепенно формируется периодичность наших органиче­ских функций, имеющая свою собственную регуляцию. Послед­няя, видимо, связана непосредственно с образованием условных рефлексов на время. Такая периодичность образуется благода­ря повторению, и она постепенно исчезает, если периодичность повторения изменяется или устраняется.

Ориентировка во времени. Ориентировка во времени заключается в том, чтобы опреде­лить место данной фазы изменения в общем цикле изменений. Все известные нам факты свидетельствуют о том, что человек располагает двумя системами ориентиров, позволяющих ему определять фазы суточного цикла.

Первой, и, по-видимому, наиболее важной, является система ориентиров, образуемых сменой дня и ночи, и в частности поло­жением солнца и теней (солнечные часы). Чтобы усовершенст­вовать эти индикаторы, человек изобрел часы, позволяющие разделить сутки на ряд периодических микродвижений и тем самым с большой точностью определять время.

Вторую систему ориентиров составляют признаки, образуе­мые ритмами организма, соответствующими ритмам активности и возникновения - удовлетворения потребностей, зависящими в свою очередь от ритмов дня и ночи. О роли этих ориентиров мы можем судить по нашему повседневному опыту. Известно, что времени приема пищи предшествует ощущение голода, а вре­мени отхода ко сну — появление чувства усталости. Опыты показы­вают, что испытуемый, 4 дня находившийся в полной физиче­ской и социальной изоляции, определял время суток с ошибкой, не превышающей 40 мин, руководствуясь при этом, как явст­вует из протокола эксперимента, ритмом своих элементарных потребностей (голод, сон).

По мере развития общества значение этих внутренних ориен­тиров для определения времени все более и более уменьшается, однако фактически это самый простой способ, позволяющий свя­зать ориентиры с наиболее привычными формами активности. Использование естественных или искусственных периодических систем является более сложным и предполагает наличие спо­собности определять место данного ориентира в последователь­ности периодических изменений.

О трудностях такой ориентировки свидетельствует тот факт, что умение правильно использовать понятия, обозначающие различные моменты временного цикла, формируется очень медленно. Лишь к 5 годам ребенок научается безошибочно на­зывать утро и послеполуденное время, а к 7—8 годам он уже достаточно уверенно определяет время года и число месяца.

Ориентировка по отношению к прошлому и будущему

Система внутренних и внешних индикаторов позволяет ориентироваться в настоящем. Животному доступна лишь такая ориентировка. Человек же ею не ограничивается. Он может определить место настоящего по отношению к предшествующим и последующим изменениям. Иными словами, человек способен представить в настоящем прошлое и будущее. Начиная с первых лет жизни, эта способность проходит в своем развитии три стадии. На первой стадии - это способность мысленно представлять изменения, на второй - это способность их организовывать, с тем, чтобы как можно точнее воспроизвести пережитую или воображаемую картину этих изменений, и наконец, на третьей – это способность устанавливать связь между этими изменениями.

Вопросы для проверки усвоения материала к модулю 9:

1. Охарактеризуйте восприятие последовательности.

2. Каково влияние биологических факторов на восприятие последовательности?

3. Каковы психологические факторы восприятия времени?

4. Что такое оценка длительности?

5. Опишите методы оценки интервалов.

6. В чем различие заполненных и незаполненных интервалов?

7. Охарактеризуйте нейтральный интервал.

8. Перечислите факторы, влияющие на оценку длительности.

9. Каковы специфически человеческие особенности ориентировки во времени?

10. Место настоящего в оценке времени.

Проектные задания к модулю 9:

1. Раскрыть влияние внутренних и внешних факторов на восприятие времени.

2. Проанализировать основные методы оценки интервалов.

3. Рассмотреть основные механизмы специфически человеческой оценки времени.

Тесты к модулю 9:

Выбрать из предложенных вариантов правильный ответ:

1. Наблюдаемые субъектом две фазы изменения более или менее быстро следуют друг за другом. Их разделяет какой-то промежуток времени. Это:

А) восприятие последовательности

Б) восприятие длительности

В) ориентировка во времени

2. Метод оценки длительности, при котором испытуемому предлагается выполнить задание в течение определенного времени -

А) метод абсолютной оценки

Б) метод воспроизведения

В) метод продуцирования

3. Интервал времени, наиболее адекватно воспринимаемый человеком -

А) короткий интервал

Б) нейтральный интервал

В) заполненный интервал

4. Внутренними ориентирами определения времени являются:

А) смена дня и ночи

Б) смена времен года

В) биологические ритмы организма

5. Промежуток между двумя стимулами -

А) незаполненный интервал

Б) заполненный интервал

В) нейтральный интервал

Правильные ответы: 1Б, 2В, 3Б, 4В, 5А.

Каждый правильно выбранный ответ оценивается в 1 балл, максимальное количество баллов – 5.

Модуль 10. ВОСПРИЯТИЕ ДВИЖЕНИЯ

Комплексные цели модуля:

- раскрытие специфики восприятия движения в контексте психологического знания;

- анализ процесса восприятия реального движения;

- рассмотрение основных видов иллюзорного движения.

Восприятие неподвижного объекта, спроецированного на зафиксированную сетчатку находящегося в покое наблюдателя, — крайне редкое явление. Большинство организмов относительно подвижны и перемещаются в мире, наполненном разнообразными перемещающи­мися объектами: источниками удовлетворения их физиологических потребностей, которые нужно преследовать, либо источниками опасности — хищниками или дви­жущимися препятствиями, — встреч с которыми следует избегать.

Биологическая роль восприятия движения чрезвычайно велика. Чтобы их дви­жения были эффективными, животные должны быть в состоянии определять, где именно, в каком направлении, а нередко — и с какой скоростью перемещаются те или иные объекты. Не вызывает сомнения, что информация о движении имеет ре­шающее значение для выживания большинства биологических видов, и вполне вероятно, что в ходе эволюционного развития именно к формированию способности воспринимать движение окружающая среда предъявляла более жесткие тре­бования, чем к формированию любого другого аспекта зрительного восприятия.

В строении сетчатки человеческого глаза сохранились некоторые особенности эволюционного развития зрительной системы от глаза, способного восприни­мать лишь движение, и до глаза, воспринимающего формы. Периферия сетчат­ки чувствительна только к движению. Вы сами можете убедиться в этом, попросив кого-нибудь помахать каким-либо предметом в области периферии вашего поля зре­ния таким образом, чтобы стимулировать только края сетчатки. Вы увидите, что вос­принимаете только движение и его направление, но не можете определить, какой предмет движется. Если прекращается движение, объект становится невидимым. Самые удаленные от центральной ямки края сетчатки практически не чувствительны к движению, при их стимуляции движением мы вообще ничего не ощущаем, но при этом воз­никает рефлекс поворота глаз, благодаря которому объект оказывается в центре поля зрения, и к его идентификации подключается высокоорганизованная центральная ямка и связанные с нею нейроны более высоких уровней зрительной системы. Сле­довательно, периферия сетчатки — это инструмент раннего предупреждения, вызывающий такой поворот глаз, в результате которого высокоразвитая объекторазличительная часть зрительной системы нацеливается на объект и определяет, полезен он, вреден или нейтрален.

10.1. Восприятие реального движения

Детекторы движения. С эволюционной точки зрения восприятие движения представляет собой базовый аспект зрения, имеющий принципиальное значение для выживания видов. В есте­ственных условиях движение объекта может быть сигналом опасности, от которой нужно как можно быстрее скрыться, либо свидетельством появления пищи или особи противоположного пола. Большинство животных, в том числе и все позво­ночные, обладают способностью воспринимать движение, причем в основе воспри­ятия движения многими видами лежат сложные нейронные процессы. Более того, установлено, что нейронные механизмы, специализирующиеся на анализе движе­ния, формируются в очень раннем возрасте. Так, ребенок способен следить за дви­жущимся предметом вскоре после появления на свет.

Существуют рецепторы, чувствительные к дви­жению. Известна специфическая реакция на движущийся стимул ганглиозных клеток сетчатки. Дополнительные доказательства существо­вания нейронов, специализирующихся на восприятии движения, получены и при изучении коры головного мозга (затылочной доли). Суще­ствуют клетки, которые реагируют не просто на движение, но на движение в опре­деленном направлении. Более того, определенный слой затылочной доли коры головного мозга получает нейронный импульс от реагирующих на движение клеток зрительной коры. В то время как рецептивные поля чувствительных к движению клеток зрительной коры относительно малы, избирательны и реагируют только на локальное перемещение, многие нейроны воспринимают движение, совершаемое на больших по площа­ди участках поля зрения. Однако, как и иннервирующие их чувствительные к дви­жению клетки зрительной коры, многие нейроны демонстрируют ярко выражен­ную избирательность по отношению к направлению движения. Существует точка зрения, согласно которой эти нейроны интегрируют информацию о различных формах движения, выступая в роли основных его детекторов.

Хотя нейронные процессы, лежащие в основе восприятия движения челове­ком, и распределены по многим участкам мозга, основную роль в них играют ней­роны одного из слоев затылочной доли коры головного мозга. Это подтверждается результатами клинического обследования женщины, у которой после перенесенного инсульта была повреждена эта зона. Результатом этих повреждений явилась не­кая форма агнозии движения, называемая акинетопсией (что в дословном перево­де с греческого означает «взгляд, плохо видящий движение»). Несмотря на то, что зрение пациентки сохранило все свои функции, включая остроту и бинокуляриость (т. е. интерактивное использование обоих глаз), а также восприятие формы и цвета, она утратила способность воспринимать большую часть движений, совершае­мых как на плоскости, так и в пространстве, и только фиксировала конечный ре­зультат движения — сам факт перемещения предметов с одного места на другое. Клинические обследования показали, что хотя больная частично и воспринимала как движение вверх-вниз, так и движение взад-вперед, ее возможности ограничи­вались маленьким участком поля зрения. Кроме того, она совершенно не воспри­нимала движений в глубину. Ей было трудно наливать чай или кофе в чашку, потому что она не видела подъема жидкости, казавшейся ей застывшей, заморожен­ной. Более того, она не могла вовремя остановиться, поскольку не воспринимала изменения уровня жидкости в чашке или в кастрюле. Больная также жа­ловалась на то, что ей трудно следить за беседой, поскольку она не видит мимики собеседника, и прежде всего — движений его губ. Если вместе с пей в комнате ока­зывалось одновременно более двух человек, ей становилось не по себе и она сразу же уходила, ибо, как она сама говорила: « Я не видела, как люди переходили с ме­ста на место. Только что они были здесь, а в следующий момент — уже там». Особенно неуютно пациентка чувствовала себя в толпе, среди двигающихся лю­дей и предметов, например на улице, и по возможности старалась избегать подоб­ных ситуаций. Она не могла переходить улицу, потому что была не в состоянии оценить скорость приближающихся машин, хотя без труда различала их: «При пер­вом взгляде на машину мне кажется, что она очень далеко. Но стоит мне начать переходить улицу, как она оказывается рядом». Со временем, однако, она научилась справляться со своим недугом и компенсировать неспособность воспринимать движение. Так, она научилась оценивать приближение машин по возраста­ющему шуму. Невозможность воспринимать движение носила очень специфиче­ский характер и касалась только ее зрительной системы. У пациентки сохранилась способность тактильного восприятия движения (т.е. она без труда реагировала на раздражитель, перемещающийся по поверхности ее кожи) и способность реагиро­вать на звук как признак движения (т. е. на движущийся источник звука).

Системы глаза, обеспечивающие восприятие движения. Наиболее общий способ вызвать восприятие движения — последо­вательная стимуляция ряда соседних сетчаточных элементов. Однако таким обра­зом нельзя вызвать восприятие всех форм движения. Движения объекта восприни­маются только в том случае, если его образ на сетчатке относительно неподвижен, т. е. тогда, когда глаза совершают следящие движения. При этом движения глаз совпадают с движением объекта, вследствие чего ретинальное изображение более или менее неподвижно. По мнению Грегори, существуют две взаимосвязанные си­стемы восприятия движения: «изображение—сетчатка» и «глаз—голова».

Для системы «изображение-сетчатка» эффективный способ вызвать восприятие движения – последовательная стимуляция примыкающих друг к другу сетчаточных рецепторов. Если глаз относительно неподвижен, как, например, во время фиксации взгляда, по сетчатке «пробегает» ряд изображений, вызванных движущимся стимулом.

Регистрируемое таким образом движение — результат последовательной активности рецепторов сетчатки, через которые «пробегает» образ пред­мета. Подобная система детектирования движения хорошо согласуется с мозаикой омматидиев, характерной для сложного глаза членистоногих.

Система, обеспечивающая восприятие движения «глаз-голова»: когда мы следим глазами за движущимся объектом (как правило, наши глаза со­вершают при этом следящие движения), изображение объекта на определенном участке сетчатки (или центральной ямки) остается более или менее неподвижным, В этом случае движение глаз компенсирует движение объекта, но это не мешает нам воспринимать его. Если объект, за которым ведется наблюдение, передвигается на фоне неподвижной текстурированной поверхности, например, если речь идет о наблюдении за катящимся по полу мячом, изображение объекта на сетчатке оста­ется неподвижным, а изображение текстурированной поверхности будет скользить («пробегать») по ней. Однако для восприятия движения объекта восприятие сти­муляции поверхностью не обязательно. Например, движение светящейся точки в темной комнате дает достаточно информации для восприятия движения, хотя в то время, когда мы следим за ней, нет никакой стимуляции сетчатки фоном.

Каким образом объект может быть воспринят как находящийся в движении, если его изображение на сетчатке более или менее неподвижно? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно хотя бы вкрат­це рассказать о том, как зрительная система управляет движениями глаз. Когда глаза следят за движущимся объектом, мозг посылает им нейронные сигналы, на­зываемые эфферентными сигналами, благодаря которым глаза в глазницах двига­ются именно так, как надо в данный момент. Эти нейронные сигналы — команды глазным мышцам - поступают непосредственно как ответ на движение объекта и только тогда, когда глаза совершают произвольные движения. В данном контек­сте активными, или произвольными, называются не только сравнительно редкие, непосредственно контролируемые и осознанные движения глаз, которые мы совер­шаем, например, если сознательно переводим взгляд справа налево. Этим терми­ном мы также обозначаем и те обычные движения глаз, и прежде всего следящие движения, т. е. те движения, которые совершаются автоматически и бессознательно и регистрируются зрительной системой, когда мы читаем, следим за движущимся объектом или просто смотрим по сторонам.

Теория упреждения сигнала. Одним из наиболее распространенных зритель­ных событий является сканирование окружающей обстановки и восприятие ее как стационарной. Например, читая текст на этой странице и переводя взгляд слева направо и сверху вниз, вы стимулируете этим свои сетчатки, однако и страница, и текст остаются неподвижными. Каким бы простым и обыденным ни казалось это явление, оно тоже заставляет нас обратиться все к тому же принципиальному во­просу: почему, несмотря на движения глаз, то, что находится в поле нашего зрения, остается неподвижным? Когда наши глаза совершают активные движения, пусть даже и незначительные, по сетчатке проносится поток образов окружающих нас предметов, при этом стимулируется ряд рецепторов сетчатки, и в соответствии с тем, что было сказано о системе восприятия движения «изображение—сетчатка», мы должны были бы воспринимать движение. Однако этого не происходит. Для объяснения этого явления в рамках теории упреждения сигнала была высказана мысль о наличии гипотетического нейронного механизма, который учитывает ко­мандные сигналы, автоматически приводящие глаза в движение, и сравнивает их с результирующими изменениями изображения на сетчатке, вызванными движе­ниями глаз. Так, когда глаза совершают активные движения, эфферентные дви­гательные сигналы, посылаемые мозгом глазным мышцам и приводящие глаза в движение, нейтрализуются, отменяются или подавляются (компенсируются) ре­зультирующим потоком образов, вызываемых этими самопроизвольными движе­ниями глаз.

Более конкретно суть теории упреждения сигнала может быть изложена следу­ющим образом: когда мозг посылает глазным мышцам моторную команду, он од­новременно посылает в гипотетический центральный блок сравнения сигналов и связанный с этой командой упреждающий сигнал (также называемый утечкой сигнала).

Полагают, что функции центрального блока сравнения сигналов, хотя бы час­тично, исполняет мозжечок, сложная подкорковая структура, играющая принци­пиальную роль в поддержании равновесия тела и координации движений. Следовательно, сигналы, приводящие в движение глаза, регистрируются сетчаткой. Эта вводная информация о движении, или афферентные сигналы, зарегистрированные сет­чаткой, поступают в центральный блок сравнения сигналов, где сравниваются с упреждающими сигналами, пришедшими в центральный блок сравнения из мозга.

Роль центрального блока сравнения проявляется в двух ситуациях: когда глаза совершают произвольные движения, а объект на­блюдения неподвижен; и когда глаза неподвижны, а объект наблюдения пере­мещается. Если входящие сигналы согласуются с упреждающим сигналом или соответствуют ему (т. е. если оба сигнала указывают на присутствие движения), движения глаз вызывают перцептивную отмену, или по­давление, перемещения сетчаточного образа. Вследствие этого окружающая обстановка и воспринимается как стационарная, несмотря на изменения в ретинальном изображении, вызванные его перемещением. Следовательно, если изменения в сетчаточном образе произвольны, т. е. являются исключительно результатом активных движений глаз, а не результатом движения объекта или всего того, что находится в поле зрения, последующий сетчаточный входящий сигнал соответствует упрежда­ющему сигналу и зрительная система компенсирует (подавляет) или отменяет эти изменения. Перцептивным результатом такой ситуации является восприятие ви­зуального объекта как неподвижного. Подобные изменения в сетчатке происходят и при беглом осмотре объектов, находящихся в поле зрения (сканировании) непо­движных предметов, находящихся в поле зрения.

Напротив, если движение образа на сетчатке, отражением которого является сигнал, входящий в центральный блок сравнения, не соответствует упреждающе­му сигналу, движение воспринимается. Следовательно, когда глаза неподвижны и перемещаются только объекты, находящиеся в поле зрения, упреж­дающий сигнал, способный отменить результирующее движение, отраженное во входном сигнале, не возникает и движение воспринимается. Это типичные усло­вия функционирования нашего зрения, в которых «работает» система восприятия движения «изображение-сетчатка». Следовательно, благодаря стимуляции систе­мы восприятия движения «изображение-сетчатка», наша зрительная система спо­собна отличить движение ретинального изображения, вызванное одними лишь ак­тивными, произвольными движениями глаз, от его движения, причиной которого является реальное перемещение различных объектов.

Спо­собность воспринимать движение объекта при слежении за ним проявляется даже тогда, когда его ретиналыюе изображение остается неподвижным. В данном случае произволь­ные следящие движения глаз создают упреждающие сигналы, не соответствующие входным афферентным сигналам. Вместо того, чтобы генерировать входные сиг­налы, свидетельствующие о перемещении сетчаточного образа, образ физически перемещающегося объекта стабилизируется на сетчатке. Поскольку стимуляция сетчатки не отменяется и не компенсируется упреждающими сигналами, объект воспринимается как движущийся. Следовательно, когда мы следим за перемеща­ющимся объектом, его образ остается зафиксированным на сетчатке: упреждаю­щий сигнал не вызывает его перцептивной отмены. Именно поэтому мы и воспри­нимаем движение. С другой стороны, входные сигналы, являющиеся следствием стимуляции сетчатки фоном объекта, отменяются и фон воспринимается как неподвижный.То есть, когда глаза совершают активные следящие движения, поле зрения неподвижного фона объекта стабильно, и воспринимается только перемещение физически движущихся объектов.

Из этого анализа системы восприятия движения «глаз—голова» следует, что когда движения глаз непроизвольны — а это значит, что отсутствуют упреждающие сигналы, - стимуляция сетчатки перемещающимися по ней изображениями не мо­жет быть компенсирована и движение объектов или всего того, что находится в поле зрения, будет восприниматься. Это подтверждается и наблюдением, которое приписывается Герману фон Гельмгольцу и суть которого заключается в том, что когда глазное яблоко приводится в движение искусственно, пассивно, т. е. когда стимулируется только система восприятия движения «изображение-сетчатка», создается превратное впечатление, что все, попадающее в поле зрения, находится в движении.

Пассивное движение глазного яблока проявится, если закрыть один глаз и осторожно провести пальцем по нижнему веку открытого глаза справа налево или сверху вниз. Вам покажется, что все, что вы видите, перемещается в направлении, противоположном направлению дви­жения глаза. Когда вы прикасаетесь к глазному яблоку, глаз начинает двигаться, что, в свою очередь, вызывает перемещение по сетчатке образа воспринимаемого вами стимула. Одна­ко поскольку движение глаза - пассивное движение (т. е. оно вызвано не командой мозга глазным мышцам, а вашим пальцем), оно стимулирует только систему восприятия движения «изображение-сетчатка». Вследствие этого не возникает никакого упреждающего сигнала, способного отменить перемещение изображения по сетчатке, и вы воспринимаете сцену в движении. Эту же мысль можно выразить и по-другому: поскольку отсутствуют какие-либо доказательства того, что перемещение образа по сетчатке является результатом движений глаза, мозг решает, что оно вызвано перемещением самих визуальных объектов. В результа­те вам кажется, что они перемещаются, ибо глаз совершает пассивные движения и отсут­ствуют как произвольные импульсы, активно направляющие движения глаз, так и сопровож­дающие их упреждающие сигналы. Таким образом, при наблюдении за стационарными объектами пассивные движения глазного яблока стимулируют систему восприятия движения «изображение-сетчатка» без соответствующих упреждающих сигналов, в результате чего и создается впечатление движения.

Дополнительные доказательства роли упреждающих сигналов в восприятии движения получены выдающимся физиком Эрнстом Махом, который провел экс­перимент, противоположный эксперименту Гельмгольца. Он не пользовался приемами, искусственно вызывающими движения глаз, а напротив, фиксировал их мастикой так, чтобы они не могли двигаться. Когда же он все-таки попробовал привести их в движение, оказалось, что визуальная сцена движется в том же направлении, в котором пытались двигаться глаза. В условиях этого экспе­римента возникали и самопроизвольные сигналы-команды глазным мышцам, и упреждающие сигналы, но поскольку глаза были зафиксированы, они не сопровож­дались никакими афферентными сигналами (т. е. движением изображения по сетчатке). Иными словами, одни лишь упреждающие сигналы без сравнимых с ними афферентных сигналов движения создают такое впечатление, что поле зрения пе­ремещается в том же направлении, в каком пытаются, но не могут двигаться глаза.

Поразительные результаты получены в ходе клинического обследования человека, у которого при активных движениях глаз не возникали упреж­дающие сигналы. Нейрологическое обследование выявило патологию того участка первичной зрительной коры, который имеет критически важное значение для обработки информации о движении, сообщаемой активными движениями глаз. Без упреждающих сигна­лов пациент не мог компенсировать самопроизвольные движения глаз, и поэтому каждый раз, когда он смотрел на неподвижные предметы, ему казалось, что они двигаются со скоростью, соответствующей скорости движения его глаз.

Рассмотрим ситуацию, при которой активна только система «изображение-сетчатка». Объект перемещается в поле зрения, его образ на сетчатке изменя­ется, но глаза неподвижны. Упреждающих сигналов, способных отменить (компен­сировать) изменения, происходящие на сетчатке, нет, и движение воспринимается. Подобное возможно в том случае, когда ваш взгляд зафиксирован на неподвижном объекте, а в поле вашего зрения возникает другой, движущийся объект. В другой ситуации активна система «глаз—голова». Глаза сканируют неподвижную сцену, вызывая изменения сетчаточного образа. Однако, поскольку движения глаз самопроизвольны, результирующие упреждающие сигналы отменяют в центральном блоке сравнения сигналов сигналы об изменениях, происходящих на сетчатке, и движение не воспринимается. Именно это и происходит, когда вы просто смотри­те на неподвижные предметы вокруг себя. Третья ситуация тоже описывает актив­ную систему «глаз—голова». Объект перемещается на фоне другого, неподвижного объекта, а глаза наблюдателя совершают следящие движения. Изображение объек­та на сетчатке зафиксировано. В результате, поскольку движения глаз самопроизвольны, упреждающие сигналы отменяют изменения в ретинальном изобра­жении, вызванные стимуляцией фоном, который поэтому и воспринимается как неподвижный. Однако поскольку эти сигналы не компенсируют сигналов от непо­движного ретинального изображения объекта, за которым следят глаза, последний и воспринимается как движущийся. Подобное происходит тогда, когда ваши глаза следят за перемещающимся объектом.

Когда мы поворачиваем голову, шею или поворачиваемся всем корпусом и эти движения совершаются независимо от движений глаз, нам не кажется, что вокруг много двигающихся объектов. Общий механизм, лежащий в основе системы вос­приятия движения «глаз—голова», не просто следит за движениями глаз, но и управ­ляет общей ориентацией индивидуума. А это значит, что центральная нервная система таким образом учитывает взаимодействие визуаль­ной информации и информации о положении тела в пространстве, что, совершая активные движения, мы, несмотря на вызванные ими изменения сетчаточного изо­бражения, преимущественно воспринимаем окружающий мир как относительно стабильный. Так, произвольные, активные сигналы-команды, которые мы подаем глазодвигательным мышцам, когда ходим, бежим трусцой, бегаем, прыгаем, про­сто встаем со стула или поднимаемся по лестнице, объединяются с результиру­ющими изображениями через сетчатку и отменяются вместе с этим движением, Следовательно, благодаря упреждающим сигналам, генерируемым во время наших активных движений, мы обычно воспринимаем окружающий нас мир как относи­тельно стабильный.

Оптическая стимуляция как источник восприятия движения.

В окружающем нас мире предметы перемещаются по-разному, в разных направле­ниях и с разными скоростями. В довершении к этому, по мере того как перемеща­ется сам наблюдатель, постоянно изменяется и местоположение точки, с которой он видит то, что его окружает. Все эти динамичные события вызывают соответству­ющие изменения освещенности ретинального изображения. Следовательно, вос­приятие движения вычленяется из сложного паттерна изменяющихся стимуляций, отраженного в сетчаточном образе.

Когда индивидуум перемещается в окружающем его мире, изображение на сетчат­ке изменяется в соответствии с физическими характеристиками движения. Ины­ми словами, по мере того как наблюдатель перемещается, непрерывно изменяется оптическая проекция большинства поверхностей (т. е. полов, стен, потолков, до­рог и полей). Паттерн изменений, создаваемый движением наблюдателя, называ­ется паттерном оптического потока.

Поскольку паттерн оптического потока создается движением наблюдателя, он яв­ляется надежным источником информации о направлении этого движения. Все мы по­стоянно сталкиваемся с паттернами оптического потока. Они возникают всякий раз, когда мы едем в машине, или бежим трусцой по дороге, или идем по коридору какого-либо здания, глядя прямо перед собой. Нетрудно смоделировать любой сложный паттерн оптического потока, создающий впечатление движения в опре­деленном направлении. Именно манипулирование паттернами оптического пото­ка при помощи сложных световых дисплеев и создает поразительные эффекты движения в большинстве видеоигр.

Сетчаточная экспансия и скорость движения

Информация о характере изменений в сетчатке тоже помогает наблюдателю оце­нивать относительную скорость их движения. При движении к стационарной по­верхности сетчаточный образ уве­личивается. Источник информации о движении, образующийся в результате этого, называется сетчаточной экспансией. По мере приближения наблюдателя к стацио­нарной поверхности скорость сетчаточной экспансии (т. е. степень увеличения сетчаточного образа стационарной поверхности) непосредственно отражает скорость его приближения. Быстрое увеличение образа поверхности на сетчатке наблюда­теля, приближающегося к стационарной поверхности, может быть потенциальным сигналом, предупреждающим о возможности столкновения с ней. Аналогичным образом можно представить себе и противоположную ситуацию, при которой по­верхности или предметы приближаются к неподвижному наблюдателю. Объект на поверхности, расположенной перед наблюдателем на близком или дальнем рассто­янии, будет восприниматься как приближающийся с некоторой скоростью, если его ретинальное изображение начнет увеличиваться. Следовательно, увеличение изображения на сетчатке неподвижного наблюдателя воспринимается последним как движение в его сторону, и скорость увеличения изображения отражает ско­рость движения объекта. Это перцептивное явление называется луминг.

Изменения величины образа объекта на сетчатке могут также свидетельство­вать о таком редком, а потому маловероятном явлении, как изменение величины стационарного объекта. Когда непосредственных пространственных признаков для I восприятия движения недостаточно, увеличение изображения объекта на сетчатке может явиться результатом одного из двух независимых друг от друга событий: 1) объект неподвижен по отношению к наблюдателю, но он увеличивается в размере или 2) объект действительно приближается к наблюдателю с некоторой по­стоянной скоростью. Если у неподвижного наблюдателя нет никакой другой зрительной информации, постепенное увеличение сетчаточного образа, например: круглого предмета, может означать, что стационарный шар постепенно раздувает­ся, но это также может означать и то, что шар, габариты которого не изменяются, постепенно приближается к наблюдателю. В ситуации, не дающей достаточных оснований для ее однозначного толкования, изменения габаритов объекта могут явиться как признаком его физического увеличения, так и сигналом его движения.

Пороги восприятия движения

Насколько эффективно мы обнаруживаем движение? С одной стороны, объекты могут с такой скоростью проноситься по полю зрения, что в лучшем случае мы за­мечаем лишь размытое пятно. Но, с другой стороны, есть и такие объекты и собы­тия, скорость движения которых настолько мала, что мы едва замечаем его. Змея может очень медленно подкрадываться к своей жертве, но поражает ее с такой быстротой, что человек вообще может не увидеть никакого движения. Обратив­шись к более знакомым примерам, можно сказать, что мы не замечаем движения часовой стрелки часов и с трудом замечаем движение минутной стрелки, а враща­ющиеся лопасти мощного электрического вентилятора практически неразличимы. Пороговые значения для восприятия движения — минимальная скорость, ко­торая может быть обнаружена, — зависят от многих физических и психофизиоло­гических факторов, а не только от скорости движения как таковой. Порог воспри­ятия движения зависит от таких факторов, как величина объекта и компоненты пространственной частоты, расстояние от движущегося объекта и его фон (напри­мер, однородный он или текстурированный), уровень освещенности, стимулиру­емый участок сетчатки и степень адаптации глаз. Так, лучше всего движение обнаруживается (т. е. пороговые значения самые низкие) в тех случаях, когда хорошо освещенные стимулы, образы которых проецируются на центральную ямку, перемещаются на фоне неподвижных предметов. Рассмот­рим следующие конкретные пороговые условия. Когда стимулируется централь­ная ямка, хорошо освещенный стимул величиной 0,8 см², находящийся на рассто­янии, равном 2 м, обнаруживается при условии, что скорость его движения равна примерно 0,2 см/с. Когда же стимул, находящийся на расстоянии 2 м от наблюдателя, двигается со скоростью, превышающей 150 см/с, он воспринимается скорее как размытое пятно, нежели как движущийся стимул. Можно сказать, что существуют как нижний предел порога — минимальная обнаруживаемая скорость, ниже которой движение не воспринимается, так и верхний предел порога — максимальная обнаруживаемая скорость, выше которой движение также не обнаружи­вается. Таким образом, объекты, которые перемещаются либо слишком медленно, либо слишком быстро, не воспри­нимаются как движущиеся.

10.2. Восприятие кажущегося движения

Термином кажущееся движение обозначается восприятие дви­жения в тех случаях, когда на самом деле никакого физического перемещения объекта в пространстве нет. Иными словами, речь идет об иллюзии движения неподвиж­ного объекта. Однако кажущееся движение — это нечто большее, чем редкий пер­цептивный курьез, наблюдаемый в лабораторных условиях. В действительности кажущееся движение — чрезвычайно распространенное явление. Мы сталкиваем­ся с ним каждый раз, когда смотрим фильм или телепередачу.

Индуцированное движение. Пространственный контекст оказывает весьма заметное влияние на восприятие формы и величины объекта. Нередко динамический контекст таков, что наблюда­тель не может точно сказать, какой именно объект находится в движении. Если две освещенные фигуры разного размера находятся в полной темноте и перемещает­ся только та из них, которая больше, как правило, наблюдателю кажется, что она неподвижна, а движется только фигура меньшего размера. Когда речь идет о по­добных невыгодных условиях визуального наблюдения, говорят, что движущийся стимул большего размера индуцирует движение меньшего по величине стимула. Например, если неподвижную светящуюся точку поместить в находящийся в тем­ноте освещенный прямоугольник и начать медленно перемещать его вправо, то создастся впечатление, что прямоугольник неподвижен, а точка сдвигается впра­во. Кажущееся движение точки индуцировано физическим перемещением прямоугольника.

Более знакомый пример — луна на фоне покрытого тучами ночного неба. В по­добной ситуации всегда создается впечатление, что луна мчится за кажущимися неподвижными тучами, хотя на самом деле все наоборот: тучи проносятся на фоне неподвижной луны и закрывают ее. Это индуцированное движение — визуальное искажение, или иллюзия, в которой присутствует реальное физическое движение, но оно ошибочно приписывается не тому фрагменту конфигурации стимулов, ко­торый его совершает, а неподвижному.

Когда есть возможность двоякого толкования признаков фона и рамочных усло­вий, создается впечатление, что вписанный объект меньшего размера перемещает­ся относительно описывающего его объекта большей величины. Возможно, при­чина этого явления заключается в тех выводах, которые мы автоматически делаем на основании своего предшествующего опыта наблюдений за взаимодействием мелких и крупных объектов в окружающем нас мире. Дело в том, что вокруг нас обычно перемещаются именно небольшие объекты, а крупные предметы вместе с фоном чаще остаются неподвижными.

Отвес маятника совершает возвратно-поступательное прямолинейное движе­ние в плоскости, перпендикулярной взгляду наблюдателя. Однако когда наблюда­тель смотрит на него обоими глазами, но один из них прикрыт темным фильтром (т. е. когда он в солнечных очках с одним темным стеклом), ему кажется, что отвес маятника движется по эллиптической траектории, то приближаясь к нему, то уда­ляясь. Причина этого искажения — зависимость времени реакции зрительной системы от интенсивности стимуляции. Фильтр уменьшает количество света, по­падающего в один глаз, что, в свою очередь, вызывает незначительную, но суще­ственную с нейронной точки зрения задержку поступления сигнала от глаза в мозг. Следовательно, в любой момент кажущаяся позиция отвеса маятника, восприни­маемая глазом через фильтр, немного отстает от позиции, воспринимаемой глазом без фильтра, в результате чего позиции, в которых оба глаза видят отвес маятника, несколько отличаются друг от друга. Во время движения маятника слегка отлич­ные друг от друга кажущиеся позиции отвеса, возникшие вследствие задержки сиг­нала от глаза с фильтром, соответствуют картине, созданной такой стимуляцией глаз и мозга, которая была бы, если бы маятник действительно двигался вглубь по эллиптической траектории. Иными словами, зрительная система тщательно срав­нивает и «примиряет» несогласованную информацию, полученную мозгом от обо­их глаз, тем, что воспринимает реальное движение в искаженном виде: наблюда­телю кажется, что отвес маятника движется вглубь по эллиптической траектории.

Это явление описано и объяснено в 1922 г. немец­ким физиком Карлом Пульфрихом, которому не довелось испытать его на собствен­ном опыте, ибо он был слеп на один глаз.

Стробоскопическое движение. Ситуация, при которой два стационарных источника света, расположенных на не­большом расстоянии друг от друга, включаются попеременно через определенные промежутки времени, была изучена одной из первых и представляет собой один из наиболее убедительных примеров кажущегося движения. Когда источник света А включается, источник света В выключается, и наобо­рот. Характер кажущегося движения зависит от интервала между включениями или — что одно и то же — от межстимульного интервала (МИ). Как правило, некая форма кажущегося движения воспринимается при МИ, равном от 30 до 200 мс, Если МИ очень продолжительный (более 200 мс), то воспринимается только по­следовательность включений — поочередно зажигаются то один, то другой источ­ник света. При очень коротком МИ (менее 30 мс) восприятие кажущегося дви­жения сменяется восприятием двух источников света, включающихся прак­тически одновременно каждый на своем месте. Однако если МИ равен примерно 60 мс, условия для восприятия кажущегося движения оптимальны и создается впе­чатление, что одна светящаяся точка «бежит» от одного источника к другому. Когда МИ равен 100 мс, возникает кажущееся движение необычного типа (необычный феномен), так на­зываемое фи-движение. При этом наблюдатели ощущают движение по смещению светящихся точек, но они не видят движения объекта от одного источника света к другому. Этот эффект используется в елочных гирляндах – «бегущие огни».

Кажущееся движение, возникающее в результате изменения МИ, называется стробоскопическим движением, или бета-движением. (Приспособление для со­здания стробоскопического движения — стробоскоп — было изобретено в 1833 г,) Эта форма кажущегося движения широко используется в различных светящихся, в том числе и неоновых, надписях — на афишах, на указателях железнодорожных переездов, а также на всевозможных рекламных щитах, указывающих дорогу к ре­сторанам, парковкам, почтовым отделениям. Природа стробоскопиче­ского движения определяется не только МИ, но и интенсивностью источников све­та и их взаимным расположением в пространстве. Сложные зависимости, связывающие эти три переменные величины, были изучены в 1915 г. и известны как законы Корте. Например, при увеличении расстояния между источниками света для сохранения восприятия стробоскопического движе­ния необходимо увеличить либо их интенсивность, либо МИ.

«Движущиеся картины» (кинематограф). Эффект кажущегося движения могут вызвать не только такие простые, последо­вательно воздействующие на зрительную систему стимулы, как расположенные рядом точечные источники света.

На подобных, но более сложных принципах основан один из самых знакомых и убедительных примеров движения — «движущиеся картины».

Хотя инерционность зрительной системы (т. е. эффект последействия) важна для восприятия плавного, непрерывного движения из последовательно представ­ляемых отдельных изображений, и прежде всего потому, что благодаря ей перио­ды затемнения между изображениями остаются незамеченными, не менее важен и другой фактор. Плавное объединение кадров достигается за счет близкого сходства их отличительных признаков и общности содержания. Чем теснее они связаны между собой и чем больше структурное сходство соседних кадров, тем выше их «феноменальная идентичность», т. е. тем легче зрительной системе объединить информацию, последовательно получаемую от физически дискретных (не связан­ных друг с другом) стимулов, таким образом, что мы воспринимаем, как непрерыв­ное движение.

Когда мы смотрим какой-либо отрывок из кинофильма — например, кадры, на которых изображен бегущий человек и между которыми сохраняется преемствен­ность, — изменения в положении его рук, ног и всего тела от кадра к кадру проеци­руются на один и тот же участок сетчатки, то, что изображено на кадре, сохраняет свою кажущуюся связность и структурную общность. Перцептивный результат таков, что зрительная система интерпретирует эти последовательные, связанные друг с другом изменения как движение. Напротив, череда не похожих друг на дру­га, откровенно не совместимых друг с другом кадров способна дезориентировать зрительную систему. Хотя у нее и может быть опыт восприятия последовательно­сти превращающихся друг в друга разных форм, возможность восприятия плавно­го, кажущегося движения снижается. Условия, способствующие проявлению по­добного феномена, можно создать только в лаборатории, занимающейся изучением восприятия.

Восприятие кинофильма на основании ряда дис­кретных, прерывистых изображений является результатом инерционности зри­тельной системы, а также распознавания общих отличительных признаков и по­следовательных изменений от кадра к кадру.

Автокинетическое движение. Ощутить движение можно, если, находясь в абсолютно темной комнате, сосредото­чить взгляд на светящейся точке. В этих условиях у наблюдателя нет ни простран­ственного фона, ни каких-либо фиксированных зрительных координат, с которы­ми можно было бы соотнести эту светящуюся точку. В результате единственная стационарная светящаяся точка начинает «дрейфовать», и это явление называет­ся автокинетическим движением. Как правило, светящаяся точка лишь ненамно­го отклоняется от своего положения, однако нередко совершает и весьма заметное движение. В том, что касается масштаба и направления автокинетического движе­ния, индивидуальные различия наблюдателей очень велики и на восприятие этого явления заметно влияет их социальный статус.

Предложено несколько механизмов, объясняющих возникновение автокинети­ческого движения и основанных преимущественно на роли непроизвольных дви­жений глаз. Заслуживающее внимание объяс­нение автокинетического феномена предложено Грегори. Его теория, иногда называемая теорией утомленных глазных мышц, основана на изменяющей­ся способности глазных мышц поддерживать фиксацию глаза на неподвижной све­тящейся точке. В ходе продолжительной фиксации микродвижения глаз вызыва­ют флуктуации фиксации, и в результате длительной фиксации глазные мышцы «устают». Чтобы компенсировать усталость и возрастающие усилия, необходимые для поддержания фиксации на светящейся точке, глазным мышцам требуются не­обычные командные сигналы, корригирующие командные сигналы. По своей сути эти корригирующие сигналы — то же самое, что и эфферентные сигналы, приводящие в движение глаза, совершающие следящие движения во время наблюдения за перемещающимся стимулом. Однако поскольку эти сигналы полностью лишены ка­ких-либо признаков визуального фона, они превратно толкуются как сигналы к движению глаз. Следовательно, по Грегори, причиной движения светящейся точ­ки в темноте являются не движения глаз, а корригирующие сигналы, призванные предотвратить их.

Эффект последействия движения («эффект водопада»). Пассажиру только что остановившегося поезда, до этого долго смотревшему в окно, кажется, что теперь уже неподвижный пейзаж движется вперед, и это ощущение настолько реально, словно поезд медленно катится назад. Это пример эффекта последействия движения, суть которого заключается в том, что восприятие движения может продолжаться после прекращения воздействия движущегося раздражителя.

Точно так же и неподвижная скала покажется движущейся вверх, если до этого долго смотреть на падающую воду (на водопад). Это пример особого эффекта последействия движения, описанного в 1834 г. и называемого иллюзией водопада.

Причиной этих явлений является селективная адаптация и уставание чувствительных к восприятию движения детекторов.

Вопросы для проверки усвоения материала к модулю10:

1. Охарактеризуйте детекторы движения.

2. Опишите систему «изображение-сетчатка».

3. Опишите систему «глаз-голова».

4. Что такое паттерны оптического потока?

5. Какова роль сетчаточной экспансии?

6. Охарактеризуйте пороги восприятия движения.

7. Что такое индуцированное движение?

8. На чем основан стереоэффект Пульфриха?

9. Опишите виды стробоскопического движения.

10. Каковы механизмы автокинетического движения?

11. Что мы называем «эффектом водопада»?

Проектные задания к модулю 10:

1. Проанализировать основные механизмы восприятия реального движения.

2. Обосновать эффект кажущегося движения в кинематографе.

Тесты к модулю 10:

Выбрать из предложенных вариантов правильный ответ:

1. Кажущееся движение луны за облаками -

А) автокинетический эффект

Б) индуцированное движение

В) стробоскопический эффект

2. На этом кажущемся движении основано кино:

А) автокинетическое движение

Б) индуцированное движение

В) стробоскопическое движение

3. Паттерн изменений, создаваемый движением наблюдателя, называется

А) паттерном оптического потока

Б) паттерном направления

В) паттерном движения

4. Источник информации о движении за счет увеличения сетчаточной проекции объекта – это:

А) сетчаточная диспаратность

Б) сетчаточная экспансия

В) сетчаточная диплопия

5. Основные системы восприятия реального движения –

А) проприоцептивные, экстероцептивные

Б) бинокулярное соревнование, автокинетический эффект

В) глаз-голова, изображение-сетчатка

Правильные ответы: 1Б, 2В, 3А, 4А, 5В.

Каждый правильно выбранный ответ оценивается в 1 балл, максимальное количество баллов – 5.