Jemen-zemlya_ushedshikh_v_legendy_imenitykh_tsarstv

Старожилы в беседах с ним говаривали, что в древних захоронениях в Саба’ и Ма’рибе, как гласят сказания их предков, «погребены огромного роста люди, “арабы первородные”, черепа которых вдвое больше, чем у современных людей» (67).

В 1910 г., информирует А. Березовский, вилайет Йемен во владениях Османской империи в Аравии состоял из трех санджаков, то есть административных округов (Сана’а’, Таиз, Ходейда), представленных, в свою очередь, 21 казой (уездами), разделенных на 63 нахие (волости). Санджак Сана’а’, к примеру, заключал в себе 8 каз. После 1908 г., при генерал-губернаторе Хасане Тахсине-паше (19081910), статус самостоятельного санджака приобрел Асир. Дело в том, что ни телеграфной связи, ни путей сообщения тогда между Асиром и Сана’а’ не имеось, и для доставки любого распоряжения в один конец требовалось около 20 дней. Во главе вилайета Йемен стоял генерал-губернатор (вали); он же являлся и командующим расквартированного в Йемене VII корпуса.

Что касается собственно йеменской системы административного деления, пишет А. Березовский, то «издревле каждая деревня там имела своего выборного старшину (‘акила). Группа деревень (от 5 до 40) образовывала племенной удел во главе с шейхом. Три-че- тыре таких удела, населенных племенами, связанными между собой общим для них родовым началом, формировали ‘узлу или михлу, во главе со старшим шейхом (машаихом). В Йемене, по словам А. Березовского, во время его там пребывания насчитывалось «8 159 деревень и 258 племен».

Судопроизводство при турках велось в Йемене в соответствии с нормами шариата. При этом действовала «одна непреложная аксиома», как ее называет А. Березовский, а именно: «в споре турка с арабом всегда выигрывал турок, а в деле араба с евреем – араб».

Собственно в племенах суд вершили шейхи – на основании обычаев и традиций (хукм-эль-кабила). «За воровство отсекали руку. Женщину, уличенную в прелюбодеянии, зашивали в мешок, вместе с ее соблазнителем, и сбрасывали в пропасть, с самой высокой скалы в округе».

Сохранялся обычай кровной мести. Существовало рабство (68).

В 1909 г. в Йемене, согласно сведениям, собранным А. Березовским, было расквартировано «45 000 турецких военнослужащих: 3 дивизии пехоты, 2 бригады артиллерии и 1 кавалерийский полк». Доходы бюджета Йеменского вилайета за 1908 г. составляли 39 239 600 пиастров, а расходы – 54 960 805 пиастров. Главной статьей дохода являлась десятинная подать; на нее приходилось 82% доходной части бюджета (69).

Самыми распространенными болезнями того времени среди жителей Тихамы А. Березовский называет «оспу, глазные заболевания, камни мочевого пузыря и сифилис»; а среди племен Горного Йемена – «сифилис, тиф и чахотку». В больших городах, таких как Сана’а’, Ибб и Таиз, замечает А. Березовский, можно было встретить «торговавших собой детей, в возрасте 7-9 лет». Родители порой продавали своих дочерей за ничтожно малую сумму. «Это и привело к тому, что среди арабов Йемена сифилис получил колоссальное распространение». В г. Сана’а’ «проститутки открыто, среди белого дня», останавливали мужчин и предлагали им себя (70).

Сообщает А. Березовский в своем информационно-справоч- ном материале и о торговле Йемена, в том числе кофе, «главном товаре вывоза» (в 1908 г. – 41 171 мешков на сумму в 458 500 франков). Много кофе, по его словам, уходило из страны контрабандой, минуя таможню, «до 350 000 лир ежегодно». Транспортировка товаров внутри страны «производилась посредством верблюдов». За доставку груза весом не более 250 килограммов от Ходейды до Сана’а’ взимали «от 15 до 20 талеров». За верблюда на рынке просили «от 120 до 150 талеров. Бык или корова стоили от 15 до 30 талеров; овцы и бараны – от 2 до 5 талеров». Самые бедные семьи имели «не менее двух коров и четырех овец; а состоятельные – 15–20 коров».

Процветала контрабанда. Главными контрабандными товарами являлись «ружья и патроны к ним, серебряные талеры, табак и некоторые другие». В 1908 г., отмечает А. Березовский, контрабандисты ввезли в Йемен «серебряной монеты на сумму более чем миллион франков»; большей частью – из Адена. Оружие завозилось в страну «исключительно морским путем – из Джибути и Массауа (в Эритрее), французскими и итальянскими купцами. … За ружье системы Гра платили 25 талеров (сотня патронов к нему стоила

10 талеров); за карабин Маузер, 8-зарядный, нового образца, – 50 талеров (за сотню патронов к нему – 12 талеров); за ружье Мартини – 25–30 талеров».

Имелось «мелкое кустарное производство». Медные изделия, к примеру, изготавливали в Сана’а’, а хлопчатобумажные материи – в Забиде.

В местах проживания евреев процветало виноделие. «Курили евреи и виноградную водку, приятную на вкус и крепкую».

В Горном Йемене, в землях зейдитов, добывали разноцветные камни; отшлифовкой их в г. Сана’а’ жил «целый квартал». Камни эти вывозили, и в большом количестве, в Константинополь.

На перекрестках караванных путей располагались рынки. Некоторые из них представляли собой «целые пещерные города». Один раз в две недели туда стекались жители со всех близлежащих окрестностей. Один-два раза в году на самых крупных и именитых рынках устраивали «многолюдные ярмарки»; на них съезжались торговцы из Индии и Персии.

Дорога от Ходейды до Сана’а’ занимала «40–45 часов марша»; переход совершали «за 5–6 суток». Часть этого пути, та, что пролегала в горной местности, охранялась. На всех вершинах вдоль горного участка пути размещались дозорно-сторожевые посты, дававшие знать друг другу о движении каравана «особыми звуковыми сигналами», с помощью рожков. «От поста до поста караван сопровождали конвои». Вдоль пути были разбросаны постоялые дворы, где предлагали «кофейные настойки, арбузы и яйца». В дороге, пишет А. Березовский, довольно часто приходилось давать бакшиш (взятку): «конвою, жандармам на постоялых дворах и т. д.»; и в общей сложности набиралось их на «приличную сумму» (71).

Йемен, заключает А. Березовский, был разделен, можно сказать, на две части: «западную, или так называемый Турецкий Йемен, и восточную – Страну зейди [зейдитов]», главой которой являлся имам Йахйа.

Положение турок в Йемене А. Березовский характеризовал как тяжелое, а их господство в Йемене, как чисто номинальное и временное, по его мнению, – до первого всенародного взрыва. Поддерживалось оно исключительно военной силой, которая к тому же

была недостаточной. Турки понимали, резюмирует он, что жили «на вулкане» (72).

Йемен 1920-х годов хорошо описал Карим Абдрауфович Хакимов (1892–1938), первый полномочный представитель бывшего

СССР в Йеменском королевстве (1929–1931) , первый дипломатический агент и генеральный консул СССР в Хиджазе (1924–1928) и первый полномочный представитель Советского Союза в Королевстве Саудовская Аравия (1936–1937).

В воспоминаниях «Счастливая Аравия глазами советского полпреда» К. Хакимов рассказал о лучших сортах йеменского кофе («мтари» и «хайми»), получивших свои названия от имен племен, обитавших в местах их произрастания. Кофе вывозили в Европу, пишет он, через порт Моха, что на побережье Красного моря. Потомуто в Европе йеменский кофе и продавался под маркой «мокка». Ежегодный сбор кофе в Йемене во время его службы там, уточняет

К.Хакимов, составлял 6 тысяч тонн.

Вгорах, помимо кофе, выращивали кат, «наркотическое растение величиной с куст сирени». Лепестки ката, содержащие алкалоиды, замечает К. Хакимов, «действуют на организм человека, как кокаин или морфий». Кат и табак на рынках Йемена – товары востребованные. Для коренных йеменцев они – «чуть ли не предмет первой необходимости». Женщины, что интересно, «нисколько не отстают в этом отношении от мужчин». Даже 5–6-летние девчонки жуют кат, курят и кладут под язык какой-то нюхательный табак. Во время путешествия по стране с кинодокументалистом Владимиром Адольфовичем Шнейдеровым и оператором Ильей Моисеевичем Толчаном, свидетельствует К. Хакимов, он «наблюдали это повсеместно». Особенно запомнились сценки торговли катом на рынке в местечке Сук-эль-Хамис, что неподалеку от Сана’а’. Названо оно так было потому, объясняет К. Хакимов, что каждый четверг там проходили ярмарки («йвм-ал-хамис» в переводе с арабского языка значит «четверг») (73).

Остолице Йемена, Сана’а’, К. Хакимов отзывается как о городе с высокими красивыми домами и «узенькими, как щель, улицами». Упоминает о «шумном, крикливом и пестром базаре», и о воротах Баб-эль-Йаман (Вратах Йемена), входе в Старый город.

Ходейду именует главными морскими торговыми воротами Йемена. Сообщает, что когда он прибыл туда с кинодокументалистами (на паруснике, из Мохи), то у въезда в город их встречал почетный караул, проследовавший вместе с ними до ворот советской торговой фирмы.

Во время пребывания в Ходейде, как следует из воспоминаний К. Хакимова, к нему обращался сын имама Йемена, принц Сайф ал-Ислам Мухаммад, тогдашний губернатор Тихамы, с просьбой оказать помощь в установлении электрического освещения в его дворце. Принц полагал, что раз кинооператор умеет пользоваться такой сложной техникой, как камера, то он – мастер на все руки. И с таким делом, как проводка электричества, справится легко. Как бы то ни было, повествует об этом эпизоде их командировки в «Счастливую Аравию» в своей книге «Эль-Йемен» В. Шнейдеров, но они с оператором вынуждены были этим заняться (74). Из материалов, требовавшихся для выполнения работы, не имелось практически ничего. В ход пошло все, что хоть как-то могло сгодиться, – шкив от водокачки, к примеру. Проводку из-за отсутствия изоляторов, «крепили на гвоздях», обвитых «шелковыми нитками», взятыми у принцессы, увлекавшейся рукоделием. Вместо изоляционной ленты использовали медицинский пластырь. Трудились день и ночь, не покладая рук. И самодельный движок-установку, первый, кстати, в Ходейде, собрали и запустили. Обитатели дворца были в восторге. Чуть позже прибыла из-за границы и выписанная принцем настоящая электроустановка. Тогда Шнейдеров с Толчаном смонтировали

иее. Происходило все это, заметим, в 1929 г.

Стех самых пор русских специалистов, работавших в порту Ходейда, администрация города частенько приглашала и для ремонта автомобилей, и только-только появившихся в Йемене в 1960-х годах телевизоров, и для устранения неполадок в работе водокачек и электростанций, не говоря уже о подъемных кранах и холодильных установках в самом порту.

В1929 г. численность населения Йемена, по оценке советских дипломатов, не превышала 1,750-1,950 млн. человек. В Ходейде, жительствовало 12 тыс. чел., а в Мохе, некогда «мировой столице кофе», – всего 400 человек. Еврейская община Йемена составляла

60-75 тыс. человек. В стране насчитывалось «около 200 владетельных шейхов, крупных и малых». В Тихаме, существовало 13 межплеменных союзов, а в горной части страны – 28 конфедераций племен (75).

На склонах горы Джабаль Никкум, что у Сана’а’, рассказывают

всвоих экономических очерках о Йемене М. Аксельрод и Н. Белкин, советские разведчики, работавшие под прикрытием сначала

вХиджазе, вместе с К. Хакимовым, а потом и в Йемене, имелись залежи агата, оникса, халцедона и других «ценных камней». Разрабатывались месторождения алебастра. Его распиливали на тонкие пластины, расписывали красками и вставляли в окна – вместо стекол. Процветало ткацкое ремесло. Йеменские ткани пользовались

вАравии широким спросом. Районы Забида и Бейт-эль-Факиха, где располагались плантации индиго и хны, славились изготовлением красителей. Тихама считалась центром кожевенных ремесел; там занимались выделкой кож и изготовлением из них седел и сандалий, сбруй и ремней, поясов для кинжалов и кожухов для воды. Жители горной части страны специализировались на обработке цветных камней и производстве ювелирных украшений («ремесло это находилось в руках евреев»).

Главной денежной единицей страны являлся серебряный талер Марии Терезии. В конце 1920-х годов эту монету, что интересно, чеканили, как и прежде, в Вене, и через Триест доставляли в Йемен. Даже в 1970-х годах зарплату советским специалистам, работавшим

вЙемене, выплачивали в коллекционных сегодня талерах. Привозили в мешках, на повозках, запряженных ослами.

В1926 г. имам Йахйа начал изготовлять собственную серебряную монету, ‘амади, равнявшуюся по стоимости талеру. Однако широкого хождения она не получила. Выпускали на Монетном дворе имама, в Сана’а’, и мелкую разменную монету, медную (76).

Летом 1929 г. «Межрабпом-фильм» СССР направил в Йемен группу кинодокументалистов в составе И. М. Толчана и В. А. Шнейдерова. Прибыли они на пароходе «Декабрист». Цель их миссии состояла в том, чтобы снять фильм о «героической борьбе независимого арабского государства с международным империализмом». Йемен встретил москвичей страшной жарой. Воздух в порту Ходей-

да, где пришвартовался советский корабль, раскален был настолько, что поры на коже выделяли жидкость, которую, как пишет в своей книге об этой стране В. Шнейдеров, «и потом назвать было трудно».

Сана’а’, отмечает В. Шнейдеров, считалась «центром кустарного производства Йемена», а Ходейда – «главным морским портом страны». По вечерам по узким улочкам Ходейды сновали, как тени, мужчины, вооруженные винтовками и кинжалами.

Таможня в Ходейде, как ее описывает В. Шнейдеров, представляла собой «просторный сарай», с крышей из пальмовых ветвей. У одной из его стен располагался «невысокий помост», а на нем – низенький стол. На разостланном рядом коврике сидели, поджав ноги, несколько чиновников и писарей. Перед ними стояла «толпа полуголых людей». Три человека, «рьяно работая топориками», вскрывали подносимые к помосту ящики с грузами. За всем происходившим вокруг внимательно наблюдал раис (начальник таможни).

«Беспрепятственно, – по выражению В. Шнейдерова, – прошли таможню» имевшиеся при них папиросы, конфеты, бутылки с «Нарзаном», пачки с печеньем, граммофон, кинематографические инструменты и личные вещи. Некоторую задержку с досмотром вызвали коробки с пленкой. Видели их, похоже, на таможне в Ходейде впервые. Намеревались, было, «вскрыть». Опять-таки, – топориками. Таможенников, по словам В. Шнейдерова, не без труда, но удалось все же убедить, что делать этого нельзя.

Казалось, что таможенные формальности пройдены. Как вдруг, откуда ни возьмись, расталкивая скопившихся на таможне людей, предстал пред ними какой-то странный человек – «с «повязкой на бедрах» и «глазами навыкат». Протянул руку и неожиданно произнес по-русски: «Катись колбаской!». Позже кинодокументалистам рассказали, что человек этот хорошо всем известен. Жил он тем, что приставал к членам экипажей заходивших в Ходейду судов, и предлагал им свои услуги в качестве носильщика, либо же просил милостыню. Матросы-россияне, отмахиваясь от него, говорили: «Катись колбаской!». Слова эти он запомнил. И, решив, что так здороваются в России, стал привечать ими в порту, попадавшихся ему на глаза россиян (77).

К ввозу в Йемен, вспоминал В. Шнейдеров, разрешали все товары, за исключением алкоголя. Тогда один пройдоха-итальянец, представившись «доктором», стал доставлять спиртное в Ходейду из Эфиопии, «под видом медикаментов от малярии», в небольших бутылочках и флакончиках. Нашлось, как можно себе представить, немало «заболевших» этой болезнью. Являясь на «прием» к «врачу», они выстраивались в длинную очередь у дверей его дома. Власти вскоре разузнали, кем на самом деле являлся итальянец. «Медикаменты» изъяли, а «деятеля от медицины» из страны выпроводили (78).

В штате персонала, обслуживавшего резиденцию принца в Ходейде, сообщает В. Шнейдеров, состоял шут. Он не только развлекал гостей принца, но и подавал им пищу во время застолий. Раскладывал ее по тарелкам руками, предварительно, правда, сполоснув их в тазе с водой. Так вот, однажды придворные решили подшутить над ним самим. Получив на то соизволение принца, известили шута, что принц был бы не против того, чтобы он женился. Более того, разрешил «справить свадьбу в его дворце», с участием шейхов всех окружных племен. Ничего не подозревая, шут, давно хотевший взять в жены одну девушку, договорился обо всем с ее отцом. Заплатил, как положено, калым. Когда же после свадебных гуляний «молодожены» удалились в отведенные им покои и, томимый страстью, шут снял чадру с «молодой жены», то увидел лицо смеющегося чернокожего раба. И тогда только понял, что и сватовство, и свадьба с участием шейхов и муллы, и богатый свадебный ужин – это всего лишь розыгрыш. И шут впал в такую меланхолию, так бедняга сник и исхудал, что принцу пришлось уже через несколько дней женить его по-настоящему (79).

О приезде в Йемен гостей из Москвы сразу же стало известно англичанам. Хотя ни один из них в Ходейде на тот момент уже не проживал, замечает В. Шнейдеров, «глаза и уши» у бриттов имелись в Йемене повсюду. Агентов было предостаточно. Они-то и донесли английским колониальным властям в Адене о появлении в Ходейде москвичей, тепло и радушно встреченных к тому же наследным принцем. И в «аравийском стане англичан в Адене» поднялся переполох. Прозевав россиян в Порт-Саиде, на пути в Ходей-

ду, британцы «ломали голову» над тем, кто такие эти русские, с чем пожаловали в Йемен, с какой целью?! Когда же узнали, что москвичи «под видом кинодокументалистов» побывали еще и в Тихаме, у бедуинов племени бану зараник, которых англичане, также, к слову, как и итальянцы, обхаживали и использовали в своих политических целях в Йемене, то обеспокоились уже не на шутку (80).

Встревожились, кстати, и итальянцы. И все потому, что со- ветско-йеменские отношения, активно начавшие развиваться в то время, могли навредить, как они считали, их довольно прибыльному бизнесу в этой стране, связанному, в том числе, с поставками оружия. Итальянский экспорт в Йемен носил, по выражению советских дипломатов, «крайне недоброкачественный характер». Мануфактуру они поставляли бракованную. Керосин, закупаемый, между прочим, в Батуми, – разбавленный. Оружие и автомобили – «устарелых образцов». Продавали же все это йеменцам втридорога (81).

Итальянские поставщики оружия, как информировали Москву представители «Востгосторга», «сумели всучить йеменцам», притом за «звонкую полноценную монету» (на сумму в 2 млн. долл. США), «много старья из своих арсеналов», в придачу со стареньким патронным заводиком, открытым ими в 1926 г. в Сана’а’ (82). Работал он на местной селитре и привозном свинце (83).

Во время пребывания советских кинодокументалистов в Ходейде произошел инцидент, тут же причисленный англичанами к «козням русских». Из Ходейды в Джидду, пишет В. Шнейдеров, должна была отправиться группа паломников, и в их числе – несколько видных йеменских чиновников. Когда, оказавшись на борту английского судна, сановники имама попросили предоставить в их распоряжение каюты первого класса, то капитан им в этой просьбе отказал. И все потому, что в нескольких из них расположились уже высокопоставленные служащие английских колониальных властей в Индии и Адене. Йеменцы, возмущенные и оскорбленные до глубины души, пароход сразу же покинули. О случившемся тотчас же доложили сыну имама, Сайфу ал-Исламу. Он распорядился всех йеменских паломников с парохода снять, а само судно незамедлительно из Ходейды выпроводить, «без груза и пассажиров». Все это

обернулось для английской пароходной компании большими убытками.

Для доставки паломников в Джидду принц обратился за помощью к агенту «Востгосторга», представлявшему в то время и интересы «Совторгфлота». Попросил вызвать в Ходейду специальный пароход, и на нем отправил паломников.

Один торговец-индус, как следует из очерков В. Шнейдерова, «тесно связанный с британцами», попытался, было, сорвать рейс «Совторгфлота», а заодно и подзаработать. Затребовал из Адена другой английский пароход. Скинул даже цены на билеты. Но трюк не удался. Задумка не сработала. Принц, как потом выяснилось, приказал портовым властям отправлять йеменских паломников только на советских судах. Прибывший вскоре в Ходейду пароход «Ильич» и доставил йеменских пилигримов в Джидду, недорого и в срок (84).

Сотрудники «Востгосторга» поведали В. Шнейдерову еще одну забавную историю, связанную с совершавшим тогда регулярные рейсы в Ходейду – по пути в Джидду из Персидского залива – советским пароходом «Лус», получившим свое название в честь революционера. В арабском языке слово «лус» означает «вор», «мошенник». Торговцы Ходейды, слыша такое наименование судна, пользоваться его услугами отказывались. Делать было нечего, и судно пришлось переименовать (85).

Расставаясь с советскими кинодокументалистами, принц подарил им «шесть мешков зерен лучшего йеменского кофе». Долго потом, говорит В. Шнейдеров, «кофейный гостинец» принца напоминал им в Москве о гостеприимном Йемене (стандартный вес мешка составлял, к слову, толи 80, толи 100 килограммов).

Из Ходейды кинодокументалисты отправились в г. Сана’а’. Передвигались в сопровождении почетного караула конных гвардейцев, рассказывает В. Шнейдеров. В «проездной грамоте» принца, имевшейся у них на руках, содержалось повеление наместникам имама в городах и шейхам племен «не чинить русским в пути никаких задержек».

Повсюду, будь то в кофейнях или караван-сараях, где они останавливались, чтобы перекусить или отдохнуть, В. Шнейдеров, по