NAPRAVLENIYa_V_PSIKhOLOGII

Лакану принадлежит метафора зеркала: отражение в зеркале не есть ни реальный человек, ни воображаемый. Оно – символический образ нашей телесной реальности, и ребѐнок узнаѐт себя в зеркале до того, как получит сознательное представление о своей анатомии. Так и язык – зеркало, в котором в раннем детстве мы обучаемся узнавать символическую целостность мира прежде его рационального познания. Язык до пробуждения сознания навязывает нашему мышлению (в соответствии с его структурой, возможно) дихотомическое деление мира (да / нет, плохо / хорошо), временную и причинную последовательность явлений и многое другое.

Лингвистически структурированное бессознательное (существующее тысячелетиями) формирует нас. Мы не вполне понимаем его законы и вынуждены внутри языковой системы передавать свои мысли. Наше мышление – производное бесчисленных возможностей, заданных неосознаваемыми структурами (социальными, лингвистическими, мифологическими).

Трудно говорить о свободе в такой ситуации. Логические структуры языка навязывают реальность. Поэтому так приятно нам столкнуться с небывальщиной, ощутить свободу, даруемую нам нарушением условной речевой нормы посредством метаболы.

Положительный эмоциональный эффект ораторского выступления – в ощущении свободы от естественного хода вещей и здравого смысла. Мы окованы структурами изнутри, как вещество – своей кристаллической решѐткой. Поэтому мы радуемся даже иллюзорной возможности отклонения. Вместе с тем естественное чувство самосохранения не позволяет нам отклоняться далеко и надолго: это чревато хаосом и безумием. Поэтому, едва столкнувшись с языковой аномалией, с метаболой, мы бессознательно начинаем поиск еѐ соотнесения со структурой. Лишь когда нам это удаѐтся, возникает этос: мы благодарны оратору за «аттракцион», за то, что ему удалось

«пощекотать нам нервы» в условиях гарантии безопасности.

191

Теперь мы склонны больше доверять этому доброму волшебнику, всему, что он скажет.

192

ВОСЬМАЯ ТЕМА. ПСИХОЛОГИЯ КОММУНИКАЦИИ И НОРМАТИВНАЯ СТИЛИСТИКА

1.Предмет практической стилистики. Функциональные стили речи.

2.Лекифы и метаболы (основа классификации «группой

µ»).

Введение. Античное и средневековое образование предполагало обязательное изучение «тривиума» –

грамматики, диалектики и риторики (изучение поэтики

входило в изучение риторики).

Курс общей риторики включает теорию аргументации, риторическое построение и композицию, учение о риторе.

В курсе частной риторики изучаются жанровые формы словесности на примере классических образцов. Это даѐт практическое владение литературной лексикой и синтаксисом, различными способами организации фразы, фигурами речи.

ПЕРВЫЙ ВОПРОС. Предмет практической стилистики. Функциональные стили речи

Предмет практической стилистики близок к предмету частной риторики, к такому разделу еѐ, как элокуция. Предмет стилистики – это: 1) языковые стили; 2) особенности экспрессивно-эмоциональной окраски средств языка; 3) синонимия языковых средств.

Првые известные нам исследования в области стилистики принадлежат софистам. И немногое принципиально изменилось в этой науке с тех давних времѐн.

Стилистика – особая филологическая дисциплина, занимающая срединное положение между теорией литературы и языкознанием. Стилистика предлагает классификацию лексических и синтаксических явлений,

193

тропов и фразеологизмов. Стилистика изучает также способы построения из общего языкового материала индивидуализированной речи.

Стиль – система языковых средств, характерных для того или иного автора, жанра. Это способ, манера словесного выражения мыслей или поведения вообще.

(Самим словом «стиль» называли палочку для письма на вощѐных дощечках в Древней Греции и в Древнем Риме).

Стили бывают: образцовый (изучается нормативной стилистикой) и экспрессивный.

Критериями языковой нормы выступают: чистота

(московский диалект как основа русского литературного языка), краткость, ясность (слово соответствует мысли), однозначность (отсутствие двусмысленности). Учение о стилистической норме и речевом этикете стало основой риторики на протяжении веков.

Цицерон, как мы помним, говорил о трѐх стилях речи:

1)низком (задача которого – доказывать тезисы);

2)среднем (или софистическом, задача которого – радовать);

3)величавом (патетическом, задача которого – воздействовать на волю слушателей).

В XVIII в. М.В. Ломоносов также выделил три стиля («штиля») русской речи:

1)низкий (просторечие – язык бытовой беседы, дружеского письма и комедийного жанра);

2)высокий (поэтический – язык оды, прозаического произведения о важных материях), использующий церковнославянизмы и архаичное неполногласие (брег, град, млеко, златой);

3)посредственный (средний – смесь двух других стилей, язык театральных пьес).

Наряду со структурной классификацией, существует и функциональная классификация стилей:

194

1)функцию общения выполняет разговорный стиль;

2)функцию сообщения (информирования) – научный и официально-деловой;

3)функцию воздействия и эстетическую функцию – публицистический и литературно-художественный.

Функциональные стили русского языка:

Наблюдаются эффекты как нормативного использования, так и «смешения» стилей.

ВТОРОЙ ВОПРОС. Лекифы и метаболы (основы классификации «группой μ»)

«Лекифами» (само слово обозначало флакончик для благовоний) Цицерон называл риторические украшения речи, так называемые цветы красноречия, гербарий из которых столь тщательно собирала стилистика, называя их фигурами и тропами. Риторическая фигура – необычный оборот речи,

усиливающий еѐ эмоциональное воздействие. Троп – разновидность фигуры, использование слова или фразы в переносном значении.

Если софист Горгий говорил всего о трѐх фигурах, впоследствии классификаторы выделили их несколько десятков. Бельгийские учѐные объединившиеся в так

195

называемую группу μ (названную в честь буквы греческого алфавита, начальной в слове «метафора») в 60-е гг. ХХ века

всю совокупность фигур назвали метаболами – отклонениями от «нулевой ступени» языкового кода – и

обнаружили всего четыре вида метабол, объединяющих разные типы фигур:

Метаплазмы – нарушения фонетики или графики, то есть морфологические преобразования.

Примером метаплазмы может служить параномазия (обыгрывание созвучий, каламбуры): «Мы торгуем скотом [с котом]»; «Он не спит сутками [с утками]»; «Букет целебных трав в вашей пасте [ пастИ – от ―пасть‖, а не в зубной]»;

также примером метаплазмы являются неологизмы:

«ладонь-глубизна», «хвалынь» (у М. Цветаевой).

Метатаксис – нестандартные синтаксические конструкции, например:

анафора, эпифора (повтор, соответственно, начал и концов соседних фраз). Анафора в стихе Лермонтова:

Клянусь я первым днѐм творенья, Клянусь его последним днѐм, Клянусь позором преступленья И вечной правды торжеством…

Эпифора у Гоголя: «Мне бы хотелось знать, отчего я титулярный советник? Почему именно титулярный советник?»;

инверсия (перестановка слов с целью смещения смыслового акцента): «Я приду в три часа / Я приду часа в три»; асиндетон, полисиндетон (бессоюзие – «пришѐл, увидел, победил» и многосоюзие – «И мир, и плоть, и он, восставший ангел… И бьѐт меня, и потрясает, и чарует» [Спонд]); эллипсис (опущение легко подразумевающихся слов – «Мы с товарищами тут обменялись… и решили» [Горбачѐв имел в

196

виду «обменялись мнениями», впрочем, это, скорее, ошибка, чем риторический приѐм].

(использование слова в переносном значении на основании связи между двумя явлениями – между содержимым и содержащим («Я съел целую тарелку»), автором и произведением («Вчера я купил Толстого»), действием и орудием, предметом и материалом, местом и его обитателями; синекдоха – вариант метонимии, выражающий количественные отношения между явлениями («Всѐ спит – и человек, и зверь, и птица», «мне нужна только крыша над головой»);

наконец, метафора. О ней мы уже немного говорили, рассказывая и об Иларионе, и о Сократе. Метафора –

демонстрация сложного и нового через привычное и более простое.

«Группа μ» в своей «Общей риторике», вышедшей в 1970 г., утверждает, что метафора строится на реальном пересечении двух значений, на реальном, пусть и отдалѐнном, сходстве. Признак этого пересечения метафора переносит на всѐ объединение двух явлений, тем самым раздвигая границы значения, открывая новые смыслы, не всегда поддающиеся вербализации.(«Человек – мыслящий тростник» [Паскаль]; «Да это сущий тигр!» [о коте]).

«Свежая» метафора может стать укоренѐнной в языке (или «спящей»: ножки [стола], негр [писатель], ас [мастер – лѐтчик – букв. с фр. – «туз»]). Спящую метафору можно освежить: «Стол опирается на ―ножки Буша‖»

Металогизмы – нарушения «фигур мысли», то есть нарушения в экстралингвистической области («издевательство не над языком, а над логикой самой реальности). Если метасемема игнорирует логику, металогизм смеѐтся над ней: логически верное, высказывание даѐт абсурдное описание реальности.

197

Металогизмом является и аллегория (басни, например, где утрачена релевантность отношений, сохраняемая метафорой: у зверей нет судов, королей и т.п.). Значение металогизма может иметь метафора и парадокс («Это – не кот![А не = А] Это сущий тигр!»; «На столе лежал нож – без лезвия и с отломанной ручкой»).

Метафора – кажущийся пример логической категориальной ошибки. Она и истинна, и неистинна одновременно. Не обладая логическим смыслом, она заключает в себе открытый диапазон смыслов, не навязывая однозначности и даже запрещая выбор. Метафора имеет смысл за пределами логических категорий.

Примеры металогизма – гипербола и литота («дождь – как из ведра», «от горшка два вершка»); оксюморон и катахреза (оксюморон – «остроумно-глупое», соединение противоположного: «окаменелость взрыва», «Живой труп», «обжигающий лѐд»; катахреза – соединение несовместимого: «я страшно рада, что ты ужасно умный», «сколько он выдумал правды!»).

Примерами также могут служить апострофа и анаколуф. Апострофа – обращение к неодушевлѐнному или отсутствующему лицу. (Так митрополит Иларион во второй части «Слова о законе и благодати» обращается к покойному князю Владимиру, называя его крѐстным именем Василий: «Как разгорелась в тебе любовь к Христу? Как вселился в тебя разум, который выше разума земных мудрецов? Как ты возлюбил невидимого и о небесном задумался? Как искал ты Христа? Как предался ему? Поведай нам, рабам своим, поведай нам, учитель наш!». Здесь также используется риторический вопрос.

Анаколуф – разрыв логической стройности речи (используется, в частности, в «двойной коммуникации» Милтона Эриксона, применяемой как одна из техник нейролингвистического программирования (НЛП)).

198

Эвфемизм – одна из форм металогизма: замена более мягким или пристойным выражением грубого, которое легко угадывается. Реклама на радио «Эхо Москвы» ресторана «Тамерлан», где посетители сами подбирают ингредиенты кушанья: «Главная фишка – ты сам создаѐшь Рецепт того блюда, которое… ку-ша-ешь!» [«жрѐшь» подсказывается рифмой и контекстом]. Анонс радиоигры на той же радиостанции: «Дедушка Петя играл в домино, Взрослые дядьки пили вино, мамки и няньки смотрели кино, Было на мальчика им… всѐ равно! [вопреки, на сей раз, рифме угадывается «наплевать»].

Среди метабол «группа μ» называла также метаболы отправителя, получателя и контекста.

199

ДЕВЯТАЯ ТЕМА. ИСКУССТВО ПУБЛИЧНОГО ВЫСТУПЛЕНИЯ

1.Смысловая структура публичного выступления.

2.Невербальные средства общения.

ПЕРВЫЙ ВОПРОС. Смысловая структура публичного выступления

Отечественный психолог Адольф Хараш задался как-то вопросом, что именно является объектом восприятия аудитории, внимающей оратору. Сам оратор (коммуникатор)? То, что он произносит (текст)? И пришѐл к выводу, что

объектом смыслового восприятия всегда является сообщение

коммуникатора – весь комплекс его вербального и невербального поведения, разворачивающегося в аудиовизуальном поле реципиента.

Продукты восприятия сообщений (мысли, образы, перцепты) преобразуются в потребности, мотивы, цели и установки, если удаѐтся установить межличностный контакт («субъект-субъектный», а не «субъект-объектный») оратора и аудитории. Подобный контакт, где обе стороны коммуникации рассматриваются как активные субъекты, считается основой эффективности коммуникативного воздействия.

Таким образом, традиционная модель коммуникативного процесса Лассуэлла – «кто? что? кому? по какому каналу? с каким эффектом?» – была дополнена ещѐ одним вопросом – «как?» Этот вопрос связывает в неразрывное единство первые два вопроса – «кто? что?»

Процесс передачи сообщения включает в себя два процесса:

1) предъявление текста (текст – продукт

индивидуальной активности оратора, доступный отчуждению в вербальной форме, представляющий собой

200