1.Институт люстрации в государствах Восточной, Центральной Европы (конец хх- начало ххi вв.)

Обычно люстрацию рассматривают, прежде всего, как политическую практику, которая применяется пришедшими к власти новыми (чаще всего - революционными или реакционными) режимами по отношению к их политическим противникам (состоявшим в неугодных политических партиях, работавших в полиции и спецслужбах свергнутой власти и т. п.). Люстрация также может использоваться правящим режимом по отношению к лицам, угрожающим его существованию (например, членам радикальных партий).

Практика люстрации применяется уже давно. Типичным ее образцом считаются даже советские «чистки» 1920—1930-х годов и ограничения прав неблагонадежных представителей «старого строя».

Люстрация имела место также в ходе денацификации Германии после 1945 года, демилитаризации Японии того же периода. Причем, и в общественном мнении и в среди специалистов-юристов два последних примера люстрации оцениваются как положительный опыт. Чего нельзя сказать о печально известных «запретах на профессию» в ФРГ или практике маккартизм в США.

В современных условиях правовой оценки требует люстрация, получившая достаточно широкое распространение в посткоммунистических странах Центральной и Восточной Европы  с конца 1980-х - начала 1990-х годов и сохраняющаяся именно как конституционно- правовой институт даже до настоящего времени. Более того, люстрация при всей юридической оспоримости сохраняет свою популярность и на постсоветском пространстве бывшего СССР (причем не только в Литве и Эстонии, где этот институт уже давно существует). Неудачи в управлении страной политической элиты бывших республик СССР, а ныне суверенных государств в ряде случаев (Украина, Киргизия ) пробуждает живейший интерес к европейскому опыту люстрации то у оппозиции, то у правящего слоя. Этот опыт как раз показал, что данный институт является эффективным инструментом манипулирования общественным сознанием.

Институт люстрации получил свое распространение в государствах Восточной, Центральной Европы, явившись одним из инструментов социальных и политических преобразований, которые происходили в процессе разрушения социалистического блока стран. Институты люстрации сложились в Польше, Венгрии, Чехии, Словакии, Болгарии, государствах Балтийского региона, в ГДР, где в процессах люстрации можно обнаружить конституционно-правовой, нравственно - идеологический и политический аспекты.

Конституционно-правовой аспект был представлен с формальной стороны наличием соответствующих законов, призванных определить основания ограничений конституционных и иных прав граждан, установить процедуру люстрации, а с содержательной рядом рациональных мотивов, оснований и практических мер, связанных с необходимостью ограничить в правах те категории лиц, которые являлись явными или скрытыми противниками утверждающегося либерально-демократического государственного режима.

Понятно, что средний слой бюрократии в управленческом аппарате государства – его главная опора – достался новой власти от прежнего строя. Найти стремительно новую команду квалифицированных чиновников вряд ли возможно. В этом плане угроза саботажа со стороны администраторов социалистического периода не была мифической. И это первый рациональный мотив люстрации. Вторым таким мотивом являлось весьма уязвимое с правовых позиций, (особенно при наличии провозглашения в новейших конституциях соответствующих стран принципа правового государства), стремление новой власти наказать лиц «виновных» в преступлениях социалистического режима. Этот второй мотив в большей степени был проявлением антикоммунистического идеологического и политического курса утверждающейся во власти элиты, а не обязательным элементом демократического правопорядка. В нем явно обнаруживалась «интонация мести», которая сразу вызвала критику люстрационных мер со стороны целого ряда политических лидеров (даже новой власти) и церковных иерархов. Законодательное оформление люстрации и практика её применения расколола посткоммунистическую Европу на сторонников и противников люстрации. Лех Валенса(Польша), Вацлав Гавел (Чехия), Желю Желев (Болгария) и другие противники люстрации боролись за удержание процесса декоммунизации в традиционных правовых рамках, предостерегали против сведения счетов с бывшей правящей номенклатурой. Конференция европейских церквей выступила в защиту прав преследуемых сотрудников расформированных органов безопасности в странах Восточной Европы.

Председатель секретариата этой международной организации обратил внимание на то, что подозреваемые нередко лишались возможности использовать законные методы и средства защиты против обвинений.

  В посткоммунистических государствах, где у власти остались представители прежнего режима, люстрация не проводилась или не принимала законодательно утверждённых форм (к таковым можно отнести Россию, Украину, Белоруссию, Румынию, Молдавию). В странах, где к власти через несколько лет после антикоммунистических революций вернулись посткоммунистические партии, процесс люстрации шёл в мягких формах и постепенно затихал ( Словакия, Болгария). В государствах, где политический интерес руководства страны подпитывал люстрационные процессы (Польша, Чехия) институты люстрации не теряли актуальности и угрожающего характера долгое время. Но в любом случае, люстрация стала заметной конституционно-правовой проблемой, выразившейся в столкновении различных конституционно- правовых норм и принципов, что особенно хорошо видно на примере Венгрии.

Таким образом, в конституционно- правовом аспекте - люстрацию можно определить как конституционно-правовой институт, складывающийся из законодательных предписаний, ограничивающих конституционные и иные права некоторых категорий лиц (выделяемых по профессиональным, партийным, религиозным или иным признакам) на:

• занятие государственных должностей и постов;

• профессиональную практику («запреты на профессию»);

• неприкосновенность личной жизни (допускается публичное распространение любой информации о профессиональной и иной деятельности , деталях биографии и т.п).

В государствах Восточной и Центральной Европы люстрация воплотилась в комплексе законодательных мер и практике недопущения на государственные должности, в представительные учреждения, правоохранительные органы, на иные важные посты, связанные с осуществлением публичной власти и формированием общественного мнения, лиц, неугодных правящим кругам по политическим, идеологическим и иным мотивам, или как очищение государственного аппарата и некоторых важнейших общественных институтов (образовательные учреждения, СМИ, адвокатура и т. д.) от лиц, тайно сотрудничавших со спецслужбами и скрывших этот факт от специальных «люстрационных» органов.

С точки зрения современного права, люстрационные законы можно признать заведомо неконституционными, так как

• они имеют обратную силу, то есть признают возможность осуждения за преступления, которые были совершены до принятия этих законов;

• они признают возможность осуждения за действия, не считающиеся преступными сами по себе (например, работу в спецслужбах, журналистику и т. п.);

• они имеют сходство с методами, практикуемыми тоталитарными режимами по отношению к своим политическим противникам.

Все конституции тех государств Центральной, Восточной Европы, в которых люстрационные законы принимались, включали в себя статьи, на основании которых они могли быть признаны неконституционными.

Но у люстрации в упомянутых государствах было достаточно и сторонников и противников. Сторонники люстрации обычно обосновывали её необходимость:

• преступностью и незаконностью свергнутого политического строя как такового (из чего следует, что всякое добровольное сотрудничество с государственными органами являлось преступлением);

• прагматической необходимостью «защищать завоевания молодой демократии» (которые могут быть саботированы усилиями «бывших»);

• историческим прецедентом — а именно, благотворным, по их мнению, влиянием, которые оказали на общество аналогичные послевоенные процессы денацификации вГермании и демилитаризации в Японии.

Противники люстрации указывают на:

• сходство этого процесса с пресловутыми запретами на профессии, применявшимися в той же Германии в 1970-е годы против активистов левых партий, а также с «охотой на ведьм» в США в 1950-е годы;

тот факт, что смена общественно-политического устройства отнюдь не всегда сопровождалась процессом люстрации — в качестве примера приводятся постпиночетовская Чили, постфранкистская Испания и Греция после свержения режима «чёрных полковников». ⁸

В Польше, как и в Чехословакии, власть мирно перешла от коммунистов к оппозиции — «Солидарности». Правительство, образованное лидерами «Солидарности», гарантировало неприкосновенность бывшим коммунистам. В то же время часть активистов «Солидарности», недовольная распределением государственных постов, использовала проблему декоммунизации для того, чтобы попытаться получить большую власть.

История польской люстрации берет начало от знаменитой резолюции парламента 1989 года. В ней говорилось о том, что ПОРП в значительной степени несет ответственность за существование в Польше коммунистической системы.

После длительного периода политической борьбы вокруг этого вопроса, в ходе которой были оглашены списки лиц, сотрудничавших с прежним режимом, в 1997 году, несмотря на противодействие Валенсы, был наконец принят «Закон о люстрации» для проверки достоверности заявлений высших должностных лиц об их предполагаемых связях с органами безопасности в коммунистический период.

Все желающие поступить на госслужбу и кандидаты на парламентских выборах, прежде сотрудничавшие с коммунистическими спецслужбами, должны были покаяться публично и получить прощение. Те же, кто, по мнению властей, пытался скрыть свое прошлое, увольнялись, при этом сведения об их прошлом подвергались огласке.

После 1989 года правительство, образованное лидерами «Солидарности», гарантировало неприкосновенность бывшим коммунистам. Одновременно был закрыт доступ к власти другим активистам «Солидарности». В январе 1992 года радикальные антикоммунисты сформировали правительство во главе с Я. Ольшевским, которое обнародовало список агентов; в нем оказались имена Президента, многих его помощников, лидеров других партий, созданных на базе «Солидарности». Список был подготовлен наспех и в нарушение резолюции Сейма (позже признанной Конституционным трибуналом неконституционной). Согласно результатам опроса общественного мнения, большинство польского населения поддерживало идею предания гласности имен агентов тайной полиции, однако быстро потеряло интерес к этой проблеме. В январе 1993 года Президент Валенса наложил вето на Закон о пенсиях по старости кадровым военным и сотрудникам некоторых государственных учреждений. На основании этого Закона лица, являвшиеся в период 1944 — 1989 гг. сотрудниками органов государственной безопасности и нарушившие Закон либо участвовавшие в репрессиях против антикоммунистических групп, утрачивали право на получение персональных пенсий повышенного уровня. Этого права лишались лица, являвшиеся в 1944 — 1956 гг. сотрудниками военных прокуратур и военных трибуналов и преследовавшие граждан, подозреваемых в борьбе за независимость. Налагая вето, Валенса подчеркнул, что передача права расследования особой внесудебной комиссии является нарушением Конституции и Европейской конвенции, которую Польша ратифицировала в октябре 1992 года. Не более 1/5 влиятельных политиков в парламенте 1991 — 1995 гг. приветствовали декоммунизацию. Несмотря на провал попыток люстрации, стоивших отставки кабинету Яна Ольшевского, правые и центристские группировки в польском парламенте требовали принятия закона о недопущении к участию в политической жизни деятелей прежнего режима. Широкие круги общественности восприняли вышеупомянутую резолюцию парламента как шаг к принятию законопроекта о декоммунизации страны, который разрабатывался группой депутатов от АВС. Согласно законопроекту, лицам, занимавшим высшие и средние посты в бывшей ПОРП, членам парткомов, высшим офицерам Народной армии, руководителям регионального уровня, председателям местных советов и всем сотрудникам органов безопасности запрещалось работать в органах государственной власти и местного самоуправления, а также в государственных средствах массовой информации в течение 5 — 10 лет. Но этот запрет не распространялся на депутатов парламента и Президента. Нарушение запрета на профессии каралось лишением свободы сроком от 1 года до 5 лет. Декоммунизация подразумевала лишение отдельных лиц наград и почетных званий, а также пересмотр названий улиц и существующих памятников. В июле — августе 1993 года спикеру Сейма было предложено 6 законопроектов, в сентябре свой проект закона предложил Президент. Ни одна из представленных в Сейме партий (включая бывших коммунистов) не отклонила категорически идею люстрации. В ряде законопроектов предлагалось исключить из политической жизни не только бывших сотрудников и осведомителей службы безопасности (СБ), но и осведомителей, находившихся на начальной стадии вербовки, сотрудников бывшей военной полиции и их осведомителей, а также секретарей партийных организаций заводов, фабрик, учреждений и ячеек по месту жительства. На основании некоторых из представленных законопроектов права быть избранными или назначенными на ряд постов и должностей, включая школьного завуча, лишились бы более 2 млн. человек. В законопроектах предусматривалось, что единственным источником информации следует считать досье СБ (которые не заслуживают полного доверия, причем в списках значилось множество «мертвых душ», «симулянтов»); бремя доказательства невиновности ложилось на самого обвиняемого; для надзора за принимаемыми решениями учреждалась специальная комиссия (внесудебное учреждение, что несло угрозу гражданским свободам). Отдельные проекты предусматривали возможность судебного рассмотрения дел, однако в основном за закрытыми дверями. Польский Хельсинкский комитет (неправительственная правозащитная организация) предложил свой вариант проверки благонадежности: 1. Отказ от коллективной ответственности и декоммунизации, лишения прав всех представителей бывшей партноменклатуры; ответственность лишь за строго определенные действия и на основании обычной гражданской или уголовной процедуры. 2. Необходимость точного определения «сотрудничества с секретными спецслужбами», принятие во внимание причин, побудивших к осведомительству, срок выполнения функций, масштабы причиненного ущерба. 3. Принятие решений исключительно судом при соблюдении принципа презумпции невиновности, права на защиту, права на денежную компенсацию в случае недоказанности обвинения. 4. Подтверждение данных архивов СБ другими доказательствами. 5. Определение санкций, применяемых к кадровым сотрудникам СБ, если считать правонарушением добровольное осведомительство. Отказ от неоправданного приравнивания к деятельности обычных осведомителей действий лиц, сотрудничавших с военной разведкой. 6. Необходимость проверки благонадежности только лиц, занявших выборные должности: Президент, депутаты парламента, высшие государственные чиновники — премьер — министр, министры и их заместители, лица, возглавляющие окружную администрацию (воеводы), судьи. 7. Запрет требования предпринимателя или учреждения к своему сотруднику о предъявлении доказательств об отсутствии связей с СБ. 1 февраля 1996 года Президент представил Сейму законопроект о проверке политической благонадежности, предусматривающий доступ граждан по их запросу к своему досье в секретных службах, а также обязательную проверку политического прошлого всех высокопоставленных должностных лиц. Учреждается Комиссия общественного доверия, которая официально подтверждала факт сотрудничества со службами безопасности. В состав Комиссии вошли председатель, назначаемый Президентом, шесть судей Верховного суда, шесть судей Главного административного суда и десять судей, назначаемых Общепольским советом юстиции. Расследование предполагалось проводить в отношении всех лиц, занимающих должности судей, прокуроров, следователей, послов, консулов, руководителей центральных и местных правительственных учреждений. По запросу Госизбиркома Комиссия имела право проводить проверку прошлой деятельности лиц, занимающих публичные должности в центральных и местных правительственных учреждениях. Материалы проверок, установивших факт сотрудничества, предавались огласке, если кандидат не отказывался от намерения баллотироваться. Свидетельства о сознательном сотрудничестве государственных чиновников с органами безопасности с 21 июля 1944 года являлись основанием для освобождения их от занимаемой должности. Решение Комиссии можно было обжаловать в коллегию по уголовным делам Верховного суда. Все материалы Министерства общественной безопасности и Службы безопасности отдавались в распоряжение Комиссии. Этот законопроект подвергся критике оппозиционных партий. По их мнению, в нем предусматривается установление вины лишь на основании доказательств, свидетельствующих о передаче секретным службам информации, непосредственно наносящей вред лицам или организациям, вовлеченным в оппозиционную деятельность. Кроме того, в законопроекте указывались только случаи сотрудничества с тайной полицией, но не с органами разведки и контрразведки. В августе 1997 года парламент Польши принял Закон о люстрации для проверки достоверности заявлений высших должностных лиц об их предполагаемых связях с органами безопасности в коммунистический период. Закон не применялся на практике, поскольку не был создан Контрольный суд, рассматривающий заявления государственных чиновников. Предлагалось, чтобы вопросы, связанные с люстрацией, относились к компетенции Варшавского апелляционного суда, а апелляции — Верховным судом. Правительство предложило поправки к Закону о люстрации, целью которых являлось расширение круга должностей и профессий, подлежащих проверке. Согласно поправкам, заявления о своей работе или сотрудничестве с органами безопасности в коммунистический период должны представить адвокаты и кандидаты в депутаты парламента. Попытка скрыть подобные факты влекла наказание в виде отстранения на десятилетний период от государственной службы. Заявления государственных должностных лиц об их прошлом следовало направлять в Варшавский апелляционный суд — его роль сводилась только к сбору данных. Предложенные поправки предусматривали введение должности представителя общественных интересов, который проверял поступившие заявления. Представитель, выступающий в роли независимого прокурора, наделялся полномочиями проводить перекрестный допрос свидетелей и изучать документы, чтобы решить, следует ли передавать дело в суд. В случае если дело передавалось в суд, его рассмотрение осуществлялось в соответствии с установленной процедурой разбирательства, и ответчик имел право обратиться в суд высшей инстанции или в Кассационный суд. Представитель общественных интересов, выбираемый из числа судей, назначался на шестилетний срок председателем Верховного суда и перед вступлением в должность проходил процедуру люстрации. В поправках также имелась спорная статья, согласно которой депутаты парламента, поставившие под сомнение достоверность заявления, представленного одним из депутатов, могли обратиться к представителю общественных интересов с просьбой повторно рассмотреть вызывающие сомнения заявления. Всепольский судебный совет, наделенный согласно ст. 186 Конституции полномочиями обеспечивать независимость судов и судей, рекомендовал изъять положения, дающие представителю общественных интересов право пересматривать решения суда. Законопроект о поправках к Закону о люстрации был принят парламентом 242 голосами «за» при 148 «против» и 19 «воздержавшихся». После голосования в Сейме Президент передал Закон на рассмотрение в Конституционный трибунал, полагая, что поправки дают представителю общественных интересов слишком широкие полномочия и наделяют его правом требовать от судов проверки представленных заявлений, а значит, фактически выступают в роли прокурора. Президент также выразил обеспокоенность тем фактом, что Закон нарушает конституционно закрепленные права судей. Судья, обвиненный в искажении истины (допущенном в заявлении, составленном в соответствии с процедурой люстрации), незамедлительно отстранялся от должности. В то же время, согласно действующему законодательству, судья мог быть уволен лишь по решению Дисциплинарного суда. Статья 180 Конституции гласит: «Смещение судьи с должности, приостановление исполнения его обязанностей, перевод его в другую местность или на другую должность вопреки его воле может иметь место только в силу решения суда и только в случаях, определенных в законе». Конституционный трибунал Польши также рассмотрел возражения Президента против поправок к Закону об общих судах. Парламент принял предложенные правительством поправки, согласно которым предусматриваются правовые меры воздействия на судей, сотрудничавших с прошлым режимом. В соответствии с этими поправками судьям, выносившим в период с 1944 по 1989 год несправедливые приговоры, нарушавшие основные права человека, а также судьям, каким — либо образом нарушавшим право подсудимых на защиту, до 2000 года не будет повышаться зарплата и даже может грозить увольнение. Конституционный трибунал признал неконституционной люстрацию судей, нарушавших до 1989 года принцип судебной независимости (двое судей Конституционного трибунала заявили о своем несогласии с этим решением). Как отметил Марек Сафьян, председатель Конституционного трибунала, последний не обсуждал и не оценивал идею проверки судей как таковую, но указал на то, что при принятии Закона о поправках к Закону об общих судах были допущены процедурные ошибки. Трибунал счел, что все представленные предложения не могут быть приняты в качестве поправок и должны рассматриваться на основе отдельной законодательной инициативы. Депутатов от АВС не смутило данное постановление Трибунала, и 24 июля 1998 года они внесли на рассмотрение Сейма новый законопроект, предусматривающий проверку политической благонадежности судей.9

Принятие закона о люстрации в Польше привело к массовому доносительству. Самым известным из тех, кому пришлось подать в отставку, стал вице-премьер Януш Томашевский, бывший диссидент. Порочащие документы нашлись и на другого легендарного диссидента — Леха Валенсу, и на 7-го президента — бывшего коммуниста Квасьневского. Оба скандала, правда, закончились ничем. Уже в 2004 году от этого закона пострадал маршалек (председатель) Польского Сейма Юзеф Олексы — польский люстрационный суд, который должен проверять депутатов на предмет прошлого сотрудничества со спецслужбами, постановил, что Олексы в 1970-е годы сотрудничал с армейской разведкой, но скрыл это в своем люстрационном заявлении.

21 июля 2006 нижняя палата польского парламента приняла законопроект, расширяющий действие прежнего закона о люстрациях (касавшегося лишь министров, депутатов, сенаторов, судей и чиновников) и позволяющий без дополнительных расследований увольнять с работы бывших сотрудников или агентов органов госбезопасности ПНР.

Новая редакция польского закона о люстрации распространила требование о прохождении люстрационной проверки на глав администраций населенных пунктов, членов руководства фирм с государственным участием, ученых, работников университетов, директоров школ и журналистов и других лиц.

В СМИ публикуется список бывших сотрудников и агентов госбезопасности, создаваемый на основе материалов фонда Института национальной памяти, которому передана значительная часть архивов органов госбезопасности ПНР.

В июне 2006 под давлением публикаций в СМИ вынуждена была покинуть пост министра финансов Зита Гилёвска, обвинённая в сотрудничестве с органами госбезопасности ПНР. Весной 2006 в польских СМИ было опубликовано несколько материалов о сотрудничестве со спецслужбами ПНР и нескольких сотен католических священников, однако новый законопроект не коснулся священнослужителей.

В январе 2007 в Польше вспыхнул скандал, вызванный отставкой митрополита Варшавского Станислава Вельгуса, признавшего свои связи со службами госбезопасности социалистической Польши в 1970-е годы. Внеочередной сейм польских епископов принял решение о создании комиссии, которая изучит биографии всех 45 епископов страны для выявления их связей с госбезопасностью ПНР.

Станислав Вельгус был назначен на свой пост 6 декабря 2006 г. В ходе собеседования в Ватикане, предшествовавшего его назначению, он отрицал какие-либо связи с органами госбезопасности. Однако в начале января 2007 года в польские СМИ попали архивные документы спецслужб, из которых следовало, что это сотрудничество продолжалось около 20 лет.

Принятые в 2007 году поправки к закону о люстрации, распространившие его действие на более широкий круг лиц, Коституционным судом Польши были частично признаны не соответствующими закону. От люстрации освободили журналистов, бизнесменов, представителей науки и преподавателей негосударственных ВУЗов.

Но все желающие поступить на госслужбу и даже кандидаты на посты депутатов польского парламента, сотрудничавшие с коммунистическими спецслужбами, должны были покаяться публично - заявить на себя в комиссию. Тем, кто сделал это, прощалось все. Тем, кто, по мнению властей, пытался скрыть свое прошлое, приходилось увольняться с работы. Данные о них публиковались.

Очевидно, что при всей спорности института люстрации, его сохранение в законодательстве демократического государства допустимо лишь при условии, что процедуры люстрации будут отвечать строгим критериям, необходимым для справедливого рассмотрение всех дел. Еще в 1996 году Парламентская Ассамблея Совета Европы предложила руководящие принципы по обеспечению того, чтобы законы о люстрации соответствовали требованиям государства, основанного на верховенстве права¹⁰.

Ассамблея заявила, что ни одно лицо не может подвергаться люстрации без соответствующего полного разбирательства. Это должно включать следующие права:

• иметь доступ к адвокату;

• иметь возможность анализировать и опровергать доказательства, представленные против этого лица;

• иметь доступ ко всем доказательствам;

• иметь возможность представлять собственные доказательства;

• иметь право на открытое судебное разбирательство, если на это будет соответствующая просьба; и

• обжаловать решение в независимом судебном органе.

Помимо этого, Страсбургский Суд постановил по делу 2006 года (Турек против Словакии), что если государство собирается принимать меры по люстрации, то оно должно обеспечить пользование люстрируемых всеми процедурными гарантиями, предусмотренными в Европейской конвенции о защите прав человека.

Опыт показывает, что даже самые неотложные меры по проверке могут быть подвергнуты сомнению, если не будут соблюдаться строгие процедуры.

Согласно новому закону о люстрации в Польше, вступившему в силу 15 марта 2007 г., широкий ряд профессий – судьи, адвокаты, сотрудники налоговой службы, бухгалтеры, судебные исполнители, журналисты, дипломаты, муниципальные служащие, преподаватели вузов, руководители государственных и частных учебных заведений, руководители государственных предприятий, а также сотрудники управленческих отделов и контрольных органов компаний, фигурирующих на фондовой бирже – все они должны будут заявить о том, сотрудничали ли они с органами государственной безопасности Польской Народной Республики (ПНР) с 1944 по 1990 гг. Затем эти заявления будут проходить проверку в Польском институте национальной памяти. Там, где появятся сомнения по поводу правдивости заявлений, дело может дойти до судебного разбирательства, что повлечет за собой потерю работы заявителем. Отказ от подачи заявления о прошлом таком сотрудничестве также может повлечь за собой потерю работы.

Новый закон предположительно должен был затронуть более 300 тысяч человек. По данным же правительства речь могла идти об около 700 000 человек. Охват нового закона настолько широк, что закономерно возникает вопрос, действительно ли люди во всех этих профессиях представляют собой реальную угрозу правам человека и демократии, особенно, если учитывать тот промежуток времени, который прошел после смены системы.¹¹ Но даже, если будет дан положительный ответ, то нельзя не принять во внимание двух важных обстоятельств, которые ставят под сомнение рациональность (о неконституционном характере подобных законов уже упоминалось) его принятия. Во-первых, люди могли изменить свои позиции и привычки за те годы, которые прошли после свержения коммунистического режима, между тем, срок давности для люстрации не предусмотрен. Во-вторых, необъяснимо и тенденциозно то доверие к незаконно собранной информации, которая хранится в неполных делах секретных служб. Вряд ли на основе этих архивов можно осуществлять справедливые процедуры проверки.

Некоторые страны открыли дела своих спецслужб для общественности. Например, в Германии для этих целей было создано отдельное бюро. Все заинтересованные лица должны иметь возможность ознакомиться с делами, которые велись на них бывшими спецслужбами.

Однако требуется защищать в соответствии со стандартами в области прав человека личную жизнь отдельных лиц, жертв и свидетелей. Из дел может легко произойти утечка информации, и такая неполная информация может нанести ущерб репутации людей. Соответственно будет нарушен принцип презумпции невиновности.

Люстрация является лишь одним из аспектов анализа прошлого. Преследование тех, кто виновен в серьезных преступлениях, предоставление компенсации жертвам, выявление правды и воспитание на уроках прошлого – вот другие необходимые меры, которые должны дополнять процедуры проверки.

Парламентарии Совета Европы в своей Резолюции в 1996 году заявили, что «ключ к мирному сосуществованию и успешному процессу перехода лежит в том, чтобы обеспечить тонкое равновесие между установлением справедливости без стремления к мести».Таким образом даже при сохранении института люстрации необходимо предотвращать любой риск того, что процессом проверки могут злоупотребить в политических или личных целях. Это требует строгих и справедливых процедур. Должно быть ясно, что месть и справедливость – это не одно и тоже.¹²

Вновь избранный парламент Венгрии в 1992 году принял закон об уголовном преследовании лиц, совершивших преступления в период с 21 декабря 1944 года до 2 мая 1990 года (Закон Зетени — Такача ), в котором содержалась норма о том, что срок давности отсчитывался заново со 2 мая 1990 года – даты начала деятельности вновь избранного парламента и касался только таких преступлений, как государственная измена, умышленное убийство и причинение телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего, и только в тех случаях, когда «государство не осуществляло уголовное преследование лиц, совершивших указанные преступления по политическим мотивам». Предусматривались наказания вплоть до пожизненного заключения. Под формулировку «предательство Родины» можно было при желании подвести любого участника советско - венгерского сотрудничества тех лет. Президент Венгрии Арпад Гёнц не подписал данный «закон мести» и направил его на рассмотрение Конституционного суда.

. Конституционный суд Венгрии в решении № 11/1992 (III. 5.) AB признал неконституционной попытку парламента осуществить ретроактивное нормотворчество, согласившись с большинством доводов, изложенных в заявлении Президента. Суд установил, что указанный закон нарушал принцип юридической безопасности, который должен быть гарантирован в качестве основополагающего принципа конституционного правового государства. Кроме того, было указано, что терминология закона является расплывчатой, в том числе и потому, что содержание понятия «политические мотивы» в значительной степени изменилось в течение того промежутка времени, который охватывался законом, да и формулировка составов самих преступлений также претерпела изменения. Основные принципы ¹³уголовного права, согласно которым нет наказания без преступления, а преступление должно определяться законом, несомненно, были нарушены при попытке придать обратную силу течению сроков давности уголовного преследования. Конституционный суд отметил, что единственным видом законодательных изменений, которые могут иметь обратную силу, являются такие изменения, которые улучшают положение обвиняемого. Сославшись на нормы Конституции, согласно которым Венгрия является конституционным правовым государством и наказание может назначаться лишь в соответствии с законом, действовавшим в момент совершения преступления, Суд объявил указанный закон неконституционным.

В декабре 1994 года Конституционный суд Венгрии вынес главное решение, касающееся судьбы секретных документов и тех, кто обеспечивал сбор информации. Этим решением были объявлены неконституционными некоторые положения Закона 1994 года, регламентирующие «биографический контроль» в отношении лиц, занимавших ключевые публичные должности при сохранении секретности соответствующих документов.

В Законе предусмотрены были, в частности, следующие положения:

1. Члены парламента, министры, Президент, судьи Конституционного суда и обычных судов, некоторые журналисты, высшие должностные лица государственных университетов или компаний с преимущественной государственной собственностью и иные высшие должностные лица должны были пройти «биографический контроль». Закон классифицировал следующую деятельность как «люстрируемую»: а) деятельность в пользу государственных органов безопасности в качестве официального агента или информатора; б) членство в фашисткой партии.  2. Закон предусматривал создание палат из трех судей, которым предоставлялись специальные полномочия и иммунитеты, в том числе доступ к секретным документам и определение того, кто из этих лиц был агентом или информатором государственно — партийного режима.  3. Люстрационный процесс должен был осуществляться секретно, без публичных слушаний и участия люстрируемых лиц, которые информировались о расследовании только после его завершения.  4. Если лица имели «прошлое», то они должны были отказаться от должности. При этом информация не разглашалась. В противном случае документы предавались огласке. Если люстрируемые лица хотели оспорить решение, они могли передать дело в суд.

Решение о люстрации стало в Венгрии не только острой политической проблемой, но также и затейливой конституционной головоломкой, поскольку оно предположительно нарушало два конституционных принципа: право на информационное самоопределение индивидов (в данном случае информаторов) и право на публичный доступ к публично значимой информации (остальных граждан) . Конституционный суд постановил в этой связи, что люстрационный процесс должен происходить в соответствии с принципами правления права, защиты прав всех граждан, включая осведомителей. Суд подчеркивал, что юридические положения, регулирующие секретные полицейские документы, не должны отличаться от общих принципов, регламентирующих правительственные документы, и что с осведомителями не следует обращаться иначе, чем с другими гражданами.¹⁴

По мнению Конституционного суда Венгрии, проблему люстрации надо решать в соответствии с общеправовыми принципами: принципом публичного доступа к информации, имеющей публичный интерес, и принципом информационного самопределения индивидов по отношению к информации, собранной в отношении них и содержащейся в правительственных документах. Проблема секретных полицейских документов имеет потенциальное конституционное измерение в длительной перспективе. Одно и то же лицо обладает негативным правом на информационное самоопределение (т.е. другие лица не могут иметь информацию о ком — либо) и позитивным правом на информационное самоопределение (право знать, что о нем сообщается в документах).

В своем обосновании Конституционный суд установил, что оспариваемый Закон нарушил конституционное право граждан на доступ к информации, имеющей публичный интерес, которое является частью фундаментального «права на коммуникацию». Суд посчитал, что данные о лицах, занимающих должности в системе публичной власти, и тех, кто участвует в политической жизни, включая тех, кто ответственен за формирование публичного мнения как части их работы, считаются информацией, имеющей публичный интерес в соответствии со ст. 61 Конституции Венгрии (предусматривающей право на доступ и распространение информации, имеющей публичный интерес), если эти данные свидетельствуют о том, что лица когда - то осуществляли деятельность, противоположную принципам конституционного государства, или принадлежали к государственным органам, которые участвовали в такой деятельности. Суд также установил, что попытки законодателя решить проблему документов были конституционно неполными (пробельными), поскольку они оказались не способны гарантировать права на частную жизнь и информационное самоопределение всех граждан. Так как парламент не обеспечил право на информационное самоопределение и в первую очередь право граждан на доступ к их собственным документам, Суд в люстрационном деле заявил, что парламент создал ситуацию неконституционности ввиду пробела в законодательстве.

Итоговое решение Конституционного суда по люстрационному делу можно представить в следующих положениях.

1. Сохранение огромного количества секретных документов несовместимо с идеей правового государства, так как эти сведения никогда бы не были получены конституционным способом в правовом государстве.  2. Лица, занимающие публичные должности, имеют меньшую сферу персональной «прайвеси», чем другие индивиды в демократическом государстве.  3. Суд «передал» проблему в парламент как «политический вопрос» с указанием, что парламент не вправе ни уничтожить все документы, ни поддерживать их абсолютную секретность, поскольку содержащаяся в них значительная часть информации считается информацией, представляющей публичный интерес.  4. По мнению Суда, требует изменения список люстрируемых лиц, так как он является неконституционно произвольным. Категория люстрируемых журналистов, с одной стороны, слишком широка: она включает тех, кто производил музыкальные и развлекательные программы, а с другой — узка, поскольку исключает некоторых очевидно влиятельных журналистов, работавших для частных электронных средств массовой информации. Либо все журналисты, которые в качестве части своей работы формировали общественное мнение, должны люстрироваться, либо никто из журналистов не должен подвергаться этой процедуре. Парламент мог выбрать любой вариант. Суд не обнаружил нарушения свободы прессы или информационного самоопределения журналистов в положении о расширении люстрационного процесса на журналистов частных средств массовой информации. Суд счел конституционными положения Закона, позволяющие люстрировать издателей частных еженедельников и ежедневных газет с тиражом более 30 000 экземпляров. Он счел, что в список люстрируемых лиц могут быть включены издатели, формирующие общественное мнение, хотя и не имеющие публичной власти. Напротив, распространение люстрации на должностных лиц университетов и колледжей и на высшее руководство государственных (или в основном государственных) предприятий объявлялось неконституционным, поскольку эти лица никогда не осуществляли власть и не участвовали в публичных делах. Положение, позволяющее подвергать люстрации членов духовенства, было отвергнуто Судом по процедурным причинам, так как процедуры, применяемые к духовенству, не включали многих гарантий, предоставляемых другим лицам. 

5. Другой неконституционный пробел в законодательстве касался прав жертв, за которыми следили и личная информация о которых также содержалась в документах. Указав, что эти лица имеют право на доступ к документам, а также право на уничтожение документов, заведенных на них, Суд установил 6 — месячный срок для законодательной регламентации этих прав.  6. Конституционный суд считал, что технически будет очень сложно фальсифицировать секретные отчеты и документы, поскольку информация об агентах содержалась одновременно в нескольких различных документах разных органов безопасности.  7. Суд указал, что осведомители (информаторы) также имеют право на информационное самоопределение, если они остаются частными лицами и не занимают публичной должности. Список агентов может быть открыт обществу, если имеется публичный интерес в раскрытии прошлого агентов. Публичный интерес будет оправдан, если оспариваемое лицо желает принять публичную должность.  8. Жертвам слежки следует разрешить доступ к документам, содержащим сведения о них, за исключением данных об информаторах. 

9. Суд потребовал, чтобы парламент обеспечил осуществление права на информационное самоопределение.

Решение Конституционного суда в деле о люстрации основывалось на принципах, сформулированных в течение предшествующих пяти лет деятельности Суда в решениях, направленных на защиту права на частную жизнь и права на доступ к публичным документам. В решении о закрытых местных правительственных собраниях от 29 мая 1992 года Конституционный суд заявил, что право на доступ к информации, имеющей публичный интерес, достаточно широкое, но не безграничное. Право на публичный доступ к информации имеет конституционную защиту в качестве условия для осуществления права на свободу выражения (то есть когда каждый обладает правом на доступ к информации, имеющей публичный интерес, чтобы сформировать мнение, которое он может затем свободно высказывать) и как часть свободы коммуникации (то есть когда доступ к информации, имеющей публичный интерес, является отдельным правом, независимо от его места в формировании мнения).

В решении от 24 июня 1994 года (вступило в силу 30 июня 1995 года). Конституционный суд объявил неконституционным ex futuro приказ Президентского совета, регулирующий государственные секреты, в соответствии с которым первоначально формировались и продолжали сохраняться документы секретной полиции. Этот приказ определял как потенциальный государственный секрет любую информацию, опасную для венгерского государства или любых иных политических, экономических или оборонных интересов. Он позволял спикеру парламента, премьер — министру, президенту Верховного суда, Генеральному атторнею, руководителям государственных органов или лидерам общественных организаций относить любую информацию к секретной. Положения приказа создавали абсурдную ситуацию: премьер — министр Венгрии мог выбрать имена, которые ему нравились (или не нравились) из списка секретных агентов прежней системы, поскольку только высшие должностные лица могли иметь доступ к информации о том, какие лица информировали о своих согражданах в период партийно — государственного режима.

Определяя возможность доступа к информации о бывшей Венгерской социалистической рабочей партии (ВСРП) Суд подчеркнул значение свободы информации, установив, что права исследователей на доступ к этим документам были более обоснованными, чем конкурентное требование сохранять документы в тайне. В этом случае существующее государственное регулирование секретов объявлялось неконституционным. Суд подтвердил, что право на защиту частной информации распространяется и на юридических лиц (в том числе на политические партии). Однако архив Венгерской социалистической рабочей партии представлял особый случай, поскольку она в нарушение Конституции непосредственно осуществляла политическую власть. Суд отметил, что эти вопросы должны рассматриваться в рамках другого дела.

Подводя итоги рассмотрению развития люстрационного законодательства Венгрии, можно отметить следующие его этапы.

Первый – репрессивный, начало которого ознаменовалось принятием уже упоминавшегося Закона Зетени-Такача от 1992, который  установил уголовную ответственность без срока давности для лиц, совершивших в декабре 1944 — мае 1990 года предательство Родины, вплоть до пожизненного заключения. Завершился этот этап решением Конституционного суда , который было признано, что документы прошлых лет необходимо открывать для общественности, однако первый этап люстрации (1992—1994) суд определил как «политическую месть».

Второй этап обозначен знаковым решением 1994 г. о конституционности люстрации, когда Конституционный суд Венгрии сделал выбор в пользу права на доступ к значимой информации, нивелировав право на защиту частной жизни и указав, что политические деятели не могут в полной мере обладать последним в силу своей публичной должности.

Вопрос тогда был передан в парламент с одновременным указанием на то, что список лиц, подпадающих под люстрацию, должен быть ограничен (исключены журналисты развлекательных программ, руководители университетов и колледжей, работники государственных предприятий и духовенство). Особенность второго этапа люстрации (1994—2001) заключалась в том, что он лишь имел целью достижение высокого уровня информирования общественности о деятельности публичной власти. Санкцией для люстрируемых в этот период стало лишь разглашение сведений о деятельности в органах госбезопасности.

Третий этап начался в 2001 году, когда была принята новая редакция люстрационных законов, расширивших круг лиц, на которых они распространяются, но люстрацию стали воспринимать исключительно в аспекте доступа к информации. Данное право Конституционный суд Венгрии признал более значимым, чем право на защиту частной жизни.30 мая 2005 года Государственное собрание открыло широкий доступ к секретным ранее документам об агентах спецслужб, но в то же время, люстрация в Венгрии утратила репрессивный характер.

Чехия и Словакия по-разному подошли к институту люстрации. Но закон 4 октября 1991 года, который получил развитие уже в чешской люстрационной практике, был принят еще до разделения Чехословакии на два суверенных государства. В соответствии с его положениями люстрации подвергались лица, которые в период с 25 февраля 1948 года по 17 ноября 1989 года сотрудничали с разными органами прежнего коммунистического режима. Круг был широк: должностные лица Корпуса национальной безопасности, находившиеся на службе в Государственной службе безопасности (ГСБ); лица, значащиеся в материалах ГСБ как резиденты, агенты, информаторы, идеологические сотрудники; секретари отделений компартии.

"Охота на ведьм" или "Новый Нюрнберг" - так называли многие общественные деятели в Чехословакии меры, предпринятые после принятия «Закона о незаконности коммунистического режима» или о декоммунизации, согласно которому бывшая коммунистическая номенклатура, сотрудники государственной безопасности и коллаборационисты увольнялись или понижались в должности. 

Закон о люстрации 1991 года предполагал выяснение вопроса о наличии контактов влиятельных в политике или экономике лиц с коммунистической службой государственной безопасности. Типы сотрудничества первоначально были поделены на три категории – А (агенты, информаторы или владельцы конспиративных квартир), В (сознательно ставшие «доверенными лицами») и С (кандидаты на сотрудничество, подвергавшиеся вербовке). Последняя категория в 1992 году была отменена.

Список лиц, сотрудничавших с коммунистическим режимом в 1948-1989 годах, включал 140 тысяч имен. Этих людей в течение 5 лет надлежало подвергнуть проверке. Лицам, принимавшим участие в подавлении прав и свобод (кадровым сотрудникам и агентам спецслужб, функционерам компартии, политически руководившим госбезопасностью), на 5 лет запрещалось занимать ответственные посты в госорганах. В Законе устанавливались следующие основные правила ритуалов политического очищения: 1) запрещалось занимать любые важные государственные должности бывшим партийным функционерам, состоявшим в годы правления коммунистического режима на должностях выше определенного уровня, офицерам определенного ранга и всем работникам и добровольным помощникам служб безопасности; 2) подлежали чисткам лишь те лица, которые могли быть обоснованно обвинены в нарушении прав человека. Правительство было обязано представить доказательства их вины, а обвиняемые получали определенные процедурные гарантии, включая право на апелляцию; 3) подвергались процедуре люстрации все государственные служащие, занимающие определенные государственные должности или претендующие на эти посты. 

Несмотря на сопротивление президента Вацлава Гавела ("Все мы виноваты", - говорил он), произошли массовые проверки на "СТБ-положительность" (СТБ - Служба государственной безопасности). "Раскрытым" чиновникам предписывалось немедленно уволиться со службы. Однако применение закона в отношении засекреченных внештатных сотрудников СТБ - тайных осведомителей - осложнялось отсутствием достоверной информации о сотрудничестве.¹⁵

Конституционный суд Чехии в решении от 21 декабря 1993 года не согласился с доводами, изложенными в заявлении группы депутатов чешского парламента, в котором оспаривалась конституционность Закона «О незаконности коммунистического режима», и поддержал приостановление в законодательном порядке течение сроков давности применительно к уголовным преступлениям, совершенным в период с 1948 по 1989 год, преследование за которые не осуществлялось по «политическим причинам, несовместимым с основополагающими принципами правопорядка демократического государства»6. Это решение Конституционного суда Чехии частично основывалось на решении Федерального конституционного суда Германии от 12 ноября 1996 года, в котором было поддержано осуждение должностных лиц бывшей Германской Демократической Республики (ГДР), содействовавших проведению близорукой политики, которая привела к смерти 260 человек, пытавшихся перейти границу между Восточной и Западной Германией или Восточным и Западным Берлином в период с 1949 по 1989 год. Германский Конституционный суд отверг доводы защиты о том, что подобное преследование запрещается § 2 статьи 103 Основного закона ФРГ, согласно которому «деяние может наказываться только в том случае, если его наказуемость была определена законом до его совершения». Суд установил, что данная норма не распространяется на те случаи, когда государство (ГДР) с помощью законов пыталось санкционировать явное нарушение общепризнанных прав человека.¹⁶

В 1996 году граждане Чехии получили право знакомиться с заведенными на них досье спецслужб периода коммунистических режимов. Но в то же время вопросы прохождения люстрации стали активно использоваться в политической борьбе за определенные государственные посты. Нашли даже материалы допроса Вацлава Гавела, в результате которого сотрудник госбезопасности сделал вывод, что Гавела можно рассматривать как "возможного кандидата на сотрудничество".

Для рассмотрения жалоб на применение закона была создана Независимая апелляционная комиссия из депутатов Парламента и сотрудников министерств внутренних дел и обороны и новой службы безопасности и разведки. Срок действия закона был установлен в пять лет, но затем продлен до конца 2000 года. Решения о законе, включая продление его действия, были приняты вопреки возражениям Президента Вацлава Гавела, считавшего, что закон вводит коллективную ответственность. По этому же основанию протест против закона выразил Международный Хельсинкский комитет. Международная организация труда сочла, что закон нарушает ст. 111 Конвенции МОТ о дискриминации по месту работы

Вацлав Гавел пытался наложить вето на продление Закона о декоммунизации до 2000 года (его действие заканчивалось в 1996 году), но парламент преодолел вето, и теперь закон стал бессрочным.

Этот драконовский закон действует в Чехии и по сей день. С другой стороны, эксперты, оценивая результаты реализации этого закона, отмечают, что из-за кардинальной смены исполнителей изменилось и общее мышление государственной системы. 

Противоположная ситуация сложилась в Словакии. Процедура люстрации оказалась здесь абсолютно недейственной, поскольку коммунисты пользовались популярностью среди населения. Многие судьи с сомнительным послужным списком занимают свои должности и при нынешнем правительстве. Можно назвать лишь несколько люстрационных дел, которые, по сути, закончились ничем: дело бывшего министра внутренних дел Франтишека Кинцля, бывшего генсека Компартии Чехословакии Милоша Якеша и бывшего руководителя профсоюзов Карела Хофмана. В Словакии руководство страны изначально негативно отнеслось к подобным «чисткам». Даже если суд признавал наличие вины, то наказание определялось минимальное.

В  Болгарии в 1992 году антикоммунистическое парламентское большинство сумело включить в несколько законов специальные статьи о декоммунизации, однако Конституционный суд лишил их силы. Был отменён и Закон о декоммунизации науки и образования, принятый в декабре 1992 года и запрещавший бывшим активистам Компартии и преподавателям коммунистической идеологии занимать руководящие должности в научных учреждениях и вузах. .Принятие законов о люстрации в Болгарии лишило рабочих мест 50 тысяч человек. В то же время был принят Закон, запрещающий разглашение информации о деятельности тайной полиции и публикацию документов, подтверждающих отсутствие связи политиков и государственных чиновников с органами государственной безопасности.¹⁷

Многие эксперты полагают, что судебные процессы и массовые увольнения лиц, имевших в прошлом связи со службами безопасности прежних коммунистических режимов, имели не только внутренние причины, которые уже были упомянуты, но также были призваны продемонстрировать стремление новой власти интегрироваться с некоммунистической  Европой.

2.Развитие институтов гражданского общества в государствах Восточной и Центральной Европы. Политические партии и неправительственные организации: конституционные основы правового статуса и деятельность.

Из всех стран ЦВЕ, изучаемых в курсе «Конституционного права зарубежных стран» (часть 2), именно Польша и Венгрия приобрели к настоящему времени достаточно устойчивые партийные системы и развитые институты гражданского общества.

Процессы трансформации польского общества, как и венгерского, начались не в 1989 г., а гораздо раньше. Системные изменения шли здесь на протяжении двух десятилетий, считая от массовых выступлений 1980 - 1981 гг., инициированных профсоюзом Солидарность (Польша). Но если в Венгрии трансформация приобрела характер углубляющейся экономической реформы, то в Польше – затяжного политического кризиса, который сопровождался ростом несогласия с монопольным положением компартии, ее руководящей ролью в обществе. Причем оппозиция власти состояла не только из сторонников движения Солидарность, но и самих польских коммунистов, терявших к ней доверие. Политический кризис 1980-х годов, в конечном счете, привел поляков к принятию новой – незнакомой по практическому опыту модели общественных отношений.

Этот кризис польские исследователи связывают не только с общим кризисом социалистической системы, но, прежде всего, с национальной спецификой станы, где могло возникнуть столь острое противостояние общества и власти. Оно опиралось на исторические традиции борьбы поляков за независимость. Целью сторонников движения Солидарность была не либерализация экономики, а переход к более справедливому, равноправному обществу, т.е. скорее улучшение социализма, чем его разрушение. Составляющие социальную остову этого движения квалифицированные рабочие и интеллигенция стремились, главным образом, к расширению возможностей социально-профессиональной самореализации, особенно получению доступа к властным позициям и сопутствующими м привилегиям, а не к смене системы на рыночную.

Крайне интересен опыт рыночных реформ в Венгрии, вставшей на путь их осуществления на два десятилетия раньше остальных стран социалистической системы. Расширяющиеся возможности материального потребления служили основой легитимации коммунистического режима в Венгрии сразу после 1956 г. Постоянное нарастание с тех пор значимости материального фактора, особенно со вступлением в эпоху «развитого социализма» в конечном счете привело венгерское общество к поддержке радикальных шагов в изменении экономической системы. Гораздо меньше было в Венгрии кануна 1989 г. сторонников изменения системы политической. Демократия ассоциировалась с ростом уровня жизни, увеличением социального равенства и появлением новых рабочих мест. Венгры отождествляли переход к демократии с наступлением материального изобилия. В реальности же этот переход для большинства населения имел противоположный итог. Впрочем, такое соотношение ожидаемого и действительного в период «второй трансформации» можно обнаружить и в общественных настроениях других стран ЦВЕ. Именно на таком фоне происходило становление гражданского общества и партийной системы в странах рассматриваемого региона.