Нечто об Опальном журнале
..pdfН что объ "Опальномъ журнал "
(письмо къ редактору)
"Время", No 5, 1862
_______
"Въ ерунд , говоритъ г. Антоновичъ, можетъ заключаться весь корень
челов ческихъ б дствiй." Никогда, милостивый государь, я не держался этой мысли и всегда почиталъ ее весьма опасною и вредною мыслью. Кто
приписываетъ ерунд такую силу и такое значенiе въ д лахъ челов ческихъ,
тотъ есть мизантропъ самаго худшаго свойства. По моему мн нiю какъ изъ ничего ничего не бываетъ, такъ и изъ ерунды ничего не можетъ произойти,
кром ерунды. Вотъ почему обличенiе ерунды, составляющее предметъ моихъ
писемъ, я не считалъ д ломъ важнымъ, а потому позволилъ себ не писать къ
вамъ уже четыре м сяца и охотно бы отказался писать теперь. Д ло въ томъ,
что у меня н сколько слаб етъ та особенная охота къ наблюденiямъ надъ россiйскою словесностью, которая воодушевляла меня въ первыхъ моихъ
письмахъ, писанныхъ уже бол е года назадъ. Скажу нехвалясь, что только
челов къ пристрастный не отдастъ справедливости моимъ трудамъ. Пусть
разм ры ихъ не велики (вс семь писемъ, включая и настоящее, составляютъ меньше семи печатныхъ листовъ), пусть результаты ихъ весьма малы, общее
значенiе незначительно; т мъ немен е ихъ строгость, отчетливость, ясность --
стоили мн немалыхъ усилiй и, какъ я думаю, заслуживаютъ полной похвалы. Что удивительнаго, что я утомился? Ужели вы думаете легко обработывать
предметы, которые я избралъ? Какой трудъ -- вникать въ безцв тныя, безсвязныя, вялыя статьи! Какая трудность -- отыскать ихъ смыслъ и связь, очистить малое ядро отъ многократной скорлупы! Мало-помалу мое
любопытство охлад ло; мн стало скучно вглядываться въ эти пустынныя умозаключенiя, невесело пробираться по этимъ болотистымъ и кочковатымъ соображенiямъ, и противно возиться съ этими неопрятными мыслями. Въ
критик на романъ Тургенева у васъ сказано: "Мы поговорили бы объ стать г. Антоновича гораздо больше, еслибы могли сколько-нибудь понять отношенiе ея подробностей, еслибы намъ удалось извлечь изъ нея хоть что-нибудь
ц льное и отчетливое и какъ-нибудь напасть на нить, связующую идеи автора." Очевидно это преувеличено. "Извлечь нить" и "понять отношенiе подробностей" всегда возможно; нужно только потрудиться -- и вашъ критикъ
уклонился, устрашонный тяжестью этого труда. Мн же приходится теперь взять такой трудъ на себя.
Но чтоже д лать? Нельзя не писать. "Современникъ" шумитъ и ратуетъ;
"Современникъ" все свое критическое обозр нiе въ апр льской книжк
посвятилъ вашему журналу, и въ немъ преимущественно мн . Нельзя же покидать наблюдательный постъ въ такую повидимому опасную минуту;
нельзя принимать въ соображенiе только одного себя: нужно им ть въ виду и другихъ.
Итакъ начнемъ же. Долгомъ считаю ув домить васъ, милостивый
государь, что въ нашемъ литературномъ мiр , по моему зам чанiю, случилась
н которая важная перем на. Виновникъ этой перем ны есть никто иной какъ
г. Антоновичъ, который по злобному зам чанiю н которыхъ людей в роятно
уже стоитъ во глав нашей литературы. Сл довательно д ло не маловажное.
Г. Антоновичъ, какъ мн кажется, уже усп лъ внести въ нашу критику новое
направленiе; покрайней-м р характеръ двухъ его посл днихъ статей --
"Асмодей нашего времени" и "О дух "Времени", статей капитальныхъ по
объему и содержанiю, обозначился весьма р зко. Манера или лучше-сказать метода этой новой критики отличается необыкновенною простотою и
опред ленностью. Она состоитъ въ томъ, что предметы критики осуждаются
что-называется огуломъ, гуртомъ, въ ц ломъ и въ частяхъ, безъ мал йшей пощады или такъ-называемаго исключенiя. Сiя критика, милостивый государь, въ настоящее время поражаетъ новизною собственно только по своей древности. Ибо происхожденiе ея можно отнести нетолько къ гомерическимъ, но даже къ допотопнымъ временамъ. Въ тоже время образчики ея, какъ
вообще образчики всего элементарнаго, постоянно можно встр чать и нын , а
именно всякiй разъ какъ побранятся дв пьяныя или даже трезвыя бабы.
Наприм ръ: "и отецъ твой пьяница, и мать твоя потаскуха, и если д ти будутъ,
то будутъ воры и мошенники!" Или въ другой форм , именно въ той, въ
которой употребила эту методу изв стная слесарша: "побей Богъ его и на томъ
и на этомъ св т ! Чтобы ему, если и тетка есть, то и тетк всякая пакость, и
отецъ если живъ у него, то чтобы и онъ, каналья, окол лъ или поперхнулся на
в ки, мошенникъ такой!"
Совершенно туже методу употребилъ г. Антоновичъ въ отношенiи къ г.
Тургеневу и къ вашему журналу. Въ "Отцахъ и д тяхъ" онъ осуждаетъ все
безъ исключенiя: вс лица невыдержаны, вс разговоры нев рны и н тъ ни психическаго анализа, ни хорошихъ изображенiй природы. Но этого мало. По
метод слесарши г. Антоновичъ не упустилъ и прежнихъ произведенiй поэта;
нетолько совершенно дуренъ посл днiй расказъ Тургенева, но малымъ ч мъ
лучше и вс предыдущiе. А если ихъ хвалили, то это потому, что "критика ошибалась въ ихъ объясненiи".
Точно также въ вашемъ журнал г. Антоновичъ не пощадилъ ничего, за исключенiемъ "Униженныхъ и оскорбленныхъ" и "Записокъ изъ мертваго дома". Это исключенiе заявлено тщательно, потомучто иначе читатель легко бы подумалъ, что всеобщiй потокъ осужденiя простирается и на эти
произведенiя. Зат мъ -- у васъ ничего н тъ: ни духа, ни направленiя, ни серьозной мысли; ваши объявленiя -- шарады; ваши статьи отучаютъ мыслить,
а критическiй отд лъ -- самый слабый изъ вс хъ отд ловъ. Для того чтобы твердо держаться своей методы, г. Антоновичъ, какъ видно, употребилъ нарочитые труды; онъ прочелъ все "Время" и даже статью г. Страхова "Жители планетъ", на которую и налегаетъ съ особеннымъ усердiемъ. Въ
такой критик все будетъ кстати.
Прибавьте къ этому самыя безцеремонныя искаженiя въ выпискахъ, приписыванiе автору того, чего онъ не говорилъ, и вы получите полное
понятiе объ этой новой критической метод .(1)
Сiя критика, милостивый государь, им етъ многiя невыгоды, но им етъ
также и свои удобства. Невыгоды ея состоятъ въ н которомъ недов рiи, которое она возбуждаетъ и которое весьма значительно въ наше скептическое время. Положимъ вы скажете, что Тургеневъ не понимаетъ матерьялизма;
легко можетъ быть, что найдутся люди, которые вамъ пов рятъ, особенно если
вы подтвердите ваши р чи разительнымъ доказательствомъ, что Тургеневъ
вм сто "Kraft und Stoff" (заглавiе книжки Бюхнера) написалъ "Stoff und Kraft".
Но пусть вы прибавите, что въ его роман н тъ ни одного живого лица, -- на
читателей нападетъ уже н которое сомн нiе. Если вы по усердiю еще
присовокупите, что и описанiя природы никуда не годятся, сомн нiе
читателей увеличится; если наконецъ вы станете ув рять, что по своему направленiю Тургеневъ всего ближе къ Аскоченскому, то вамъ уже
р шительно никто не пов ритъ.
Но у этой критики есть также свои выгоды. Она можетъ им ть большой
в съ у такихъ людей, которые сами не думаютъ, а в рятъ другимъ на-слово. А
такихъ людей еще довольно на св т . Если при этомъ они считаютъ своимъ священнымъ долгомъ читать "Современникъ" и не читаютъ другихъ книгъ,
если для нихъ г. Антоновичъ авторитетъ (в дь и это возможно), то такая
критика можетъ над яться у нихъ на большой усп хъ.
Во всякомъ случа метода, о которой мы говоримъ, всегда
свид тельствуетъ о н которомъ увлеченiи, о н которой потер хладнокровiя.
И д йствительно не трудно вид ть, что есть т сная связь между новою
методою г. Антоновича и т ми предметами, о которыхъ идетъ р чь въ его
статьяхъ. Въ первой стать д ло шло о роман Тургенева, во второй о
журнал "Время". Романъ Тургенева, если его разсматривать съ изв стной
стороны, представляетъ какъ многими было зам чено, художественное изображенiе "Современника". Журналъ же "Время" во многихъ и различныхъ своихъ статьяхъ старался представить читателямъ критическое изображенiе "Современника". Такимъ образомъ этотъ романъ и этотъ журналъ составляютъ
какбы два зеркала, въ которыя можетъ погляд ться "Современникъ", если
желаетъ полюбоваться собою. Дв же статьи г. Антоновича означаютъ, что
"Современникъ" погляд лся, но остался очень недоволенъ: плохи дескать зеркала! Вотъ отчего и прiемы критики потребовались первобытные,
допотопные. Забылъ онъ пословицу: "нечего на зеркало п нять, коли рожа крива!"
Можетъ-быть вы предполагаете, милостивый государь, что у "Современника" гораздо больше догадливости, что онъ смекаетъ въ чемъ
д ло? нимало, ув ряю васъ. "Современникъ", какъ мн кажется, до сихъ поръ нисколько не понимаетъ, за что на него нападаютъ. Я сейчасъ докажу это изъ статьи г. Антоновича.
Г. Антоновичъ упрекаетъ меня въ трусливости. Онъ основываетъ свой упрекъ на томъ, что я будтобы прячусь подъ маскою, что мое настоящее имя
не Косица; чтобы ясно показать мн мою трусость, онъ противопоставляетъ ей свою храбрость. "Я, говоритъ онъ -- я Антоновичъ, а вы кто такой?"
Вы недоум ваете, въ чемъ тутъ см лость и великодушiе? Вы не догадываетесь, какая важность можетъ быть въ томъ, что Антоновичъ есть
д йствительное имя г. Антоновича? Между т мъ важность великая. По всему
видно, что г. Антоновичъ только теперь начинаетъ подозр вать, что ставя свое имя подъ своими статьями, онъ поступаетъ очень отважно. Прежде онъ не
предполагалъ, что д ло это вовсе не безопасное и что для него нуженъ
н который героизмъ. Очевидно многократное упоминанiе его имени нетолько
не кажется ему фимiамомъ славы, но даже составляетъ для него н что непрiятное и досадное. Вотъ почему, когда онъ хвалится своею скромностiю,
онъ доказываетъ ее т мъ, что не называлъ т хъ лицъ, о которыхъ писалъ;
когда же упрекаетъ меня въ томъ, что я будтобы позволяю себ въ отношенiи къ нему личности, или, какъ онъ оригинально выражается, что я "придираюсь
къ его физiономiи", то онъ ставитъ на первое м сто то, что имя его постоянно
у меня на язык .
Какая же причина такого страннаго настороенiя мыслей? Причина,
милостивый государь, кроется въ т хъ "оскорбленiяхъ и поруганiяхъ", которымъ подвергся г. Антоновичъ, которыя онъ подробно исчисляетъ и на которыя горько жалуется. Какъ-видно г. Антоновичъ совершенно
недоум ваетъ, отчего такъ жестоко нападаютъ на "Современникъ" вообще и на него въ частности.
"Отчего вы -- спрашиваетъ онъ, обращаясь ко мн -- исключительно напали на меня и на "Современникъ" вообще? Ужели мои статьи такъ
зловредны, что он требуютъ немедленнаго и сильнаго обличенiя, составляютъ настоящiй ядъ, которому вы думаете служить противоядiемъ?
Пересмотрите фельетоны "С. петербургскихъ В домостей" и другихъ газетъ,
переберите другiе журналы: разв тамъ ничего не найдется, что заслуживало
бы бол е сильнаго опроверженiя и бол е безпощаднаго обличенiя, ч мъ
мысли высказываемыя мною? А если ужь нигд н тъ статей хуже моихъ, то во
всякомъ случа есть такiя худыя какъ мои; отчего же вы ихъ оставляли безъ вниманiя, а съ яростiю и съ какимъ-то озлобленiемъ бросаетесь именно на мои статьи." (2)
Съ такимъ же недоум нiемъ онъ смотритъ вообще на нападенiя другихъ
журналовъ. Исчисливъ вс ихъ жестокости, онъ наконецъ говоритъ:
"Изъ такого поведенiя журналовъ я вывожу сл дующее заключенiе: "Современникъ" находится въ исключительномъ положенiи, онъ журналъ
опальный, лишенный т хъ правъ, которыми пользуются другiе журналы. Если кто-нибудь назоветъ "Современникъ" пустоголовымъ и пустозвоннымъ прогресистомъ, онъ долженъ принимать это названiе какъ лестный комплиментъ, съ величайшею благодарностью; если же онъ назоветъ узкоголовымъ, то это названiе должно считаться величайшимъ оскорбленiемъ
челов ческой личности. Если "Современникъ" назоветъ дуракомъ неизв стно
кого, неопред ленную величину X, можетъ-быть въ самомъ д л дурака, тогда
вс должны вознегодовать на "Современникъ" за его нестерпимую дерзость и нахальство; если же другiе прямо и лично назовутъ пишущихъ въ
"Современник " сумашедшими, безсмысленными, дикими, то они должны счесть это почетомъ для своихъ личностей и лобзать руку, карающую ихъ. Если каждая книжка всякаго журнала возстаетъ и бравурствуетъ противъ "Современника", то это принимается за доказательство миролюбiя журналовъ
и ихъ отвращенiя отъ полемики. Если же "Современникъ" соберется отв тить на нападки, то это значитъ только, что онъ бранчивъ и дерзокъ и безъ
полемики жить не можетъ, что онъ безъ ругательствъ тоже что рыба безъ воды и образованное общество безъ почвы."
Горькiя чувства проглядываютъ, милостивый государь, въ этихъ словахъ; немало въ нихъ досады и внутренняго уязвленiя. Въ тоже время нельзя не чувствовать, что въ нихъ много глубокой и искренней правды. Всякiй съ
любовью сл дящiй за нашею литературой согласится, что главная черта въ
отношенiяхъ нашихъ журналовъ къ "Современнику" есть непом рное
высоком рiе, а главная черта въ отношенiяхъ "Современника" къ другимъ
журналамъ есть непом рная наглость. Одно вызываетъ другое и одно другимъ поддерживается.
Вопросъ очевидно интересный и важный. Почему въ самомъ д л
позволяютъ себ бравурствовать противъ "Современника"? почему его сотрудниковъ такъ легко признаютъ сумасшедшими и дикими? Не
сомн ваюсь что этотъ вопросъ немало любопытенъ нетолько для пишущихъ
въ "Современник ", но и вообще для всего нашего литературнаго мiра.
Какъ же его р шаетъ самъ "Современникъ"? Понимаетъ ли онъ свое положенiе среди того хаотическаго мiра, который именуется россiйской
словесностью? Едвали! Покрайней-м р г. Антоновичъ даетъ на вопросъ
очень темные отв ты. По его мн нiю все происходитъ не отъ чего иного, какъ отъ злобы и ярости. "Иной -- говоритъ онъ -- понесетъ такую ахинею, что ее и опровергать не стоитъ, разбранитъ онъ васъ, но его брань и на вороту у васъ не
виснетъ. А другой (подразум вается "Современникъ") скажетъ объ васъ
только н сколько словъ, и эти слова зашевелятъ вс ваши мозги и уколятъ васъ въ самое сердце. Вотъ почему вы и поставили для себя спецiальной задачей ратовать противъ "Современника" и проч. -- Вотъ самая главная, самая существенная причина, которую "Современникъ" выставляетъ, чтобы объяснить, почему его сотрудники признаются сумашедшими и дикими.
Но посмотримъ, хорошо ли осмотр лся г. Антоновичъ; принялъ ли онъ во
вниманiе все что сл дуетъ? Нельзя не отдать ему справедливости, что онъ отлично помнитъ все, что въ чужихъ словахъ показалось ему непрiятнымъ.
Неразъ уже онъ жаловался на обиды и теперь перечисляетъ ихъ подробн е
прежняго. Онъ упоминаетъ о томъ, что "Русскiй В стникъ" поставилъ его на одну доску съ Иваномъ Яковлевичемъ. Помнитъ онъ и то, что "Отечественныя Записки" назвали его прямо сумасшедшимъ, нуждающимся въ медицинской помощи. Вообще въ отношенiи къ порицанiю г. Антоновичъ оказывается необыкновенно чуткимъ. Въ одномъ изъ моихъ писемъ я упомянулъ, что по
мн нiю "Русскаго В стника" г. Антоновичъ понятiя неим етъ о томъ, что
значитъ мыслить. Г. Антоновичъ положительно говоритъ, что я разд ляю это
мн нiе. Въ другой разъ я высказалъ въ вид осторожнаго предположенiя, что
можетъ-быть г. Антоновичъ еще негодится для того, чтобы писать о Гегел ; г. Антоновичъ говоритъ такъ, какъ-будто я считаю это предположенiе
несомн ннымъ. Наконецъ однажды я заимствовалъ изъ одной н мецкой книги мысль, что "недолжно писать о томъ, чего незнаешь" и украсилъ этою мыслью свое письмо къ вамъ, неотнося ее ни къ кому особенно. Г. Антоновичъ и ее
принялъ на свой счетъ. Это вы мн , говоритъ, нравоученiя читаете.
Все это безъ сомн нiя прекрасно. Очень хорошо д лаетъ г. Антоновичъ,
что онъ помнитъ р чи, о немъ сказанныя; очень похвально, что онъ
прим няетъ къ себ нравоученiя, которыя находитъ въ книгахъ.
Но в дь этого еще очень недостаточно, слишкомъ мало для того, чтобы понимать свое положенiе. Для такого пониманiя нужно помнить нетолько то, что сказано, но и то, за что сказано. И въ этомъ отношенiи, какъ оказывается,
г. Антоновичъ совс мъ не такъ памятливъ, какъ нужно бы желать.
Объ одной изъ статей "Современника" я сказалъ, что судить о ней легко, что она есть совершенная дичь. Г. Антоновичъ это помнитъ и жалуется на
такой отзывъ. Дурно онъ д лаетъ только то, что забываетъ статью, о которой
шло д ло. Это была статья г. Чернышевскаго о паденiи Рима, статья, въ которой утверждалось, что Римъ палъ только отъ варваровъ, что никакихъ внутреннихъ причинъ для его паденiя не было. "Современникъ" раза три
пытался опровергать н которыя мысли, высказанныя мною по этому поводу; а
теперь уже молчитъ, и о знаменитой стать н тъ и помину.
Помнитъ г. Антоновичъ, что я предполагалъ его неспособнымъ писать о
Гегел . Онъ обижается отзывомъ, и чтобы устранить его, начинаетъ
разсуждать о категорiяхъ. Гм! категорiи! Какой важный и, осм люсь сказать, трудный предметъ! Г. Антоновичъ прежде утверждалъ, что существуетъ два
рода категорiй; теперь онъ даетъ д лу такой видъ, будтобы онъ хот лъ только
сказать, что Кантъ и Гегель различно смотр ли на категорiи. Еслибы такъ, кто бы съ нимъ не согласился? Но въ заключенiе Гегель все-таки выходитъ у г.
Антоновича какимъ-то полупом шаннымъ (по выраженiю г. Антоновича). "По
Гегелю -- говоритъ онъ -- категорiи принадлежатъ не челов ку, не
челов ческому мышленiю. Он существуютъ не въ голов челов ка" и проч.
Чтобы дать н которое понятiе о томъ, какъ остроумно толкуетъ Гегеля г.
Антоновичъ, возьмемъ простой прим ръ. Положимъ: челов къ видитъ домъ.
Представьте, что Гегель по этому случаю сд лалъ бы сл дующее простое
зам чанiе: домъ однакоже не находится въ челов к . А г. Антоновичъ
кричитъ: смотрите, смотрите! Гегель утверждаетъ, что не челов къ видитъ
домъ, что вид нiе совершается вн челов ка!
Еслибы д йствительно было два рода категорiй, какъ сперва полагалъ г.
Антоновичъ; еслибы наприм ръ въ голов челов ка были одн категорiи, а
д йствительности другiя, тогда конечно Гегель былъ бы полупом шаннымъ.
Но въ томъ все и д ло, что существуютъ только одного рода категорiи, что то
самое, чтó видитъ челов къ, существуетъ однакоже вн челов ка. И этому не
противор читъ то обстоятельство, что иногда челов ку мерещатся вещи несуществующiя.
Да впрочемъ -- что категорiи! Зач мъ г. Антоновичъ даетъ себ важный
видъ, будтобы онъ споритъ о категорiяхъ? В дь въ прежнемъ моемъ письм я
сд лалъ о нихъ зам чанiе мимоходомъ; в дь заключенiе о томъ, что г.
Антоновичъ можетъ-быть негодится еще для того, чтобы писать о Гегел ,
было строго выведено мною раньше т хъ десяти строкъ, которыя столь усердно выписываетъ и разбираетъ г. Антоновичъ. Отчего же онъ помнитъ заключенiе, а не помнитъ посылокъ, изъ которыхъ оно прямо вытекаетъ?
Г. Антоновичъ сердится, что его называютъ юнымъ; въ этомъ случа онъ повидимому справедливо жалуется на личность. Но собственно говоря,
каждый разъ, когда д ло идетъ объ его юности, онъ долженъ бы былъ
вспомнить, что объ этой юности возв стилъ читающему мiру г. Чернышевскiй.
Вотъ гр хъ, на который намекаютъ эти шутки.
Г. Антоновичъ прим нилъ къ себ нравоученiе: недолжно писать о томъ, чего незнаешь. Но онъ какъ-видно забылъ почему это нравоученiе такъ удобно
къ нему прим няется: прим няется потому, что онъ вздумалъ утверждать,
будтобы н мцы стали опровергать ц лыя науки и будтобы Гаймъ отрицаетъ философiю.
Г. Антоновичъ припоминаетъ, какъ объ обидномъ отзыв , о томъ, что
сказано въ вашей критик : что Тургеневъ показалъ "Современнику", что онъ понимаетъ "Современникъ" лучше самого "Современника". Но г. Антоновичъ совершенно забываетъ, что у васъ это нетолько сказано, но и доказано. Ни одинъ журналъ столько не возился съ "Современникомъ", какъ вашъ, но ни
одинъ же не отдавалъ ему такой справедливости и такъ в рно не ц нилъ его. Еслибы г. Антоновичъ все это и многое другое подобное помнилъ и
сообразилъ, то можетъ-быть онъ иначе бы понялъ и оц нилъ жестокiе отзывы
о "Современник " вообще и о немъ въ частности. Безъ причины ничего небываетъ. Теперь же г. Антоновичъ только дивится и жалуется. "Это все одна злоба", говоритъ онъ. "И зависть", прибавляетъ почтенный, но веселый
хроникеръ въ той же книжк "Современника". Такiе отзывы всего лучше показываютъ, какъ мало сотрудники "Современника" понимаютъ, почему они попали въ опальное положенiе.
Вс мъ изв стно, съ какимъ уваженiемъ "Время" смотритъ на литературу;
оно считаетъ ее самымъ правильнымъ, наибол е органическимъ явленiемъ нашей современной жизни. "Время" усердно занимается литературой,
постоянно сл дитъ за ней. Понятно, что оно должно было придти въ антагонизмъ съ "Современникомъ", какъ съ журналомъ, который также
занимается критикою и который не даетъ литератур ея настоящаго значенiя и называетъ ее "праздною болтовнею". Понятно, что этотъ антагонизмъ долженъ
былъ выражаться нетолько въ каждой книжк , но почти въ каждой
критической стать . А г. Антоновичъ говоритъ: "все это -- одна злоба!" "И зависть", прибавляетъ хроникеръ.
"Время" указывало на народность, заявляло желанiе искать народнаго
духа во вс хъ проявленiяхъ нашей жизни, искать сближенiя съ нимъ. Для "Современника" все это были пустыя фразы и онъ ждалъ спасенiя отъ
"хорошихъ книжекъ" г. Чернышевскаго. Антагонизмъ былъ неизб женъ. "Все одна злоба", говоритъ г. Антоновичъ. "И зависть", прибавляетъ хроникеръ.
Въ выбор своихъ бельлетристическихъ статей "Время" останавливалось
особенно на такихъ, въ которыхъ просв чиваютъ положительныя стороны нашей народной жизни. "Современникъ" до сихъ поръ держится въ своей
бельлетристик обличительнаго направленiя. "Время" высоко чтитъ Пушкина,
какъ единственную зв зду первой величины въ нашей литератур ; для "Современника" Пушкинъ есть поэтъ эротическiй и военный. "Современникъ" сравнилъ Тургенева съ Аскоченскимъ; "Время" вооружилось за романиста. "Все одна злоба", говоритъ г. Антоновичъ. "И зависть", прибавляетъ хроникеръ.
Что касается до меня, то я указалъ на то, что "Современникъ", поддерживая свои идеи, доходитъ до отрицанiя общихъ авторитетовъ,
наприм ръ поэзiи, исторiи, философiи, литературы. Три раза "Современникъ" пробовалъ отстранить этотъ упрекъ, а теперь онъ о немъ и не поминаетъ. "Все одна злоба", говоритъ г. Антоновичъ. "И зависть", прибавляетъ хроникеръ.
Зависть и злоба! Не странно ли, что д ло принимаетъ такой исключительно личный характеръ въ глазахъ сотрудниковъ "Современника"? Послушать ихъ, такъ "Время" только изъ-за того и бьется, чтобы доказать, что
г. Антоновичъ не ум етъ мыслить; какъ-будто кому-нибудь это нужно! Чтоже удивительнаго, что на "опальный журналъ" сыплются упреки въ
сумашествiи и дикости, когда онъ въ самомъ д л не всегда отличается
здравомыслiемъ и образованностiю? Пишущiе въ этомъ журнал какъ кажется
не могутъ себ представить, чтобы можно было стоять за что-нибудь, кром
какъ за себя, чтобы у челов ка могли быть какiе-нибудь высшiе интересы,
кром самолюбiя, чтобы можно было безъ всякаго своекорыстiя ревностно
служить наук , литератур , поэзiи. Между т мъ такое служенiе есть истинно
челов ческое д ло и должно быть особенно понятно именно писателямъ. Только это служенiе даетъ писателю сознанiе собственнаго достоинства и право на то уваженiе, съ которымъ обыкновенно смотрятъ на него простые читатели. Если мы и враждуемъ между собою, если оспариваемъ и
осм иваемъ другъ друга, то уваженiе къ намъ не утрачивается только потому, что въ этихъ бояхъ видятъ не одну борьбу своекорыстiя, не одни эгоистическiе интересы, но чувствуютъ въ нихъ также присутствiе безконечно высокаго и
драгоц ннаго интереса -- истины.
И сл довательно люди, которые даютъ всему д лу личный характеръ,
которые въ полемик противъ нихъ видятъ одно нападенiе, пресл дованiе, одну зависть и злобу, которые пришли къ мысли, что изобличенiе ихъ даже на
поприщ истины не есть услуга для общаго блага, а только враждебное
д йствiе противъ нихъ, -- однимъ словомъ люди, которые бываютъ склонны ставить личности выше истины, обнаруживаютъ этимъ глубокiй цинизмъ
своихъ понятiй. Они не в рятъ, что можно выше всего дорожить истиною; а
кто этому не в ритъ, тотъ вм ст показываетъ, что и самъ онъ мало дорожитъ ею.
По этому случаю приведу зд сь жестокое слово, которое было
произнесено по поводу вашей статьи о Добролюбов и о которомъ кстати
упомянуть зд сь. Въ одномъ журнальц было сказано, а въ другомъ
повторено, что эта статья представляетъ н котораго рода "пресл дованiе
челов ка за гробомъ". Пресл дованiе за гробомъ! Каковъ упрекъ? Какое чудовищное предположенiе, высказываемое однакоже съ величайшею легкостью! Какъ не узнать въ этомъ уже не поклоненiя авторитету, а даже
прямо фанатимзма, то-есть сл пого поклоненiя, при которомъ предметъ поклоненiя стоитъ выше всякой критики? Даже самая фомула напоминаетъ
н что священное: -- за гробомъ! Очевидно все похожее на изсл дованiе
должно имъ показаться пресл дованiемъ. Они хорошо чувствуютъ, что кто
началъ мыслить о предмет , тотъ уже пересталъ благогов ть передъ нимъ, и
потому статья, которая д йствительно говоритъ о Добролюбов , имъ
непрем нно кажется статьею противъ Добролюбова.
Сотрудники "опальнаго" журнала недаромъ чувствуютъ, что ихъ
трактуютъ высоком рно, что каждый разъ, когда о нихъ судятъ, сужденiе