Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

1 ЖУРНАЛИСТИКА 1855 - 1870

.pdf
Скачиваний:
94
Добавлен:
10.02.2015
Размер:
1.26 Mб
Скачать

Успеху газеты в значительной степени способствовало основание в 1866 г. первого информационного агентства печати в России — Русского телеграфного агентства (РТА), одним из учредителей которого являлся Краевский. В 1872 г. он создает Международное телеграфное агентство, ставшее монополистом в обеспечении русской прессы информацией. Самые свежие новости появлялись прежде всего в «Голосе», а затем уже расходились по другим газетам. Намеренно задерживая иногда телеграммы для других газет, Краевский таким образом поднимал розничную цену своей газеты, первой сообщавшей важные новости.

Краевский к началу издания «Голоса» был уже состоятельным человеком: за 10-летнее руководство «Санкт-Петербургскими ведомостями» он сумел получить солидный доход, что помогало ему не только поддерживать «на плаву» «Отечественные записки», но и заложить основу будущему предприятию. Получаемая в первые годы (1863-1865) правительственная субсидия была ненадежным источником. Поэтому, имея за плечами опыт издания «Санкт-Петербургских ведомостей», Краевский со знанием дела начинает энергично укреплять газету, делать ее конкурентоспособной. Он первым в газете ввел «понедельничные» номера (до него газеты после праздничных дней не выходили), отдел «За и против», где авторы могли публиковать полемические заметки но 60 копеек за строку. Одной из самых доходных статей стала реклама. В «Голосе» впервые был применен прием помещения рекламы на первой полосе в открытие номера за двойную цену, рекламодателям самим было предоставлено право выбирать шрифты и типографские украшения за дополнительную плату. Краевский ввел много новшеств для повышения эффективности работы редакции и влияния газеты. В.П. Буренин отмечал его умение делать деньги: «Он у нас первым явился настоящим журнальным ан-феиренером». А. В. Старчевский писал, что Краевский родился ре-

дактором и «в этом отношении не имел себе равного». «Биржевые ведомости» отмечали в числе главных заслуг Краевского то, что под его руководством родилась политическая газета, что он создал политическое направление.

Со временем обновлялся состав редакции. С 1863 но 1874 г. один из наиболее популярных жанров в то время — воскресный фельетон вел в «Голосе» Л. К. Панютин, выступавший под псевдонимом Нил Ад-мирари в отделе «Вседневная жизнь», где публиковал свои «социальные тины», которые были обозначены в самом названии его фельетонов: «Человек-тряпка», «Золотая молодежь», «Бедные макары русской литературы». Летом 1874 г. Панютин тяжело заболел, и на его место В. А. Бильбасов пригласил молодого журналиста Г. К. Гра-довского (однофамильца проф. А. Д. Градовского), с которым был знаком по совместной работе в газете «Киевлянин» в конце 1860-х годов. Его сотрудничество в «Голосе» оказалось очень удачным. По предложению Бильбасова характер фельетона был изменен. Теперь он должен был стать «популярным подспорьем общему направлению газеты и статьям по важнейшим вопросам общественной и политической жизни». С декабря 1875 г. он также стал вести новую субботнюю рубрику «Жизнь и закон», в которой выступал с комментариями судебных процессов, разнообразных случаев из провинциальной жизни, связанных с нарушениями закона. Политические взгляды Г. К. Градовского не выходили за рамки либерального стремления к обеспечению прав личности, свободы печати и вероисповедания. В апреле 1878 г. он выступил со ставшим сенсацией материалом о процессе Веры Засулич. Градовский восторженно встретил оправдательный приговор террористки, выразив надежду, что это дело — «тот кризис, тот перелом, которые так обычны в тяжких болезнях, это та желанная, хоть и тяжелая минута, с которой начинается выздоровление общества». «Московские ведомости» назвали фельетон Градовского «апофеозом Веры Засулич», а сам автор получил такую репутацию в глазах властей, что редакция вынуждена была впредь помещать его статьи без подписи во избежание придирок цензуры. Реакция властей на публикацию была незамедлительной. На следующий день без обычного в таких случаях предварительного рассмотрения дела в низших цензурных инстанциях газете было объявлено предостережение.

Война 1877-1878 гг. с Турцией отодвинула на второй план проблемы внутренней жизни России и стала одной из ведущих тем на страницах «Голоса». Эта война стала первой относительно широко освещавшейся русской прессой. Возник новый тип журналиста —

военный корреспондент. Летом 1877 г. «Голос» имел двух специальных корреспондентов в Малой Азии и грех в Румынии. В октябре 1877 г., когда главнокомандующий Дунайской армией Великий князь Николай Николаевич, раздраженный газетчиками, выслал из Болгарии всех корреспондентов «Голоса», исключение было сделано лишь для Г. К. Градовского.

Во второй половине XIX в. сотрудничество женщин в изданиях было редкостью; далеко не все издания признавали это нормой. «Голос» в этом смысле был значительно прогрессивнее других. На его страницах со статьями о политических событиях на Востоке выступала Н. В. Каирова, которая была корреспондентом газеты с Балканского полуострова, из Вены и Берлина во время константинопольской конференции 1877 г., с критическими, педагогическими статьями выступали М. К. Цебрикова, 3. А. Агренева.

За двадцатилетний период своего существования «Голос» претерпел определенную эволюцию, которая явилась отражением процессов, происходивших во внутренней и внешней политике России. По существу, путь, который проделала газета с 60-х до начала 80-х годов, — от безусловной поддержки правительства к оппозиции — свидетельствует о разочарованиях в среде либералов в реформаторском потенциале самодержавия и поиске новых решений. Газета, созданная реформой и служившая реформе в разработке мер путем гласного обсуждения, информирования общества в «положительном духе», создавала благоприятное общественное мнение, ратовала за соблюдение прав личности и правового порядка. Ход реформ в 70-е годы, когда их движение затормозилось, и в 80-е, когда они обернулись контрреформами, «движением вспять», не мог удовлетворить либеральную часть общества. К началу 1880-х годов «Голос» проделал типичную для русского либерализма эволюцию но отношению к самодержавию, уже не рассматривая его как единственную преобразующую силу общества. Критические высказывания газеты по разным поводам были замечены цензором Н. Е. Лебедевым и позволили ему сделать вывод о том, что «Голос» «недоволен настоящим политическим строем государства и хотя не высказывается категорически, но желает изменения его в другую сторону, при которой личность каждого была бы более обеспечена и участие общества в политических делах было допущено».

Одной из центральных тем с первых дней существования «Голоса» стала защита гласности и свободы слова. Уже 2 февраля 1863 г. под заголовком «Петербургские заметки» нубликуется статья в защиту

гласности, о ее пользе для общества. С марта периодически ведется рубрика «Обозрение газет и журналов».

Большое число публикаций о положении печати появилось в «Голосе» накануне и после издания закона 6 апреля 1865 г. Доказывая необходимость предоставить свободу слова, газета обращает внимание на законы о книгопечатании в других странах, особенно во Франции. За освобождение от предварительной цензуры «Голос» выражал «почтительную благодарность» правительству, которое сделало этот шаг добровольно, в отличие от западных стран, где «независимость прессы... была плодом народного напора на власть». Газета отмечала, что освобождение печати не представляет никакой опасности, так как между правительством и обществом существует взаимное доверие. Несмотря на все несовершенство закона его положения признавались значительным событием.

Однако наряду с достоинствами нового закона были замечены его несовершенства и скрытая для изданий опасность в системе предостережений. Первые предостережения, объявленные изданиям после введения нового закона, были встречены в печати общим недоумением и недовольством. «Голос» в 1865 г. опубликовал по этому поводу ряд статей, посвященных французской системе предостережений. В статье «Перемена в положении французской печати» газета писала: «Предупреждение — это господство произвола одного министра и нарушение прав судебной власти». Еще более резко она высказалась в статье «По поводу последних административных мер во Франции относительно печати»: «Это право жизни и смерти над журналом, право бесконтрольное, ничем не ограниченное, право в три дня, без всякого суда, лишить человека его собственности!» Либеральная пресса, ценя превыше всего законность, предлагала отказаться от системы административных предостережений и передать дело о проступках печати в ведение суда.

Убеждая правительство в необходимости предоставить большую свободу, газета видит в ней непременное условие успешного развития правительственных реформ, «которых ожидала бы бог знает какая участь без гласной поддержки печатного слова». При этом газета отрицает какую-либо оппозицию в лице печати. Свобода слова для «Голоса» — это не оружие против власти, а могучая союзная сила правительства, призванная укрепить существующий самодержавный строй. Выступления «Голоса» против административных мер за судебное преследование предполагали свободу от цензуры, расширение круга тех прав, которые были предоставлены печати «Временными правилами» 6 апреля. Это, но мнению газеты, должно было

привести к падению влияния революционных теорий. Свобода печати, таким образом, объявлялась средством спасения общества от нигилизма.

Выступления «Голоса» в защиту нрав печати показывают, насколько последовательной и взвешенной была его позиция по этому вопросу. В соответствии с общим умеренно-либеральным направлением газеты заявлялось и ее отношение к проводимым правительством преобразованиям в области печати.

Вусловиях усиливавшейся реакции газете все труднее становилось выражать независимое мнение. Стремление к независимости суждений часто навлекало на газету санкции цензуры. Газета Краевского была лидером по числу полученных административных взысканий. В течение первых пятнадцати лет издания «Голос» получил одиннадцать предостережений. С 1866 по 1879 г. он подвергался четырем приостановкам в общем на 13 месяцев. С 1870 но 1879 г. его четырнадцать раз лишали права розничной продажи (закон 1868 г. о лишении права розничной продажи начал действовать лишь с 1870 г.). Временные приостановки газеты были особенно болезненны для Краевского. В 1872 г., когда издание вновь было приостановлено на 4 месяца, он даже решает продать газету. Однако сделка тогда не состоялась. Когда в 1879 г. выход «Голоса» в очередной раз был приостановлен уже на 5 месяцев, Краевский вынужден был искать заступничества на самом высоком уровне. Благодаря вмешательству наследника престола газета после почти пяти месяцев молчания вышла раньше установленного срока. На досрочное возобновление «Голоса» очень негативно отреагировал К. П. Победоносцев. В письме к будущему наследнику престола Александру III он писал: «Внезапное разрешение газеты „Голос", ранее срока от положенного на нее запрещения, произвело на меня тяжелое впечатление. <...> Ваше высочество! Знаете ли Вы, за кого Вы заступились! Ведь это люди без чести, без убеждения, продажные проповедники чего угодно. Из пб. газет ни одна не внушает уважения, но самая презренная из них

исамая вредная — „Голос"». Впоследствии Александр III не забыл этого случая, и в 1881 г., когда после очередной приостановки Краевский обратился с прошением о возобновлении газеты, он написал: «К сожалению, я был так наивен, что раз ходатайствовал о помиловании Краевского, и хорошо же он ответил!»

Одной из главных тем публицистики «Голоса» в конце 1880 г. являлась судьба законодательства о печати, чем занималось особое совещание во главе с П. А. Валуевым. По поводу перспектив нового закона о печати, подготовка которого велась в конце

1880 — начале 1881 г..

редакция высказывалась довольно пессимистично. «Сомневаемся, — писал в передовой статье А. Д. Градовский, — чтобы большая доля свободы, предоставленной печати, при малом развитии чувств терпимое i и и законности в других отношениях, могла уцелеть долго».

Новый закон 1882 г. редакция «Голоса» оценила резко отрицательно, заметив, что он не был вызван никакой необходимостью: «По чрезвычайным правам предоставляемым администрации, можно бы подумай,, что печать наша совершает дела необыкновенной смелости. На деле же она едва влачит свое существование». Автор предрек русской прессе вступление в «критический момент своего существования». Последовавшие за этим действия цензурных органов в отношении к «Голосу» подтвердили правоту выводов автора.

Эволюция позиций газеты отражалась в освещении и многих других тем. В конце 60-х — начале 70-х годов, когда оживились попытки консервативных кругов подвергнуть реформы пересмотру, политические позиции газеты были весьма умеренными. В публикациях обосновывалось будущее устройство государства, в котором сохранится неограниченное самодержавие в сочетании с широким местным самоуправлением, свободой печати и обеспечением прав личности. Эти принципы лежали в основе крестьянской, земской, судебной и городской реформ. Военная реформа, построенная на началах всесословности, также встретила поддержку со стороны газеты, выступившей с одобрением мероприятий, проводимых военным министром Д. А. Милютиным. Газета сыграла важную роль в полемике вокруг проекта всеобщей воинской повинности, создав для планов Милютина необходимый общественный фон. Редакция постоянно выступала и за введение общественного подоходного нало-i а. и за упразднение существующей паспортной системы.

Вначале 1870-х годов, когда стали проявляться тенденции к возрождению духа сословности и к усилению контроля над

обществом, авторы «Голоса» выступили против проекта административно-полицейской реформы 1870 г., негативно восприняли упразднение института мировых посредников в 1874 г. Особенно непримиримой была позиция газеты против деятельности преемника А. В. Головнина на посту министра просвещения Д. А. Толстого, школьная реформа которого стала символом реакции и вызвала полемику в периодической печати. Во взглядах на систему образования Краевский всегда был сторонником демократизации, доступности обучения. Эти идеи он отстаивал в развернувшейся полемике с «Московскими ведомостями» Каткова вокруг реального и классического образования. Сторонником этих идей был и А. В. Головнин, стремившийся к распростране-

нию просвещения среди народа и считавший, что «будущее школы есть будущность России». Краевский был убежденным сторонником бесплатного образования, он говорил, что школа должна «давать, а не продавать образование».

К середине 70-х годов мажорный тон публикаций газеты уступил место ноткам уныния и сетования на застой в реформах. Вторая половина 70-х годов усилила оппозиционный тон газеты. Это было связано с действиями правительства в условиях Восточного кризиса, русско-турецкой войны и последовавшего за ней общественного подъема и правительственного кризиса в России.

По окончании войны одной из главных тем публицистики «Голоса» стала проблема растущего революционного движения. Авторам приходилось вести постоянную полемику на два фронта: против революционных идей и против реакции, которую Краевский считал стимулятором радикальных идей. Газета призывала правительство вести беспощадную борьбу с террористами и в то же время напоминала о невозможности добиться успокоения страны одними репрессиями.

В начале 1880-х годов, во время недолгого правления либерально настроенного М. Т. Лорис-Меликова, возродились некоторые надежды на продолжение реформы. В поисках поддержки в обществе своей деятельности Лорис-Меликов сближается с редакцией «Голоса»; более того, в лице проф. А. Д. Градовского он приобрел консультанта. Статьи Градовского в сентябре 1880 г. о необходимости реформы высших органов государственного управления, включавшей в себя упразднение Комитета министров, увеличение прав Сената но контролю за законностью в действиях ведомств и т.д., появились в газете неспроста и были предназначены прежде всего для Лорис-Меликова. Предлагая подробные планы, газета надеялась с помощью общественного мнения побудить нравительство к более решительным преобразованиям. «Голос» в это время фактически становится официозом Лорис-Меликова, поддерживая и пропагандируя новый курс правительства. И даже после убийства народовольцами Александра II газета сохраняла веру в продолжение реформ, заявленных Лорис-Меликовым в последние месяцы царствования Александра II. Однако с приходом к власти в министерство внутренних дел Н. П. Игнатьева, после неудачных попыток редакции найти с ним общий язык газета оказалась неспособной перестроиться на антилиберальный курс Игнатьева, и уже в июле 1881 г. после трех предостережений выход «Голоса» был приостановлен на 6 месяцев. По возобновлении выхода он встал в непри-

крытую оппозицию к правительству. Фактически судьба газеты была предрешена после назначения в мае 1882 г. министром внутренних дел давнего недруга Краевского Д. А. Толстого.

После последней 6-месячной приостановки в 1883 г. газета в соответствии с новыми «Временными правилами о печати» 1882 г. должна была подчиниться предварительной цензуре. 7 февраля 1884 г. с разрешения предварительной цензуры Краевскии выпустил один номер газеты для сохранения за собой нрава на издание, как это предписано цензурным законодательством. Однако единственный номер газеты не был признан в цензурном ведомстве как периодическое издание, и газета была окончательно закрыта «вследствие невыхода ее в течение года». Прекращение газеты является глубоко символичным: появившись в эпоху реформ и во главу угла поставивший помощь в проведении реформ, «Голос» не смог существовать в условиях контрреформ и, несмотря на гибкость тактических установок руководства, не отказался от однажды избранного либерального направления.

Многие современники упрекали Краевского в отсутствии убеждений, говоря о неопределенной позиции «Голоса» или вменяя ему в вину близость к правительственным кругам. Однако вся история «Голоса», напротив, свидетельствует о последовательно проводившейся линии редактора, которая выражалась в обсуждении проводимых в стране буржуазно-либеральных преобразований и в постоянной поддержке газетой заявленного курса реформ.

А. А. Краевскии сумел совместить в своей издательской деятельности лучшие литературные традиции периодической печати с коммерцией, получением дохода от журнального дела. Это был новый тип литературного предпринимателя, рожденного временем, в котором переплелись верность традициям с пониманием новой организации дела, дань уважения к талантливым современникам с жестким требованием выполнения обязательств в срок. Политический обозреватель «Голоса» М. Загуляев писал: «Упрекали Краевского за то, что он смотрел на сотрудников как на рабочих, обязанных в известный срок поставить известное число работы но точно заданным указаниям. Упреки были по части справедливы, но этот род интеллектуальной дисциплины формировал серьезных публицистов, уважающих свои занятия и своих читателей».

Несомненной заслугой Краевского является то, что он создал школу руководства изданием, которую прошли В. Г. Белинский, Н. А. Некрасов и другие его сотрудники. Ему удалось сформировать литературный, издательский, читательский круг своих изданий. И за

всем этим — черновая повседневная работа. Краевский имел полное право сказать, что «его внутренняя биография заключается в тех миллионах листов, которые он проредактировал и издал в течение 50 лет» и которые позволяют его называть руководителем общественного мнения в России в течение полувека.

§ 14. И. С. Аксаков — редактор и публицист

Последний из ярких деятелей славянофильства, И. С. Аксаков дебютировал как публицист и редактор в 1852 г. выпуском «Московского сборника». Позже, когда с 1856 г. его друзья стали выпускать журнал «Русская беседа», И. Аксаков был далеко от Москвы. Во время Крымской войны он вступил в московское ополчение, позднее служил в комиссии но расследованию злоупотреблений интендантов и путешествовал по Европе.

К журналистским занятиям И. Аксаков вернулся после того, как в 1857 г., посетив Лондон, он встретился с А. И. Герценом. Как вспоминал сам Герцен, они «очень сошлись». И. Аксаков стал

его тайным корреспондентом, и несколько лет они поддерживали переписку. В 1858 г. Герцен напечатал в «Полярной звезде» сатиру И. Аксакова «Судебные сцены, или Присутственный день уголовной

палаты». Это была первая публикация славянофилов в герценовских изданиях. После этого в Вольной русской типографии увидело свет свыше тридцати статей и заметок И. Аксакова, подписанных псевдонимом Касьянов, а также его стихи, стихи Хомякова и произведения других славянофилов.

Вернувшись в Москву, И. Аксаков окунулся в журнальную жизнь. С начала 1858 г. он вел контору «Сельского благоустройства», а с августа того же года стал неофициальным редактором «Русской беседы». Вскоре он добился снятия запрета на редакторскую деятельность, наложенного на него пять лет назад. По предложению директора азиатского департамента Министерства иностранных дел Е. П. Ковалевского И. Аксаков стал готовить выпуск собственной еженедельной газеты «Парус». В объявлении об издании новой газеты И. Аксаков писал, что она, «будучи вполне отдельным и самостоятельным изданием, принадлежит к одному направлению с „Русской беседой"».

Шестнадцатистраничной газете, по мысли ее редактора, надлежало «разрабатывать вопросы современной русской действительности». Здесь должны были быть не ученые статьи, а, скорее, письма и известия из российских губерний и славянских земель. Обращаясь к своему венскому корреспонденту протоиерею Михаилу Раевскому,

И. Аксаков просил для газеты живых и горячих писем. «Можно писать их и из Вены. — добавлял он, — помечая то Бухарестом, то Белградом и г. д.». К участию в «Парусе» И. Аксаков ГОТОВИЛСЯ привлечь и сотрудников герценовского «Колокола».

11ервый номер «Паруса», увидевший свет 3 января 1859 г., открывала передовая И. Аксакова, посвященная свободе слова. «Неужели не пришла нора быть искренним и правдивым? — спрашивал он. — Разве не довольно мы лгали? Что довольно — изолгались совсем». В следующем номере И. Аксаков выступил со страстным призывом к уничтожению крепостного права. Здесь же была помещена статья Погодина «Прошедший год в русской истории». В едком, памфлетном духе автор рассуждал о деятельности европейских стран и Турции на международной арене и об уроках, преподанных России Крымской войной. Уже через три дня после выхода этого номера «Паруса» пришло распоряжение о его закрытии.

За газету И. Аксакова стал хлопотать Е. П. Ковалевский, который рассчитывал на нее как на орган, противостоящий влиянию Австрии в славянском вопросе. Он представил свои соображения Александру II, который дал согласие возобновить газету с новым названием и с новым редактором. Не без намека на предшественницу ее хотели назвать «Пароход». Номинальным редактором «Парохода» был заявлен Ф. В. Чижов, фактически же ее издателем и руководителем оставался И. Аксаков. Однако когда после обсуждения программы издания на заседании совета министров издателю предложили исключить из нее «всякое вмешательство в современную политику» и сменить название газеты, И. Аксаков вовсе отказался от ее выпуска.

Вначале 1861 г. И. Аксаков начал хлопоты об издании газеты и нового журнала «с политическим обозрением». И. Аксаков, которого снова поддержал Е. П. Ковалевский, аргументировал свою позицию тем, что распространение такого издания в славянских землях соответствует интересам правительства. Ему позволили издавать только периодический сборник. Но И. Аксаков нуждался в более оперативном и массовом издании. Он снова подал прошение, и газета была разрешена, но без политического отдела и с предписанием московской цензуре иметь за ней особое наблюдение.

«День», как назвал газету И. Аксаков, начал выходить с 15 октября 1861 г. по субботам, объемом 16-20, изредка и более страниц. Почти каждый номер открывался передовой, имевшей вместо заглавия, как это было принято в то время, обозначение места и дату. Затем шли отделы — «Литературный», «Областной», «Славянский», «Критический» и «Смесь».

Задачей газеты было не изложение теоретических положений славянофильства, а формирование славянофильского взгляда на проблемы современной жизни. В первую очередь этому

служили передовые статьи «Дня». Как правило, они появлялись без подписи, что подразумевало авторство самого редактора. Передовые И. Аксакова отличались не только злободневностью, но и откровенностью мнений. Редко какая из аксаковских передовых проходила цензуру без изъянов; случалось, цензор вымарывал до половины статьи. Когда же передовую не разрешали вовсе, И. Аксаков мог поместить крупным шрифтом через все три колонки такое сообщение: «Москва. 3-го февраля. Заготовленная для этого № статья не могла быть напечатана; приготовленная в замену ее другая также не может быть напечатана. Редактор».

В«Литературном отделе» газеты печаталась проза весьма ценившейся славянофилами Н. С. Кохановской (Соханской), стихи И., К. и С. Аксаковых, П. А. Вяземского, К. К. Павловой, А. Н. Плещеева, Я. П. Полонского, А. К. Толстого, Ф. И. Тютчева, С. П. Шевы-рева и др. Порой здесь появлялась и публицистика. Однако с 1863 г. И. Аксаков почти совсем отказался помещать у себя

вгазете стихи и беллетристику.

Готовясь к выпуску «Дня», И. Аксаков считал, что главным в нем должен стать «Областной отдел». Он хотел сделать свою газету «центральным органом губерний, так чтобы в ней видна была вся внутренняя жизнь России, вся пробуждающаяся умственная и духовная деятельность областная». Вряд ли это удалось в полной мере, у газеты было слишком мало средств. Однако редакция имела сеть корреспондентов в провинции, иногда И. Аксаков направлял своих авторов в Литву, Белоруссию, на Волынь.

Что касается «Славянского отдела», то ни одна русская газета того времени не сообщала более полной и точной информации о ситуации в славянских землях, как «День». Объяснение этому следует искать не только в контактах, налаженных среди славян И. Аксаковым и его единомышленниками, но и в постоянной опеке газеты Министерством иностранных дел. С ведома Александра II чиновники этого министерства, прежде готовившие материалы для «Славянского отдела» «Санкт-Петербургских ведомостей», стали отдавать их в «День»; среди них были А. Ф. Гильфердинг и В. И. Ламанский. В «День» также приходили сообщения через русского посланника в Вене В. П. Балабина и священника Михаила Раевского. Последний и сам писал обзоры культурной и церковной жизни славян. Здесь же нередко появлялись публикации П. А. Бессонова, В. А. Елагина, О. Ф. Миллера и болгарского литератора К. С. Жинзифова. Благодаря этому отделу газета пользовалась интересом и уважением в землях славян.

Значительное место на страницах «Дня» занимало обсуждение национального вопроса, особенно обострившееся во время польского восстания 1863 г. И. Аксаков не раз высказывался зато, чтобы «польской народности» была предоставлена «полная самостоятельность — в соединении или без соединения с Россией». Однако во время восстания необходимым условием самоопределения Польши он назвал «избавление страны от террора... путем решительной временной диктатуры». Подобная позиция вызвала возмущение Герцена, который разорвал отношения с И. Аксковым, печатью заявив, что его «независимый патриотизм неосторожно близко подошел к казенному».

Представленный не во всех номерах «Критический отдел» состоял из откликов на исторические и историко-литературные труды. Среди их авторов были М. А. Максимович, П. В. Беляев, В. И. Ла-манский, М. П. Погодин. «Смесь» включала в себя письма и мелкие заметки. С сентября 1862 г. «День» получил возможность печатать частные объявления.

Редактор газеты был ее полновластным хозяином. Без согласования с авторами он правил, сокращал или дополнял любые статьи. Исключение делалось только Ю. Ф. Самарину, А. И. Кошелёву, Ф. В. Чижову и В. А. Елагину. Однако это не значит, что «День» был закрыт для полемики. В феврале 1862 г. Ю. Самарин, пользуясь псевдонимом Дмитрий Рынков, выступил с возражениями на статью своего брата Д. Самарина. Поддержав правительственный план освобождения крестьян, Ю. Самарин вступил в спор не только с братом, но и с И. Аксаковым. В конце того же года Н. П. Гиляров-Платонов на страницах «Дня» одобрил готовившуюся судебную реформу, хотя И. Аксаков в том, как она проводилась, видел утверждение западноевропейских принципов.

Действуя в духе того времени, и редактор, и сотрудники нередко прибегали к мистификации, выступая от чужого лица, излагали факты, почерпнутые в русской или заграничной периодике и книгах. В 1863 г., когда в газете появлялись письма Касьянова из Парижа и Ба-ден-Бадена, И. Аксаков объяснял Ю. Самарину: «Касьянов — это я, но держи это в секрете. Я же написал и письмо финна, от которого здешние финляндцы в восторге и признают его вполне выражением финского созерцания общественного и политического. Что же делать: вы никто не пишите и приходиться писать разными перьями».

В«Дне» действительно было слишком мало постоянных сотрудников. В редакционной работе П. Аксакову помогали его сестры Вера и Любовь Аксаковы и Н.М.Павлов, иногда выступавший под псевдонимом Н. Бицын. Помимо уже названных авторов в газете часто публико-

вались историки М. О. Коялович, И. Д. и И. В. Беляевы. Из людей близких к славянофильскому кругу печатались П. И. Бартенев, Н. П. Гиляров-Платонов, В. И. Даль, Н. А. Елагин, Д. Ф. Самарин, Ф. В. Чижов.

Однако в основном облик газеты определяли передовые статьи и другие материалы самого И. Аксакова. Среди них особого внимания заслуживает серия передовых марта — апреля 1862 г. Славянофилы старшего поколения в свое время выдвинули идею «государства» и «земли» как двух сил, определяющих развитие России. И. Аксаков, развивая их теорию, представил в своих статьях рассуждения о третьей силе — «обществе», существующем между «народом», из которого оно получает развитие, и «государством», являющимся своего рода «внешним определением народа». И. Аксаков характеризовал «общество» как среду, в которой «совершается сознательная, умственная деятельность народа», или как народ «в высшем своем человеческом значении». Аксаковское «общество» внесословно.

С теорией «общества» связана выдвинутая И. Аксаковым в 1863 г. идея самоупразднения дворянства как сословия. Он нризывал дворян отказаться от своих привилегий и, растворившись в земстве, внести в него «новый элемент просвещения, сознания и личности».

Статьи об «обществе» пропускались цензурой до тех пор, пока они сохраняли теоретический характер, а в качестве примеров рассматривали больше факты западноевропейской жизни. Статью о роли земства в допетровской Руси И. Аксаков смог напечатать лишь после личного разрешения Александра И. Дальнейшие попытки продолжить этот цикл призывом нравственного ограничения «самодержавной инициативы» были пресечены цензурой. Аксаков уже был предупрежден о возможности прекращения выхода его газеты, когда в мае 1862 г., выступив за свободу слова, заявил, что «стеснение печати гибельно для самого государства», а затем предложил свой проект цензурного законодательства. Вскоре после этого издание «Дня» было приостановлено на полгода.

Конкретным поводом для приостановки стал отказ редактора, несмотря на личное требование Александра II, назвать автора статьи «Очерк местного городского православного духовенства». Им был профессор Виленской семинарии Еленевский. Раскрытие его имени грозило попавшему в немилость к церковным властям Еленевскому ссылкой на Соловки.

Вскоре Герцен предложил И. Аксакову помощь в продолжении издания «Дня» за границей, но тот отказался от этого и добился возобновления выхода газеты в России.

После трехмесячного молчания «День» начал печататься под номинальной редакцией Ю. Самарина. Власти, однако, понимали, что

газетой по-прежнему руководит И. Аксаков, в первом же номере объявившим: «Программа издания и воззрения редакции ни в чем не изменяются)». Ю. Самарин даже не мог постоянно находиться в Москве, так как являлся членом Самарского губернского присутствия по крестьянским делам.

В1863 г., когда «День» снова стал выходить за подписью И. Аксакова, у него появилось своеобразное приложение — газета промышленности и торговли «Акционер», которую издавали Ф. В. Чижов и И. К. Бабст. Подписка на «Акционер» без «Дня» не принималась.

В1865 г. «День» стал помещать политические обозрения. После введения новых цензурных правил в сентябре 1865 г. открылась возможность печатать «День» без предварительной цензуры. Первый бесцензурный номер И. Аксаков начал словами «Наконец-то!.. Мы получили неслыханное и невиданное право не лгать, не кривить словом, говорить не фистулой, а своим собственным, природным голосом». И тут же обрушился на прежний цензурный порядок. Однако контролировавший газету цензор И. А. Гончаров предложил за этот номер объявить редактору взыскание. А за последовавшие вскоре статьи против «немецкого» влияния в правительстве он предлагал и вовсе закрыть газету. Министр внутренних дел П. А. Валуев, поддерживая такое настроение, заметил все же, что будет лучше, если «День» закроется сам.

Так оно вскоре и произошло. 1865 год стал последним в истории «Дня». Подготовка еженедельной газеты требовала от И. Аксакова напряжения всех сил. Средств на издание не хватало. Он не мог платить гонораров тем, кто печатался в его газете

лишь эпизодически, и не оплачивал статьи своих товарищей-славянофилов. К тому же ему постоянно не хватало сотрудников. В газете стал ощутим недостаток свежих материалов. Случалось, что номер «Дня» состоял почти целиком из статей и заметок редактора.

Если в начале выхода газета имела около 1 тыс. подписчиков, а максимальный ее тираж поднимался до 4 тыс., то в 1865 г. он был несколько более 2 тыс. экземпляров. Сокращение тиража увеличивало убытки. И. Аксаков решил прекратить выпуск «Дня», когда только за год потерял на нем 5 тыс. рублей серебром. Весь же убыток от его издания достиг 10 тыс. рублей.

И. Аксаков еще надеялся выпускать «День» (затем он решил переименовать его в «Денницу») с 1866 г. в виде журнала шестью книгами в год. Но должен был отказаться и от этого замысла, когда не набрал необходимого минимума — 1500 подписчиков.

Спустя год имя редактора-издателя И. Аксакова снова появилось на газетной полосе. Первый номер его новой, на этот раз ежедневной, газеты вышел в свет 1 января 1867 г. В отличие от

«Дня», это издание возникло на надежной экономической основе. Его учредителями стали крупнейшие купцы Москвы и московского промышленного региона, а инициаторами — Ф. В. Чижов, в то время крупный предприниматель, и видный ученый-экономист И. К. Бабст, оба в недавнем прошлом руководившие журналом «Вестник промышленности».

Еще весной 1866 г. Чижов и Бабст, заручившись поддержкой ряда купцов и промышленников, которые ощущали недостаток в Москве оперативного печатного органа, предложили И. Аксакову заняться такой газетой. Тот поставил условия, что учредители не станут вмешиваться в редакционные дела, а его жалование не будет зависеть от коммерческого успеха газеты. Учредители согласились. По их желанию надлежало создать именно новое, отличное от «Дня», издание, рассчитанное на оперативную информацию для массового читателя.

Новую газету назвали «Москва». Условием учредителей был сильный экономический отдел, который возглавили Чижов и Бабст. Они же не менее раза в неделю готовили передовую статью но вопросам промышленности и финансов. Из 24 газетных столбцов как минимум два отводилось торговым корресионденциям. Доставку телеграмм с новостями торгового мира в каждый номер обеспечивали сами учредители.

Вредакционный совет, который должен был собираться в важные для газеты моменты и решения которого не были обязательны для редактора, помимо самого И. Аксакова, Чижова и Бабста вошли известные предприниматели И. А. Лямин, Т. С. Морозов, К. Т. Солда-тенков и П. А. Малютин. Объединение И. Аксакова с крупнейшими деятелями нарождавшегося русского капитала было вполне сознательным актом. Он считал, что промышленная и торговая среда ближе к народу, чем другие образованные классы, и способна стать «могучим рычагом общественного развития».

Уже к октябрю 1866 г. на выпуск газеты было собрано 70 000 рублей, всего же московские предприниматели обязались дать 100 000 рублей (для сравнения отметим, что на выпуск еженедельного «Паруса» И. Аксаков просил в 1858 г. в долгу М. П. Погодина 1000 рублей).

«Москва» имела подзаголовок «Газета политическая, экономическая и литературная». Ее открывала обязательная колонка «Телеграммы», затем шли «Правительственные распоряжения», а уже после них — передовая статья. Другими составляющими газеты были отделы: «Областной», «Экономический», «Славянский и иностранный»,

в также «Новый суд», «Торговый и денежный рынок». Около половины последней страницы занимали объявления. Особого литературного отдела в газете не было. Здесь не приветствовались учено-литературные статьи и вообще отвлеченные рассуждения.

Всфере экономики «Москва» выступала решительной защитницей интересов отечественных предпринимателей. В частности, она последовательно добивалась протекционистских мер в вопросах таможенных тарифов и торговли.

Как и прежде, основным автором передовых статей являлся И. Аксаков, он писал их не менее четырех раз в неделю. Нередко темами его выступлений становились внешняя политика и славянский вопрос, проблемы земства, свобода слова и свобода совести, вопросы церковной жизни. Основными помощниками И. Аксакова но редакции являлись В. П. Перцов, Н. М. Павлов и Н. П. Гиляров-Платонов.

Затруднений с выплатой гонораров теперь у И. Аксакова не было. Напротив, «Москва» могла оплачивать негласных информаторов из среды высокопоставленных петербургских чиновников. Уровнем экономической информации «Москва» выделялась среди всех русских изданий. В числе ее авторов было немало ученых-экономистов. Благодаря своим учредителям газета бесплатно получала сообщения Русского телеграфного агентства. Редакция имела подписку на все необходимые ей европейские издания. Кроме того, у И. Аксакова были свои корреспонденты на Балканах и в славянских землях.

«Москва» являла собой редкий пример независимости печатного органа. И. Аксаков, будучи по сути наемным работником

впредприятии, устроенном на купеческие средства, повел дело так, что в редакционных вопросах хозяева газеты зависели от него.

Однако число постоянных читателей газеты оказалось невелико. В Москве она имела только 562 годовых подписчика и 2113 в других городах; часть тиража шла в розницу. Номера с наиболее важными сообщениями раскупались числом до 2000 экземпляров. Росту подписки «Москвы» мешали частые цензурные репрессии.

За те два неполных года, что выходила «Москва», она получила 9 предостережений (из них 8 — за статьи И. Аксакова) и трижды приостанавливалась. Первое предостережение газете вынесли уже после восьмого номера, когда она позволила себе указать на зависимость Церкви в ее отношениях с государством. Выпуск газеты был прерван впервые на три месяца за статьи о положении коренного населения в Остзейском крае. И. Аксакова обвинили в том, что он представил русское правительство пособником немецких дворян и лютеранского

духовенства, угнетавших латышей и эстонцев. Следующая приостановка на четыре месяца произошла в декабре 1867 г.

П. Аксаков не стал дожидаться окончания срока наложенного на газету взыскания и организовал выпуск новой газеты. Через три неде-.ш, 23 декабря 1868 г., в свет вышел первый номер ежедневной газеты «Москвич». Ее официальным редактором был назван сотрудник экономического отдела «Москвы» П. И. Андреев. И внешним оформлением, и структурой «Москвич» повторял «Москву», в нем печатали окончания статей, начатых в «Москве». Позднее И. Аксаков писал, что редакция использовала все допустимые законом меры, чтобы ни в правительстве, ни в публике не осталось сомнения: „Москвич" —

решительно и положительно одно и то же издание, что „Москва"».

Всвет вышло 38 номеров «Москвича», последний датирован февралем 1868 г. После передовой статьи в 35-м номере, где власти увидели «настоящую проповедь неповиновения», издание газеты было прекращено по представлению Министра внутренних дел.

По истечении четырех месяцев санкции, наложенной на «Москву», газета стала выходить вновь. В первом же ее номере И. Аксаков выразил возмущение запретом «Москвича» без предупреждений и объяснения причин. После этого «Москва» получила новое предостережение. Когда же в октябре 1868 г. И. Аксаков в своих передовых позволил себе резкую оценку высшего государственного управления, выпуск газеты был приостановлен на полгода. Новый министр внутренних дел А. Е. Тимашев вышел с представлением о полном прекращении издания «Москвы» в Правительствующий Сенат. И. Аксаков пытался отстоять «Москву», однако ее направление было признано «противуправительственным», и в марте 1869 г. газета была окончательно запрещена.

Лишившись собственного печатного органа, И. Аксаков в 1870-е годы неохотно пользовался страницами чужих изданий. В это время он написал «Биографию Федора Ивановича Тютчева», которая предназначалась для десятой киши журнала «Русский архив» за 1874 г. Но весь ее тираж конфисковала и уничтожила цензура. Второй раз это произведение было напечатано и увидело свет лишь в 1885 г. В этой работе И. Аксаков впервые обратил внимание на ряд статей Тютчева, посвященных судьбе России и ее роли в европейской истории. И. Аксаков считал, что именно его комментарии к тютчевским идеям стали причиной запрета книги.

У Тютчева, а еще более у Н.Я.Данилевского (чья книга «Россия и Европа» была опубликована в 1869 г. в журнале «Заря») И. Аксаков увидел ряд воззрений, укрепивших его на почве панславизма. Идея политического объединения всех славян не была свойственна славя-

нофилам 1840-1850-х годов. У самого II. Аксакова она стала вызревать лишь на рубеже 1860-1870-х годов и получила развитие в его дальнейшем творчестве.

Втечение двадцати лег 11. Аксаков неутомимо работал в Московском славянском благотворительном комитете (затем переименованном в Московское славянское благотворительное общество). После того, как в 1878 г. на Берлинском конгрессе Англия и Австро-Венгрия добились пересмотра благоприятного для России Сан-Стефанского договора и передачи Южной Болгарии под власть Турции, И. Аксаков выступил в собрании Московского славянского общества. «Никогда еще нация не падала так низко и с такой высоты», — заявил он, назвав решения конгресса предательством интересов всех славян. Прекрасный оратор, И. Аксаков явил своим выступлением замечательный образец красноречия. «Русь-победительница, — говорил он,

сама разжаловала себя в побежденные». Александр II был разгневан. И. Аксакова тут же лишили поста председателя Московского славянского общества и выслали из Москвы, а само общество вскоре было распущено.

Вэто время Кошелёв отправился в Берлин на три дня только для того, чтобы напечатать текст выступления И. Аксакова. Кроме того, текст этот попал в чешские газеты и вскоре разошелся но ведущим иностранным изданиям. В России же речь И. Аксакова была опубликована в приложении к «Гражданину», за что выпуск газеты был приостановлен. Став достоянием печати, речь И. Аксакова, произнесенная в аудитории, едва ли превышавшей сорок человек, принесла ее автору европейскую известность. После этого в Болгарии возникло течение, выдвинувшее И. Аксакова кандидатом на болгарский престол.

Еще летом 1877 г. И. Аксаков пытался возобновить издание еженедельника «День», но на это не дал разрешения московский генерал-губернатор В. А. Долгоруков. В 1880 г., после того как министром внутренних дел стал граф М. Т. Лорис-Меликов, И. Аксакова почувствовал перемены и смог начать выпуск новой газеты.

Первый номер еженедельной газеты, названной И. Аксаковым «Русь», появился 15 ноября 1880 г. Первоначально она имела 24 страницы, позднее ее объем, формат и структура неоднократно менялись. Как и все газеты И. Аксакова, «Русь» открывалась передовой статьей. Затем шли отделы: «Еженедельные итоги», включавшие в себя внутреннее (столичное, областное, земское) и политическое обозрения, «Литературный отдел», «Критика и библиография».

Вцентре внимания И. Аксакова и его сотрудников лежали современные общественные проблемы, в частности, вопросы земства, а также церковная жизнь и положение в славянских землях. Заметное внимание «Русь» уделяла различным граням национального вопроса. Однако в его понимании II. Аксаков все чаще тяготел к односторонним решениям и нередко отстаивал националистические по своей сути позиции. Он выступал за расширение России до ее «естественных границ» — Босфора и Дарданелл.

Вгазете И. Аксакова было мало оперативной информации. Обычным делом здесь являлись объемные и серьезные по содержанию статьи, растянутые на несколько номеров. В «Литературном отделе» часто помещались ранее не публиковавшиеся произведения уже умерших авторов. Здесь увидели свет стихи К. Аксакова и К. Н. Батюшкова, П. А. Вяземского и М. Ю. Лермонтова, Ф. И. Тютчева и А. Н. Майкова; воспоминания С. Аксакова и Ю. Самарина; неизвестные страницы Гоголя и Пушкина; письма Белинского и Достоевского. Здесь же порой появлялись и статьи славянофилов 1840-1850-х годов. Среди немногих современных писателей в газете печатался Н. С. Лесков. Именно в «Руси» впервые увидел свет его «Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе».

Основными помощниками И. Аксакова по редакции являлись проф. О. Ф. Миллер и С. Ф. Шарапов. Последний — сам весьма активный публицист, выступавший в «Руси» иод несколькими псевдонимами. В газете печатались участники предыдущих изданий И. Аксакова: Н. П. Гиля-ров-Платонов, М. И. Коялович, В. И. Ламанский, Н. М. Павлов, Д. Ф. Самарин. Среди авторов «Руси» выступали критики Н. Н. Страхов и М. Ф. Де Пуле, публицист генерал-майор А. А. Киреев, польский литератор М. Чайковский, а также ученые В. П. Безобразов, П. А. Бессонов, П. Д. Голохвастов, Н. Я. Данилевский.

В1881 г., собрав свои передовые статьи для «Руси» за первые полгода, И. Аксаков намеревался издать их в качестве сборника под названием «Взгляд назад». Но цензура, увидев в нем проект глубокого изменения государственного строя, запретила его.

Своеобразно развивались отношения у И. Аксакова с В. С. Соловьевым, первые статьи которого появились именно в «Руси». В. Соловьев, писавший И. Аксакову, что считает его издание за самое чистое в России, поместил здесь ряд статей преимущественно религиозно-философской проблематики. И. Аксаков часто полемизировал с ним, но работы его печатал.

В1883 г. «Русь» изменила структуру и начала выходить в журнальном формате раз в две недели, однако через два года, увеличив формат, снова стала еженедельником. И. Аксаков обдумывал пути перехода «Руси» на ежедневный выпуск, но так и не нашел для этого возможности. Газета расходилось весьма умеренным тиражом. Так, в марте 18X4 г. он составлял 2300 экземпляров. Ощущая, что его газета, как и его идеи, встречает все меньше сочувствия в обществе, И. Аксаков в одном из писем признавал, что современный русский мир «наше старое слово... уже не берет» и что необходимо «какое-то новое слово», которое было бы логически тесно связано со старым. «Но секретом лого нового слова, — не без горечи констатировал И. Аксаков, — я, очевидно, не обладаю. Но и никто не обладает».

Вноябре 1885 г. «Русь» получила предостережение от министра внутренних дел за неуважение к правительству и за тон, «несовместимый с истинным патриотизмом». Для И. Аксакова, которого историк М. К. Лемке назвал «страстотерпцем цензуры всех эпох и направлений», это было последнее столкновение с властями. 27 января 1886 г. он скончался. Смерть И. Аксакова означала и смерть его газеты.

Как человек И. Аксаков пережил определенную эволюцию. В конце 1850-х годов он без труда общался с Герценом и считал тягостным для «Русской беседы» «сочувствие архиереев, монахов. Священного Синода». В 1860-е он сознательно принял на себя возложенную обстоятельствами роль основного наследника идей старших славянофилов. К середине 1870-х И. Аксаков признал, что время противостояния славянофилов и западников осталось в прошлом, как и сами ЭТИ понятия.

И. Аксаков был не оппозицонером, а убежденным монархистом и православным христианином. Но именно поэтому он силою печатного слова отстаивал свои, часто резкие суждения о деятельности светской и церковной властей. И. Аксаков до конца дней оставался ярким, темпераментным публицистом и энергичным редактором.

Вто время, когда в Москве похороны И. Аксакова собрали около 100 000 человек, в Петербурге газета «Новое время» писала: «Нечего говорить о значении этой потери для русской журналистики... Закатилась одна из самых ярких звезд, какие когда-либо блистали на небе русского общественного слова... Не русский талантливый писатель только скончался, скончался общественный трибун, обладавший даром зажигать сердца, скончался искренний человек, человек высокой честности и правды...» У очень многих людей, даже не сочувствовавших взглядам И. Аксакова, вызывали уважение его личная честность и бескомпромиссность, его чувство ответственности за Россию и готовность отстаивать свои идеи до конца.

§ 15. Вольная русская пресса за рубежом. Издательская и публицистическая деятельность А.И. Герцена

Зарождение русской эмигрантской журналистики связано с основанием Александром Ивановичем Герценом Вольной русской типографии в Лондоне. 21 февраля 1853 г. вышло литографированное обращение публициста «Вольное русское книгопечатание в Лондоне. Братьям на Руси», в котором он оповещал «всех свободолюбивых русских» о предстоящем открытии 1 мая русской типографии. Свою цель он видел в том, чтобы стать «свободной бесцензурной речью» передовой России, чтобы «невысказанным мыслям... дать гласность, передать их братьям и друзьям, потерянным в немой дали русского царства».

Цензурный гнет, тяготевший над журналистикой России в период «мрачного семилетия» (1848-1855), действительно превратил ее в «немую даль». В этих условиях Герцен прекрасно осознавал важность своего начинания и настойчиво обращался к друзьям в России с призывом поддержать его: «Если мы будем сидеть сложа руки и довольствоваться бесплодным ропотом и благородным негодованием... тогда долго не придут еще для России светлые дни». Приглашение печатать свои произведения Герцен адресует «всем свободомыслящим русским» независимо от их убеждений и взглядов, ибо «без вольного слова нет вольного человека».

В конце июня — начале июля 1853 г. вышла первая прокламация «Юрьев день! Юрьев день! Русскому дворянству», вслед за ней отдельной листовкой была напечатана статья Герцена «Поляки прощают нас», затем брошюра «Крещеная собственность». Деятельность Вольной русской типографии получила быстрый отклик не только в международном общественном мнении, но и в правительственных сферах России, чему способствовал сам Герцен, рассылая печатную продукцию высшим чиновникам в Петербург. Реакция последовала незамедлительно. Всем органам жандармерии и полиции были посланы распоряжения о принятии мер, чтобы не допустить в Россию лондонские издания. Герцен использует все доступные ему средства, чтобы проложить путь своим изданиям в Россию. Успеху дела способствовали и широкие связи Герцена с международным движением. С помощью итальянцев, поляков, венгров издания Вольной русской типографии начали пробивать себе путь в Россию: на юге — через Константинополь, Одессу и Украину, на севере — через Балтику. Однако первые издания расходились в очень незначительных количествах, напечатанные брошюры лежали в подвалах издателя, постоянной обратной связи с Россией не было.

1855 год стал рубежным в деятельности Вольной русской типографии. Узнав о смерти Николая 1, Герцен писал: «Конец этого кошмара заставил меня помолодеть, я преисполнен надежд». Эти надежды, связанные с установлением постоянных контактов с Россией, он начал воплощать в жизнь. Прекрасно понимая необходимость в периодическом издании, в августе 1855 г. он выпускает журнал «Полярная звезда», в первой книжке которого увидели свет впервые напечатанное «Письмо Белинского к Гоголю» и два письма Гоголя к Белинскому, а также собственные публикации Герцена: статья «К нашим», в которой он призывал к сотрудничеству всех образованных русских независимо от их взглядов, и письмо к Александру II, явившееся первым публичным его обращением к царю. В этом письме наряду с необходимостью освобождения крестьян от крепостного состояния Герцен говорит о первостепенное™ освобождения слова от цензуры.

«Полярная звезда» выходила ежегодно до 1862 г. Последняя, восьмая, книжка, появилась лишь в 1869 г. Уже во второй, вышедшей с опозданием на пять месяцев, Герцен вынужден был признать, что без периодичности выхода журнал может быть только сборником. Действительно, в силу редкой периодичности «Полярная звезда», несмотря на журнальную структуру издания, больше напоминала собой альманах.

События в России развивались так быстро, что вскоре Герцен почувствовал невозможность поспевать за ними в ежегодных выпусках «Полярной звезды». Ощущалась необходимость в оперативном органе. Это издание осуществилось с приездом в Лондон Н. П. Огарева. Новый орган мыслился его создателями выходящим чаще и более легким, чем

литературно-публицистические сборники «Полярной звезды» с их «углубленной пропагандой», с детальным обсуждением теоретических вопросов.

13 апреля 1857 г. было объявлено о готовящемся выходе газеты «Колокол». Сначала он намечался как «прибавочные листы» к «Полярной звезде», однако в процессе подготовки превращается в самостоятельное издание. «Колокол» вышел 1 июля 1857 г. и просуществовал десять лет. Это был большой, сложный путь, на протяжении которого в связи с изменением условий жизни в России и с эволюцией взглядов издателей газеты менялась ее тактика, содержание, структура, круг авторов. В своем развитии «Колокол» прошел три этана:

1857-1861 —период подъема и наивысшей популярности и влияния издания (тираж достигает 3000 экземпляров); 1862-1864 — время потери популярности и охлаждения русского читателя (тираж падает до 500 экземпляров).

1865-1867 — перевод «Колокола» на континент, попытки наладить контакты с «молодой эмиграцией», отсутствие спроса на издание в России.

До 1858 г. «Колокол» выходил раз в месяц, затем периодичность его возрастает до двух раз в месяц, а с 21 июня 1859 г. он иногда выпускается каждую неделю.

В первых двух номерах «Колокола» не было еще материалов, присланных из России. Но уже в пятом номере (листе) редакция сообщала об огромном количестве корреспонденции, пришедшей в газету с Родины. Ко времени издания «Колокола» были налажены контакты с Россией, которые постепенно стали устанавливаться после выхода «Полярной звезды». Весь материал доставлялся корреспондентами, выступавшими под псевдонимами или анонимно, а чаще всего лишь сообщавшими факты, которые затем использовались в заметках Герцена. Герцен тщательно сохранял тайну корреспонденции, сжигая полученные письма. Известно более ста корреспондентов вольной русской печати из разных слоев русского общества и разных политических взглядов: аристократы и царские чиновники, мещане и крестьяне, славянофилы и либералы-западники. В условиях общественного подъема в России спрос на лондонские издания все более возрастал. Ключевыми требованиями в программе преобразований, с которой выступили издатели «Полярной звезды» и «Колокола», были освобождение печатного слова от цензуры, крестьян от помещиков, податного сословия от побоев. В политических условиях России второй половины 1850-х годов такая программа отвечала задачам создания антикрепостнического фронта. Она была привлекательной для всех либерально-оппозиционных кругов.

С 1856 г. Герцен начал выпускать публицистические сборники «Голоса из России», которые составлялись из материалов, присланных русскими либералами. Всего с 1856 по 1860 г. появилось девять выпусков. В предисловии к первому Герцен сообщал, что публикуемые материалы представляют разные взгляды, далеко не всегда совпадающие с позициями редакции, но он готов «печатать все полезное нашей общей цели».

Материалы, опубликованные в первом выпуске «Голосов из России», предваряло «Письмо к издателю», подписанное: Русский либерал. Первая его часть была написана Кавелиным, вторая — Чичериным. Они различны по тону и оценке деятельности Герцена. Авторы сходились в том, что являются противниками революционных и социалистических теорий Герцена, но готовы публиковаться в его изданиях, так как в России обречены «на глубокое, безусловное молчание».

Связи Герцена с Россией быстро расширялись и становились постоянными. От присылки отдельных запрещенных произведений и рукописной литературы они переросли в нескончаемый ноток корреспонденции, которые не могли быть опубликованы в российской периодике. И чем больше разгоралась борьба вокруг подготовки крестьянской реформы, тем больше становился спрос на свободное слово. Герценовские издания оказывали значительное влияние на действия правительственных сфер. До издателей регулярно доходили сведения о том, что за «Колоколом» внимательно следит и сам Александр II. Встревоженные распространением изданий Вольной русской типографии правящие круги все настойчивее изыскивали средства для противодействия им на территории России, не ограничиваясь мерами чисто полицейского характера (установление строгого таможенного надзора, преследование лиц, хранивших и распространявших издания и г. д.), они разрабатывали и другие средства борьбы с Герценом. К 1857-1858 гг. относится замысел ряда высокопоставленных лиц создать печатный орган, который смог бы противодействовать «Колоколу». Вопрос об издании анти-«Колокола» являлся предметом специального обсуждения на заседаниях Государственного совета. Однако эта идея осталась нереализованной. Одновременно правительство активизирует деятельность но борьбе с герценовскими изданиями за пределами России. Так, в течение только первой половины 1858 г. русскому правительству удалось добиться официального запрещения «Колокола» в Пруссии, Саксонии, в Риме, Неаполе, Франкфурте-на-Майне. Не достигнув успеха в обращении к английскому правительству с просьбой запретить издательскую деятельность Герцена, правительство пыталось препятствовать распространению изданий в Париже. Но эти намерения оказались безуспешными. «Колокол» продолжал набирать силу, определяя свое место в расстановке общественно-политических сил и периодических изданий в России.

Непросто складывались взаимоотношения герценовских изданий с российской периодикой как либерального, так и революционно-демократического направления, которое наиболее ярко в это время представлял журнал «Современник». К 1859-1860 гг. относится полемика «Колокола» с «Современником» об отношении к обличительной литературе и другим вопросам, но которым в программах изданий обозначились расхождения.

1 марта 1860 г. в «Колоколе» было помещено «Письмо из провинции» за подписью Русский человек. Письмо было продолжением полемики, разгоревшейся между «Современником» и «Колоколом».

Анонимный автор упрекал Герцена за недостаточный радикализм, за стремление к мирному решению крестьянского вопроса, за то, что «Колокол» «переменил тон», что он должен «благовестить не к молебну, а звонить в набат», «звать Русь к топору».

Герцен в редакционном предисловии к письму подчеркнул: «Мы расходимся с вами не в идее, а в средствах; не в началах, а в образе действования. Вы представляете одно из крайних выражений нашего направления». Публицист категорически отверг призывы «к топору», «пока останется хоть одна разумная надежда на развязку без топора». В основе его убеждений лежал трагический опыт Европы 1848 г. «Июньская кровь взошла у меня в мозг и нервы, — писал Герцен, — я с тех пор воспитал в себе отвращение к крови, если она льется без решительной крайности». Не видя этой крайности в политической обстановке России начала 1860-х годов, публицист не принял предложения своего оппонента изменить направление «Колокола». Он считал

необходимым вести работу по ознакомлению русского общества с ходом подготовки реформы.

Вполемике с Русским человеком Герценом была поставлена принципиально важная для него проблема: реформа или революция. Эта тема пройдет через его публицистику последующих лет как главная дилемма в выборе пути решения крестьянского вопроса. Еще в статье «Революция в России» (1857) публицист со всей определенностью заявил: Мы... от души предпочитаем путь мирного, человеческого развития пути развития кровавого; но вместе с тем так же искренно предпочитаем самое бурное и необузданное развитие — застою николаевского status guo». Через год, в сентябре 1858 г.. он развил эту мысль: «Мы не любители восстаний и революции ради революции, и мы думаем — и мысль эта нас радовала, — что Россия могла бы сделать свои первые шаги к свободе и справедливости без насилия и ружейных выстрелов». Предпочтение Герцена мирной «самодержавной революции» связывалось в ту пору с надеждами на царя, на возможности верховной власти. Эти надежды основывались на историческом опыте России, развитие которой со времен Петра I в значительной мере определялось действиями правительства и образованного дворянства. Кроме того, публицист считает невозможным и безнравственным звать «к топорам» из Лондона.

Полемика с «Русским человеком» была лишь началом. Впереди были споры с «Молодой Россией», с Бакуниным, где вновь встали проблемы выбора между реформой и революцией, готовности к революции, революционной нравственности и гуманизма.

Полемика между «Колоколом» и «Современником» в 1859-1860 гг.

показала, что при общих конечных целях средства решения крестьянскою вопроса они видели по-разному, и каждый из них вел свою линию. В то время как «Современник» перед реформой категорически размежевался с либералами, «Колокол» стремился к объединению различных оппозиционных сил, пытаясь использовать все возможности для освобождения крестьян мирным путем, путем реформ.

В1860-1861 гг. издательская деятельность лондонских «агитаторов» приобрела огромный размах. Материалы, в большом количестве поступавшие из России, помещались в «Колоколе», в приложении к «Колоколу» — «Под суд!», издававшемся в 1859-1862 гг. вместо прекратившихся «Голосов из России», в «Исторических сборниках», в «Полярной звезде».

По предложению Огарева в 1862 г. для читателей из народа, старообрядцев стало издаваться «Общее вече». Цель издания заключалась в том, чтобы соединить «всех даровитых, честно благу народа преданных людей всех сословий и всех толков на одно „Общее вече"». Издание это было первым нелегальным органом для крестьян и городского мещанства. Просуществовало оно, однако, недолго. Возникнув на волне подъема общественного движения, оно не смогло удержаться во время его спада и в 1864 г. перестало существовать. Вышло всего 29 номеров.

Издательская деятельность Герцена начала 60-х годов была обусловлена как поисками собственной, соответствующей времени тактики, гак и реальными процессами в самой России. В начале 60-х годов правительство обрушило репрессии не только на революционеров и восставших крестьян, но и на другие социальные слои. Особое возмущение в русском обществе вызвали действия правительства против студентов, недовольных введением нового университетского устава. Правительство пристально следило за информацией о студенческих волнениях летом и осенью 1861 г. в Петербурге, Москве и других университетских городах. 28 сентября Министерство народного просвещения разослало телеграммы, запрещавшие что-либо печатать о студенческих беспорядках.

На страницах европейских газет в октябре — ноябре 1861 г. регулярно публиковались сообщения о студенческих волнениях в России. «Колокол» откликнулся на эти события рядом статей: «Петербургский университет закрыт!», «По поводу студенческих избиений», «Третья кровь!», «Исполин просыпается!». Герцен приветствовал студентов: «Хвала вам! Вы начинаете новую эпоху, вы поняли, что время шептанья, дальних намеков, запрещенных книг проходит. Вы тайно еще печатаете дома, но явно протестуете». В начале 60-х годов

в обеих столицах и в провинции возникло множество революционных и оппозиционных кружков, разнообразных по составу и направленности. Одной из таких организаций стал кружок, созданный в Москве двумя студентами университета — П. Э. Аргиропуло и П. Г. Заичневским. Именно отсюда вышла прокламация «Молодая Россия», которая вызвала споры в России и большой интерес со стороны Герцена. Эта прокламация распространялась в Москве, Петербурге и провинции большим тиражом. Ее содержание было крайне революционным. Она призывала к захвату государственной власти, который должен быть осуществлен революционным меньшинством. Будущее государственное устройство виделось ее автору, П. Г. Запч-невскому, как республиканский союз общин. «Молодая Россия» высказывала резкую критику в адрес «Колокола», обвиняя его в либерализме, а его издателей — в потере революционности.

Герцен ответил на прокламацию «Молодая Россия» и последовавшие за ней события статьей «Молодая и старая Россия», помещенной в «Колоколе» 15 июля 1862 г. Затем эта тема была развита публицистом в статье «Журналисты и террористы». Эти статьи знаменовали новый этап в понимании Герценом революционности. Он подчеркивает, что революция может быть только народной, и никакой заговор «меньшинства образованных» не может совершить ее, а потому, «пока деревня, село, степь, Волга, Урал покойны, возможны одни олигархические и гвардейские перевороты». Звать народ к революции, считает Герцен, можно лишь по готовности, «накануне битвы». Всякий же преждевременный призыв — «намек, весть, данная врагу, и обличение перед ним своей слабости». Отвечая на упрек «Молодой России», что издатели «Колокола» потеряли всякую «веру в насильственные перевороты», Герцен писал; «Не веру в них мы потеряли, а любовь к ним. Насильственные перевороты бывают неизбежны; может, будут у нас; это отчаянное средство, ultima ratio народов, как и царей, на них надобно быть готовым».

Экстремизм «Молодой России» был неприемлем для Герцена. Он писал, что «Молодая Россия» «вовсе не русская; это одна из вариаций на тему западного социализма, метафизика французской революции». У России, подчеркивал Герцен, свой путь развития, а потому «говорить чужими образами, звать чужим кличем — это непонимание ни дела, ни народа, это неуважение ни к нему, ни к народу».

Теория «русского социализма» Герцена приобретала определенность и в средствах достижения цели. Выбирая между революцией и реформой и склоняясь чаще всего к мирному решению проблем, публицист отвергал экстремизм во всех его проявлениях, предлагал

многовариантность развития в зависимости от конкретных исторических условии. Эти размышления нашли отражение в