Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Kitay_i_okrestnosti_Mifologia_folklor_literatura

.pdf
Скачиваний:
49
Добавлен:
04.05.2022
Размер:
54.51 Mб
Скачать

Содержание

 

Современная литература

 

Лян Гуй-чжи. Кнаучному спору, касающемуся Лу Синя

 

и изучения романа «Сон в красном тереме»

 

тт^о £ж#а#1ш*К1Нй#ш&£

569

Е. Э.Войтишек, АХ. Ядрихинская. Средневековая и современная

китайская повесть: опыт сравнения в культурологическом

аспекте . 583

А. Н.Желоховцев. Кардинальное преображение китайской

 

беллетристики в XXI веке

599

Список основных трудов академика Б. Л. Рифтина

609

О юбиляре

От редактора

Перед читателями сборник, собранный в честь 75-летия виднейшего российского китаеведа академика РАН Бориса Львовича Рифтина.

Официальная специальность юбиляра — исследования разных сторон культуры Китая. Но не только. Не раз, и не два за десятилетия своей научной деятельности Б. Л. Рифтин решительно пересекал границы синологии — изучал сопредельные с китайской культуры и, скажем, в монголистике, оставил свой заметный след. Не стоит удивляться тому, что выразить свое почтение замечательному ученому захотели не только коллегикитаисты, но и монголисты, японоведы, корееведы. Так что в многотемье сборника «виноват» сам юбиляр, и этой его «вине» порадуются, надеемся, его читатели и почитатели.

Путь Б. Л. Рифтина в науке прям, отчетлив и постоянен. Необыкновенно ранняя для синолога защита докторской диссертации. Неуклонно росший еще с юности авторитет в профессиональной среде; обилие публикаций — и статей, и солидных монографий; широкий круг знакомых среди зарубежных коллег, в том числе, среди китайских специалистов; множество переводов на иностранные языки — от английского до китайского, японского, вьетнамского; научные командировки — для чтения лекций, работы в библиотеках и архивах, полевых исследований. Скоро полвека, как Б.Л. Рифтин — сначала младший научный сотрудник, а нынче академик — служит в одном месте: в Институте мировой литературы им. Горького РАН. Благополучная жизнь ученого, одним словом. И все достигнуто талантом, постоянным изо дня в день трудом, порой вопреки жизненным обстоятельствам, но никогда — обходным маневром, закулисной интригой.

Но есть одна важная область деятельности ученого, в которой Б. Л. Рифтин десятилетиями преуспевал до обидного мало — преподавание, или, говоря возвышенно, воспитание научной смены. Это тем более досадно, что каждый, кто когда-нибудь обращался к É. Л. Рифтину за научной консультацией (а это, без преувеличения, практически все действующие наши китаеведы!), знает, сколь безотказен и самоотвержен он в поисках ответов на любой профессиональный вопрос, как готов часами возиться с безвестным студентом или помогать маститому коллеге. Говоря коротко, Б. Л. Рифтин— прирожденный наставник, и отсутствие учеников, способных вое-

12 О юбиляре

принять от него бездну синологической премудрости, огорчало не только его самого.

Поэтому, когда в Институте восточных культур и античности РГГУ открывалась специализация по китаеведению, пригласить преподавать Б. Л. Рифтина было поистине делом чести. Согласился он с присущей ему благородной простотой, не кокетничал занятостью, не ссылался на годы (и вправду немалые!), даже зарплатой не поинтересовался. Начал приезжать и читать лекции. Сначала первокурсникам «Введение в синологию» (кстати, единственный курс, который сам успел прослушать у великого Алексеева), раздел «Словари и справочники». Нужно видеть, как ранним утром маститый ученый спешит к университетскому подъезду с тяжеленным рюкзаком книг. «А как же иначе? Нужно, чтобы студенты с самого начала привыкали к словарям, знали, где что искать», — неизменно уверяет он молодых коллег.

Первые наши студенты-китаисты повзрослели, и академик Б. Л. Рифтин читает им курс китайского фольклора, а следующим первокурсникам опять рассказывает про словари и справочники. И старшим, и младшим несказанно повезло: их профессор обладает обширными, уникальными познаниями в предмете. Но везенье не только в том, что в аудитории появляется выдающийся ученый. Хочется надеяться, что они чувствуют доброту Бориса Львовича, его нечиновность, доступность. И оценят старомодную его учтивость и уходящую, к сожалению, из преподавательского обихода пунктуальность. Кажется, кто-то уже намеревается писать у Б. Л. Рифтина диплом о Пу Сун-лине, глядишь, и диссертации воспоследуют, а там и рифтинская школа синологической фольклористики возникнет... И преемственность научная явно намечается, прорастает стараниями Б. Л. Рифтина в Москве и школа В.М.Алексеева.

Так что выход рифтинского Festschrift'а в нашей институтской серии в издательстве РГГУ и большая для нас честь, и приятная закономерность — 75-летний юбилей отмечает не только академик РАН, но и университетский профессор Борис Львович Рифтин. Такое сочетание всегда отличало лучших российских синологов.

И. С. Смирнов, директор Института восточных культур и античности РГГУ, Москва

Е. А. Серебряков Восточный факультет СПбГУ

О Борисе Львовиче Рифтине

Китайская пословица гласит: «Высоту башни можно определить по тени, человека — по людской молве». О выдающемся ученом академике Российской академии наук Борисе Львовиче Рифтине за долгие годы, от студенческой поры до 75-летия, во многих странах на разных языках сказано и напечатано множество уважительных и благожелательных слов. Не будет преувеличением, если сказать, что в мировом китаеведении трудно найти ученого, который может сравниться с Б. Л. Рифтиным по количеству монографий и статей, изданных на китайском языке в КНР и на Тайване. Одних только его оригинальных и объемных книг и брошюр опубликовано двенадцать. Значение внимания в Китае к исследованиям российского синолога с должной полнотой можно оценить лишь с учетом, того, что даже сейчас, в период реформ, встречаются китаецентристские суждения о том, что только сами китайцы способны понять и объяснить специфику их художественной традиции и особенностей образного мышления.

Можно назвать некоторые причины все возрастающего научного авторитета Б. Л. Рифтина в ученых кругах изучаемой страны. Прежде всего, это глубокое уважение к китайской культуре и настойчивое стремление приумножить свои знания духовных богатств великого народа. Всех, кто знакомится с синологическими работами Б. Л. Рифтина, покоряет его удивительная эрудиция. Ученый демонстрирует отличное знание современного китайского языка, позволяющее ему постоянно быть в курсе исследователь-

ской деятельности своих

коллег

в КНР и на Тайване. В то же время

Б. Л. Рифтин прекрасно

владеет

древнекитайским письменным языком

вэньянем, на котором к началу XX в. было создано более ста тысяч фило-

софских, исторических, географических,

художественных сочинений. Ему

доступны для прочтения сложнейшие ъ

языковом и содержательном отно-

шении литературные памятники древнего и средневекового Китая. Кроме того, ученому доступны тексты простонародной прозы, которые с эпохи Сун (X—XIII вв.) имеют свои языковые особенности, вызванные близостью к устной речи. Б. Л. Рифтин неизменно следует принципу, сформулированному основоположником русского китаеведения академиком В. М. Алек-

14 О юбиляре

сеевым (1881—1951): «Изучать язык без изучения культуры невозможно. Здесь существует целостное соотношение: изучай язык, чтобы изучать культуру, ибо она понятна только владеющему языком; изучай культуру, чтобы изучить язык, ибо он является ее отражением». Исследования Б. Л. Рифтина всегда строятся на прочной филологической основе, с опорой на точный и скрупулезный анализ памятников, а для китайских ученых это является главенствующим и необходимым условием подлинного научного подхода.

Природа наделила Б. Л. Рифтина блистательным талантом ученого, а его личная заслуга заключается в том, что он нашел свое призвание и полюбил свою профессию, которой отдает все силы и которая стала смыслом всей его жизни. Подобная преданность делу, целеустремленность и трудолюбие принесли плоды, восхищающие ученых разных стран. Опубликованные им работы исчисляются почти тремя сотнями. Их переводили на вьетнамский, корейский, японский языки. Исследования Б. Л. Рифтина также издавались на английском, немецком, венгерском языках, получали отклик в научной прессе Европы, США, Японии. Научная общественность высоко ценит смелое обращение Б. Л. Рифтина к памятникам и проблемам китайской культуры, которым в Китае не уделялось должного внимания или они оставались вне поля зрения исследователей. Неутомимое желание уяснить характер и особенности духовной жизни китайцев приводило к тому, что ему всегда были интересны и художественные произведения современных авторов (о которых он с удовольствием писал), и эстетические представления, письменное и устное творчество прошлых тысячелетий. Присущее русскому ученому понимание важности духовных начал и нравственных ценностей, во многом определяющих содержание и жизнестойкость китайской цивилизации, проявилось в гуманистическом характере его исследовательской деятельности, способствующей сближению народов.

У китаеведов разных стран вызывает восхищение уникальное трудолюбие и работоспособность Б. Л. Рифтина. Примером такой научной одержимости, в частности, может служить работа, проделанная им в коллективе ученых при создании двухтомной энциклопедии «Мифы народов мира» (1980—1982), он был удостоен Государственной премии СССР (1990) за написание более двухсот статей. Члены редколлегии шутили, что представленные в короткие сроки уникальные материалы превосходят многолетнюю продукцию целого научно-исследовательского института.

Выдающийся ученый и философ В. И. Вернадский 26 сентября 1890 г. сделал в дневнике запись: «В работе мысли есть радость, захватывающая дух сила, гармония». Эта радость от напряженного интеллектуального труда

Е. А. Серебряков. О Борисе Львовиче Рифтине

15

сопровождает Б. Л. Рифтина все годы, а «захватывающая дух сила» и убежденность в нужности своих изысканий придают ему психологическую устойчивость, чувство независимости от всего находящегося вне науки. За долгие годы его научной деятельности и в нашей стране, и в Китае менялись идеологические установки, но работы Б. Л. Рифтина продолжают сохранять свою значимость, и это объясняется не только их высочайшим уровнем, не тем, что автор всегда был далек от конъюнктуры и модных поветрий и исходил из реального материала фольклора и прозы народов Дальнего Востока. Иностранные ученые видят в Б. Л. Рифтине одного из лучших представителей современного китаеведения России. Показателен отзыв профессора Пекинского университета Ли Мин-биня, составившего сборник китаеведческих работ Б. Л. Рифтина для публикации в Пекине: «Несмотря на то что можно говорить о заметном числе известных исследователей, занимающихся в России изучением китайской литературы, все же следует признать, что член-корр. РАН Б. Л. Рифтин (китайское имя Ли Фу-цин) бесспорно выделяется уникальным даром ученого».

Еще в студенческие годы Б. Л. Рифтина заинтересовал фольклор, изучение которого стало одним из главных направлений его научной деятельности. Тогда он проявил качества, которые, к счастью, сохраняет до сих пор — инициативу, энергию, самостоятельность и готовность преодолеть любые трудности, оптимистическую веру в успех начатого дела. В летние каникулы Б. Л. Рифтин трижды побывал в Киргизии и в Казахстане в селениях дунган — потомков выходцев из пров. Ганьсу и Шэньси, вместе с ними работал в строительной бригаде и вблизи наблюдал их быт и обычаи. Там он впервые услышал и записал народные песни, предания и сказки. В 1956 и 1957 гг. в научных журналах Москвы появились его статьи о традиционной дунганской народной песне и дунганских исторических сказаниях. В последующие годы в содружестве с дунганским ученым М. Хасановым Б. Л. Рифтин подготовил научное издание «Дунганские народные сказки и предания» (1977). Эта книга сейчас переводится в Китае, Японии и США.

В 1955 г. Б. Л. Рифтин начал исследование, результатом которого было издание в 1961 г. монографии «Сказание о Великой стене и проблема жанра в китайском фольклоре». Одна из главных задач заключалась в выявлении длительности бытования фольклорного сюжета. Дать ответ на этот вопрос мог лишь китайский материал, поскольку ни в какой другой стране нет такого количества письменных свидетельств от глубокой древности до наших дней. Рассмотрев обширные сведения в хронологическом порядке, Б. Л. Рифтин на примере сказания о Мэн Цзян-нюй, разрушившей своими слезами Великую стену, доказал способность фольклорного сюжета просу-

16 О юбиляре

ществовать без коренных изменений более тысячи лет. Второй целью ученого было внести в научную фольклористику обзор многообразных жанров китайского фольклора, указав особенности воплощения одного и того же сюжета в разных жанрах. Тонкий и вдумчивый анализ текстов песен юэфу, танских бяньвэней, драматических произведений XII—XVII вв., песенноповествовательных жанров фольклора XVII—XIX вв. (баоцзюань, таньцы, цзыдишу, гуцы), а также прозаических легенд и лироэпических песен XX в. позволил исследователю впервые в синологии детально показать, какие изменения во времени и жанрах претерпевали сюжет и популярный образ преданной жены.

Для выявления специфики фольклорных жанров Китая Б. Л. Рифтин обратился к фольклору соседних народов и поделился своими находками в статьях «Новые материалы по монгольскому фольклору» (в соавторстве с С. Ю. Неклюдовым, 1976), «Из наблюдений над мастерством восточномонгольских сказителей» (1979), и целой серии статей о китайско-монгольских фольклорных связях опубликованных в Германии и России: «Неизвестный сюжет восточномонгольского сказа» (1983), «Преобразование заимствованных сюжетов и образов: по новым записям от уланбаторского сказителя Д. Цэнда» (1984) и др. В основе части исследований лежали данные, полученные автором во время экспедиционной полевой работы в Монголии в 1972—1978 гг. и при знакомстве с записями монгольских ученых и собирателей сказов от известных сказителей.

Давно стало общим местом утверждение о воздействии китайской культуры и литературы на художественное творчество Японии, Кореи, Вьетнама

иМонголии. Б. Л. Рифтин этот тезис обосновывает убедительными фактами

иеще предлагает учитывать, что народы соседних регионов, в свою очередь, привнесли в материальную и духовную культуру Китая немало ценного и самобытного. Им подготовлены статьи: «Из истории культурных связей Средней Азии и Китая: II в. до н. э. — VIII в. н. э.» (1960), «Некоторые вопросы изучения китайско-корейских литературных связей эпохи феодализма» (1961), «К изучению внутрирегиональных закономерностей и взаимосвязей (литературы Дальнего Востока в XVII в.)» (1974), «Общие темы и сюжеты в фольклоре народов Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока» (1978). Неизвестные данные и интересные выводы способствуют дальнейшему развитию теоретических представлений об общих закономерностях, которыми определяются формирование и пути развития фольклора

иписьменной словесности во всем мире.

Научными открытиями сопровождалось исследование проблемы «Историческая эпопея и фольклорная традиция в Китае (Устные и книжные вер-