!!Экзамен зачет 2023 год / Агарков. Избранные труды

Учение о ценных бумагах

погашения ссуды, выданной по залоговому свидетельству. Возникает вопрос, может ли он, заложив это свидетельство, установить залоговое право на товар. Ответ должен быть положительным. Однако залог товара, установленный путем залога складочного свидетельства, отделенного от залогового свидетельства, уступает по рангу залогу, установленному через передачу залогового свидетельства. Поэтому впредь до погашения ссуды, выданной по залоговому свидетельству, залоговое право лица, получившего складочное свидетельство, должно считаться вторым по рангу, даже в том случае, если во времени оно возникло раньше. Этот вывод основан на том, что до погашения ссуды по залоговому свидетельству держатель складочного свидетельства не может получить товар из склада.

Согласно ст. 83 ГК залогодатель должен быть собственником заложенного имущества. Если залогодатель заложил чужое имущество, то залогодержатель, в силу ст. 83 и 80 ГК, приобретает залоговое право при условии, что он не знал и не должен был знать об этом обстоятельстве. Недобросовестный залогодержатель не приобретает залогового права. Однако и при добросовестности с его стороны он в силу тех же статей не приобретает залогового права:

а) если документ утерян собственником, украден у него, принадлежит государственному учреждению или предприятию и был незаконно отчужден каким-либо способом;

б) если вещь, представленная документом, была утрачена собственником, похищена у него или принадлежала государственному учреждению или предприятию и была незаконно отчуждена каким-либо способом, после чего оказалась в товарном складе, на железной дороге и т.п. и на нее был выдан распорядительный документ, попавший к залогодержателю.

Таким образом, на основании ст. 83 ГК мы имеем положение, совершенно аналогичное указанному выше для случая передачи при помощи распорядительного документа права собственности.

Равным образом, если товар вышел из владения должника по документу (товарного склада, жел. дор. и т.п.), выданный на него распорядительный документ перестает служить орудием установления или (в случае варранта) передачи залогового права по тем же основаниям, которые были указаны выше в отношении приобретения права собственности. Вещно-правовые свойства распорядительного документа в отношении залогового права ограничены теми же рамками, как и в отношении права собственности, т.е. документ обладает этими свой-

411

М.М. Агарков

ствами лишь постольку, поскольку товар действительно находится в непосредственном владении должника по документу и до этого не был ни похищен у собственника, ни потерян им и не принадлежал государствен-

ному учреждению или предприятию, из владения коего выбыл каким бы то ни было незаконным способом. Распорядительный документ не может, кроме того, служить для установления залогового права на вещь, если последняя относится к числу объектов, изъятых из гражданского оборота (см. выше).

Ст. 98 ГК регулирует право залогодержателя истребовать заложенный объект от третьего лица и от собственника. Она представляет собой распространение на права залогодержателя принципа, положенного в основу ст. 60 ГК. В ней предусмотрены два случая: 1) утрата залогодержателем или похищение у него переданного ему предмета залога и 2) приобретение третьим лицом объекта залога, оставленного у собственника. В первом случае ст. 98 предоставляет залогодержателю истребовать заложенный предмет у всякого приобретателя. Во втором – право истребовать его от недобросовестного приобретателя государственному же органу от всякого приобретателя. Ст. 98 страдает неполнотой1. В частности, в ней не предусмотрен случай, когда залогодержателю передано посредственное владение вещью, находящейся в непосредственном владении третьего лица, напр., путем передачи ему распорядительного документа. При рассмотрении последнего случая следует исходить из того, что ГК, как это видно из ст. 60 и 98, защищает добросовестного приобретателя только в тех случаях, когда вещь не была украдена у собственника или утрачена им. В случае залога при помощи распорядительного документа вещь находится не у залогодержателя, а у непосредственного владельца, – должника по документу. Поэтому так же, как и в том случае, когда она оставлена у собственника (2-я часть ст. 98), она не может быть ни украдена у залогодержателя, ни потеряна им. Следовательно, добросовестный приобретатель заложенной посредством распорядительного документа вещи должен быть защищен всегда, за исключением того случая, когда залогодержателем является государственное учреждение или предприятие. Государственное учреждение или предприятие может истребовать вещь от всякого приобретателя, как недобросовестного, так и добросовестного.

1  На полноту и неясность ст. 98 ГК, хотя по другому поводу, правильно указывает В.Д. Давидович в: Комментарий к ГК под редакцией проф. Малицкого. 2-е изд. С. 104–105.

412

Учение о ценных бумагах

Указатель цитированных в книге узаконений правительств

СССР и РСФСР

1.Положение о товарных и фондовых биржах и фондовых отделах при товарных биржах. Пост. ЦИК и СНК СССР 2 октября 1925 г. // СЗ. 1925. № 69. Ст. 51.

2.Положение о морской перевозке. Пост. ЦИК и СНК СССР 28 мая 1926 г. // СЗ. 1926. № 39. Ст. 284.

3.Положение о Государственных Трудовых Сберегательных Кассах. Пост. ЦИК и СНК СССР 27 ноября 1925 г. // СЗ. 1925. № 81. Ст. 612.

4.Положение о кооперативном кредите. Пост. ЦИК и СНК СССР

18 января 1927 г. // СЗ. 1927. № 4. Ст. 44.

5.Постановление ЦИК и СНК СССР 4 сентября 1925 г. о документах, выдаваемых товарными складами в приеме товаров на хранение // СЗ. 1925. № 60. Ст. 445.

6.Постановление ЦИК и СНК СССР 27 июня 1923 г. о переуступке прав по накладным // Вест. ЦИК, СНК и СТО. 1923. № 3. Ст. 60.

7.Постановление СНК СССР 4 ноября 1924 г. о переуступке прав по накладным // СЗ. 1925. № 1. Ст. 10.

8.Постановление ЦИК и СНК СССР 3 декабря 1926 г. о регулировании ввоза, вывоза и пересылки за границу и из-за границы иностранных акций и облигаций // СЗ. 1926. № 77. Ст. 618.

9.Постановление ЦИК и СНК СССР 16 января 1925 г. о выгодоприобретателях по договорам личного страхования и их правах // СЗ. 1925. № 4. Ст. 43.

10.Постановление ЦИК и СНК СССР 16 января 1925 г. о правах добровольных приобретателей ценных бумаг на предъявителя и банковых билетов // СЗ. 1925. № 4. Ст. 42.

11.Постановление СТО СССР 24 февраля 1924 г. о воспрещении выпуска денежных суррогатов // Вест. ЦИК, СНК и СТО. 1924. № 3. Ст. 103.

12.Гражданский Кодекс (ГК).

13.Гражданский Процессуальный Кодекс (ГПК).

14.Кодекс законов о браке, семье и опеке РСФСР.

15.Положение о государственном нотариате РСФСР. Пост. ВЦИК

иСНК РСФСР 4 октября 1926 г. // СУ. 1926. № 74. Ст. 576.

16.Положение о векселях. Пост. ЦИК и СНК РСФСР 20 марта 1922 г. // СУ. 1922. № 25. Ст. 285.

413

Проф. М.М. Агарков. Учение о ценных бумагах. Финансовое издательство НКФ СССР. Москва.

1927 г.

Книга проф. Агаркова, входящая в серию «Труды Финансово-Право- вой Секции Института Экономических Исследований при НКФ СССР»

является чрезвычайно ценной работой и, в частности, представляет большой интерес для банковых деятелей, которым постоянно приходится иметь дело с различными видами ценных бумаг.

Вопрос о необходимости рассматривать учение о ценных бумагах как самостоятельную проблему осознан в теории меньше полустолетия тому назад. Объясняется это тем, конечно, что хозяйственное значение ценных бумаг в торговом обороте необычайно возросло лишь за последнее время.

Взаконодательстве идея обобщенного регулирования института ценных бумаг только начинает пробивать себе дорогу, и попытки

вэтом направлении находятся еще большею частью в стадии проектов.

Втеории мы наблюдаем по этому вопросу почти полный разброд мнений; только в немецкой литературе сложились более или менее установившиеся взгляды.

Проф. Агарков дает исчерпывающее и при всей его сжатости весьма точное изложение наиболее ценных теорий не только немецких, но также французских и итальянских авторов, отмечая попутно взгляды на соответствующие вопросы англо-американской литературы, до сих пор самостоятельно не трактовавшей эту проблему. Вместе с тем автор дает несомненно правильную в общем оценку достоинств и недостатков излагаемых теорий. В этом отношении следует признать особенно ценными превосходно формулированные критические замечания

на теорию проф. Я к о б и о «видимости права» как основе нормирования ценных бумаг.

На фоне этих учений проф. Агарков выдвигает и свою самостоятельную точку зрения на основную проблему теории ценных бумаг.

415

А. Вормс

Он полагает, что главные особенности постановлений о ценных бумагах обусловливаются и объясняются идеей целесообразного р а с - п р е д е л е н и я р и с к о в, связанных с обращением ценных бумаг (их эмиссией, передачей, утратой и т.д.).

Мы готовы согласиться, что эта точка зрения действительно способна дать ключ к объяснению нормировки большинства проблем, возникающих в связи с обращением ценных бумаг. Однако указанная теория настолько широка и обща, что она находит себе применение не только в отношении ценных бумаг, но и в отношении ряда других институтов, как-то – обращения товаров, возмещения вреда и т.д. Благодаря этому теория «распределения рисков» способна объяснить многие тенденции в пределах рассматриваемой группы отношений, но едва ли пригодна для отчетливого выявления отличительных, характерных особенностей отдельных институтов, входящих в состав этой группы отношений.

Говоря иначе, выдвигаемая проф. Агарковым точка зрения может быть принята даже в том случае, если бы оказалось, что четко отграниченной и единой категории «ценных бумаг» нельзя конструировать.

В отличие от автора и от значительной части немецкой литературы мы полагаем, что теоретическая категория «ценных бумаг» охватывает разнородные элементы и что почти ни одно практически важное положение не может быть применимо ко всей этой области в целом. Вместе с тем все попытки четко отграничить эту область от смежных институтов пока не привели к вполне удовлетворительным результатам.

Самое определение ценных бумаг как документов, п р е д ъ я в - л е н и е коих н е о б х о д и м о для осуществления выраженных

вних прав, но которое само по себе часто еще недостаточно, является почти общепринятым, и, тем не менее, оно довольно спорно. Напр., именная акция, т.е. бумага, обладающая «публичной достоверностью» и по классификации самого автора относящаяся к ценным бумагам,

всобственном смысле слова должна предъявляться для осуществления одних прав, – напр., для передачи ее другому лицу, но не должна предъявляться, напр., для осуществления права на участие в общем собрании акционеров. Затем между ценными бумагами массовых эмиссий, выпускаемыми на предъявителя и часто определяемыми в обороте только родовыми признаками, и именными коносаментами столько различий, что почти ни одно постановление о их возникновении, о их передаче, об осуществлении прав на них или о их утрате неприменимо к такому коносаменту. С другой стороны, между именным чеком

416

Рецензия

ичеком, выписанным на предъявителя, нет существенных юридических различий. В частности, индоссамент, по крайней мере, в его гарантийной функции, характерен и для чека на предъявителя.

Но, конечно, краткая рецензия – не место для обсуждения самых основ учения о ценных бумагах как самостоятельной юридической категории. Если же мы станем, как и следует, на принципиальную почву, на которой стоит автор, то мы должны будем признать, что все его суждения представляются вполне последовательными и более четкими даже, чем у большинства других сторонников этого взгляда. Вместе с тем автор в угоду своим общим теоретическим предпосылкам никогда не отступает от правильного истолкования конкретных постановлений положительного права. Автор признает, напр., что даже ордерные бумаги нельзя все регулировать однообразно (стр. 112). Но вместе с тем эта осторожность позволяет автору давать неизменно правильное освещение и значительно углублять частные проблемы как в области теории отдельных видов ценных бумаг, так и в отношении истолкования конкретных постановлений положительного права. В качестве особенно удачных в этом отношении мест его книги можно указать его соображения о значении абстрактного характера ценных бумаг и, в связи с этим, о возражениях против векселя (стр. 34

и70); затем его объяснение природы залоговых квитанций на предъявителя, выдаваемых советскими банками при закладе ценных бумаг (стр. 84); весьма интересные пояснения природы распорядительных ценных бумаг (стр. 152 и сл.) и др.

Мы не можем согласиться лишь с очень немногими из частных указаний автора. Остановимся на следующих из них.

Опровергая учение Талера, возникшее на почве истолкования ордерных бумаг, автор сводит его к теории Виванте, созданной в первую очередь для объяснения бумаг на предъявителя. Автор же утверждает, что и по мнению Талера выдача ценной бумаги распадается на две части: во-первых, на договорное волеизъявление в отношении первого приобретателя и, во-вторых, на одностороннее волеизъявление в отношении последующих приобретателей ценной бумаги. Однако, для ордерных бумаг по крайней мере, несомненно, дело сводится к одному единому договорному волеизъявлению, лишь осложненному включением в него условия о допустимости передачи кредитором своих прав другим лицам не только путем цессии, но и посредством делегации. Никакого предварительного акцепта будущих приобретателей ордерной бумаги, напр., последующих векселедержателей, нет нужды пред-

417

А. Вормс

полагать. Не фиксируется же такой антиципированный акцепт контрагента даже в случае предоставления поверенному права передоверия – в отношении субмандатариев.

Совершенно неудачным кажется нам сравнение акта составления ценной бумаги (еще не выпущенной) с актом создания литературного или художественного произведения, на которое у его автора возникает авторское право независимо от его намерений (стр. 95–96). При помощи этого сравнения проф. Агарков хочет пояснить природу действий, не являющихся ни сделками, ни юридически безразличными действиями. Но составление ценной бумаги совершается только в целях ее выпуска, по привхождении которого оно становится законченной юридической сделкой. Творчество автора представляется с а м о д о в л е ю щ и м актом (самоцелью), по отношению к которому юридические последствия привходят без совершения каких-либо новых действий, в качестве элемента иного совершенно порядка. Напротив, создание ценной бумаги есть лишь первый необходимый шаг в направлении к ее выпуску; оно составляет один из элементов полного состава эмиссии, то, что немецкая теория называет Teiltatbestand, вроде составления завещания, которое получит силу лишь со смертью завещателя. Во всяком случае, между сравниваемыми автором действиями мы не видим никакого сходства.

Можно было бы отметить еще несколько мест, вызывающих у читателя сомнения, напр., утверждение, что иск чекоприобретателя к чекодателю никогда не основывается на самом чеке, между тем иск из неоплаченного чека к чекодателю известен многим законодательствам и допускается даже у нас, несмотря на отсутствие чекового закона (см. п. 11, прот. № 8 Разъяс. Пленума Верхсуда от 19/IV 1927 г. «Суд. Практика», № 8, стр. 3).

Но все эти сомнения имеют, однако, второстепенное значение и не умаляют крупных теоретических достоинств книги проф. Агаркова, совершенно необходимой для правильного понимания природы отдельных типов ценных бумаг.

А. Вормс

Печатается по: Кредит и хозяйство. 1928. № 1

Л.А. Лунц – «Деньги и денежные обязательства», стр. 131. Юридическое исследование. Проф. М.М. Агарков – «Учение о ценных бумагах». Издательство НКФ СССР.

Москва, 1927 г., стр. 166.

Институт экономических исследований НКФ СССР.

Труды финансово-правовой секции под редакцией проф. М.М. Агаркова и проф. В.Ю. Вольфа

Хотя научная организация, под флагом которой вышли в свет рецензируемые работы, именуемые финансово-правовой секцией, труды ее, однако если судить по напечатанным и готовящимся к печати работам, относятся совсем не к отраслям финансового права. Но дело не в названии организации, а в том, что ее продукция охватывает довольно большое число проблем хозяйственного права, что она уже представляет довольно большую печатную массу, а это в совокупности обязывает так или иначе отзываться на появление этой продукции.

Перед нами две работы, трактующие о двух очень тесно связанных между собой социальных явлениях, но представления о связи этих явлений читатель из данных работ не получит. Многое здесь не связано. Ниже мы посмотрим, как каждый из авторов увязывает отдельные моменты в рамках своей темы; сейчас же нам кажется необходимо поставить вопрос об общем, что должно бы связывать как две рецензируемые работы, так и всю серию работ, предпринятых и осуществляемых организацией: это общее – теоретическая установка – метод. Без общности в этом отношении немыслима организация, объединяющая нескольких научных работников, без нее это будет механический конгломерат случайно собравшихся лиц по механическому признаку (скажем, по месту службы). Некоторая общность в рецензируемых работах действительно есть. Во-первых, с внешней стороны читателя поражает чрезвычайное богатство цитат, ссылок, цифр, законов, – словом,

419

Марков

документирование по сравнению с собственными мыслями авторов занимает непропорционально много места, получается впечатление, что читаешь библиографический справочник.

Во-вторых, по части установки обоих авторов объединяет элиминирование от общих принципиальных неюридических предпосылок, фиксация внимания исключительно на юридической стороне; но это им обоим не удается, так как нельзя же удержаться в рамках рассуждений de lege lata. Внеюридические предпосылки привносятся от случая к случаю, причем в понимании, прямо противоположном марксистскому.

Перейдем, однако, к конкретному разбору этих трудов.

Наша денежная реформа дала базу для массы новых мыслей в экономической литературе, имеющей не только национальное, но мировое значение; оригинальность этих мыслей определяется своеобразием нашей хозяйственной обстановки. Это обстоятельство обязывает всякого нового исследователя вопроса о деньгах к конкретности, к установлению конкретной связи с фактами советской экономики.

Работа Л у н ц а оригинальна как раз элиминированием от конкретности. В предисловии к одной из книг о деньгах Трахтенберг в 1926 г. насчитывает около десяти тысяч работ о деньгах. Книга Лунца, как это видно по ее дате, в эту статистику не вошла, поэтому род ее оригинальности придется определять нам. Известно, что упомянутые десять тысяч работ о деньгах далеко не все оригинальны: они делятся на четыре крупные группы: а) номиналистическая теория, б) количественная, в) трудовая (стоимостная), г) субъективно-психологическая. Конечно, у каждой теории есть ветви и ответвления. Нам здесь важно установить лишь то, что и все так называемые юридические реформы денег так или иначе примыкают к какой-нибудь экономической теории, и значимость этих юридических теорий определяется значимостью экономических теорий, к которым они примыкают.

Это обстоятельство как будто признает и автор (введение, стр. 4). На первой же странице первой главы он так обрисовывает свой взгляд на экономическую сущность денег: «Функция всеобщего орудия обмена сообщается деньгам в силу доверия к ним участников гражданского оборота, в силу уверенности каждого из них, что денежный знак будет о х о т н о принят в обмен на товар другим лицом, что этот знак дает фактическую возможность свободного выбора хозяйственных благ. Если покупательная способность денег основана на доверии к ним со стороны гражданского оборота, то на т о м ж е о с н о - в а н а и с т е п е н ь э т о й п о к у п а т е л ь н о й с п о с о б -

420