Фильштинский И.М. (сост.) - Арабская средневековая культура и литература. - 1978

этапе своей служебной карьеры должны быть информированы относительно всего, что может быть необходимо в их работе. Было бы тем не менее большой ошибкой рассматривать творе­ ние ал-Калкашанди как объемистый учебник для писцов. Этот

Так или иначе, надо отдать должное значимости этого произ­ ведения, без всякого сомнения, ал-Калкашанди проявил в нем способность к синтезу и чувство целостности, без чего не может быть настоящего энциклопедизма. Не будем требовать от него больше того, что он хотел нам дать. С ним связан определен­ ный этап в развитии гуманизма в стране, и, кроме того, он пре­ восходно преподносит нам один из аспектов, характеризующих это движение. Полезно и очень важно то, что в его произведе­ нии даются характерный портрет писца того времени и полное представление о его культуре. Благодаря этому гуманизм ал- 'Умари и ан-Нувайри становится нам более понятным. На этом фоне становится еще более ясным значение произведения Ибн Халдуна, где сделан большой шаг вперед по сравнению с про­ изведениями трех авторов, о которых мы говорили выше.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Подобное настроение постоянно присутствует в большей части творче­ ства7 Джахиза, говорит ли он о теологических либо о социологических проб­ лемах, касающихся турок, негров или белых. Наконец, это настроение ярче

жению мира мы, естественно, находим у географов данной эпохи, что хорошо показано А. Микэлем (A. Mi q u e l . La géographie humaine du monde musul-

тийским энциклопедизмом в рассматриваемую эпоху, изучены в: Р. Р а г е t. Contribution à l'étude des milieux culturels dans le Proche-Orient médiéval.— «Revue historique». i№ 477, январь—март, 1966, с. 47—100.

2 Ан-Нувайри (Шихаб ад-Дин Ахмад б. 'Абд ал-Ваххаб) родился, по всей вероятности, в Кусе (Верхний Египет) в 677/1279 г. и умер в Каире в 732/1333 г. Будучи сыном чиновника, он и сам занимал ряд высоких адми­ нистративных постов в Египте в царствование султана Мухаммада б. Калау-

ние (Дар ал-Кутуб), начатое Ахмадом Заки-пашой, доведено до т. 18. По своему типу это издание полукритическое; в нем, в частности, нет названий произведений, как, например, в т. 4, где после оглавления издатели поместили текст из т. 7, в этом же томе страницы 160—193 выпущены.

3Нихайат. Т. 1, с. 2.

4Там же, с. 3.

89

предисловие, подробное оглавление от издателя, краткое изложение содержа­ ния, данное автором, арабский текст и список опечаток. Издание основано на рукописи, обнаруженной издателем в связке, сохранившейся в стамбульской библиотеке Top Qapy; она содержит примечания и добавления, сделанные ру­ кой самого ал-'Умари; см. предисл. Ахмада Заки-паши, с. 7 (счет страниц идет не от заглавного листа).

б) стамбульская рукопись из Aya Sofia, 24 тома, №№ 3415—3439; в этой

в) хранящаяся в Каире копия, сделанная недавно по инициативе Ахмада Заки-паши; см. предисл. к изд. (т. 1.).

г) рукопись в Национальной Парижской библиотеке: № 2325 (раздел о

рии). Об остальных известных рукописях см.: GAL SBd 2, с. 175—176. Об ис­ пользовании «Масалик» востоковедами см.: там же, с. 176.

№ 2325—2329.

34Масалик. T. 1, с 1—27 (в цитируемом издании страницы указаны бук­ вами) .

35Там же, с. 2 и ел.

36Там же, с. 6 и ел.

37Слово фар\ мн. ч. фурук первоначально означает «ветвь», в данном тексте это слово подразумевает зависимость от общего целого; у Суйути в «Музхир» этот термин имеет значение «глава».

38Масалик. Т. 1, с. 5.

39Там же, с. 2.

40Там же.

41Там же.

42Там же, с. 4. Это можно увидеть также в переведенных востоковедами

«Масалик ал-абсар» о Марокко в: Mémorial H. Basset. Vol. 1. P., 1928, с. 269—

280.43 Рук. в Париже, № 2327. Большая часть материала взята из «Мугриб» Са'ида. Текст этой части «Масалик» является темой диссертации, над которой работает М. А. Беншейх (Париж).

44 Ал-Калкашанди (Шихаб ад-Дин Абу-л-гАббас Ахмад б. f Али или <Абдаллах) родился в 756/1355 г. в Калкашанде, районе Калйуба. Причислял себя к арабам, происходящим из племени фузара. Изучал в Александрии фикх и хадисы. В 791/1388 г. занимает пост в департаменте канцелярии султана в Каире и привлекает внимание кади Шихаб ад-Дина б. Фадлаллаха ал-'Ума- ри, главы этого департамента и племянника Шихаб ад-Дина ал- <Умари, ав­ тора «Масалик ал-абсар», написав небольшое сочинение об искусстве секре­ таря. Ценимый султаном Мухаммадом б. Калауном-, ал-Калкашанди достиг, вероятно, высоких административных постов. Он умер в Каире в 821/1418 г. Об этом авторе см.: С. Brockelmann.— EI. Bd 2, с. 742—743. Его сочинение об искусстве секретаря, текст которого он сам приводит в «Субх» (Т. 14, с. 112;— 128), было настоящим трактатом об искусстве; вследствие сжатой и не­ сколько затрудненной формы этот трактат требовал развернутых коммента-

91

Дж. Т. Монроу

УСТНЫЙ ХАРАКТЕР ДОИСЛАМСКОЙ ПОЭЗИИ

Проблема подлинности

Вопрос о подлинности доисламской поэзии едва ли нов.. Уже во времена Аббасидов арабские филологи приложили не­ мало усилий для отделения подлинного от подложного. И хотя позиция критика ал-Джумахи, который отнес к числу подлож­ ных арабские стихи, приписываемые легендарным народам Ад и Самуд, сегодня вызывает у нас улыбку, мы не можем не от­ дать должное его строгости и объективности1. Средневековая арабская традиция, располагавшая куда большим материалом для исследования, чем находящийся в нашем распоряжении сейчас, подходила к столь щекотливой проблеме с похвальной осторожностью и сдержанностью.

Однако в 1925 г. была предпринята лобовая атака, которая претендовала объявить всю или практически всю доисламскую поэзию сфабрикованной уже в мусульманский период. Боевой клич протрубили одновременно, хотя и независимо друг от дру­ га, египетский ученый Taxa Хусайн и английский ориенталист Д. С. Марголиус. Taxa Хусайн разрубил гордиев узел, опубли­ ковав свою книгу «О доисламской поэзии»2. Двумя годами позже, подводя итоги своих наблюдений, он заявил, что основ­ ная часть той литературы, которую мы называем «доислам­ ской», не имеет никакого отношения к доисламскому периоду, ибо она была создана уже в мусульманский период... «То, что^ вы читаете как стихи Имруулкайса, Тарафы, Ибн Кулсума или 'Антары,— писал он,— вовсе не принадлежит этим авторам, яв­ ляясь либо простой мистификацией „передатчиков" или поддел­ кой бедуинов, либо делом рук грамматистов или подделкой ска­ зителей, либо изобретением комментаторов, традиционалистов, и богословов»3.

Как же объяснялись причины этой необычной оптовой под­ делки как сборников отдельных авторов, так и коллективных антологий, не говоря уже о бесчисленном множестве отдельных фрагментов? По мнению Taxa Хусайна, мекканскому племени курайш для победы в борьбе за власть в рождавшейся мусуль­ манской общине были нужны авторитетные тексты для укреп­ ления собственного престижа. С этой целью оно сфабриковало

93*

литературу на своем диалекте, призванную поддержать их по­ литические претензии. Благочестивые же мусульмане стреми­ лись доказать, что набожные арабы предвосхитили ислам, веря в Аллаха еще до Откровения. Это должно было объяснить слу­ чайные ссылки на мусульманскую доктрину, содержащиеся в этих стихах. Точно так же и Коран был полон туманных слов и намеков на события, которые уже были непонятны последую­ щим поколениям. Вместо того чтобы признаться в своем непо­ нимании этих мест, поздние комментаторы нашли, что куда вы­ годнее сохранить лицо, сочинив поэтические строки, которые можно было бы использовать как loci probantes в поддержку их собственных истолкований. Сказители, в свою очередь, под­ делывали старинные стихи и украшали ими свои истории для возвышения собственного авторитета перед легковерной ауди­ торией. После распространения ислама за пределы Аравийско­ го полуострова арабы вошли в контакт с народами, превосхо­ дившими их в культурном отношении. Поэтому они сфабрикова­ ли особую поэтическую литературу, чтобы доказать своим не­ арабским подданным, что они также обладали высокоразвитой цивилизацией в ранний кочевой период. Завоеванные народы, получив статус клиентов различных арабских племен, не менее ревностно, чем их завоеватели, обратились к созданию доказа­ тельств древней славы своих новых господ—с одной стороны — для приобретения их благосклонности, а с другой стороны — для того чтобы утвердиться над своими менее удачливыми со­ братьями, не принятыми в разряд клиентов.

имели в виду не столько метрические стихи, свойственные более позднему периоду, сколько рифмованную прозу прорицателей. Такое предположение подтверждается тем, что, в отличие от других ранних литератур, таких, как, например, латинская, не­ возможно найти ни одной поэтической строки среди огромного количества доисламских эпитафий и надписей. Исходя из этого, можно предположить, что в Коране слово «поэт» употреблялось в значении «прорицатель». Так называемая «доисламская поэ­ зия» целиком создана на мекканском курайшитском диалекте Корана, а не на различных племенных диалектах Аравии, чье существование и особенности были известны средневековым арабским филологам. К тому же в стихах нередко содержатся намеки на письменную фиксацию, и это позволяет предполо­ жить, что курайшиты были грамотным племенем, в то время как арабская традиция указывает, что стихи передавались

$4

к их преследованию и быстрому исчезновению профессиональ­ ных чтецов. Если же допустить, что стихи сохранялись в пись­ менной форме, то встанет вопрос о существовании книг. Одна­ ко Коран обвиняет арабов-язычников в полном отсутствии книг и письменности. В общем случае литература эволюционирует от неупорядоченных форм к упорядоченным, как это может быть прослежено на примере летописной литературы. По аналогии можно предположить, что именно неупорядоченная ритмика Корана послужила основой для нормализованных размеров арабской поэзии, а не наоборот. Средневековые арабские фи­ лологи красноречиво рассказывают о многочисленных подло­ гах, увековеченных такими передатчиками, как Хаммад ар-Ра- вийа и его ученик Халаф ал-Ахмар. Щедрость халифов в воз­ награждении собирателей древней поэзии также, вероятно, вы­ зывала непреодолимый соблазн заняться поэтическими подло­ гами.

Доисламские поэты, продолжает Марголиус, нередко кля­ нутся Аллахом, а порой даже цитируют отрывки из Корана s. Их доскональное знание мусульманских обычаев и самого уче­ ния говорит отнюдь не в пользу подлинности всего корпуса до­ исламской поэзии. Все стихотворения написаны на употребляе­ мом в Коране диалекте племени курайш, который мог широко распространиться по всей Аравии лишь после становления ис­ лама, выступая в качестве объединяющей силы. Более того, некоторые поэты, как, например, 'Амр б. Кулсум, обнаруживают общее представление о географии Ближнего Востока, что весь­ ма подозрительно для арабского бедуина. В своей «Муаллаке» 'Амр утверждает, что он пробовал вино в Баалбеке, Дамаске и Касырине, и просит подать ему напиток, изготовленный в Андарине, вероятно, имея в виду местечко неподалеку от Алеппо. Все это позволило Марголиусу сделать замечание о том, что* «вне всякого сомнения, этот человек, проживший, как предпола­ гается, 150 лет, имел достаточно времени для путешествий»9. Известно, что касыда представляет собой стереотипную литера­ турную структуру. Это предполагает, что литературный прото­ тип, должно быть, существовал в письменной форме. Но если так, то почему же Коран не осудил этот письменный источник как корень всех зол?

Немало перьев как на Востоке, так и на Западе было сло­ мано в ответ на эту двойную атаку на подлинность классиче­ ского прототипа арабской поэзии. В короткой заметке, написан­ ной в защиту подлинности доисламской поэзии, А. Дж. Арберри следующим образом пункт за пунктом отвечает на доводы Т. Хусайна — Марголиуса 10.

95

Отрывки из Корана, цитируемые Марголиусом, переведены неточно и вырваны из соответствующего контекста. Совершенно ясно, что в них имеется ,в виду «поэзия» как упорядоченный стих, а не как рифмованная проза прорицателей. Ссылки же Корана на отсутствие книг и письменности у арабов-язычников ни в коем случае не могут быть истолкованы как относящиеся к поэзии. Из контекста следует, что, напротив, речь идет лишь об отсутствии священных текстов. Что же касается лингвисти­ ческого аспекта проблемы, то Арберри указывает, что в древ­ ней Греции до Гомера также не существовало стихотворных эпитафий и что вплоть до наших дней арабские эпитафии редко содержат стихи. Более того, теория средневековых арабских филологов о том, что арабский язык Откровения происходил от языка племени курайш, была опровергнута современными линг­ вистами. Вместо этого сейчас принято считать, что, наряду с племенными диалектами, существовал особый литературный язык, использовавшийся в качестве койнэ для межплеменного общения. Этот диалект, который отличался более возвышенным стилем, чем обычная речь, употреблялся как пророком, так и доисламскими поэтами, поскольку он способствовал более ши­ рокому распространению их идей. Включавший отдельные эле­ менты и заимствования из различных племенных диалектов, этот диалект был, по сути дела, искусственным литературным языком, употреблявшимся в особо торжественных случаях. Бо­ лее того, еще раньше прозвучало утверждение, что поэтические тексты, называемые доисламскими, содержали имя языческой богини ал-Лат, которое в дальнейшем было заменено поколения­ ми набожных передатчиков эквивалентным ему в метрическом отношении словом «Аллах». В более поздних исследованиях, однако, было выдвинуто предположение, что и слово «Аллах» могло быть известно доисламским арабам. Как показывает Ар­ берри, стихотворение *Амра, содержащее географические назва­ ния мест, находившихся за пределами Аравии, отвергалось как подложное еще средневековым комментатором ат-Тибризи, но, даже если не принимать в расчет такую точку зрения, это сти­ хотворение можно рассматривать как простое поэтическое пре­ увеличение.

Если поэты являлись рупорами язычества, спрашивал Марголиус, кто же тогда сохранял и передавал их стихи после того, как язычество было вытеснено исламом? Арберри утверждает, что бедуины никогда не принимали ислам близко к сердцу, и как только остыл первоначальный пыл обращения в новую ре­ лигию, они снова вернулись к старому. Поэтическое искусство не могло попросту исчезнуть, иначе у кого учились бы ему ран­ ние мусульманские поэты? Однако каким бы ни было равно­ душие бедуинов к исламу, они все же не решались открыто похваляться своими богами перед набожными мусульманами, и постепенно имена их идолов были вытеснены именем Аллаха.

<96

ние относилось к более позднему периоду. За неимением луч­ шего такая точка зрения принята сегодня большинством иссле­ дователей. Но если дело обстоит действительно так, то как же все-таки отличить подлинное от подложного? На этот вопрос литературоведческая наука еще не дала позитивного ответа.

Кроме того, чувствуется, что многие доводы, приводимые как одной, так и другой стороной, основаны на исследовании того, что есть, в то время как компромиссные решения построены на предположениях о том, что могло бы быть, и оставляют слишком много вопросов без ответа. Нередко сторонники противополож­ ных точек зрения привлекают какие-то определенные историче­ ские факты в поддержку собственных доводов и игнорируют при этом другие факты, обращение к которым могло бы дать совер­ шенно иной результат. Более того, эти доводы в значительной степени основываются на изучении внетекстовых явлений, тогда как аргументы, выведенные из самого материала, слишком ча­ сто используют то, что является в конце концов прежде всего литературным текстом, как источник исторических сведений, не принимая во внимание внутренние законы поэтического творче­ ства и структуру стиха. Таким образом, налицо необходимость в новом и отличном от предыдущего подходе к проблеме, кото­ рый основывался бы на изучении и анализе доисламской поэ­ зии с учетом последнего слова теории литературы. Литературо­ ведению пора уже предпринять попытку решения проблемы на основе того, что было открыто историками литературы.

Без предварительной рабочей гипотезы, в конечном счете подтверждающейся результатами практических изысканий, нельзя успешно провести ни одного научного исследования. По­ этому данная статья исходит из посылки, что доисламская поэ­ зия имела устный характер. В этой статье мы попытаемся до­ казать это как ,на основе внетекстовых, так и внутритекстовых данных, опираясь в решении проблемы на новейшую теорию устной литературы. Наконец, в нашей работе мы попробуем противопоставить устность доисламской поэзии письменному ха­ рактеру более поздней, мусульманской поэзии.

Теория устной поэзии Парри — Лорда

Вряд ли было бы преувеличением утверждать, что приемы, специфические для устной поэзии, используемые авторами для создания упорядоченного стиха, были в последние 30 лет изу­ чены и поняты глубже, чем за все годы, прошедшие со времени появления Аристотелевой школы критики в древней Греции. За­ слуга в создании и развитии теории устного творчества в ос­ новном принадлежит Милману Парри и Алберту Б. Лорду. Впервые применив понятие «формула» к изучению творчества Гомера, М. Парри пришел к повсеместно признаваемому се-

98