Арбитраж 22-23 учебный год / Арбитражная практика № 3, март 2015

Не исключено, что правила о защите должника, которые аналогичны в российском и германском праве и, возможно, заимствованы первым у второго, были написаны разработчиками германского закона именно с учетом принципа абстрактности цессии и фактически повторяют то, что и так следует из этого принципа: новый кредитор стал кредитором, несмотря на то, что обязательственная сделка, содержавшая каузу уступки (например, купля-продажа имущественного права), была недействительной. Однако, возможно, что эти правила не должны работать в том случае, если цессионарий силой заставил уступить ему право. В такой ситуации добросовестный должник может быть присужден к повторной уплате в пользу первоначального кредитора. Правда, в этом случае получится, что сила, примененная цессионарием к цеденту, оборачивается негативными последствиями, прежде всего, против должника, а не цедента.

А с должником цедент, например, «не справился бы». Поэтому, конечно, вышеизложенный ход рассуждений не убеждает в своей правильности. Но, с другой стороны, мы видим, что в отечественном праве (в части оборота имущественных прав и защиты должника) закреплена

система, последствия которой еще жестче, если бы работал просто принцип абстракции (еще раз напомним, что при нем распорядительная сделка уступки в определенных случаях также могла бы оказаться недействительной).

Проблема защиты цессионария. При каузальной системе должник просто откажется платить, если у него будет информация о пороках обязательственной сделки, выступившей основанием уступки, и цессионарий ничего не сможет с ним поделать. Интересно, как сторонники каузальной системы смогут обосновать обратное? Швейцарские авторы отмечают серьезные затруднения в этом вопросе6. При абстрактной системе такая проблема отсутствует.

И наконец, отсутствие абстракции не позволяет добиваться двустороннего характера реституции (удержание имущественного права невозможно, тем более, оно не перешло к приобретателю в каузальной системе)7. А вот абстрактная система, напротив, дает возможность установления встречных кондикционных обязательств.

Принцип абстракции в корпоративных правах участия

Если для прав требования хотя бы разработана система защиты прав должника, против которого обращено право, то с корпоративными правами дело обстоит гораздо хуже, несмотря на их широкое распространение в современном обороте.

Например, лицо приобрело акции по недействительной сделке и приняло участие в собрании акционеров, проголосовав на нем… Если пакет акций был определяющим для принятого решения, может ли настоящий акционер оспорить данное решение собрания после того, как сделка будет оспорена и стороны приведены в первоначальное положение?

Какие способы решения данной проблемы предлагает абстрактная система? Согласно ей приобретатель акций стал правообладателем по ним и, значит, акты реализации права (в том

числе голосование) совершены управомоченным лицом. И только в крайних случаях, когда имеет место порок распорядительной сделки (обман8, угроза, насилие, отсутствие полномочий на отчуждение), приобретатель не становится правообладателем, и решение может быть оспорено отчуждателем.

Как поступать при каузальной системе? Вообще-то надо говорить, что в указанной ситуации голосовало неуправомоченное лицо (сделка недействительна и не произвела правовых последствий; неважно, оспоримая она или ничтожная, даже при оспоримости после оспаривания сделка считается недействительной с самого начала). Со всеми вытекающими последствиями, опровергающими действительность решения собрания.

Можно пытаться придумать что-то, похожее на изложенный выше результат, хотя это будет больше похоже на прямое уклонение от называния вещей своими именами. Ведь если проводится в жизнь результат, к которому приводит определенная конструкция, это означает, что фактически воспринята именно эта конструкция и ни что иное.

Но чаще современная практика крутится вокруг иных позиций. Например, есть мнение, что приобретатель является акционером до тех пор, пока он значится в реестре акционеров. Эта позиция не выдерживает критики (достаточно представить «в красках» случаи пороков воли отчуждателя) и она давно преодолена применительно к правам на недвижимое имущество (правда, возможно, не во всех пока головах, но в разъяснениях высших судов — точно). Как следствие, реестр записей о правах акционеров является недостоверным, если в основу записи о праве на акции положена недействительная сделка. Но он является недостоверным как в случаях, когда это действительно оправдано (пороки воли и т. п.), так и в остальных случаях

недействительности обязательственной сделки. А это уже другая крайность: гораздо большее число решений собраний будет возможно оспорить.

Такой вывод имеет мало общего с задачей стабильности оборота. Это еще одно проявление той общей идеи, которая сама по себе уже никого не убеждает (в ней видят абстрактные слова).

Может быть, в этом своем проявлении она станет более доступной.

Наконец, последнее. Законодатель в ст. 21 Федерального закона от 08.02.1998 № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» в полном соответствии с принципом разделения провел различие между сделкой передачи доли (распорядительная сделка) и сделкой,

устанавливающей обязательство передать долю (договор купли-продажи доли и т. п.). Для чего он это сделал? Для того, чтобы отдать удостоверение первой сделки нотариусам. Во имя стабильности оборота и ради противодействия рейдерам.

Возникает вопрос — почему отдали только распорядительные сделки? Чтобы нотариусы удостоверяли очень простой фактический состав: одна сторона пришла и заявляет о том, что отдает долю, другая — о том, что принимает эту долю. Поскольку основные сложности относятся к обязательственной сделке, эту сделку решили не передавать нотариусам для удостоверения, разумно полагая, что их консерватизм на современном этапе будет препятствовать включению в договор купли-продажи гибких условий, требуемых в развитом имущественном обороте.

Что происходит на сегодняшний день? Прежде всего, конечно, многие не понимают принцип разделения, и в итоге нотариусы удостоверяют договоры купли-продажи долей в целом. Но это полбеды. Если стороны так хотят, нельзя этому препятствовать. Но даже если провести принцип разделения, обучить нотариусов, а они потом обучат приходящих к ним сторон, все равно это будет полдела.

Как только мы останемся в рамках каузальной системы, то нотариус при удостоверении распорядительной сделки будет требовать показать ему обязательственную, разумно полагая, что если вдруг он не проверит обязательственную сделку (все ли с ней в порядке), то и распорядительная сделка окажется недействительной. И, может быть, у сторон возникнут

претензии к нотариусу. Вот причина, по которой эта статья написана не столько в защиту принципа разделения, сколько в защиту принципа абстракции.

1 К числу последних работ относится: Скловский К. И. Сделка и ее действие. Комментарий гл. 9 ГК РФ. 2-е изд. М.: Статут. 2015.

2Скловский К. И. Указ. соч. С. 45.

3Honsell H. Tradition und Zession — kausal oder abstrakt?

4Wiegand in: Staudinger Kommentar zum BGB. 13 Aufl . 1995. Vorbem. zu § 929.

5Honsell H. Op. cit. S. 15; Stadler, Gestaltungsfreiheit und Verkehrsschutz durch Abstraktion. 1996. S.

6Honsell H. Op. cit. S. 20.

7Подробнее см.: Егоров А. В. Реституция по недействительным сделкам при банкротстве // Вестник ВАС РФ. 2010. № 12.

8Вывод про обман не столь очевиден, о чем мы подробнее писали здесь: Егоров А. В. Сделка совершена под влиянием обмана. Когда у потерпевшего есть шанс ее оспорить // Арбитражная практика. 2014. № 7. С. 59–60

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ СПОРЫ

Тарасов Павел Анатольевич

начальник юридического отдела ООО «Компания “Восточный Уголь"»

Можно ли в договоре оказания услуг предусмотреть период предупреждения

Почему для расторжения договора оказания услуг иногда недостаточно одного уведомления

Чем императивность нормы о расторжении договора оказания услуг лучше диспозитивности

Гражданский кодекс РФ предоставляет право отказаться от исполнения договора возмездного оказания услуг как заказчику, так и исполнителю (ст. 782 ГК РФ). В случае одностороннего отказа от исполнения договора полностью или частично, когда такой отказ допускается законом или соглашением сторон, договор считается соответственно расторгнутым или измененным (п. 3 ст. 450 ГК РФ). В случае реализации такого права заказчик оплачивает исполнителю фактически понесенные последним расходы, а исполнитель полностью возмещает заказчику убытки (в том числе упущенную выгоду). Такое различие в объеме наложенных на заказчика и исполнителя

обязанностей при отказе от исполнения договора породило дискуссию, а может ли такое неравенство быть устранено условиями самого договора. Проще говоря, являются указанные положения императивными или диспозитивными.

В связи с этим важно понять, как в условиях такого спора правильно определить момент расторжения договора возмездного оказания услуг при одностороннем отказе стороны от его исполнения.

Суды склоняются к императивному характеру статьи 782 ГК РФ

К сожалению, дискуссия об императивном или диспозитивном характере положений ст. 782 ГК РФ продолжается не только на страницах научных изданий, но и в судебной практике, где единообразный подход по указанному вопросу до сих пор не сформирован.

Если исходить из того, что в ст. 782 ГК РФ закреплены императивные нормы права (постановление Президиума ВАС РФ от 07.09.2010 № 2715/10), то в случае реализации стороной предоставленного ей права на односторонний отказ от исполнения договора моментом расторжения договора признается дата получения другой стороной уведомления об этом.

К такому выводу часто приходят суды, рассматривающие соответствующие споры. Так, в п остановлении ФАС Западно-Сибирского округа от 30.09.2013 по делу № А45-30644/2012 суд

указал, что моментом расторжения договора возмездного оказания услуг следует считать дату, когда сторона узнала или должна была узнать об одностороннем отказе другой стороны от исполнения договора. В другом деле суд пришел к выводу, что ст. 782 ГК РФ не устанавливает

какого-либо предварительного порядка извещения другой стороны о намерении прекратить договор. Эта норма определяет лишь условия возникновения такого права, и рассматриваемое право не может быть ограничено никакими условиями договора (постановление ФАС Московского округа от 01.10.2013 по делу № А40-16046/2013). Аналогичный подход можно встретить и в ФАС Северо-Западного округа в постановлении от 30.08.2011 по делу № А56-4746/2010 . Суд признал датой расторжения договора дату получения исполнителем соответствующего уведомления и указал, что п. 1 ст. 782 ГК РФ не предусматривает ограничений рассматриваемого права

заказчика, в том числе «путем согласования сторонами особого порядка расторжения договора. Установление сторонами в договоре любых ограничений права заказчика на односторонний отказ от исполнения договора в любое время, предоставленное ему законом, является ничтожным на основании статьи 168 ГК РФ как противоречащее нормам п. 1 ст. 782 и п. 3 ст. 450 ГК РФ».

Однако в постановлении от 14.03.2014 № 16 «О свободе договора и ее пределах (далее — Постановление № 16) Пленум ВАС РФ привел следующие разъяснения.

Цитата: «Если норма не содержит явно выраженного запрета на установление соглашением сторон условия договора, отличного от предусмотренного в ней, и отсутствуют критерии императивности, указанные в пункте 3 настоящего постановления, она должна рассматриваться как диспозитивная. В таком случае

отличие условий договора от содержания данной нормы само по себе не может служить основанием для признания этого договора или отдельных его условий недействительными по статье 168 ГК РФ» (п. 4 Постановления № 16).

Втом же п. 4 Постановления № 16 указано, что положения ст. 782 ГК РФ дают каждой из сторон договора возмездного оказания услуг право на немотивированный односторонний отказ от исполнения договора и предусматривают неравное распределение между сторонами

неблагоприятных последствий прекращения договора. Эта норма, по мнению Пленума ВАС РФ, не исключает возможность согласования сторонами договора иного режима определения последствий отказа от договора либо установления соглашением сторон порядка осуществления права на отказ от исполнения договора возмездного оказания услуг.

Вкомментарии к Постановлению № 16 А. Г. Карапетов и Р. С. Бевзенко, указывают что

«телеологическое толкование [нормы, изложенной в ст. 782 ГК РФ] не позволяет выявить убедительных аргументов, в силу которых она могла бы быть признана тотально императивной», а стороны должны иметь право установить «период предупреждения» (то есть установить, что заявление об отказе должно быть сделано не ранее, чем за тот или иной период до предполагаемого момента расторжения договора)1.

Несмотря на это, актуальная судебная практика по вопросу одностороннего отказа от исполнения договора возмездного оказания услуг зачастую придерживается противоположного подхода.

В качестве примера можно привести следующее дело.

Между заказчиком и организатором был заключен договор, по условиям которого организатор принял на себя обязательства по выполнению авиационно-химических работ по химической обработке сельскохозяйственных культур на полях заказчика. По условиям договора, о времени

прибытия самолета организатор должен был уведомить заказчика за день. Заказчик перечислил организатору авансовый платеж. Однако организатор работы не выполнил, а необходимость в их проведении у заказчика отпала. Поэтому он направил организатору соглашение о расторжении договора и потребовал вернуть авансовый платеж. Так как организатор никак

не отреагировал, заказчик решил расторгнуть договор и вернуть денежные средства в судебном порядке. Суд квалифицировал заключенный между сторонами договор как договор возмездного оказания услуг. Он указал, что ст. 310 ГК РФ не допускает односторонний отказ от исполнения обязательства, за исключением случаев, предусмотренных законом. К числу таких случаев относятся положения ст. 782 ГК РФ, в которых императивно закреплено право сторон на односторонний отказ от исполнения договора возмездного оказания услуг, а также то, что такое

право не может быть ограничено соглашением сторон. Поэтому суды пришли к выводу, что договор считается расторгнутым с момента получения уведомления о его расторжении (постановление АС Центрального округа от 06.10.2014 по делу № А36-2242/2013).

В договоре оказания услуг связи Правительство РФ допускает устанавливать период предупреждения

К договорам возмездного оказания услуг в числе прочих относятся договоры оказания услуг связи (п. 2 ст. 779 ГК РФ). Помимо ГК РФ такие услуги регулируются подзаконными нормативными актами Правительства РФ. Так, в постановлении от 10.09.2007 № 575 Правительство РФ утвердило Правила оказания телематических услуг связи, которыми установлено, что абонент вправе в любое время в одностороннем порядке расторгнуть договор при условии оплаты им понесенных оператором связи расходов по оказанию ему телематических услуг связи, а порядок одностороннего отказа от исполнения договора определяется договором (п. 46).

Таким образом, указанная норма подзаконного акта позволяет сторонам согласовывать особый порядок осуществления одностороннего отказа от договора. В связи с этим вызывает интерес вопрос о том, каким образом суды применяют ст. 782 ГК РФ в том случае, когда сторонами заключен договор возмездного оказания телематических услуг связи. Практика по таким делам немногочисленна, но встречается. Приведу один из случаев, когда абонент заключил с оператором связи договор на оказание телематических услуг связи, а именно о предоставлении услуг доступа в интернет и услуг кабельного телевидения. Стороны определили тарифные планы услуг связи.

В связи с выездом в командировку абонент обратился к оператору связи с заявлением о расторжении договора и возврате денежных средств, оставшихся на лицевом счете. В тот же день стороны подписали акт приема-передачи абонентской линии, переданной абоненту

во временное пользование. Абонент посчитал, что договор расторгнут именно в этот день и обратился к оператору с требованием вернуть ему денежные средства за излишне оплаченные услуги. Однако компания эти требования не удовлетворила. После этого абонент обратился

с жалобой в Роскомнадзор, который и привлек оператора к административной ответственности. Надзорный орган посчитал, что оператор нарушил права и законные интересы абонента в части начисления оплаты за услуги связи после расторжения договора. Однако суды с такой позицией не согласились. Суд кассационной инстанции указал, что дата расторжения договора определена как дата истечения установленного договором 10-дневного срока с момента письменного заявления абонента о расторжении договора. Суд сослался на п. 3 ст. 453 ГК РФ, согласно которому заявление о расторжении договора не прекращает обязательств сторон, если иное не вытекает из соглашения (постановление ФАС Уральского округа от 30.10.2012 по делу № А71-3773/2012).

Таким образом, поднятый вопрос способен затруднить оценку хозяйствующим субъектом рисков при одностороннем расторжении договора об оказании телематических услуг связи. Для крупных компаний, имеющих большой штат сотрудников, регулярно пользующихся интернетом, цена такого договора может быть достаточно внушительной. Интернет-провайдеры же, включая в типовой договор условие об их обязательном уведомлении об отказе от исполнения договора, могут не ограничиться 10-дневным сроком, а установить и более длительный срок. Таким образом, их клиенты при намерении расторгнуть договор в одностороннем порядке не могут достоверно

определить дату расторжения договора, если в нем установлен период предупреждения. В связи с этим могут возникнуть проблемы с определением суммы, которая должна быть уплачена абонентом за оказание услуг: из расчета до даты получения провайдером уведомления или до даты истечения периода предупреждения.

Аналогичное положение закреплено в п. 45 Правил оказания услуг связи для целей телевизионного вещания и (или) радиовещания (утв. постановлением Правительства РФ от 22.12.2006 № 785). Этот документ закрепляет, что в соответствующем договоре могут быть предусмотрены случаи и порядок одностороннего отказа сторон от исполнения договора.

Любопытно, что Порядок оказания услуг телефонной связи, утвержденный постановлением Правительства РФ от 09.12.2014 № 1342, не содержит положения о допустимости согласования сторонами порядка осуществления права на односторонний отказ от исполнения соответствующего договора. Таким образом, следует признать, что подзаконные акты Правительства

РФ не способствуют единообразию в судебной практике по рассматриваемому вопросу.

Потребитель не всегда может расторгнуть договор оказания услуг одним лишь уведомлением

Закон РФ от 07.02.1992 № 2300–1 «О защите прав потребителей» (далее — Закон № 2300–1) устанавливает право потребителя отказаться от исполнения договора о выполнении работ (оказании услуг) в любое время (ст. 32). Складывается ощущение, что с учетом общей направленности Закона № 2300–1 на защиту правового положения потребителя как слабой стороны договора такая формулировка запрещает устанавливать в потребительском договоре возмездного оказания услуг период предупреждения при расторжении договора по инициативе потребителя. Однако это не совсем так.

Например, Правительство РФ в постановлении от 18.07.2007 № 452 утвердило Правила оказания услуг по реализации туристского продукта. Пункт 13 этого документа относит к существенным условиям договора о реализации туристского продукта, заключаемого между туроператором и потребителем, условия изменения и расторжения договора о реализации туристского продукта. Как показывает практика, указанное положение способно сформировать представление судов

о том, что оно ограничивает применение ст. 32 Закона № 2300- 1, даже несмотря на то, что п. 20 рассматриваемых Правил позволяет потребителю потребовать расторжения договора в связи с существенным изменением обстоятельств, к числу которых относятся изменение сроков совершения путешествия, болезнь потребителя и др.

Так, Октябрьский районный суд г. Ижевска рассматривал дело по иску физического лица, заключившего договор с туристической компанией и отказавшегося от его исполнения в аэропорту по причине гипертонического криза родственника, совместно с которым должно было быть совершено путешествие. Истец требовал взыскать с ответчика уплаченное вознаграждение за вычетом фактически произведенных туроператором расходов. Отказывая в иске, суд в числе

прочего указал, что односторонний отказ туриста от исполнения договора лишает его возможности требовать от турагентства возврата суммы, уплаченной за тур, а истец не исполнил свои обязательства по договору, так как он не сообщил туроператору о хроническом заболевании родственника.

Этот судебный акт был отменен кассационным определением судебной коллегии по гражданским делам ВС Удмуртской Республики от 25.01.2012. При этом суд кассационной инстанции признал допустимой устную форму отказа от исполнения договора (информация о приступе была сообщена туроператору по телефону из аэропорта).

Представим себе, что такой договор содержит условие о том, что он будет считаться расторгнутым по истечении определенного срока с даты получения уведомления о расторжении. В таком случае туроператор получает право продолжить оказание уже невостребованных клиентом услуг до окончания периода предупреждения, что явно противоречит предоставленному потребителю

праву в любое время отказаться от исполнения договора. Противоположное толкование, которому может способствовать положение, закрепленное в Правилах оказания услуг по реализации туристского продукта, не может не привести к злоупотреблениям со стороны недобросовестных туроператоров.

Однако практику применения судами общей юрисдикции ст. 32 Закона № 2300- 1 также нельзя назвать единообразной. Так, в определении от 24.07.2012 по делу № 4г/8–6215 Московский городской суд пришел к выводу о том, что, несмотря на то, что потребитель сделал заявление об одностороннем отказе от исполнения договора оказания услуг проводного радиовещания, такой договор не считается расторгнутым. Из текста судебного акта следует, что для расторжения договора потребителю следовало предоставить исполнителю заявление установленной формы на выключение радиоточки, паспорт, справку об отсутствии задолженности, квитанцию об оплате выключения радиоточки. Кроме того, суд указал, что на основании ст. 32 Закона № 2300–1 именно потребитель обязан был доказать оплату услуг связи по состоянию на день обращения с заявлением о расторжении договора.

Стоит отметить, что ни в ст. 32 Закона № 2300–1, ни в ст. 782 ГК РФ не закреплена обязанность потребителя (заказчика) осуществлять возмещение фактически произведенных исполнителем расходов до даты отказа от исполнения договора, что не помешало суду сделать соответствующий вывод. Такой вывод представляется достаточно спорным, так как возмещение заказчиком фактически произведенных исполнителем расходов предполагает их документальное подтверждение последним. Как заказчику определить размер таких расходов в отсутствие подтверждающих документов, непонятно.

Императивный характер норм о расторжении договора оказания услуг приведет к стабильности оборота

В завершение хотелось бы привести правовую позицию, изложенную в отказном определении Верховного суда РФ от 18.09.2014 по делу № А27-17274/2013, которая как нельзя лучше иллюстрирует ситуацию, сложившуюся в правоприменении по рассматриваемому вопросу. Так, Верховный суд РФ указал, что пункт договора возмездного оказания услуг, устанавливающий порядок расторжения договора (речь в нем, правда, шла о неустойке за односторонний отказ), ничтожен. При этом суд, сославшись на п. 4 Постановления № 16, который прямо говорит о диспозитивном характере норм, закрепленных в ст. 782 ГК РФ, отметил, что стороны вправе согласовать в договоре возмездного оказания услуг такой порядок, но раз одна из сторон обжалует соответствующий пункт договора, согласие достигнуто не было.

Что касается последнего довода, то представляется, что он противоречит самому понятию договора, изложенному в п. 1 ст. 420 ГК РФ, поскольку тот факт, что сторона договора оспаривает какое-либо из его условий, сам по себе не может прекращать действие такого условия, так как ранее оно было установлено соглашением сторон.

Таким образом, как было показано, единообразия в решении вопроса о возможности сторон установить порядок расторжения договора возмездного оказания услуг не наблюдается не только в судебной практике в целом, но и в отдельном судебном акте Верховного суда РФ. В такой противоречивой ситуации практикующим юристам необходимо учитывать в своей работе невозможность предугадать, какую позицию займет суд при определении момента расторжения договора возмездного оказания услуг, и надеяться на то, что рано или поздно такие противоречия будут устранены либо законодателем, либо Верховным судом РФ путем соответствующих разъяснений.

Также представляется необходимым поставить точку в споре о диспозитивном или императивном характере норм ст. 782 ГК РФ. При этом признание таких норм императивными, несмотря на некоторую нелогичность такого решения, создаст стабильность, столь необходимую обороту.

В случае же их признания диспозитивными необходимо одновременно с этим в условиях общности правового регулирования гл. 39 ГК РФ договоров возмездного оказания различных видов услуг устанавливать различное толкование рассматриваемых норм для таких договоров.

Вполне возможно, что такие положения могут затруднить правоприменение и не сделают его более предсказуемым, так как п. 2 ст. 779 ГК РФ оставляет открытым перечень договоров возмездного оказания услуг, в связи с чем вряд ли любая из классификаций таких договоров будет носить исчерпывающий характер.

1 Карапетов А. Г., Бевзенко Р. С. Комментарий к нормам ГК РФ об отдельных видах договоров в контексте постановления Пленума ВАС РФ «О свободе договора и ее пределах» // Вестник экономического правосудия. 2014. № 9.

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ СПОРЫ

Горохов Станислав Дмитриевич

слушатель РШЧП

В каких случаях можно «исцелить» ничтожную сделку

Какое поведение стороны дает основание полагаться на действительность сделки На чью сторону встанет суд, если сделка заключена до внесения изменений в ГК РФ

Одним из важнейших нововведений проводимой в настоящее время модернизации гражданского законодательства является введение принципа добросовестности1. Применительно к институту сделок этот принцип проявляется в максимальном сохранении юридической силы за совершенными сделками путем минимизации возможностей их аннулирования. Данный вектор

корректировки регулирования был продиктован, прежде всего, необходимостью повысить стабильность и, как следствие, определенность правовых связей участников оборота. Как показывает практика, хозяйствующим субъектам действительно зачастую удается отстоять юридическую силу сделки, опираясь на новые правила. Тем не менее имплементация новых положений не лишена и определенных спорных нюансов, разрешить которые еще предстоит как на уровне доктрины, так и судебной практики.

Недобросовестность стороны поможет «исцелить» сделку

Эффективному достижению цели обеспечения цивилизованного и предсказуемого поведения участников гражданско-правовых отношений во многом способствует появление новых механизмов правовой защиты, позволяющих бороться с непоследовательным и вводящим в заблуждение поведением хозяйствующих субъектов. Одним из таких инструментов реформированной гл. 9 ГК РФ стало правило, известное зарубежному праву как эстоппель2.

Например, римскому частному праву было известно правило nemo contra factum su um proprium venire potest — никто не вправе идти вразрез со своим предыдущим поведением, иначе, это будет влечь потерю правовой защиты3. Между тем правило эстоппель принято рассматривать именно как продукт стран, принадлежащих к англосаксонской правовой системе, ядро которой составила указанная римская максима4.

Так, на страницах иностранной литературы, посвященной принципу добросовестности в европейском договорном праве, объясняется, что правило о запрете противоречия своим

предыдущим действиям выводится из положения § 242 «Добросовестное исполнение» Германского гражданского уложения (далее — ГГУ). Оно позволяет защищать разумные ожидания участников оборота, а противоречивое поведение рассматривает в качестве формы злоупотребления правом5.

Впоследних отечественных диссертационных исследованиях вполне справедливо обращается внимание на схожесть данных правил6, а также на наличие принципа добросовестности в основе эстоппеля7.

Взарубежной юридической литературе стало уже традиционным при иллюстрировании механизма работы эстоппеля приводить слова Лорда Деннинга (Lord Denning): «Эстоппель… это принцип права справедливости. Суть его состоит в том, что если лицо, А сказало или сделало что-либо, приводящее к тому, что лицо В положилось на определенное положение дел, тогда лицо, А обязано руководствоваться тем, что оно ранее сказало или сделало, иначе это было бы нечестно

с его стороны"8, по той простой причине, что у лица В появляется ущерб из-за изменения своего предыдущего положения (detrimental change of position), вызванного упомянутыми действиями лица А9.

Говоря о международной практике развития данного правила, следует сказать, что оно получило признание и последующее закрепление в ст. 1.8 («Несовместимое поведение») Принципов международных коммерческих договоров УНИДРУА 2010 года в следующем виде: «Сторона не может поступать несовместимо с определенным пониманием, которое возникло по зависящим

от нее причинам у другой стороны и, имея в виду которое, эта другая сторона, разумно на него полагаясь, совершила действие в ущерб себе"10.

С 1 сентября 2013 года ст. 166 «Оспоримые и ничтожные сделки» ГК РФ начала действовать

вобновленной редакции (Федеральный закон от 07.05.2013 № 100ФЗ «О внесении изменений

вподразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации»; далее — Закон № 100ФЗ).

Цитата: «Сторона, из поведения которой явствует ее воля сохранить силу сделки, не вправе оспаривать сделку по основанию, о котором эта сторона знала или должна была знать при проявлении ее воли» (абз. 4 п. 2 ст. 166 ГК РФ).

Аналогичное по своей направленности правило об «исцелении» оспоримой сделки имеется в § 144 «Подтверждение оспоримой сделки» ГГУ (оспаривание исключается, если оспоримая сделка подтверждена лицом, которое вправе ее оспаривать)11.

Приведенное выше нововведение в одном из комментариев к ГК РФ было охарактеризовано как повышающее значение добросовестности поведения сторон оспоримой сделки12. В другом комментарии авторами прямо указывается, что новелла закрепила правило эстоппель в российском праве и преследует цель защитить добросовестную сторону по оспоримой сделке,

если такая сторона положилась на заверения контрагента и действовала с намерением исполнить данную сделку13.

Так, А. В. Егоров, анализируя вопросы применения данного правила, приводит следующую практическую ситуацию: если сторона предъявляет иск о признании сделки недействительной после заявленного требования о возмещении убытков, то суд, скорее всего, откажет ей в уничтожении сделки, так как такая сторона ранее исходила из действительности сделки14.

Иначе говоря, заявитель лишается права на подачу двух названных исков именно в указанной последовательности.

Цитата: «Заявление о недействительности сделки не имеет правового значения, если ссылающееся на недействительность сделки лицо действует недобросовестно, в частности если его поведение после заключения сделки давало основание другим лицам полагаться на действительность сделки» (п. 5 ст. 166 ГК РФ).

Таким образом, теперь недобросовестными будут признаваться действия лица (в том числе стороны сделки), которые не вызывали сомнений в том, что оно согласно со сделкой и намерено придерживаться ее условий, но впоследствии обратилось в суд с требованием признать сделку недействительной15.

Противоречивое поведение стороны является злоупотреблением правом

Положение п. 5 ст. 166 ГК РФ вызывает наибольшее количество вопросов у юристов, что представляется вполне очевидным, учитывая множество использованных в нем оценочных понятий. Прежде всего, следует уяснить, идет ли речь в данном пункте только об оспоримых

сделках16 или он применим в равной степени и к ничтожным17. С точки зрения структуры и логики построения ст. 166 ГК РФ напрашивается именно второй вариант толкования. Вместе с тем полагаем, что сама возможность «исцеления» ничтожной сделки в связи с апеллированием к ее недействительности другой стороной после начала (окончания) ее исполнения (либо совершения каких-либо иных действий, которые в целом могут быть охвачены понятием

«поведение"18), не заслуживает поддержки. При этом часто используемый юристами довод о том, что оборот и так постоянно «поглощает» внушительный массив ничтожных сделок, едва ли способен именно с нравственно-правовых позиций оправдать предложенную интерпретацию. Поэтому более верным представляется первый вариант толкования.

Следующий вопрос, на который хотелось обратить внимание, касается того, как необходимо понимать слово «заявление», которое не будет иметь «правового значения», если суд признает его автора действующим недобросовестно. Юристы, подготовившие практический комментарий анализируемой новеллы ГК РФ, разъясняют, что под заявлением понимаются как иски, так

ивозражения19. Аналогичной процессуальной интерпретации заявлений придерживается

иК. И. Скловский20. Между тем диаметрально противоположной интерпретации — назовем ее условно «непроцессуальной» — придерживается А. М. Эрделевский. Он пишет: «Подобное

заявление, скорее всего, является внесудебным заявлением о недействительности сделки одного из участников гражданских правоотношений, адресованное другим участникам, так как иск

едва ли можно квалифицировать как действие, не имеющее правового значения"21.

Комплексную и наиболее удачную, по нашему мнению, позицию занимает уральская школа права, представители которой подготовили рекомендации для арбитражных судов одноименного округа. В данных рекомендациях, в частности, отмечается, что «заявление о недействительности сделки может быть сделано любой стороной сделки как в процессе их взаимоотношений, так и в ходе рассмотрения спора в исковом заявлении или в отзыве на иск. Форма названного заявления должна позволять впоследствии подтвердить факт наличия такого заявления с учетом положений статьи 64 АПК РФ» (п. 17 Рекомендаций НКС при АС Уральского округа по вопросам, возникающим при рассмотрении споров, связанных с применением части первой ГК РФ, подготовленных по итогам заседания 15.05.2014).

Кроме того, принципиально важным с точки зрения корректного применения ст. 166 ГК РФ является уяснение значения оборота «давало основание полагаться», которому по смыслу правила эстоппель отводится центральное место — демонстрация позиции одним лицом

иобязательное восприятие ее адресатом. Эта формулировка, на наш взгляд, должна толковаться следующим образом — когда у «среднего, нормального и разумного» участника оборота (стороны сделки или, например, выгодоприобретателя) при установившейся практике взаимоотношений имелись достаточные основания полагать, что другая сторона сделки считает себя связанной ею,

ипри наличии дефектов в сделке с точки зрения закона (позволяющих в последующем произвести

ееоспаривание). Иллюзорность поведения стороны (то есть автора такого «заявления») для целей применения данного правила, как нам представляется, должна быть полностью исключена. Иначе это позволит участникам оборота активно и необоснованно руководствоваться якобы уже состоявшимся «исцелением» сделки, не приводя при этом доказательств того, что признание судом сделки недействительной причинит убытки такому участнику сделки (либо иному полагавшемуся на такую сделку лицу).

Также следует учитывать, что Законом № 100-ФЗ в ГК РФ введена ст. 173.1 «Недействительность сделки, совершенной без необходимого в силу закона согласия третьего лица, органа юридического лица или государственного органа либо органа местного самоуправления». При этом п. 3 указанной статьи является ничем иным, как примером детализации правила абз. 4 п. 2 ст. 166 ГК РФ. Согласно этому пункту лицо, давшее необходимое в силу закона согласие на совершение оспоримой сделки, не вправе оспаривать ее по основанию, о котором это лицо знало или должно было знать в момент выражения согласия. Это означает, что по такому основанию упречная в силу закона сделка автоматически перестает быть таковой.

Приведенный обзор норм позволяет нам говорить о появлении в ГК РФ концептуального правила о запрете для участников гражданского оборота действовать непоследовательно и противоречиво, знакомого ряду правопорядков как правило эстоппель.

Весьма показательной иллюстрацией некорректного применения эстоппеля в судебно-арбитражной практике22, на наш взгляд, является следующий пример с мировым

соглашением (которое юристы предлагают рассматривать как сделку23). В данном деле заключение мирового соглашения было квалифицировано, в том числе, как прощение дополнительного долга (процентов за пользование чужими денежными средствами), поскольку о его сохранении в соглашении ничего не говорилось. По мнению суда, данное обстоятельство повлекло невозможность последующего взыскания данного дополнительного долга кредитором. Указанная правовая позиция была сформулирована Президиумом ВАС РФ в постановлении от 22.03.2011 по делу № А60-62482/ 2009-С7 и в дальнейшем инкорпорирована в п. 15 постановления Пленума ВАС РФ от 18.07.2014 № 50 «О примирении сторон в арбитражном процессе» (однако уже без ссылки на эстоппель, которая имелась в тексте постановления Президиума).

Ситуацию, положенную в основу данной правовой позиции ВАС РФ, следовало бы квалифицировать не по правилу эстоппель24, то есть не как уличение кредитора в непоследовательности его поведения при заключении и исполнении мирового соглашения,

а скорее как отказ от права путем прощения должнику дополнительного долга. Иначе говоря, здесь не усматривается противоречия в рамках одного вектора поведения — измененного (трансформированного) обязательства ввиду того, что простив долг, кредитор выбрал тем самым иной вектор поведения — полное прекращение обязательственных отношений с должником.

Выше нами уже отмечалось, что по смыслу положений ГГУ противоречивое поведение стороны сделки принято квалифицировать в качестве формы злоупотребления правом. С учетом германского опыта, полагаем возможным применять аналогичный подход и использовать в рамках абз. 4 п. 2 и п. 5 ст. 166 ГК РФ соответствующие санкции за нарушения принципа добросовестности (в контексте ст. 10 ГК РФ). В науке такая позиция разделяется рядом юристов25, а также поддерживается судебной практикой (постановления Пятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 10.06.2014 по делу № А32-27390/2013, от 21.06.2014 по делу № А32-22284/2013, от 03.10.2014 по делу № А32-527/2014). Так, в одном деле суд пришел к выводу, что поведение ответчика содержит не только признаки недобросовестности,

предусмотренные п. 5 ст. 166 ГК РФ, но и по смыслу ст. 10 ГК РФ является злоупотреблением правом на признание сделки недействительной (заметим, что сделка была совершена 14.12.2011). Суд также указал, что в деле отсутствуют достоверные доказательства того, что совершение спорной сделки повлекло или могло повлечь за собой причинение убытков ответчику либо возникновение иных неблагоприятных последствий для него. В связи с этим суд отказал в удовлетворении кассационной жалобы ответчика (постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 21.02.2014 по делу № А53-31065/2012).

Суды «исцеляют» сделки, заключенные и до внесения изменений в ГК РФ

На данный момент уже сложилась определенная судебная практика по применению новых положений ст. 166 ГК РФ. При этом в правоприменении формируется несколько подходов.

К первому блоку можно отнести следующую судебную практику. Заявитель ссылается на необходимость применения п. 5 ст. 166 ГК РФ при разрешении спора, однако суд не принимает

во внимание его доводы, указывая, что данная норма права применяется только к сделкам, совершенным после 01.09.2013 (апелляционные определения Иркутского областного суда от 27.05.2014 по делу № 33–4187/14, Московского городского суда от 12.11.2014 по делу № 33–21436; постановления АС Уральского округа от 15.07.2014 по делу № А60-47710/2013, Московского округа от 24.10.2014 по делу № А40-151938/ 10-71-714, Волго-Вятского округа от 18.11.2014 по делу № А79-5154/2013).

В некоторых делах суд также дополнительно подчеркивал, что новая редакция ст. 166 ГК РФ очевидно свидетельствует о воле и понимании законодателем добросовестности исполнения сделок (апелляционные определения ВС Республики Башкортостан от 08.04.2014 по делу

№ 33–4879/2014 и от 30.10.2014 по делу № 33–13006/2014, Челябинского областного суда от 06.05.2014 по делу № 11–4548/2014; постановление АС Московского округа от 06.06.2014

по делу № А40-101887/13). Кроме того, суды делали ссылку на Концепцию развития гражданского законодательства РФ (постановление Двенадцатого арбитражного апелляционного суда от 25.04.2014 по делу № А06-5637/2013), или даже отмечали, что новелла ст. 166

ГК РФ направлена на сохранение, а не аннулирование обязательств (апелляционное определение Свердловского областного суда от 05.09.2014 по делу № 33–10296/2014).

Между тем в одном из дел суд применил п. 5 ст. 166 ГК РФ к сделке от 05.07.2012, то есть к правоотношениям, имевшим место до вступления в силу Закона № 100ФЗ (постановление

АС Северо-Западного округа от 07.11.2014 по делу № А56-68173/2013). Из данного судебного акта можно заключить, что суд имплицитно придает указанному правилу ст. 166 ГК РФ явно процессуальное значение, применяя его в силу положения ч. 4 ст. 3 АПК РФ, не руководствуясь при этом положениями п. 6 ст. 3 Закона № 100ФЗ. Аналогичная практика имеется в АС Московского округа (постановления от 27.10.2014 по делу № А40-15580/ 13-102-145,

от 26.11.2014 по делу № А40-130898/13). В целом же отметим, что практика применения п. 5 ст. 166 ГК РФ в отношении сделок, совершенных до 1 сентября 2013 года, является весьма устойчивой и на уровне апелляционных судов (постановление Двадцатого арбитражного апелляционного суда от 08.12.2014 по делу № А09-4057/2014).

В этой связи показательным будет привести иную интерпретацию п. 6 ст. 3 Закона № 100ФЗ. Так, в одном из дел суд прямо указал, что п. 5 ст. 166 ГК РФ применяется, в том числе, к сделкам, совершенным и до дня вступления в силу Закона № 100ФЗ, поскольку не является нормой об основаниях и о последствиях недействительности сделок (постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 14.04.2014 по делу № А45-10274/2013).

К другому подходу практики можно отнести судебные акты, в которых суд не дал правовой оценки ссылкам заявителя на п. 5 ст. 166 ГК РФ. Причем в одном из таких дел сделка (признана нижестоящими судами ничтожной) была совершена 09.09.2013 — то есть после даты вступления в силу Закона № 100ФЗ (постановление АС Западно-Сибирского округа от 28.10.2014 по делу № А67-7089/2013). В этой связи можно лишь предположить, что суд, скорее всего, посчитал невозможным в принципе применение к ничтожным сделкам правил ГК РФ об их «исцелении», но по каким-то причинам не стал отражать это в судебном акте.

В другом деле договор, признанный нижестоящими судами ничтожной сделкой, был заключен 07.03.2013, но суд также не дал оценку ссылке подателей кассационной жалобы на правила п. 5 ст. 166 ГК РФ (постановление АС Северо-Кавказского округа от 07.10.2014 по делу № А53-26595/2013). Между тем судья Верховного суда РФ, отказывая в передаче данного дела

для рассмотрения коллегией по экономическим спорам Верховного суда, как нам видится, озвучила основание невозможности применения положения п. 5 ст. 166 ГК РФ: «Спорный договор заключен с нарушением порядка предоставления земельных участков под строительство объектов жилого назначения, установленного статьей 30.1 Земельного кодекса РФ».

Из невозможности апеллянта ссылаться на абз. 4 п. 2 и п. 5 ст. 166 ГК РФ исходил и Семнадцатый арбитражный апелляционный суд (постановление от 04.12.2014 по делу № А60-22489/2014). Суд отметил, что указанные нормы направлены на защиту добросовестной стороны, положившейся на заверения или поведение контрагента по оспоримой сделке и действовавшей с намерением исполнить ее. При этом апелляционный суд подтвердил вывод суда первой инстанции о ничтожности спорной сделки (п. 2 ст. 168 ГК РФ).

Весьма показательны аргументы кассатора по другому делу, где он утверждал, что поскольку между сторонами был заключен явно ничтожный контракт, то нет оснований для признания его поведения недобросовестным на основании п. 5 ст. 166 ГК РФ (постановление ФАС Московского округа от 05.03.2014 по делу № А40-81293/13).

Между тем в судебной практике встречается и диаметрально противоположный взгляд судов