Rock7 / 11Shadurski

Здравствуй!

Зыбкое царство.

Тонкая нить

Не оборвись.

И соблазн вернуться к прошлому, магическому способу познания запретных тайн, очень велик:

Я на время превращусь в ночь,

Как день.

Я пройду запретной тропой

Тех, кто не отбрасывает тень¹³

«Вечер» содержит отсылку к песне «Слезы звезд» и ее образам. Они родственны и своими мелодиями. В «Вечере» – своеобразное продолжение темы блужданий подавленной, угнетенной души. Атрибуты мира внешнего легко становятся чертами мира внутреннего, ведь даже эмоции звезд передаются человеку, и наоборот. В этом ключ к метафорам Кинчева:

Звезды –

Светлые слезы.

«Млечный путь», о котором вспоминается здесь, опять-таки согласно сонникам – символ надежды на силы души, на помощь свыше. Духовные силы герою действительно необходимы, потому что его снова одолевает сомнение в отношении настоящего и будущего:

Небо –

Быль или небыль?

Тяготение к прошлому, лунному, очень велико:

Тревожный дым.

Что делать с ним?

И у героя наступает срыв. В тексте, записанном на диск¹⁴, это слышно в последних словах:

[Вечер

Ляжет на плечи.

В замке зеркал

Сегодня бал.

Здравствуй!

Зыбкое царство.

Тонкая нить

Рвись, рвись.]

Благодаря им композиция текста не круговая, а спиральная. Круг размыкается: неожиданно звучит просьба «рваться» нити. Герой не выдерживает, сдается, стихия его все-таки увлекает.

Песня «Камнепад» тоже связана со «Слезами звезд», «Вечером» своей медитативной мелодией. Атрибут земли, тверди – горы – рушатся. Видимая прочность земли на деле эфемерна. Суша (перрон) поглощается водой. А герой в спешке не замечает, что вообще не ожидалось ни отправления поезда, ни взлета самолета:

Почему я не вижу птиц

Там, где взлетная полоса?

У него ощущение двойственности своего бытия: желание высоты и невозможность ее достичь, виной чему – человеческая приземленность:

Я пою о тропе наверх,

А сам ухожу вниз.

«Я играю в войну» – кульминационная песня. Все, что было в прошлом, что в настоящем – это лишь борьба за путь по своей тропе. Если вначале вводится тема игры, обмана, то затем выдумка сменяется искренними признаниями. Герой ценит мир дневной, у него есть какое-то не только интуитивное, но и осознанное просветление. В прошлом он состоял в заговоре с ночью, а теперь в содружестве с силами света:

Для тех, кто устал ждать,

Для тех, кто идет своей [землей],

Я открываю день,

Я начинаю бой.

[огонь]

«Я» поэта множится, потому что он вмещает в себя лица и судьбы многих:

Я смешал много слов,

Хотя не знаю ответ…

Может быть, оттого у Кинчева, как, впрочем, и у Шевчука, нет лирического героя. Он слишком вместителен, открыт для других, отзывчив для иного. Метафора бодрствования ночью равнозначна желанию быть открытым, нужным миру. Это и есть желание жить по совести:

Но я продолжаю путь.

Все тропы легли на свет.

[Я играю в войну

С теми, кто спит по ночам.

Играю в войну.

Эй, вы, как эта игра вам?]

Вырисовывается целый лирический сюжет альбома. Автор нас подводит к собственному ощущению, что решительный путь к свету – это дорога через силу, агрессию. Путь может быть жестким, волевым, требует мужества, и агрессия, твердая воля – во благо. Нельзя быть тихим, простым созерцателем. Когда рушится мир, нужно быть деятельным.

В музыкальном ритме «Ночных окон» снимается напряженность. Тропам к высшему и открытым домам противопоставляется домашний очаг:

Уют квартир чужого дома.

Тепло дверей, запертых на ключ.

Сегодня я открыт, сегодня я иду на свет.

Сегодня я ищу ответ.

Несмотря на «ночную» прогулку, герой не покоряется ночи, он может быть светел, не видя света, – в душе:

Какая странная дорога,

Смешная роль непрошеных гостей.

Сегодня мне легко разбрасывать слова.

Сегодня я пою не вам.

12-я песня, ранее включенная первой в альбом «Для тех, кто свалился с Луны», существует в «Джазе» с инверсированным названием. Причин этого, как видится нам, две. Во-первых, «Джаз» открывается песней на тему театральной игры – «Театр». Поменяв местами слова в названии песни альбома 1993 года (вошедшей сюда), автор устранил тавтологию: вместо «Театр (Лунный вальс)» стало «Лунный вальс (Театр)». И второе: определение «лунный» в новом контексте важнее, и таким образом подзаголовок, переместившись, здесь становится главным.

Последовательность текстов альбома «Jazz» на сайте www.alisa и обложках диска и кассеты (Rec Records, 1996)	Отклонение от текста в звучании композиции	Место в другом альбоме
1. Театр	1. Театр
2. Слезы звезд	2. Слезы звезд
3. Перекресток	3. Перекресток
4. Картонный дом	4. Картонный дом	4-е в «Нервной ночи» (1984)
5. Поезд	5. Поезд
6. Дождь	6. Дождь
7. У истоков голубой реки	7. У истоков голубой реки
8. Вечер	8. Вечер
9. Камнепад	9. Камнепад
10. Я играю в войну	10. Я играю в войну
11. Ночные окна	11. Ночные окна
12. Лунный вальс (Театр)	12. Колыбельная	1-е «Театр (Лунный вальс)» в «Для тех, кто свалился с Луны» (1993)
13. Колыбельная	13. Лунный вальс (Театр)
14. Кода	14. Кода

В аудиоверсии альбома за «Ночными окнами» идет «Колыбельная», затем «Лунный вальс»¹⁵.

В «Лунном вальсе» свет, разумеется, – несолнечный:

Маленький, забытый всеми театр.

Свет керосиновых ламп.

И есть соединение голосов людей и неба. Привычное разделение на субъекты и объекты снимается. Они теперь неразрывны, не отделимы:

В небе поют голоса тех,

Кого я любил и ждал.

Вальс в этой песне, как всякий сновидческий символ, не поддается однозначной трактовке. Так, О. Неганова трактует

Мы танцуем лунный вальс,

Хотя я не сплю, а ты спишь,

как невозможность любви¹⁶ для героя, противопоставленного миру. Но позволим заметить, что вальсировать во сне – означает жить мгновеньем, сиюминутными переживаниями. И если бы в песне была задача показать одну только невозможность любви, то, наверное, и музыка была бы иной, и слова другими, жесткими или ироничными. Эта песня – о взаимном притяжении: людей и неба, о взаимообусловленном существовании. Забытый театр – это позабытый мир эмоций, искренности, где все чутки и отзывчивы:

Сотни свечей ждут огня,

Тысячи глаз – глаз.

Здесь тоска по единению, духовной близости: души человека с другой душой, а может быть – с Богом:

И вот вновь в небе поют голоса тех,

Кого я любил и ждал.

«Колыбельная» воспринимается с недоумением: для кого эта песня? Ведь в ней умиротворение наступает, когда свет, даже лампадный, гаснет. Несмотря на ночь, дождь, вездесущий небесный посланник

…рисует звезды на крышах,

Его шаги то здесь, то там.

Он идет по небу неслышно…

Он плеск дождя, он шелест листвы,

Он блеск звезды в тумане озер.

И там, где нет нас и там, где есть мы

По лабиринтам улиц ходит он.

Это добрый волшебник, который убирает ненужные вечерние декорации, дарует сон, отдохновение:

Он смотрит в окна и гасит свет ламп.

Он спокоен,

Как твой сон.

Он с тобою.

На лунных тропинках серебряный звон.

В этой песне спокойствие не означает душевную лень и слепоту, но в 1980-е Кинчев вряд ли мог дать ей подобное название. Ведь если оно серьезно, то должно быть свойственно песне, обращенной к детям. Детям поэт ничего писал, и эта «Колыбельная» не для них. А если название иронично, то песня должна быть адресована врагам. Здесь же о врагах, о чуждом – ни слова.

А как воспринять песню, завершающую альбом? Заключительный текст – «Кода» – чертами своих героев напоминает песню «Армия жизни» из альбома «206 ч.2» (1989):

Подворотни растили их,

Чердаки заменили им дом.

Каждый из них ненавидел крыс,

Каждый из них был котом.

Если вспомнить слова, опубликованные на сайте группы: «Абсолютно хулиганский альбом, полностью соответствует своему названию (Статья 206, в Уголовном Кодексе РСФСР – хулиганство)», – то может показаться, что и концовка «Джаза» – предумышленное хулиганство, от которого так трудно отказаться Кинчеву. Или хулиганство, которое не дает весь альбом оценить серьезно, все принять в нем за чистую монету. Причина? Боязнь, что от «Джаза» останется пафосное, фальшивое впечатление. Персонажи «Коды» – те же бездомные, которые проводят жизнь в подворотне. Только в длинной песне 1989 года это люди, ненавидящие крыс, хищники, в них «поет бес», «зверь»:

Им так не хватало солнца,

Но ночь была с ними на «ты».

Они в постоянной войне с лжецами, поющими им сладкие песни о любви. Здесь же песня-миниатюра, крохотная до такой степени, что в ней нет припева, что ее персонажи – крыса и пес, живущие дружно и поющие «песенки друг другу под нос», – даже не раскрываются: они стали жертвами «чумовоза». Боясь уподобиться любителям мифопоэтических интерпретаций, все же рискнем сказать еще о том смысле, который проявляется, может быть, не по воле автора. Во всем альбоме настойчиво звучал мотив игры и развивалась тема театра. Почти никому не нужные бездомный пес и городская крыса, как и актеры, беззащитны и оттого, кажется, не опасны. Их пение друг другу, как театральная игра, невинная. Но для кого-то (а этот кто-то – имеющий власть в обычном мире) такая невидимая игра опасна. Кто-то знает, что своей невинною шалостью и пение в парадной и искусство артиста опасно широким массам, подобно смертельной заразе. Именно поэтому двух дружков из-под лестницы увозят бдительные санитары. Если басня обычно завершается моралью, то светлый альбом «Алисы» – выпадением мрачного осадка.

«Джаз» вместил в себя несколько этапов эволюции рок-группы и ее лидера. Понятно, что не отвязаться от его песен, не выпустить этот альбом было равнозначно, что тянуть тяжелую ношу, чего Кинчев позволить себе не мог. «Джаз» не просто связан с дисками, выпущенными «Алисой» до 1996 года, и предопределил диски последующие. Этот альбом, своей предысторией обращен в прошлое, а мыслью и чувством – в будущее. Осмысление пути, пройденного «Алисой» в «Джазе», обнаруживается в альбоме «Дурень» (1997). Если возвышенная, христианская устремленность слышна в словах песни «Трасса Е-95»

Я иду по своей земле

К небу, которым живу,

то в словах заключительной композиции «Синий дым» подытоживается многое из пережитого в 1980-е и 1990-е годы, а языческая символика получает негативную оценку:

Горе той земле, горе тем местам,

Где морочат гордого сном,

Горе той мечте, горе тем стихам,

Что плетут из шепота гром.

Все противоречия, метания в «Джазе» – это отражение процессов еще не оформившегося самосознания, это непостоянство авторского «я». Оно мечется между землею и небом, между сном и душевным ростом и все-таки, с горестным признанием, принимает веру и свет.

Если бы все рок-музыканты прошли через свой «Джаз», обретая мудрость, избавляясь от соблазнов, они бы смогли преодолеть современные испытания. Но к своему «Джазу» идут не только музыканты и поэты. Поэтому песни альбома семилетней давности, не публицистичные по своей сути, очень важны сейчас – для самопознания, для того, чтобы молодые души получали запас прочности.

1 Рахлина А. Обратная сторона титанизма // Стас. 1996. № 5. (www.alisa.ru)

2 Кинчев К. «… в который раз отвечаю на этот вопрос…» [Интервью А. Панфиловой] // Я молодой. 1996. 28 сентября (www.alisa.ru)

3 Пресс-конференция К. Кинчева в программе «Акулы пера», канал ТВ-6 – март 1996 года (www.alisa.ru).

4 Бурлака А. Разомкнутый круг // ROCKFUZZ.1996. № 29 (январь–февраль).

5 См. официальный сайт группы «Алиса»: www.alisa.ru.

6 Пресс-конференция К. Кинчева в программе «Акулы пера».

7 Топорков А.Л. Огонь // Славянская мифология. М., 1995. С. 284.

8 Виноградова Л.Н. Вода // Там же. С. 96.

9 Неганова О.Н. «Я пришел помешать тебе спать!» Семантика сна в творчестве Константина Кинчева // Русская рок-поэзия: текст и контекст 4. Тверь, 2000. С. 39–43.

10 См. об этом: Доманский Ю.В. Русская рок-поэзия: вопросы текстологии и издательская практика // Русская рок-поэзия: текст и контекст 6. Тверь, 2002. Вып. 6. С. 97–103.

11 См.: Бурлака А. Указ. соч.

12 Слова, звучащие в аудиоверсии «Джаза» и не вошедшие в тот вариант, что находится на сайте группы, мы приводим в квадратных скобках.

13 Однако вспомним слова друга Кинчева (ныне служителя церкви) об альбоме «Jazz» как о «совершенно не бесовском». – См.: Кинчев К. «… в который раз отвечаю на этот вопрос…»

14 См. отклонение от текста, размещенного на сайте.

15 Странно, что даже в дискографии на сайте это не отмечено. По крайней мере, причина формальная (а может быть, техническая?) нам неизвестна.

16 Неганова О.Н. Указ. соч. С. 41.

113