Kitay_i_okrestnosti_Mifologia_folklor_literatura

Рифтин, что в них содержитсяпочти дневник всех трех лет работы, — несколько последнихдат. Репортаж может быть назван «репортажем спетлей на шее», хотя, к счастью, петля — всего лишь назначенные сроки-графики, но и это,как известно, петля.

Следуя телетайпной краткости своих писем, Рифтин называет героинь этой страды сокращенно: «Света» — СМ. Аникеева,«А. А.» — Алла Александровна Кожуховская.

Беру даты последних месяцев зимы 2002/03 г., когда уже вышла первая книга, но срок сдачи всего издания давно истек. Напряжение нарастало с каждым днем:

02.10.02. «.. .На Светлану вчера надавили. Надо кончать».

Надо кончать, а впереди, как покажет ход работы, семь с гаком месяцев трудов, да еще каких! «Вопросам нет конца» — рефрен и к ноябрьским, и к декабрьским, даже предновогодним письмам.

21.12.02.«Только что пришел от A.A. Уф! Вроде бы кончились ежедневные сидения. А. А. повезла остатки Свете, она хочет, чтобы книга была помечена 2002 г. Света будет сидеть и править субботу и воскресенье,

ая буду сидеть иероглифировать три указателя. <...> Честно, беспокоюсь за перечень переводов, есть такие имена, которых нет ни в одном справочнике, включая 8-ми томный словарь по китайской литературе».

22.12.02.«Аллу выгнали вчера из издательства без 15 двенадцать».

24.12.02.«Уф! Просидел два дня. Сейчас 11.30, кончил проверять все имена в 465 заглавиях стихов. Все исправил. Машинистка наляпала уйму (горный инженер, вместо житель!). Пытаюсь найти имена авторов, которые даны как анонимы. Кое-что нашел».

28.12.02.«Сажусь иероглифировать третий указатель. Работа адо-

вая».

30.12.02.«Дело идет. Закончил иероглифировать указатель терминов. Выгреб ошибки КЛ— 78, странно. Света мучается с печатанием иероглифов в указателе. Нашла ошибку в КЛ, которую я не заметил. С Новым годом!».

Итоже предновогоднее от СМ. Аникеевой: «С указателямиочень медленно идет, приходится перепроверять, заниматься поисками <...> К тому же у меня на это есть время только поздно вечером и ночью или в выходные. И все равно нет никакой уверенности и спокойствия».

2003 год. Наибольший накал страстей— сроки!

03.01.03.«Сейчас полночь, кончил читать и править, увешивать сносками 2-ю книгу. Звонит Света, которая вносит иероглифы в указатель (пока имен). Вопросы, вопросы, находит ошибки, на которые я не обратил

внимания (а компьютер-то не обманешь с чтением иероглифа!) <...> Понимаю, почему Витя ничего своего не успевал. Моя плановаяработа стоит,

ав голове одни исправления. <...> Работающие чудаки. Чудак Б.Р.».

16.01.03.«SOS! <...> Целый день пишу запросы и отвечаю А. А. и Свете».

23.01.03. «...Завтра снова Синологичка и А. А. Света ей сказала, что она готовит диссертацию о текстологии Василия Михайловича. А сегодня она назваламеня Борисом Алексеевичем».

Надеялись закончить к февралю, да не тут-то было.

19.02.03. «Такое издание с таким усердием едва ли возможно в другом, тем более коммерческом издательстве, ведь сидят до ночи, у А. А. муж: заброшен, некогда варить обед <...> А сколько она выгребла неточностей и продолжает выгребать. <...> Получил из Пекина верстку своей книги,480 страниц. Надо срочно читать».

20.02.03. «Света впечатывает иероглифы, находит ошибки, звонит каждые 10 минут, я уточняю по справочникам. Я Свету всячески хвалю, она делает все что можно. А. А. звонит из другой комнаты с другими вопросами... Работа кипит, а верстка моя стоит. Сейчас уже 22.45, а Света и Алла еще в издательстве».

То же и в марте.

05.03.03.«А. А. может писать работу о стиле и языке ВасилияМихайловича, нашла, что артист-каллиграф это словосочетание из Достоевского. Вообще у Василия Михайловича много от него. Замечал ли кто-нибудь эту связь?».

A.A. Кожуховской вспомнилась сцена в «Идиоте». Генерал говорит Мышкину: «...это каллиграфия, а не пропись, и вы не каллиграф, а артист». Однако связь с артистом-каллиграфом в статье Алексеева сомнительна. Вообще Достоевский не был его любимым писателем (Чехов был). Но сам факт таких ассоциаций в редакторской работе, несмотря на всю ее напряженность, говоритза себя.

Послаблений в работе нет даже для 8марта:

08.03.03.«Сейчас буду звонить Алле и в качестве подарка сообщу, что дочь Неклюдова выяснила в Париже инициалупомянутого в письме Полевого поэта Астрова — Игорь... Сообщил — Алла радовалась как девочка, получившая в подароккуклу».

08.04.03.«Вчера с 2 до 7.30 просидел в Издательстве, а Света и А. А. остались проверять указатель названий. Вычитывал индекс терминов — не нашел ни одной иероглифической ошибки. Такработает Света».

10.04.03.«Вчера был в Издательстве, вычитал указатель переводов Василия Михайловича. Выглядит удивительно культурно и точно, все фами-

лии с иероглифами. Свете и А. А. тоже очень нравится этот список — около 1000 названий».

Крещендо переходит в аврал, 15 апреля у Рифтина вырывается вопль:

«...А. А. звонит каждые полчаса. Я сказал, что надо кончать с указателями. В них отражены 99%, никто все 100% упоминаний о какой-нибудь книге искать не будет».

И тут же покорность судьбе: «Звонки из Издательства продолжаются».

23.04.03.«Сегодня перезвон, А. А. — со 2-го этажа, Света — с 1-го».

Конец все-таки виден.

25.04.03.«Конец виден. Завтра приглашен на торжественное подписание книги в печать».

Но все еще неконец:

28.04.03.«Звонила А. А., она сидела до 11.40 и все закончила. Вдруг звонок Светы — хочет завтра еще раз просмотреть рукопись — после обеда отвезут в типографию».

29.04.03.«Вчера сутра начались звонки Светы, которая стала сверять написание имен в указателе, и в списке переводов нашлись расхождения. <...> Пришлось сноварыскать по справочникам».

Ивот E-mail, звучащая как заключительныйаккорд:

30.04.03.«...Возможна трехмесячная научная работа [в Китае], пребы-

вание оплачивает Министерство. Но тут проблема. Работая над КЛ, я так

запустил свою книгу о лубках, что до конца 2004 г. о такой командировке и думать нельзя».

Рифтин верен себе и не жалуется, претворяя в жизнь слова Конфуция: «Люди его не знают, а он не ропщет (бу юнь). Не считать ли такого человека достойнейшим?» Алексеев в своем переводе «Луньюя» дал более тонкое значение этого бу юнь — «не хмурится, так как не таит в себе раздражения». К Борису Рифтину очень подходит.

Текст неприкасаем, но спасаем от ошибок

В текстах Алексеева, особенно в набросках-заготовках, не доведенных до завершения в силу многих причин,из которых едва ли не главная, следует повторить, чувство обреченности на непечатание,немало сбоев (писал по памяти) и огрехов (о нынешнейсправочнойлитературе мог только мечтать). Рифтин занимается проверкой и перепроверкойвсех сколько-нибудьсомни- тельных мест, уверенный в том, что учитель понял бы его старания: Алексе-

30 О юбиляре

ев никогда не унижал ни себя, ни других ложной снисходительностью, ибо она всегда за счет дела. «В науке нужна только истина. Своих учителей и друзей (Шаванна, Кордье) Пеллио в своих примечаниях вечно исправляет, не вызывая в них никакой горечи и оскорбленного чувства. И это должно служить всем образцом научного поведения» — в этой принципиальной установке, высказанной в статье «Спор синологов», Алексеев был тверд и никогда не сделал бы исключения для своих работ.

И все же есть сторонники неприкосновенности Алексеевских работ. Им адресовано письмо, написанное Рифтиным в больничной палате после тяжелой операции, как только он смог сесть за стол. «Дело, видимо, идет на поправку, так как сегодня весь день в голову идут мысли о трудах Василия Михайловича. Все думаю о позиции Льва [Меньшикова] — у В. M. -de все верно. А я пропустил через свою голову каэюдую ошибку. Ведь глупо в гениальных трудах оставлять всякие описки. Я не думаю, чтобы в трудах Щербы обнаружились неправильные чтения французских имен. А я все проверял по разным словарям. Героя зовут Tu, а у Василия Михайловича — Ди, иероглифы похожи, а Василий Михайлович не справился по словарю. <...> В. М. был великий синолог, но не обращал внимания на мелочи (чтения иероглифов писал по памяти и по аналогии со схожими), но прекрасно переводил трудныеместа. Глубокий поклон ему».

Еще в «Китайской литературе» 78-го года Петровым было исправлено в текстах Алексеева, особенно не предназначавшихся для печати, немало не только мелких огрехов, но и досадных недоразумений. Рифтин продолжил их поиск. Как составитель обоих изданий, могу ручаться, что, не считая, конечно, самого Алексеева, Петров оказался бы лучшим критиком нового и как никто другой оценил бы работу его ответственного редактора. Особенно избавление текста от тех ошибок, которых сам не мог или не сумел выловить. Виктор дорожил присвоенным ему чехами прозванием «гнидопих» — был бы рад передать его своему ученику.

Спасать, а не умывать руки — таков общий принцип действия. Конкретную установку Рифтин дал в E-mail от 12.10.02: «В переводах оставлять ошибку нельзя, и, когда текст проверен и перепроверен по всем словарям, я должен или исправить, или дать сноску. Это мой долг перед наукой. Вопрос только в том, как сделать это тактично».

Могу уверенно сказать, что сам Василий Михайлович был бы за исправления, более того — был бы только благодарен и никак не посчитал это ка- кой-то бестактностью.

Вопрос, как сделать исправление явной ошибки тактично, не раз вставал перед Рифтиным, тем более что издательский редактор A.A. Кожуховская

отстаивала правомочность введения в текст прямых скобок с исправленным редакторским вариантом. Досадное недоисправление серьезной ошибки осталось в кн. 1 (с. 384). В переводе Алексеева «Трактата о стильном произведении» в примечании к первой его странице известный литератор Сюй Гань назван в числе пятерых литераторов, умерших во время великого мора 217 г. На последней странице, в заключительной фразе читатель с удивлением узнает, что в то время, как все пятеро умерли — «...уже ушли

...только Гань творит один, став автором единственных речей». Ошибку Алексеева: не «творит один», а «один трактат» Петров не заметил, а Рифтину не дала исправить в тексте Кожуховская, введя после «творит один» «сочинил трактат» в прямых скобках. Не лучше ли было просто исправить фразу хотя бы так: «И только Гань один своим трактатом остался автором единственных речей». Все слова, кроме ошибки, сохранились бы, а читателю не пришлось бы морщить лоб. С позиции читателя такое решение представляется разумнее прямых скобок с редакторским пояснением, часто сбивающим с толку. Вообще эти прямые скобки явная издержка редакторского усердия — единственный, кажется, упрек безупречному изданию.

Кладезь или ходули?

В статье Рифтина, посвященной В.В. Петрову, «К портрету учителя» читаем: «Постоянное стремление к точности и широте сведений и знаний сделало Петрова блестящим, непревзойденным комментатором. Его комментарии к посмертным изданиям трудов В.М. Алексеева всегда останутся образцом и точности, и полноты, и — душевной щедрости, ибо Виктор Васильевич не жалел ни себя, ни свое время...». Сказанное можно с полным правом распространить и на самого Рифтина. «Кладезем информации» называет В.Ф. Сорокин комментарии к «Трудам по китайской литературе». Но приходилось не раз слышать и сомнения: а нужны ли они? Зачем ставить Алексеева на ходули?

Пример «ходуль», едва ли не самых высоких, — примечания к докладу Алексеева о переводе «Евгения Онегина» на китайский язык, прочитанному в 1945 и 1947 гг. На сохранившейся стенограмме рукой Алексеева написано: «Годна лишь для очень краткого отчета». В самом докладе содержится и предвидение: «...до печати, по-видимому, еще далеко». Действительно, не считая короткого реферата, опубликованного в 47-м, можно сказать, что «далеко» заняло 40 лет: в 1985 г. текст доклада с примечаниями В.В. Петрова был издан в альманахе «Восток — Запад». Подробнейшие, скрупулезно

32 О юбиляре

точные комментарии Петрова подвели фундамент под текст Алексеева, содержащий яркие мысли при скупом по условиям времени материале. Однако и Петров мог довести их только до конца 40-х годов. Дальше эстафету перенял Рифтин: в кн. 2 «Трудов...» они доведены уже до 1988 г. по китайским библиографиям с использованием работ 2002 г.

Так выстроилась трехступенчатая конструкция, отражающая «генетическую» линию: Алексеев — Петров — Рифтин. В последнюю — рифтинскую — ступень вошли остроумные и чрезвычайно удобные таблицы, выполненные A.A. Кожуховской. Кто-то может быть и назовет ходулями все эти надстройки, но только не тот, кого интересует судьба Пушкина в Китае — для него они всегда будут кладезем информации.

Конечно, с трудом добытые Борисом Рифтиным сведения рассчитаны прежде всего на заинтересованного в них китаеведа или филолога с широким кругозором. Но и просто любознательному интеллигенту (а кто еще станет читать книгу о китайской литературе?) хотелось бы пореже натыкаться на вовсе непонятное. В статью «Китайская литература в деградации и революции» («Труды...», кн. 2, с. 283), изначальное название которой было «Пошлость и революция в Китае», Алексеев ввел псревод статьи Ху Ши «Впечатления вернувшегося». Текст Алексеева и перевод, что называется, влекут к размышлению, и читателю должно быть досадно натыкаться на место, ничего ему не говорящее, как, например, такая фраза Ху Ши: «...вместо Маколеевой "Жизни Джонсона" не лучше ли было бы взять Милля "Социализм и индивидуализм"». Не просто было, по словам Рифтина, дознать, что «Жизнь Джонсона» — это биография писателя и лексикографа С. Джонсона, написанная специально для 8-го издания Британской Энциклопедии. Но с еще большим трудом далось Рифтину второе библиографическое разъяснение, о чем говорят его E-mail:

09.10.03. «Ходил в ИНИОН, чтобы найти произведения европейских мыслителей 17—18 вв., которых упоминает Ху Ши («Впечатления вернувшегося...»). Ни в Британской Энциклопедии, ни в американской, ни в немецких многих нет (люди-то есть, а сочинений нет). Но ничего похожего ни у Милля-отца, ни у Милля-сына не нашел. Попробую запросить Оксфорд».

21.10.03. «Вчера ходил в Синологичку, нашел еще два имени. Все-таки (<социализм " странно. Сочинение по-китайски названо: "О разграничении коллективного и частного права", так известный переводчик Янь Фу назвал свой перевод книги Дою. С. Милля "On liberty". 1903 г. Все проверено, в Оксфорде есть изд. 1903 г. Во всех китайских справочниках тоже это есть. Ху Ши и говорит об этой книге, употребляя китайское заглавие. Все

Нет более трудной для ученого жертвы, чем его собственные труды. В письмах Бориса Львовича проскальзывает: «Мне надо закругляться с В. М.

<...> Моя плановая работа "Китайский роман и народное искусство" стоит. Не написано ни строчки, а в голове одни исправления. А еще леэюит на столе присланная из Пекина верстка в 35 п.л. и многое другое еще».

«Мне надо закругляться» — повторяет не раз Борис Львович и тут же, вернувшись из утомительной командировки, первым делом звонит в издательство — готов работать. Светлана Михайловна замечает по этому поводу: «удивительный человек — нет, чтобы затаиться, скрыться от наших бесконечных вопросов, звонков хотя бы на пару дней...».

Комментарии к «Трудам...» никак не ограничены китаеведением и усиливают главную жизненную цель, к которой и были направлены стремления Алексеева: связать огромный мир китайской культуры с культурой других народов — по принципу их взаимной дополнительности. Из самых ярких тому выражений — статья «Римлянин Гораций и китаец Лу Цзи о поэтическом мастерстве» («Труды...», кн. 1, с. 346). В 1943 г. на заседании ОЛЯ Алексеевым был сделан доклад на эту тему, предварявший статью. Рифтин отыскал в архиве РАН запись выступления в прениях по этому китаеведному докладу античника акад. И.И. Толстого, а также его письмо, в котором проникновенно говорится о том «вечно-человеческом, что равняет в чувстве всех вообще земнородных». Можно благодарить Бориса Рифтина за это приложение от имени и Алексеева, и Толстого.

Ответственный редактор — ответственный текстолог

Синологическая школа Алексеева была школой филологической и первостепенное значение придавала тексту — как объекту исследования и как главному фактору всего преподавания. «Помните, — сразу предупреждал слушателей Алексеев, — что показателями вашего успеха будут глубокое понимание текста и его верный перевод. Общая начитанность в сюжетах, связанных с пониманием текста, входит в ваши самостоятельные задачи». Тех, кто не шарахался открыто или закамуфлировано («симулянты приличия») от такой установки, Алексеев замечал сразу и относился к ним как к равным, считая, что багаж знаний дело наживное, важна емкость. И для наполнения емкостей «достойным питанием» готов был работать и работал хоть ночами.

34 О юбиляре

Кабы не роковая раковая болезнь, Алексеев несомненно увидел бы и оценил емкость Бориса Рифтина. Призыв «созерцать огромную культуру сквозь тексты», воспринятый им с юных лет, если и не прямо из уст Алексеева, то из его трудов и еще — непосредственно от Петрова, навсегда остался первой заповедью, определившей всю его научную деятельность.

Все, кто помнит Виктора Петрова, помнят и его любимую фразу: «Филология наука точная», выражавшую его ставшую нарицательной точность.

«Одним из самых сложных курсов, которые читал нам Петров, — был спецкурс "Словари и справочники ", при сдаче которого, как говорили, надо было знать 800 названий. На протяжении всей своей китаеведнои жизни я не перестаю благодарить свого дорогого учителя за переданные знания и привитые навыки. Этот курс Петрова был прямой эстафетой, принятой им от его учителя В.М. Алексеева...» — так говорится в статье Рифтина «К портрету учителя», a E-mail от14.05.05 содержит продолжение: «В подражание Вите читаю в РГГУ лекции "Словари и справочники "«. Эстафета продолжается.

Могу сказать, что мне посчастливилось не раз наблюдать работу масте- ров—переводчиков китайского классического текста. Помню лицо отца, сфокусированное на иероглифический лист, помню, как «порхал» по полкам, выхватывая словари в дознании точного смысла, Виктор Петров. Ту же картину видела и в кабинете Бориса Рифтина. И всегда отмечала общий для всех момент: небоязнь сознаться в том, что какое-то место в тексте до конца не понято. «В голосе моем нет железа» — говорил в таких случаях Петров и добавлял в оправдание: «Китайский язык — не английский». То же слышала и от Рифтина: «Нет, тут я все-таки не уверен, надо ехать к Льву Залмановичу». И сеанс вдохновенного и мучительного сражения с загадкой головоломного древнего текста продолжался в кабинете Эйдлина... Теперь, вспоминая эти отошедшие в прошлое старания, невольно сравниваю их с трудами Рифтина над «Трудами...» и вижу ясно: проверка на точность перевода не имеет границ. А проверять надо все — как неустанно повторяет Борис Львович. И проверять с текстом — ответственно.

18.01.04. «...Звонил сын Вяткина, переиздают полный ошибками перевод "Книги гор и морей'', просит дать замечания. Говорит, что я последний, кто смотрит с текстом. Василий Михайлович боролся с экзотикой, мне приходится с синологической безграмотностью у молодежи. Увы! Молодежь лихая. В словарь не смотрит. Работаем. Ваш Б. Р.».

И снова на ту же тему в другом письме: «С сожалением думаю — где молодые, которые знают справочники и умеют с ними работать. Увы, та-

ковых не знаю». И правда, не всем охота рыться в словарях и т.п., но ведь это — отстаивание науки от верхоглядства, по слову Алексеева.

Таким же отстаиванием от верхоглядства Алексеев считал обязательную ответственную библиографию. В рецензии В.Ф.Сорокина на «Труды...» воздается хвала работе ответственного редактора, «компетентнейшего и добросовестнейшего ученого, Б.Л. Рифтина» за качество справочных материалов, а в них особо за доведенную до наших дней полноту библиографии.

«Неугомонный библиограф был всегда в нем начеку», — говорит Рифтин о Петрове, упуская при этом из виду, что пишет и о себе. Ну а если копнуть глубже, то надо вспомнить трактат Алексеева «Рабочая библиография китаиста», до сих пор ожидающий печатания, несмотря на все еще не окончательно устаревшую полезность. Пристрастие к библиографированию, готовое по причине его трудности выйти из моды, пока еще остается в обычае таких ответственейших ученых, как Рифтин. Достаточно сказать, что в указатели к «Трудам по китайской литературе» входят 4 библиографии, занявшие в «Справочных материалах» 62 страницы — целая библиотека на разных языках. Пользоваться ею — неизменное удовольствие, но, перелистывая страницы, кроме восхищения испытываешь и чувство ужаса перед огромной работой, стоящей за всеми этими чинными колонками названий, имен и дат, занявшими свои места ценою розысков, нередко действительно шерлокхолмсовских — сравнение Алексеева никак не гипербола. Замечу, что для консультаций были привлечены и такие силы, как М. Гаспаров (касаемо Горация), а также и специалисты по русской литературе. Выслеживания не замыкались ни в своем городе, ни даже в стране. Стоит взглянуть в перечень, заведомо не полный, адресов, по которым многократно Рифтин слал свои запросы.

Китай: Пекинская библиотека, профессор Пекинского университета Ли Мин-бинь, сотрудник Института литературы АОН КНР Ли Дань, Тяньцзинь — профессор Нанкайского университета Янь Го-дун.

Тайвань: Государственная библиотека. Ду Ли-чжун. Япония: Маямо Р е .

Германия: Немецкая государственная библиотека. Вальравенс. Англия: Оксфорд, профессор Дадбридж.

Как некую иллюстрацию к перечню, приведу сказанное мимоходом в трех E-mail:

15.01.03. «...Все время стучу послания в разные страны по поводу написания имен и названий. Сейчас получил ответы из Оксфорда и из Тайваня. Послал очередной запрос ЛиДаню».