Методическое пособие 201

Но после того, как, говоря словами Ницше «Бог умер», этот иллюзорный смысл в значительной мере испарился. Однако Камю далек от того, чтобы оправдывать самоубийство философскими, и, тем более, этическими аргументами. Точка зрения Камю – это, так сказать, «героический пессимизм». Надежды у человека нет, но у него есть свобода. Эта мысль реализуется у Камю в «Мифе о Сизифе». Известно, что боги приговорили Сизифа к тяжелейшему наказанию: к бесполезному и безнадежному труду. Нетрудно понять, что Сизиф у Камю символизирует все человечество и любого отдельного человека. Сизиф – это и есть герой абсурда. Камю считает, что если этот мир трагичен, то только потому, что его герой полностью осознает свою участь, нет надежды на спасение. Сизиф, бессильный и мятежный, знает всю меру своего отчаянного положения, Именно об этом он думает, когда спускается с вершины горы за своим вечным грузом. Но именно это сознание ставит его выше судьбы и делает его более твердым, чем его камень. Та ясность, которая должна была быть его пыткой, в то же время означает и его победу. Ибо нет судьбы, по словам Камю, которую не превозмогло бы презрение. Так или иначе, Сизиф ищет и находит победу в себе самом, в глубинах своего собственного духа. Он принимает свою судьбу не сгибаясь, и тем самым возвышается над нею. По мнению Камю, одной борьбы за вершину достаточно, чтобы заполнить сердце человека. Поэтому Сизифа следует представлять себе счастливым. И мы приходим к весьма специфическому выводу, что источник радости и счастья в самом человеке и его свободе.

Мировоззрение Камю раздирается противоречием. С одной стороны, бога нет, миф не имеет смысла, нравственность и ее нормы не имеют никакой почвы. С другой стороны, Камю понимает, что без каких-либо нравственных норм и вне служения людям человек обречен на духовное опустошение и гибель. Между этими двумя противоречивыми позициями развертывается дальнейшая писательская и философская деятельность Камю. При этом позитивная сторона явно берет верх. Об этом свидетельствует самое знаменитое произведение Камю «Чума». Исходя из индивидуалистической позиции Камю, невозможно понять, откуда у героев этого произведения взялось чувство долга, стремление исполнить его, стремление помочь людям во что бы то ни стало. И здесь проявляется противоречивость мировоззрения автора. Понятие долга, которое ощущают его герои, да, видимо, и он сам, представляет собой осознание общественного долга, привитого обществом, общественной жизнью; это сознание ответственности человека за все, что происходит в мире. Это чувство, которое заставило самого Камю принять участие в движении Сопротивления.

Человек, рассуждает Камю, стремиться преобразовать действительность, сделать из хаоса порядок, мы бунтуем против

31

бессмысленной, беспорядочной действительности. Причины бунта могут меняться, но сам он предстает как существенное измерение человеческой природы. Причем, сама социальность, точнее, солидарность людей как условие социальности, проявляются в бунте и вырастает из бунта. При этом, тот, бунт, который тождественен самой жизни, не совпадает со стремлением к всеобщему разрушению: ведь вырастает он из стремления к порядку и гармонии, которых в мире нет. Бунтарь не может стремиться ни к абсолютной свободе, ни к абсолютной справедливости, т.к. реализация обоих понятий, по Камю, зависит от их взаимного самоограничения. Но у Камю мы не найдем сколько-нибудь конкретного ответа на вопрос каковы же пределы бунта и какова мера свободы и справедливости. Мы узнаем, что человек бунтует всегда, ибо в этом смысл его существования. Пределы, цели, задачи бунта – все это остается в тумане. Но при этом Камю резко противопоставляет бунт революции. По-видимому, он выдвинул свое понятие бунта именно в противовес понятию революции. И он обосновывает их разность. Бунтарь Камю – это индивидуалист, для которого смысл жизни состоит в том, чтобы проявлять свою бунтарскую натуру.

Экзистенциализм Сартра и Камю был своеобразным развитием идей Хайдеггера и Ясперса в специфических условиях, сложившихся после трагедии первой мировой войны, революции в России, второй мировой войны, оккупации Франции, наконец, разгрома фашистского режима и превращения Советского Союза в доминирующую силу в Европе.

Экзистенциализм – сложное и противоречивое явление духовной жизни, не поддающееся однозначной оценке. Многие идеи его представителей вошли в золотой фонд философской и вообще духовной культуры человечества.

32

Литература:

1.Буржуазная философия ХХ века. М.: Изд-во политической литературы, 1974 г. 335с.

2.Буржуазная философская антропология ХХ в. М.: Наука, 1986 г. 294 с.

3.Григорян Б. Т. Философская антропология. М.: Мысль, 1982 188 с.

4.Западная философия ХХ века. А. Ф. Зотов, Ю. К. Мельвиль. М.:

Проспект, 1998. 432 с.

5.Западная философия от истоков до наших дней. Т.4. (от романтизма до наших дней. Джованни Реале и Дарио Антисери). Спб. : Тоо ТК

«Петрополис», 1997. 880с.

6.Краткий словарь философов. Л.В.Блинников. М. : Наука, 1994. 286с.

7.Мальвиль Ю. К. Пути буржуазной философии ХХ века. М. : Мысль, 1983. 247 с.

8.Проблема человека в Западной философии. М. : Прогресс, 1988. 544с.

9.Сумерки богов. М. : Изд-во политической литературы, 1989. 398с.

33

Философия жизни.

История философской мысли XX века стартовала направлением, которое получило название ―философия жизни‖. Это направление было, безусловно, доминирующим в первые два, три десятилетия, что позволяло современникам рассматривать его в качестве интеллектуальной своеобразной моды. Под влиянием бурно развивающейся биологии сформировались концепции Ф. Ницше, А. Бергсона, М. Шелера и других крупнейших представителей философии жизни, а Г. Риккерт, посвятив анализу новомодного течения специальную монографию, назвал его ‗‘биологизмом‘‘1. Понятие ‘‘жизнь‘ ‗, ‗‘живое‘‘, ‗‘переживание‘‘ прочно вошли в общественное сознание, заполнил страницы научных, художественно-литературных изданий, стали отправной точкой многих мировоззренческих исканий и построений, оказавших глубокое воздействие на философскую мысль.

Следует подчеркнуть, что философия жизни - это именно философия, поэтому и понятие ―жизнь‖ для неѐ в любом из вариантов (как чистой, непосредственной данности человеческих переживаний или как чистой длительности, то есть творческой космической субстанции, постижимой опять-таки непосредственным человеческим переживанием, интуицией), было сконструировано как из внешних потребностей самой культуры, так и внутренних потребностей философии. Как бы конкретно не трактовать это понятие, по универсальности и широте содержания оно вполне сопоставимо с такими понятиями классической философии как ―субстанция‖, ―материя‖, ―субъект ‖ и другими ―жизнь‖- это реальность, которая недоступна рациональному, логическому мышлению. Понятие претендовало на выражение самой сути мира человеческого бытия и поэтому становилась смысловым стержнем нового целостного мировоззрения.

По своему содержанию оно оставалось весьма далѐким от того представления о жизни, которое складывалось в рамках биологической науки. Дарвинизм, а затем менделеевская генетика, лишь спровоцировали философскую мысль на мучительное преодоление односторонней ориентации западноевропейской культуры на сухой рационализм и сциентизм. С эстетическим изяществом и непринуждѐнностью умонастроение этой эпохи выразил ныне забытый, но хорошо известный широкому кругу интеллектуалов европейской культуры начала века, Теодор Лессинг: ‖культура, постепенно превращающая все душевные вулканические страсти в песок сухому, трезвого знания, дробя на мельницах учености образы фантазии и грѐз, может, пожалуй, прибавить человеку знания за счѐт того, что он утратил в жизни, ибо знание жизни –

1 (Риккерт Г. философия жизни. ПГ., 1992. С. 67.)

34

лишь прошлая, убитая жизнь, и ученость охраняет трупы наших опытов, для которых искусство затем сооружает саркофаги. Всякая форма убивает,

всякое знание связывает2.‖ Что же касается внутритеоретических проблем, то создатели

философской жизни связывали с новым понятием надежду на преодоление тех трудностей, которые возникли в рамках новоевропейской философской мысли, связанных с игнорированием самой жизни.

Истоки всех основных философских концепций нового времени, так и не сумевших прийти к какому-либо единству, восходят к Р. Декарту, в дуалистически расколотом мире которого, вообще нет места жизни. Со свойственной ему чѐткостью формулировок это выразил М. Шелер в своей последней работе ―Положение человека в космосе‖: «разделив все субстанции на мыслящие и протяжение ‖ Декарт ввѐл в европейское сознание целое полчище тяжелейших заблуждений относительно человеческой природы. Ведь сам он должен был из-за такого разделения всего окружающего мира мириться с бессмысленным отрицанием психической природы всех растений и животных, а ―видимость‖ одушевлѐнности растений и животных, которую до него всегда принимали за действительность, объяснять антропопатическим ―вчувствованием‖ наших жизненных чувств во внешние образы органической природы, а с другой стороны, давать чисто ―механическое‖ объяснение всему, что не есть человеческое сознание и мышление. Следствием этого было не только доведѐнное до абсурда обособление человека, вырванного из материнских объятием природы, но и устранение из мира простым росчерком пера основополагающей категории жизни и еѐ прафеноменов. ―Ясно в этом учении только одно: новая автономия и суверенность духа и познания этого превосходства над всем органическим и простым живым. Всѐ остальное – величайшее заблуждение‖3.

Таким образом, восприимчивость философской мысли того времени к осмыслению феномена жизни не было исторической случайностью.

Метафизика философии жизни нашла своѐ наиболее полное воплощение в творчестве французского философа Анри Бергсона (18591941г.г.) в своѐм исследовании эволюции Бергсон исходит из понятия жизненного порыва течение жизни, зародившись в определѐнный момент, в определѐнной точке пространства, затем ―проходя через организуемые им одни за другими тела, переходя от поколения к поколению, разделялось между видами и распылялось между индивидами, ничего не теряя в силе, скорее увеличиваясь в интенсивности по мере движения вперѐд‖.4

2Лессинг Теодор. ―Шопенгауэр. Вагнер. Ницше.‖ /Культурология XX век. М., 1995. С. 408./

3(/ Шеллер М. Положение человека в космосе /./Проблема человека в западной философии. М. 1998.С.77/)

4Бергсон А. ―Творческая эволюция‖ М., 1914. С. 24.

35

С самого начала жизненный порыв разделяется по расходящимся линиям эволюции. Бергсон сравнивает развитие жизни с гранатой, разорвавшейся на части, которые, в свою очередь распадаются на отдельные частицы.

Жизнь, которую философ считает прежде всего тенденцией действовать на неорганизованную материю, в своѐм развѐртывании испытывает постоянное сопротивление этой материи, возникшей из угасших и отвердевших ―осадков‖ своего жизненного порыва. Эволюция не представляет собой непрерывного движения вперѐд; на еѐ пути возможны и отклонения, и ―топтание‖ на месте, и возвраты назад. Сопротивление материи приводит к тому, что многие виды теряют первоначальный импульс, останавливаются и начинают вращаться по кругу. И всѐ же материя-не только препятствие, но и необходимое условие прогресса: ведь только во взаимодействие с ней развиваются всѐ новые и новые жизненные формы. Две главные линии эволюции - растительный и животный мир; развитие последнего, также идущее по расходящимся направлениям, приводят к появлению человека. На другой линии ―толчок к общественной жизни‖ ведѐт к сообществу перепончатокрылых - муравьѐв и пчѐл.

Источником жизненного порыва Бергсон называет ―сознание или сверхсознание‖. В связи с этим в его концепции появляется, пока ещѐ в самой общей форме представление о боге: ―Бог, таким образом определяемый, не имеет ничего законченного; он есть непрекращающаяся жизнь, действие, свобода‖5. Поскольку ―жизнь в действительности относится к порядку психологическому‖5.1, жизненый порыв, уточняет Бергсон,- не более чем образ. За обилием метафор особенно часто употребляемых в ―творческой эволюции, стоит стремление создать новый образ вселенной. Здесь достигает высшей точке свойственное Бергсону видение мира. Философия жизни, направления которой мы движемся, пишет Бергсон представит нам организованный мир как организованное целое‖6. Длящаяся реальность жизни со всеми еѐ разнообразными ритмами ―восхождения‖ и ―нисхождения‖ вместе с тем целостна. А жизненный порыв обозначает всѐ то, что противостоит механицизму, автоматизму, косности, что способно развиваться, преодолевая любые препятствия, воплощая в себе свободу и творчество.

Возникновения и развитие интеллектуальных форм познания, по Бергсону, представляло собой одну из линий эволюции животного мира, наряду растительной и инстинктивной.

5Там же, с. 45.

5.1 Там же с. 280.

6Там же с. 45.

36

Именно в нашем человечестве, пишет А. Бергсон, эволюция пощла таким образом, что энтеллектуальные способности получили преимущественное развитие. Но в ином, более совершенном человечестве интеллект должен дополнится интуицией. На земле полагал Бергсон, для этого есть определѐнные возможности. Только у человека сознание может избавиться от автоматизма, чему способствует развитие мозга, языка, социальной жизни, которые выступает здесь таким образом, как предпосылка к дальнейшему освобождению сознания.Так как порыв ―конечен и дан навсегда‖7, а жизнь может эволюционировать лишь через посредство живых организмов, то человек оказывается единственным живым существом, способным воспринять порыв жизни и продолжить его, ибо лишь его сознание может развиваться. В этом смысле именно в человеке и его сознании заключена гарантия дальнейшего существования вселенной, необходимое условие прогресса. В этом смысле, для Бергсона, человек представляет для себя цель эволюции.

Такова онтология ―философии жизни‖. Далее будет показана реализация принципа ―жизни‖ в образах культуры такими видными представителями философии жизни как Дильтей, Нийше, Зиммель, Шпенглер.

Дильтей В. (1893-1911)-немецкий историк культуры и философ-идеалист. Представитель философии жизни; основоположник понимающей психологии и школы ―истории духа‖.

Центральным у Дильтея является понятие жизни как способа бытия человека, культурно-исторической реальности. Человек, по Дильтею не имеет истории, но есть сама история, которая только и раскрывает, что он есть такое. От человеческого мира истории Дильтей резко отделяет мир природы. Задача философии понять ―жизнь‖ исходя из неѐ самой. В связи с этим Дильтей выдвигает метод ―понимания‖ как непосредственного постижения некоторой духовной целостности. Понимание, родственное интуитивному проникновению в жизнь, Дильтей противопоставляет методу объяснения, применимому в ―науках о природе‖, имеющему дело с внешним опытом и связанному с конструирующей деятельностью рассудка. ―Познание природы,-пишет Дильтей,- стало наукой, когда в области процессов движения оно установило уравнения между причинами и действиями эта связь природы по причинным уравнениям была навязана нашему живому мышлению через посредство объективного порядка природы, репрезентируемого во внешних восприятия, правила Гераклита в изменениях, Численные соотношения пифагорцев в звуках и путях созвездий, сохранение массы и единородность у Анакстгора, сведение Демокритом непостижимых качественных изменений в мире на

7 Там же, с.227.

37

количественные отношения, его счет движения атомов при допущении продолжения всякого начатого движенияэто первые шаги общего учения о природе показывают нам, как идѐт ощупью человеческий ум, влекомый вперѐд постоянствами единообразием в природе. Аксиомы, относимые Кантом к нашему априорному достоянию, подмечаются в природе, когда мы исходим из живых связей в нас. В возникающей таким путѐм рациональной связи явлений именно закон, постоянство, единообразие, нахождение в уравнениях причинности и представляют выражение объективных выражений во внешней природе. Наоборот, живую связь души мы приобретают не путѐм постоянного испытания. Связь эта есть жизнь, которая на лицо – до всякого познания. Жизненность, историчность, свобода, развитие является признаком ее‖8.

Понимание собственного внутреннего мира достигается с помощью интроспекции, понимание чужого мира – путѐм ―вживания‖, ―сопереживания‖, ―вчувствования‖, по отношению к культуре прошлого понимание выступает как метод интерпретации, названный Дильтеемгермоневтикой: истолкований отдельных явлений как моментов целостной душевно-духовной жизни реконструируемой эпохи. Вслед за романтиками Дильтей рассматривает Целостность исторических эпох через призму целостности человеческой личности. Его основные

Исторические исследования построены по принципу соединения множества биографий, каждая из которых является своеобразным этапом культурно-исторической биографией человечества в челом. Вот как пишет об этом сам Дильтей, со свойственным ему возвышенно-романтическом стиле: ―В...я... нужно уловить отношения душевной структуры из отношений целесообразности и ценности жизни к прочим моментам развития, - уловить, как из этих соотношений выделяется господствующая связь души, чеканная форма, которая живѐт и развивается, т.е. это значит нарисовать картину возрастов жизни, в связи которых состояло это развитие, и совершить анализ различных возрастов по факторам, их обусловливающих. Детство, когда из структуры душевной жизни может быть выведена игра как необходимое проявление жизни. Утренняя заря, когда выси и дали ещѐ опутаны дымкой; всѐ бесконечно, границы ценностей не испытаны, над всей действительностью дуновение бесконечности; в первичной независимости и в свежей подвижности всех душевных побуждений, со всеми будущими впереди, складываются идеалы жизни. Затем в противоположность этому, в старческом возрасте душевный облик властно господствует, между тем как телесные органы становятся немощными: смешанное и затихшее наджизненное настроение, вытекающее из господства много в себе поработавшей души над

8 ( / Дильтей В. понимающая психология/./ ―Хрестоматия по истории психологии‖. МГУ. 1980, с.277/)

38

отдельными состоянии духа; то и сообщает особую возвышенность художественным произведениям, созданным в старости, как девятая симфония Бетховена или заключение гетевского Фауста …‖9 .

Фридрих Ницше (1844-1900), немецкий философ, представитель иррационализма, виднейший представитель ―философии жизни‖. Философия Ницше формировалась в русле идей А. Шопенгауэра и Р. Вагнера. Соединѐнная с идеей вечного становления, взятой у Гераклита, она носила характер своеобразного эстетического пантеизма. Искусство у него - символ космической жизни. Воляпервооснова всего сущего, подобно ребѐнку, или художнику, ―играет миром‖, создавая, воспринимаемый нами мир явлений; всякая эмпирическая реальность есть видимость, ―радостная иллюзия‖, в которой нуждается‖ вечно страждущая и исполненная противоречий‖ мировая воля. Лишь в искусстве раскрывается истинный характер бытия. Разрыв между красотой и трагичной сущностью мира выявляется в борьбе двух начал: дионисийского и апполоновского в искусстве. Эта дихотомия, которая, по мнению Ницше, лежит в основе художественной деятельности и фиксирует различные принципы творчества, в конечном счете, олицетворяет двойственную природу прекрасного.

Сфера апполоновского искусства - это создание пластических образов в скульптуре и эпической поэзии, символизирующих небо, ясность, свет. Апполоновскому художнику свойственно особое видение, которое Ницше называет сновидением. Оно позволяет ему выделять из потока жизни единичное и индивидуальное в пространственно-временных формах. Образы олимпийских богов и героев воплощают апполоновскую красоту. Но она всего лишь иллюзия, мир явлений, воспринимаемый нами в субъективных формах пространства и времени. На деле нет ничего единичного, а всѐ в едином.

Искусство Диониса открывает подлинную природу красоты. Опьянение, в котором творит дионисийский художник, означает причинение себя господству инстинктов, погружение в непрерывный поток становления. ―…дионисийское искусство, - пишет Ницше, - …хочет убедить нас в вечной радостности существования; но только искать эту радостность мы должны не в явлениях, а за явлениями. Нам надлежит познать, что всѐ, что возникает, должно быть готово к страданиям и гибели; нас принуждают бросить взгляд на ужасы индивидуальном существовании - и всѐ же мы не должны оцепенеть от этого видения: метафизическое утищение вырывает нас на миг из вихря изменяющихся образов. Мы действительно становимся на краткие мгновения самим первосущим и чувствуем его неукратимое, жадное стремление к жизни, его

9 Там же, с. 284-285.

39

радость жизни; борьба, маки, уничтожение явлений нам кажутся теперь как бы необходимыми при этой чрезмерности бесчисленных, стремящихся зни; и сталкивающихся в ней форм существования, при этой через край бьющей плодовитости мировой воли; свирепое жало этих мук пронзает нас

в то самое мгновение, когда мы как бы слились в одно с безмерной изначальной радостью бытия и почувствовали в дионисийском восторге неразрушимость и вечность этой радости‖10 . Здесь происходит разрушение причинно-следственных связей, снятие пространства и времени, мистический прорыв в вечность.

Ницше считает, что в музыке и лирике, берущее свое начало в музыкальной стихии, непосредственно выявляется истинный субъект искусства. Этомировая воля, которая в дионисийских искусствах говорит без посредства художника-человека, а в апполоновских ищет спасения в прекрасной иллюзии, иллюзорной вечности формы. Бытие человека жестоко и бессмысленно, бессмысленна также и попытка его моральной оценки, ибо оно ―невинная игра вечности ―; бытие и мир оправдываются только как эстетические феномены.

В греческой трагедии происходит объединение апполоновского и дионисийского принципов. Трагедия рождается из музыки и пения хора. Т.е. в качестве своей основы имеет дионисийское начало, которое, однако, воплощается в апполоновских образах. Смысл этого воплощения не в создании прекрасной видимости, а в том, чтобы показать гибель индивида и ―его слияние с первоначальным бытием‖. Содержание трагедии всегда одно и тоже: страдания Диониса; Эдип и Прометеймаски страдающего бога.

Эстетическая ―мифология‖ Ницше выявляет культурологическую направленность его философии. Эстетическое мировосприятие греков определяет характер греческой цивилизации. Греческая, античная культура становится для Ницше парадигмой культуры вообще. Самопроизвольное, не разрушенная познанием мифологическое мышление придавшее грекам силу, было уничтожено теоретическим знанием сократовской культуры. ―Сократ, - пишет Ницше, - был недоразумением; вся исправительная мораль, также и христианская была недоразумением… Самый яркий свет разумности во что бы то ни стало, жизнь светлая, холодная, осторожная, сознательная, без инстинкта, сопротивляющаяся инстинктам, была сама лишь болезнью, иной болезнью – а вовсе не возвращением к ―добродетели‖, к ―здоровью‖, к счастью… Быть вынужденным побеждать инстинкты – эта формула для decadence: пока жизнь восходит, счастье равно инстинкту.‖11 .

10( /Ницше Ф. Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм /./Ницше Ф. Соч., в 2-х томах,

т. I. с.121-122. М., 1990 /.

11 ( /Ницше Ф. ―Сумерки идолов, или как философствуют молотом‖/./Ницше Ф. Соч. в2-томах, т. 2.,

М.,1990. С. 567. /)

40