Критерии выделения стран Центральной и Восточной Европы
В прошлый раз мы остановились на определении критериев для стран Центральной и Восточной Европы. Переходим к характеристики данных критериев.
1. Геополитический. С геополитической точки зрения, все страны Центральной и Восточной Европы образуют единое пространство (демонстрирует физическую карту).
Регион Центральной (Восточной) Европы простирается от Балтийского моря на севере до Адриатического море на юге и Черного моря на юго-востоке. На севере- это часть Великой Европейской равнины, а в центре- Плоскогорье Дунайского бассейна, между Альпами и Карпатами. Юг Центральной (восточной) Европы – это Балканы. Такое специфическое месторасположение накладывается свой отпечаток на политическое своеобразие этого региона. Здесь нет естественных границ, серьезных географических препятствий и поэтому веками на этой территории волны миграции сменяли друг друга. И в результате своего уникального месторасположения этот регион постоянно подвергался захвату со строну более крупных и мощных государств, таких как: Османская империя, Габсбургская империя, Российская Империя. То есть эта территория всегда была плацдармом чьих-то интересов и, как следствие, войн. Это усиливало миграционные процессы и этническое перемешивание разных народностей, поэтому территория характеризуется огромным разнообразием (местных обычаев, языка, диалекта, этноса) на ограниченном пространстве.
Кроме того, постоянные войны приводили к слабому развитию экономики. В итоге здесь так и не сложилось сплоченного мультикультурного общества.
Важно не представлять себе Восточную Европу как запоздалое развитие по западноевропейскому образцу. Если убеждение, что в Восточной Европе просто происходит отставание от запада из-за «черной дыры», в том числе и социалистического периода. Но это не совсем так. Многие ключевые моменты истории, которые переживали западноевропейские государства, не случились в Восточной Европе или происходил и по-другому. Речь идет о таких моментах, как: Реформация, колониализм, либеральная революция, демократизация политической системы. Важно понимать: когда на западе формировались институты гражданского общества, на востоке еще сохранялись полуфеодальные отношения.
Кроме того, надо учитывать следующий эффект: у Восточной Европы есть собственная традиция развития, но она постоянно перебивается из-за попадания государств под влияние более мощных держав.
Это политическое наследие важно для понимания воссоздания целого ряда государств на территории Восточной Европы после завершения Первой мировой войны. Почва для воссоздания национальных государств была подготовлена автократическими режимами трех монархий: Австро-Венгерской, Германской и Российской, и плюс некоторые следы автократической Османской империи. То есть изначально в этом регионе преобладал такой тип политической культуры, которая легче признавала сильную власть, а гражданские и политические права признавались с трудом. Эта модель осталась неизменной и между двумя мировыми войнами. Но демократические преобразования тоже шли, однако не были завершены и прочные политические институты не утвердились здесь в тот момент. Этому мешал в том числе и нерешенный территориальный момент.
То есть демократический сдвиг в регионе в начале 20-х годов он в большинстве стран заменился на авторитаризм. Эти авторитарные структуры характеризуются неконтролируемой властью, усилением бюрократического аппарата, неустойчивостью партийных систем, размытость предпочтений электората и предпочтение харизматического типа политических лидеров.
С окончанием Второй Мировой войны был сделан важный рывок вперёд в развитии политической культуры в демократическом направлении. Но он был очень кратковременным и непоследовательным. Это связано с тем, что с победой СССР в войне сложилась определенная расстановка политических сил. Партийный спектр во многих странах был сильно заужен и многие страны были направлены на путь советского строительства. Это не всегда происходило безоблачно, вспомните Венгерское восстание или Пражскую весну 1968 г.
Следующая веха: конец 80-х годов, когда происходил демонтаж советской системы. Во многих странах были задействованы политические пути, а не насильственные. Это процесс демократизации общества протекал достаточно противоречиво, особенно это касается определении структуры власти, формы правления, соотношения между ветвями и правами человека.
2. Социально-экономический критерий. С социально-экономической точки зрения, страны Восточной Европы в документах ООН и международных актах выделены в особую группу под названием «страны перехода». Откуда и куда? От плановой экономики к рыночной, от авторитарных режимов к демократии. Но тут не очень понятно, куда должны прийти эти страны. Ну с этой точки зрения, в страны Восточной Европы входят гос-ва, образовавшиеся в результате консолидации многопартийной демократии и рыночной экономики на пути от посткоммунистического переходного периода к вступлению в Европейский Союз.
Эти процессы стали называться специальным термином «рефолюция» (реформа + революция). Здесь действительно в социально-экономическом смысле произошла революция – время по-настоящему эпохальных событий, крушение империй (коммунистической системы), для этих стран был очень серьезный социалистический переворот.
В мире еще остаются социалистические страны, но здесь в регионе картина поменялась очень радикально, целая черта была подведена под эпохой. Мы можем задаваться вопросами, был ли свергнут социализм, существовал ли он в этих странах, или все это был строй партийной бюрократии; и если это был не настоящий, а деформированный социализм, то может ли быть правильный социализм…
Безотносительно всего этого, социализм был сметен. Смена парадигмы происходила стремительно. Достижения западного рыночного хозяйства стали трафаретом, образцом, на который надо ориентироваться. Идеологически эти страны привыкли жить в категориях примата экономики, забывая, что государственное развитие – многофакторный процесс.
Государства хотели изменить радикально хозяйственную структуру и ждать после этого наступления гармонии по всем направления. Коммунизм был признан утопией, тупиковой ветвью, а прогресс связывался с капиталистической системой. Но по-своему это та же утопия, но только с другой стороны. Тотальное разгосударствление собственности через приватизацию не могло гарантировать социально-экономическое развитие. Появились олигархические структуры, разве что, о чем предупреждали многие исследователи.
Какая основная проблема капитализма? Отчуждение большого количества людей от средств производства. Здесь опять столкнулись с той же проблемой, вернулись к ней, пережив социализм. Но тут не нужно обобщать, разные страны оказались в разных ситуациях. Так, ГДР было немного проще. Воссоединение Германии, новые ресурсы. Где-то было проще России благодаря имевшимся ресурсам. Многие страны Центральной и Восточной Европы таких преимуществ не имели. Переходный период для них должен был стать достаточно сложным.
Экономические процессы вышли на первый план после первоочередных капиталистических преобразований. Без командного воздействия, однако, экономика впадала в хаос, стремительно усиливалась социальная дифференциация. Это понятно, ведь появились возможности больших накоплений, но вместе с тем начала расти безработица. Многие люди не смогли приспособиться к условиям рынка по вполне объективным причинам (пенсионеры и т.п.).
Разрыв уровня жизни разных групп населения был достаточно заметен. Плюс добавилась проблема национальных конфликтов. В СССР постулировалась идея интернационализма, но тут все это быстро распалось. Многие страны региона оказались вынуждены решать проблемы национальностей, которые существовали во время управления коммунистов, тогда они замалчивались и осложнялись.
Здесь все это вышло на поверхность. Трудно придумать этому адекватный конституционно-правовой ответ. Удалось в этом регионе наступить практически на все грабли.
В некоторых странах пошла линия на национализм, дележку территорий (Югославия). Не так была организована эта территория, чтобы всех отдельно расселить. Пытались предоставить разные наборы прав людям разных национальностей. Создавались партии по национальному признаку.
Эмоционально это решение казалось удовлетворительным, но решения эти были очень опасными. Ситуация также осложнялась тем, что внутреннее меньшинство в одном государстве – большинство в другом. Проблема не всегда была в этом; иной пример – цыгане в разных странах, принимались неоднозначные решения.
А вот, допустим, сербы и хорваты. Тут принципиально другая история. Есть меньшинство сербов в Хорватии и наоборот. Всем кажется, что другая сторона покровительствует своим, это ведет к осложнению взаимоотношений. Здесь сыграла роль общая проблема переписывания историй. С распадом СССР начали обсуждаться новые вопросы.
Есть еще момент, что социальная и национальная проблема складываются, давая кумулятивный эффект. Разрушены старые социальные структуры, и люди начинают консолидироваться по признаку этноса, нации; у человека всех остается национальный, языковой и религиозный признак. Когда человек выдернут из привычных условий, он начинает так действовать. Можно потерять многие социальные роли, но ты всегда сохранишь свою национальность. Это, конечно, усложняло принятие политико-правовых решений и в конституционном праве.
3. Рассмотрим конституционно-правовой критерий. Он накладывается на все предыдущие, нужно связывать, что все сложности действовали одновременно.
Развитие конституционализма с конца 80-хх гг. прошлого века; несколько общих факторов действовало для этого региона:
1) Момент исторического перехода от советского номинального конституционализма к реальному конституционализму. При этом политическое наследие было очень непростым.
2) Здесь происходило одновременно создание 3 вещей:
Основ демократии;
Рыночной экономики;
Конституционализма.
Почему это вообще проблема - эти 3 вещи, которые мы привыкли, что они ходят вместе? На самом деле это было не совсем так в этом регионе. В развитых странах Запада идея демократии, идеи конституционализма действительно эволюционировали как взаимодополняющие, а вот переход к демократии, переход к конституционализму в Центральной Восточной Европе - это два разных процесса. Вот эти две ценности - демократия и конституционализм - они могут быть не то, что в конфликте, они могут быть в некотором напряжении друг с другом. Почему? Скажите мне, что такое демократия? Студент: политическая система, при которой смена власти происходит при волеизъявлении большинства народа. Троицкая: да, это воля народа причем часто это воля большинства. Студент: только это не система, а режим. Троицкая: ну тут можно по-разному, связывать это с формой, с режимом и так далее. Можно говорить, что это не форма, это как раз содержание политических отношений, но суть в чём - воля народа.
А что такое конституционализм? На что он направлен? Всякий “-изм” это всегда какая-то идеология, какая-то идея, вот конституционализм, как идея, направленная на что? Студент: на систематизацию знаний, которые входят в понятие демократия политико-правового характера. Троицкая: связывается ли конституционализм именно с демократией? Только с демократией? Студент: не только, он шире. Троицкая: правильно, а что еще входит в набор принципов? Студент: правовое государство, конституционный строй.
Троицкая: который что должен обеспечивать? Французская декларация - без чего нет конституции? Права и свободы человека и разделение властей. И вы помните, что если подсобрать вот это всё, то ключевая идея, которая стоит за конституционализмом (по крайней мере в привычном западном понимании) - это идея ограничения власти, обеспечения такого механизма, что кто бы ни пришел к власти, чтобы не было злоупотреблений. Защита, свобода личности из любого положения. И действительно, здесь принцип демократии становится одним из ряда. это уже не такая абсолютная идея здесь. И в принципе идея ограничения подразумевает защиту определенных принципов, иногда даже против воли большинства. Мы понимаем, что, если мы какие-то права индивида будем защищать постольку, поскольку с этим согласно большинство, мы тут же потеряем права меньшинства. А индивид — это предел, это предельная единица меньшинства, которую мы можем себе представить.
Возвращаясь к нашему вопросу, можно заметить, что после 1989 года страны Центральной Восточной Европы столкнулись с необходимостью одновременно создавать основы демократии и рыночной экономики, конституционного правопорядка, и очень быстро осознали, что вот такая тройная трансформация не имела исторических прецедентов. И многие политологи, конституционалисты сомневаются, что этот процесс тройной трансформации может быть контролируемо проведена. Процесс как-то идет, но управляем ли мы им?
В чем сложность? Экономические преобразования происходят. На слайде есть ключевые точки и стрелочки.
Если идет просто стрелочка - это взаимная обусловленность, но если идет перечеркнутая стрелочка, то тут могут возникнуть какие-то сложности. Происходят экономические преобразования, они предполагают период лишений для какой-то части общества и на самом деле достаточно большой части общества. Но если мы при этом строим демократию и помним, что политическая власть принадлежит большинству, то ведь большинство то может и не хотеть, и не рваться к этим решениям, а может отказаться от трудностей экономической перестройки.
Есть стратегическое мышление и есть тактическое мышление, а еще людям хочется кушать и им надо кормить детей. Это не от того, что кто-то чего-то не понимает, а просто объективный ход вещей, поэтому нужен компромисс между экономической необходимостью и антиреформенными настроениями. И люди, которые находятся у власти они вынуждены начинать устраивать эти компромиссы, потому что иначе они не получат поддержки избирателей. И потом, как строилась сама демократия на Западе - консолидировались определенные классы, слои населения, формировались партии, которые отражали интересы соответствующих слоев и уже на основе этого начинал функционировать парламентаризм в том или ином виде. Парламенты появлялись как арены столкновений для партий, выражающих конкретные интересы.
А здесь то всё было не так. Парламенты уже есть, и партии, получается, должны строить гражданское общество. Наоборот всё происходит - сверху вниз в этом регионе. Эти партии конкурируют друг с другом, и они должны привлекать электорат посреди всей этой повестки дня, и для этого они иногда придумывают расхождения там, где эти расхождения не всегда есть. А теперь представьте, что ко всей этой обстановке еще добавляется конституционализм, необходимость принимать новую конституцию в том числе (не только какие-то законы), потому что какое-то время латали социалистические конституции, меняли, добавляли делали такие лоскутные одеялки, но более-менее было понятно, что должен происходить процесс принятия новой конституции. И вот теперь представьте вот такой парламент с раздроблениям взглядов, идеологий, большой фрагментацией, в большей или меньшей степени надуманной, местами неискренней - он же и должен разрабатывать конституцию.
С какой проблемой они сталкиваются? Мы когда конституцию принимаем, чего хотим? Мы хотим договориться и хотим, чтобы за конституцией было достаточно широкое общественное согласие - эта концепция очень плохо бьется с ситуацией, когда разные политические силы пытаются записать в конституции свои сиюминутные интересы или просто отразить какую-то конъюктурщину. Плохо получается, когда вам надо собрать большинство при этом, или даже квалифицированное большинство, что часто требуется для одобрения конституции.
И еще есть некоторая специфика построения конституционализма в этом регионе. На Западе конституционализм (как идеология) изначально появился как антитеза абсолютизму. И задача на тот момент была обеспечить свободу индивидов и устранить государство из некоторых сфер общественной жизни. То есть, в первую очередь обеспечить негативную свободу личности, свободу от излишнего вмешательства. В этом была изначальная идея. Потом на Западе эта идея трансформировалась, включая по себе потихонечку категорию социальной солидарности. Следствие, которое вытекает из этой категории, - вот эта идея перераспределения общественных благ она постепенно прибавлялась и соответствующая роль государства она тоже потихонечку признавалась. Не только негативная свобода, на и какие-то новые позитивные обязательства.
А вот на постсоветском пространстве конституционализм - это была такая форма перехода от авторитарных режимов к демократии, к правовому государству, но это были государства, которые прошли этап социального строительства. И конституционализм здесь с самого начала приобретал черты не либерального индивидуализма, а социального государства и это сразу совершенно другое направление.
Социалистические конституции очень подробно излагали эти общие социальные ожидания, но у них, правда, никогда не было особо механизма судебной защиты и круг социальных прав был широк, легко пообещать то, что потом не будете исполнять. Если хотеть вводить права, конкретные юридические возможности, да еще и защищаемые в судебном порядке, то с необходимостью круг этих возможностей придется сузить - вы уже не можете обещать всё, что угодно. И опять же в рамках разработки конституции какое-то влияние запада было, но многие эксперты настаивали на том, что надо ограничивать социальную функцию государства, потому что идет разгосударствление собственности, потому что объективно у государства не будет тех ресурсов выполнять эти обязательства в таком объеме.
Ну и возьмите западные образцы, американская конституция - там есть какие-нибудь социальные права? Нет. Личные, экономические, право собственности - так, конечно, фигурирует. Свобода понимается как свобода экономической деятельности. Но не социальные права в таком виде, в каком мы к ним привыкли. И это определенная доктрина- слабая защита социальных прав. За этим стоит идея- поощрять частную инициативу. Но просто отказаться от них было практически невозможно, граждане могли воспринять это так, что политическим элитам нет никакого дела до них, до уязвимых групп и т.д. А тогда будет потеряно большинство, поэтому определенный набор все-таки включается. Поэтому начинается некая двойственность. В нашей КРФ это тоже прослеживается (статьи 7- социальное государство и статья 8- свобода экономической деятельности). После того как включили, поняли, что в условиях экономических трудностей эти права очень трудно реализовать. Змей стал есть свой собственный хвост.
Еще один фактор- т.н. «правовой футуризм», характерный для этого региона. Это правовая институционализация, опережающая социальная реальность. Звучит красиво, но смысл ясен. Очень много норм-целей. И казалось бы, ничего плохого, всё нормально. Конечно, всегда есть какие-то программные установки, устремления. Но когда слишком большой разрыв, существуют риски. Какие? Это не очень хорошо для авторитета Конституции, а если говорить более приземленно- риски для высшей юридической силы Конституции.
Другой фактор при создании этой конституции (четвертого поколения)- происходит учет опыта, заимствование чужих моделей. Когда вы занимаетесь трансплантацией правовых идей, ключевой вопрос, как именно это сработает на вашей почве. Где-то прижилось, а где-то с серьезными изменениями.