учебный год 2023 / Егоров А.В., Папченкова Е., Ширвиндт А.М. Представительство

Представительство: исследование судебной практики

(п. 2 ст. 171, п. 2 ст. 172 ГК РФ). В обоих случаях ответственность представляемого по различным соображениям исключена.

Таким образом, оспаривание сделки по п. 1 ст. 174 ГК РФ, ограниченное годичным сроком, необходимостью обращения заинтересованного лица в суд и т.п. факторами, является более дружелюбным по отношению к гражданскому обороту инструментом, чем ст.183 ГК РФ.

Второе: начало течения срока исковой давности по иску о возврате исполненного по сделке. В случае ст. 174 ГК РФ требование об оспаривании обязательственной и распорядительной сделок «схлопывается»

водин момент, соответственно действует единый годичный срок исковой давности с того момента, как лицо узнало или должно было узнать о нарушении. Механизм ст. 183 ГК РФ предполагает расщепление правового режима: эта статья прямо регулирует только судьбу договора или обязательственной сделки – представитель может одобрить ее или отказаться от исполнения, при этом право на отказ от одобрения срока давности не знает. В то же время режим совершенной представителем сделки по отчуждению имущества представляемого остается за скобками ст. 183 ГК РФ, что вполне логично, ведь ситуация продажи чужого органично разрешается нормами вещного права – в силу правила «никто не может передать больше прав, чем имеет сам» сделка по отчуждению неуправомочным представителем чужого имущества ничтожна на основании ст. 209, 168 ГК РФ. Однако важным последствием такого разрыва правовых режимов обязательственной и распорядительной сделок является то, что параллельно с бессрочным правом на отказ от исполнения сделки идет речь о задавниваемом требовании о возврате исполненного – три года с того момента, как лицо узнало или должно было узнать о нарушении. При этом остается неясным, что считать таким моментом – момент, когда принципал отказывается от исполнения в связи с предъявленным им иском или ранее, когда ему должно было быть известно о факте незаконного отчуждения представителем имущества принципала1.

Третье: ответственность. По субъектному составу можно разделить ответственностьнарушителянаответственностьпередпринципаломиответственность перед контрагентом. Начнем с последней. Нормам о представительстве известно свое специфическое регулирование ответственности представителя, действующего в отсутствие или за пределами полномочий:

всилу ст. 183 ГК РФ заключенная таким образом сделка будет связывать действующеебезполномочиялицо,ноне представляемого.В Россиинорма сформулирована так, как будто договор состоялся между неуполномоченным лицом и контрагентом. В Германии же говорится о том, что нали-

1  Об этом см. также: Vedder K.-C. Op. cit. S. 141.

281

А.В. Егоров • Е.А. Папченкова

цо особый состав ответственности из обязательства, возникающего всилу закона: третье лицо, защищаемое данным правилом, имеет право требовать исполнения от неуполномоченного представителя или возмещения своих убытков, а обратного требования (представителя к контрагенту) закон не знает. Такое регулирование представляется более взвешенным и о нем пойдет речь ниже в соответствующем разделе книги.

Возникает вопрос о применимости данного механизма к действиям лица, действующего в нарушение интересов представляемого или с превышением внутренних ограничений, установленных в договоре между ним и представляемым, т.е. о соотношении ст. 174 и п. 1 ст. 183 ГК РФ.

В российской практике встречаются решения, где суды исходят из возможной применимости отраженного в п. 1 ст. 183 ГК РФ механизма ответственности представителя в сделке, оспоренной на основании ст. 174 ГК РФ. Такой вывод, в частности, сделал в одном из своих постановлений ФАС Московского округа посредством взаимосвязанного толкования положений ст. 182, 183, 174 ГК РФ1. Как представляется, эта практика является излишней.

Недействительная сделка, как известно, не порождает никаких последствий, кроме тех, что связаны с ее недействительностью (ст. 167 ГК РФ). Но стороны обязаны возвратить друг другу полученное по сделке. Эта обязанность будет возлагаться на представляемое лицо в случае оспаривания сделки на основании ст. 174 ГК РФ, если оно получит ка- кое-то исполнение. Дополнительные убытки в данном случае не подлежат возмещению. Однако не следует забывать, что сделка по п. 1 ст. 174 ГК РФ может быть оспорена лишь при условии недобросовестности контрагента (т.е. если он знал или должен был знать о нарушении представителем наложенных на него ограничений). Недобросовестный контрагент не защищается и на основании ст. 183 ГК РФ, поэтому разницы в подходах двух статей по вопросу об ответственности представителя перед третьим лицом (контрагентом) фактически не усматривается.

Второй аспект – ответственность перед принципалом (представляемым).

Статья 174 ГК РФ регулирует только последствия совершения сделки представителем в нарушение интересов представляемого – она признается недействительной, однако ничего не говорит об ответственности, которую представитель должен нести за указанные действия. Поэтому представитель будет нести ответственность в соответствии с договорным отношением, связывающим его и принципала. Как правило, речь идет о фидуциарном по своему характеру договоре поручения.

1  Постановление ФАС Московского округа от 01.09.2011 по делу № А40-86170/10-6-740.

282

Представительство: исследование судебной практики

То же самое касается директора юридического лица– он обязан действовать в интересах представляемого добросовестно и разумно, поскольку так специально установил закон (ст. 53 ГК РФ); конкурсного управляющего (действует добросовестно иразумно в интересах должника, кредиторов и общества – п. 6 ст. 24 Закона о банкротстве); опекуна (обязан защищать права и законные интересы подопечного в силу п. 3 ст. 36 ГК РФ).

Третий аспект ответственности охватывает ответственность третьего лица (контрагента) перед принципалом. Для ст. 183 ГК РФ этот вопрос не актуален, поскольку заключенная сделка не связывает принципала и поэтому не должна порождать для него никаких убытков. В ст. 174 ГК РФ ситуация складывается несколько иначе. При оспаривании заключенной сделки у представляемого могут быть дополнительные потери, которые было бы правильно возлагать не только на представителя, нарушившего ограничения, но в некоторых случаях и на третье лицо – контрагента. Подспорьем для этого в очередной раз может выступить знание германского права.

В германской литературе отмечается, что если имел место сговор между представителем и третьим лицом, то возможна постановка вопроса о привлечении их обоих за деликт, последние в этом случае будут отвечать как содолжники (Gesamtschuldner)1. Такое расширение доступных принципалу средств защиты видится оправданным и в российском праве и может подпадать под общее определение генерального деликта.

Также в Германии допускается привлечение третьего лица к ответственности на основании норм о culpa in contrahendo (cic), чья сфера действия не ограничена только преддоговорной ответственностью, применяется в том числе и в случае, если договор был заключен, но отпал впоследствии как признанный недействительным2. Аналогичная норма имеется ныне в п. 7 ст. 434.1 ГК РФ.

Таким образом, баланс интересов сторон при применении к одной

итой же ситуации ст. 174 и 183 ГК РФ оказывается более взвешенным в первом случае, поэтому нельзя согласиться с мнением Ю.В. Байгушевой и решение отечественного законодателя можно считать оправданным. Примечательно, что в современной немецкой литературе критикуется сложившаяся в Германии практика применения к ситуации, урегулированной ст. 174 ГК РФ (злоупотребление представителем полномочиями), положений § 178 ГГУ, аналогичных ст. 183 ГК РФ,

ипредлагается установить оспоримый характер таких сделок с пресекательным сроком для их оспаривания3.

1  Schramm K.-H. in: MünchKomm BGB. § 164. Rn. 107. 2  Ibid. Rn. 123 .

3  Vedder K-C. Op. cit. S. 140.

Актуальные вопросы представительства1

Комментарий к п. 122–132 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений

раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»2

В статье дается комментарий к недавним разъяснениям Верховного Суда Российской Федерации (далее – ВС РФ), посвященным гра- жданско-правовому представительству и отдельным вопросам представительства процессуального. Речь идет о п. 122–132 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее – постановление). Это все пункты последнего раздела постановления («Представительство. Доверенность»), кроме п. 121, касающегося применения правил о представительстве к деятельности органов юридического лица, и лишь формально входящего в этот раздел

п.133, где перечислены отменяемые постановлением разъяснения. Комментарий сосредоточен на анализе тех подходов, которые нашли

отражение в постановлении. Особое внимание при этом уделяется их связям с реформой ГК РФ и их соотношению с абстрактными разъяснениями, звучавшими из уст высших судебных инстанций ранее. В последнем случае имеются в виду прежде всего отмененные постановлением п. 20 постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 01.07.1996 № 6/8 «О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее – постановление Пленумов № 6/8) и постановление Пленума ВАС РФ от 14.05.1998 № 9 «О некоторых вопросах применения статьи 174 Гражданского кодекса Российской Федерации при реализации органами юридических лиц полномочий на совершение сделок» (далее – постановление Пленума № 9) (абз. 2 и 6 п. 133 постановления), а также сохраняющее значение информационное письмо Президиума ВАС РФ от 23.10.2000 № 57 «О некото-

1  При подготовке комментария использовалась СПС «КонсультантПлюс».

2  Автор принимал участие в подготовке комментируемого постановления (прим. ред.).

284

Актуальные вопросы представительства

рых вопросах практики применения статьи 183 Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее – письмо № 57). При этом пункты постановления, опирающиеся на традицию и посвященные хорошо известным практическим вопросам, рассматриваются более подробно, чем те, которые обращаются к новым положениям ГК РФ и служат скорее отправной точкой для профессиональной дискуссии, нежели ее результатом.

Многие вопросы, рассматриваемые в настоящем комментарии, я обсуждал с О.Р. Зайцевым. Это общение уберегло меня от некоторых ошибок и позволило разглядеть ряд деталей, прежде остававшихся незамеченными.

122.Пункт 1 статьи 183 ГК РФ не применяется к случаям совершения сделок органом юридического лица с выходом за пределы ограничений, которые установлены его учредительными документами, иными документами, регулирующими деятельность юридического лица, или представителем, за пределами ограничений, указанных в договоре или положении

офилиале или представительстве юридического лица. Такие сделки могут быть оспорены на основании пункта 1 статьи 174 ГК РФ.

По общему правилу, когда сделка от имени юридического лица совершена лицом, у которого отсутствуют какие-либо полномочия, а контрагент юридического лица добросовестно полагался на сведения о его полномочиях, содержащиеся в ЕГРЮЛ, сделка, совершенная таким лицом с этим контрагентом, создает, изменяет и прекращает гражданские права и обязанности для юридического лица с момента ее совершения (статьи 51 и 53 ГК РФ), если только соответствующие данные не были включены в указанный реестр в результате неправомерных действий третьих лиц или иным путем помимо воли юридического лица (абзац второй пункта 2 статьи 51 ГК РФ).

В иных случаях, когда сделка от имени юридического лица совершена лицом, у которого отсутствуют какие-либо полномочия, подлежат применению положения статьи 183 ГК РФ.

1.В этом пункте постановления Пленум ВС РФ напоминает судам

онеобходимости различать объем полномочий представителя (органа), имеющий первостепенное значение для его взаимодействия с третьими лицами, и внутренние ограничения полномочий, показывающие себя преимущественно в отношениях между представителем (органом) и представляемым (юридическим лицом). Строго говоря, в последнем случае речь должна идти не столько об ограничении полномочий, сколько об обязанности представителя пользоваться действительно имеющимися полномочиями лишь в той мере, в какой это соответствует внутренним отношениям.

285

А.М. Ширвиндт

Если лицо обладает полномочиями на совершение той или иной сделки (или если имеется защищаемое законом доверие третьего лица к видимости таких полномочий), то эта сделка свяжет представляемого, даже если из его отношений с представителем вытекает, что тот не должен был ее заключать, так как соответствующее ограничение установлено договором между ними или отношения между представителем и представляемым, в связи с которыми совершена спорная сделка, прекратились либо никогда не возникали.

Последовательное разъединение внешних и внутренних отношений в представительстве и абстрагирование их друг от друга, хорошо известное европейской правовой традиции1, проявляется во многих решениях российского законодателя. Во-первых, правила о представительстве он помещает в общую часть ГК РФ (глава 10), демонстрируя, что полномочия могут возникать в самых разных ситуациях (а не только в связи с договором поручения) и всегда подчиняются одному и тому же режиму, который не зависит от специфики отношений между представителем и представляемым. Во-вторых, говоря об основаниях возникновения представительских полномочий, закон не ставит наступление соответствующих последствий в зависимость от того, имелись ли между представителем и представляемым те или иные внутренние отношения. Так, ГК не обусловливает появление полномочий добровольного представителя наличием договора (заключенного, действительного и действующего) между ним и представляемым: полномочия возникают из доверенности, которая и есть не что иное, как сделка по установлению полномочий (п. 1 ст. 182 и п. 1 ст. 185 ГК РФ), и не имеет значения, был ли между представителем и представляемым договор поручения, простого товарищества, трудовой или какой бы то ни было иной. В-третьих, в ряду оснований прекращения представительских полномочий нет прекращения внутренних отношений между представителем и представляемым (п. 1 ст. 188 ГК РФ), так что доверенность, выданная поверенному, товарищу или работнику, сохраняет силу даже после расторжения договоров, в связи с которыми выдавалась.

1  См.: Рясенцев В.А. Представительство в советском гражданском праве // Представительство и сделки в современном гражданском праве. М., 2006. С. 226–234. Ср.: «Юридически доверенность отделена от лежащего в ее основе внутреннего правоотношения. Это означает, что следует всякий раз отдельно друг от друга рассматривать содержание

и действительность внутреннего правоотношения, с одной стороны, и доверенности,

сдругой. Доверенность закрепляет юридические возможности представителя, т.е. она определяет, в каком объеме представитель может (здесь и далее в цитатах курсив мой. – А.Ш.) управомочить или обязать представляемое лицо перед третьим лицом. Лежащее же в основе доверенности правоотношение, например, обоснованное в рамках договора поручения, определяет, что должен представитель сделать в пользу представляемого» (Шапп Я. Система германского гражданского права. М., 2006. С. 317–319).

286

Актуальные вопросы представительства

Наконец, в-четвертых, в п. 1 ст. 174 ГК РФ закреплено исключение, явственно подтверждающее общее правило – объем полномочий представителя (органа) определяется самостоятельно и не зависит от его внутренних отношений с представляемым (юридическим лицом). Даже

втех случаях, когда третьему лицу, совершавшему сделку с представителем, было известно или должно было быть известно об ограничениях, имевшихся во внутренних отношениях, закон не объявляет представителя неуполномоченным, а наделяет представляемого правом на оспаривание, без осуществления которого сделка представителя сохраняет полную силу для представляемого. Следует подчеркнуть: в такой ситуации сделка, совершенная от имени представляемого, связывает его не потому, что закон защищает доверие добросовестного контрагента к видимости полномочия (почему же тогда она действительна, хотя и оспорима, для недобросовестного лица, которое знало или должно было знать о внутренних ограничениях?), а именно потому, что в силу последовательно проводимого принципа абстрактности возникновение, прекращение и объем полномочий представителя оцениваются

вроссийском праве в отрыве от его отношений с представляемым1. Следовательно, критика в адрес отечественного законодателя, буд-

то бы наделавшего ошибок при восприятии доктрины видимости права2, бьет мимо цели. Конечно, принцип абстрактности, с одной стороны,

изащита доверия к видимости права – с другой, выполняют отчасти одни

ите же функции и, как правило, приводят к одним и тем же результатам (главное различие как здесь, так и в обороте вещей и прав, заключается в том, что абстрактность работает для всех без разбора независимо от наличия добросовестного заблуждения). Можно спорить о том, в каком направлении стоит развиваться российскому праву представительства: не следует ли, к примеру, отказаться от принципа абстрактности, возведя при этом защиту доверия к видимости полномочий в ранг общего правила (хотя полномочия и не возникают в отсутствие обязательствен-

1  См., напр.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Кн. 3: Договоры

овыполнении работ и оказании услуг. М., 2011. С. 303 (автор главы – М.И. Брагинский): «При применении этих указаний следует, очевидно, учитывать положение

офилиале (представительстве), которое, подобно договору поручения, определяет внутренние взаимоотношения между юридическим лицом и представляющим его руководителем филиала (представительства). Что же касается внешних отношений, то они устанавливаются только доверенностью, независимо от того, что записано в положении. По отмеченной причине, в частности, полномочия директора, определенные в доверенности, не могут быть оспорены ссылкой на положение». Однако в другом месте той же книги М.И. Брагинский, рассматривая ст. 174 ГК РФ, замечает, что статья эта введена для защиты третьих лиц и без нее сделки за пределами внутренних ограничений не связывали бы представляемого (см.: Там же. С. 331–333).

2  См.: Байгушева Ю.В. Представительство. Ярославль, 2015. С. 95.

287

А.М. Ширвиндт

ного договора между представителем и представляемым, прекращаются с его расторжением и зависят от него в объеме и условиях осуществления, для добросовестного контрагента их отсутствие не имеет значения, если имели место серьезные основания предполагать их наличие)? Но действующее право основано как раз на принципе абстрактности и даже в случаях, когда этот принцип работает на недобросовестного контрагента, не отказывается от него полностью, позволяя лишь отменить последствия его применения в судебном порядке (ст. 174 ГК РФ).

Учитывая сказанное, легко определить сферы применения п. 1 ст. 174 и ст. 183 ГК РФ. Первый посвящен ситуациям, когда представитель, действуя в пределах своих полномочий, переступил границу, проведенную во внутренних отношениях между ним и представляемым, тогда как вторая касается случаев совершения сделок одним лицом от имени другого в отсутствие необходимых полномочий. Если, скажем, поверенный, имеющий доверенность на продажу недвижимости от имени представляемого, или генеральный директор заключат договор продажи недвижимости без согласований, предусмотренных договором поручения или уставом, то этот договор свяжет представляемого, но в соответствии с п. 1 ст. 174 ГК РФ будет оспоримым – при условии, конечно, что контрагент знал или должен был знать не только о необходимости согласований, но и о том, что они не имели места. Если же такую сделку совершит поверенный, у которого полномочия не возникли вовсе, прекратились или не охватывают сделок в отношении недвижимости, либо лицо, в действительности не являющееся генеральным директором, то речь будет идти не о выходе за внутренние ограничения полномочий, а о совершении сделки без полномочий, которому и посвящена ст. 183 ГК РФ. Именно такой подход и закреплен в комментируемом постановлении Пленума (абз. 1 и 3 п. 122).

2. Объем полномочий обычного добровольного представителя определяется доверенностью, законного представителя – законом, полномочий из обстановки – самой этой обстановкой. Сложнее обстоит дело с объемом полномочий органа юридического лица.

В соответствии с п. 1 ст. 53 ГК РФ «юридическое лицо приобретает гражданские права и принимает на себя гражданские обязанности через свои органы, действующие в соответствии с законом, иными правовыми актами и учредительным документом. Порядок образования и компетенция органов юридического лица определяются зако-

ном и учредительным документом. Учредительным документом может быть предусмотрено, что полномочия выступать от имени юридического лица предоставлены нескольким лицам, действующим совместно или независимо друг от друга. Сведения об этом подлежат вклю-

288

Актуальные вопросы представительства

чению в единый государственный реестр юридических лиц». Если первые два абзаца п. 1 допускают самые разнообразные толкования, то третий абзац, начинающийся со слов «учредительным документом» и посвященный множественности лиц, уполномоченных действовать от имени юридического лица, вполне однозначно закрепляет возможность определения учредительным документом объема полномочий каждого из таких лиц, позволяя именно в этом акте разрешить вопрос о том, уполномочено ли каждое из них действовать самостоятельно или же лишь совместно с другими. Означает ли это, что объем полномочий органа юридического лица – в плане выбора между совместной множественностью лиц, уполномоченных действовать от его имени, и самостоятельностью каждого из них либо в отношении фиксации круга сделок, на которые уполномочено соответствующее лицо, – определяется учредительными документами?

Вкомментируемом пункте дается отрицательный ответ на этот вопрос, по крайней мере, в отношении круга сделок, доступных тому или иному органу: ограничения, которые установлены учредительными документами, иными документами, регулирующими деятельность юридического лица, рассматриваются как внутренние, т.е. вытекающие из отношений между юридическим лицом и лицом, осуществляющим полномочия, и по общему правилу не имеющие значения для оценки собственно представительских полномочий (абз. 1 п. 122 постановления). Это решение основано, как видно, на толковании п. 1 ст. 174 ГК РФ, которая, действительно, разводит полномочия на совершение сделки, определяемые (только!) доверенностью, законом или обстановкой (но не учредительными документами), с одной стороны, и их (внутренние) ограничения, предусмотренные договором, положением о филиале или представительстве, учредительными документами юридического лица или иными регулирующими его деятельность документами – с другой. Учитывая, что в соответствии с этим положением закона выход органа за пределы, установленные учредительными документами, сам по себе не влечет отказа в признании спорных сделок связывающими юридическое лицо – а именно это будет нормальным следствием совершения сделки лжепредставителем (лжеорганом), – следует констатировать, что законодатель исходит из того, что объем полномочий органа определяется не учредительными документами.

Вабз. 5 п. 22 постановления звучит аналогичный отрицательный ответ в отношении «положений учредительного документа, определяющих условия осуществления полномочий лиц, выступающих от имени юридического лица, в том числе о совместном осуществлении отдельных полномочий». Здесь также подчеркивается, что эти положения

289

А.М. Ширвиндт

не могут влиять на права третьих лиц, за исключением тех случаев, когда имеются основания для оспаривания сделки по п. 1 ст. 174 ГК РФ. В отличие от только что рассмотренного разъяснения, лишь акцентирующего позицию законодателя, здесь предлагается решение, прямо из закона не вытекающее и даже, пожалуй, корректирующее его.

Дело в том, что, как мы видели, вопросы о множественности лиц, действующих от имени юридического лица в качестве его органов, а также о самостоятельном или же совместном осуществлении ими полномочий законодатель недвусмысленно оставляет на откуп частноавтономному регулированию: «Учредительным документом может быть предусмотрено...» (абз. 3 п. 1 ст. 53 ГК РФ). Следовательно, способность одного из нескольких, скажем, генеральных директоров совершать сделки от имени юридического лица самостоятельно определяется именно учредительным документом. Это означает, что лицо, в соответствии с учредительным документом обладающее полномочиями лишь совместно с другими лицами и тем не менее совершающее сделку самостоятельно, является лжепредставителем, сделка которого не может связывать представляемого, если отсутствуют предусмотренные законом основания для защиты доверия к видимости полномочий. Такие основания очевидно отсутствуют в случаях, когда контрагент знал или должен был знать об отсутствии полномочий (предложение первое абз. 2 п. 2 ст. 51 ГК РФ: «Лицо, добросовестно полагающееся на данные единого государственного реестра юридических лиц, вправе исходить из того, что они соответствуют действительным обстоятельствам»). Пленум же настаивает, что даже в этих случаях спорные сделки связывают представляемого и могут быть сброшены им только посредством оспаривания по п. 1 ст. 174 ГК РФ. Таким образом, и здесь постановление квалифицирует положения учредительных документов, относящиеся к полномочиям органов, лишь как внутренние ограничения.

По данному вопросу Пленум высказывается лишь негативно (каким образом объем полномочий не определяется), воздерживаясь от прямого позитивного ответа. Между тем, учитывая содержание комментируемого пункта, следует предполагать, что постановление отдает предпочтение подходу, в соответствии с которым объем полномочий органов юридического лица определяется только законом и, по крайней мере, по общему правилу совпадает с объемом дееспособности соответствующего юридического лица. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что, если абз. 1 п. 122 постановления обращает внимание на разницу между объемом полномочий, последствия выхода за пределы которого регулируются ст. 183 ГК РФ, и ограничениями, установленными только во внутренних отношениях и проявляющимися вовне лишь при условиях и в порядке, за-

290