11.6. Проблемы науки как социального института в эпоху образования единой планетной цивилизации

В двадцатом веке в массовом порядке ученые стали искать на научных поприщах государств планеты области наилучшего применения своих исследовательских усилий (научная работа в самых крупных и эффективных научных центрах, в государствах с наиболее развитой наукой, способных обеспечить ученых высококачественным оборудованием для наблюдений и проведения экспериментов, комфортными условиями для научной работы и жизни и т. д.). Поскольку государства планеты для этих поползновений оказались неравноценными, то не удивительно, что ученые стали переезжать из одних государств в другие, покидая не устраивающие их государства (даже являющиеся их родиной), и обосновываться в государствах, предпочтительных для их научной работы. Поскольку это оформлялось государственно-политически (ученые принимали новое гражданство), то возникло усиление научными кадрами одних государств ценой ослабления научного потенциала других. Это явление получило расхожее название «утечка умов». Она породила множество непростых концептуальных проблем. Попробуем их концептуально осмыслить.

1. Ясно, что при «утечке умов» одни государства усиливаются не за счет прогрессивного саморазвития, а за счет других государств, притом, резко нелинейно, ибо государства, потерявшие свои эмигрировавшие научные кадры, слабеют, по крайней мере, в способности создать у себя наукоемкое производство. С одной стороны, это чревато тем, что может появиться такое усиленное научно-технической мощью государство, которое вознамерится вернуться к печально известному историческому прошлому, а именно, к возможному установлению безраздельного мирового господства и даже мировой диктатуры – на этот раз над всеми землянами. Эта диктатура может оказаться самой опасной среди диктатур, имевших место в прошлом. Прежде всего, потому, что она окажется необнаружимой, неуловимой, бункерной. А, во-вторых, потому, что она сможет инъекцией в потребительскую корзину специфической наукоемкой продукции, способной эффективно и даже радикально влиять на состояние людей, вершить не только судьбы, но и жизни землян. С другой стороны, концентрация ученых в предоставляемых наилучших условиях должна отозваться большей научной отдачей, не только государству-предоставителю, но и всему человечеству. Как разрешить данное противоречие с пользой для всего человечества? Сегодня его пытаются разрешить следующим образом. Оно, прежде всего, увязывается с мировым экономическим процессом. Последний развертывается сегодня по принципу «вскладчину». Это значит, что всем государствам выгодно, чтобы каждое из них производило для своих граждан не всю потребительскую корзину, а то, что в данном государстве получается наилучшим образом, даже, если это не непосредственное производство компонентов потребительской корзины (например, производство полуфабрикатов). А при справедливом экономическом товарообмене (а именно такой товарообмен оказывается необходимым для устойчивого существования мирового производства «вскладчину») за счет его каждое государство обретает полноценную потребительскую корзину. Поскольку производство одних товаров даже невозможно без участия в нём науки (наукоемкое производство), а производство других обходится практически без науки (ненаукоемкое производство), то кажется, что не только приемлемо, но даже и необходимо для реализации данного экономического порядка эвакуировать научные кадры из стран с ненаукоемким производством в страны со сложившимся производством наукоемким. Ибо, как видно, материальное благополучие граждан государств с ненаукоемким производством при этом не должно пострадать. Да, как будто бы это так и есть, и если даже при этом становится невыгодным мировое политическое господство, то эвакуировать науку из одних государств в другие всё таки не следует. Во-первых, потому, что уже найдены и отработаны механизмы концентрации научных сил без сосредоточения мирового корпуса науки в одном государстве. А, во-вторых, потому, что в случае сосредоточения науки в одном государстве огромная часть населения планеты лишилась бы ценной для каждого человека сциентификации жизни. Как будто бы нейтрализация этого негатива наметилась после создания всемирных телефонной и TV сетей и, конечно же, сети ИНТЕРНЕТ, оказавшихся способными быть всемирными сциентификаторами. И, в самом деле, огромную долю сциентификаторства землян они взяли на себя и должны справляться с этим делом, усиливая его своими специфическими выразительными средствами. Но поскольку они принципиально не способны обеспечить непосредственный непредвзятый просветительский контакт землян с учеными, то считать обсуждаемую проблему решенной преждевременно. Лишь когда на всей планете будут обеспечены свободные нерегламентированные неискажаемые двусторонние непосредственные просветительские контакты с учеными, воспринимаемыми не в качестве гостей или благодетелей, а в качестве человеческой планетарной родни, лишь тогда «утечка умов» потеряет смысл и проблемность.

2. Сегодня встречаются местные попытки, - возможно, во реализацию вышеочерченной всемирной стратегии, касающейся науки, - властными актами свернуть, минимизировать национальный корпус науки или даже не допустить появления такового. Это уже не «утечка», а «ликвидация умов». Это осуществляется под предлогом ненадобности развитого корпуса науки для устанавливающегося или господствующего ненаукоемкого производства, относительно непомерных экономических затрат на ее содержание, ложащихся бременем на повышение благосостояния населения, невостребованности научной продукции ненаукоемким производством и т. д. Поскольку лоном науки является система образования, то указанные прецеденты относительно науки распространяются и на нее, систему образования; разумеется, - в статусе образовательных реформ, ибо только так можно придать респектабельность фактически умышленной деинтеллектуализации граждан. Как к этому отнестись? Субъективно напрашивается лишь один ответ: «отрицательно». Но такой ответ неприемлем, ибо он не обоснован. Обоснованием могут служить следующие доводы. Если «ликвидация умов» осуществляется полностью, то в этом экономически не бедствующем государстве сциентификация населения может осуществляться лишь дистанционно, через мировые информационные сети. И даже если она осуществляется блестяще при трансляции на государства, сохраняющие собственные корпуса науки и образования, то в государствах, «ликвидирующих умы», дистанционная сциентификация населения может дать, в лучшем случае, неприемлемо мизерный результат, а в худшем – оказаться недееспособной. И, главным образом, потому, что ликвидируется непосредственная сциентификация, непосредственное образование, которые только и способны быть керном сциентификации вообще, ибо функционируют не как нечто внешнее по отношению к жизни граждан государства, а как нечто, внутренне ей присущее, побуждающее граждан сциентифицироваться не из любопытства, прежде всего, а по нуждам собственной жизни. В результате при такой политике оказываются несциентифицированными не отдельные слои населения, а население всего государства, и это может оказаться куда более опасным как для данного государства, так и для человечества в целом. Если же «ликвидация умов» осуществляется не полностью, то при такой политике в интеллектуальном отношении общество оказывается поляризованным на интеллектуальную элиту и рассудочную массу. В прошлом человечества такое было исторической неизбежностью, из-за более низкого, чем сегодня, качественного уровня производства. Там требовалось немало работников невысокой («ненаукоемкой») квалификации; количество производимой продукции было намного меньше массового потребительского спроса на нее; товарно-денежные отношения были пронизаны социальным неравенством и даже социальным антагонизмом. Вследствие этого, огромная масса людей должна была работать, чтобы выжить. А поскольку в качестве орудий труда эта техника была доступна этой массе, то эта масса и работала с помощью этой техники. При этом трудящаяся масса и не пыталась, и не могла (если бы пыталась) пополнить собой интеллектуальную элиту общества. «Рабочая деятельность была разделена на мелкие операции – задачи, которые можно было более легко контролировать. От рабочих на фабриках не ждали принятия на себя ответственности за что-либо, выходящее за пределы закрепленных за ними задач. Они были «отключены» от решения проблем, а на некоторых фабриках им даже не разрешалось разговаривать друг с другом» (Б. Оскарссон. 26. С..82). Интеллектуальная элита тоже устойчиво самовоспроизводилась без какого-либо заметного ущерба от самовоспроизводства. Таким образом, в прошлом складывалось устойчивое равновесие между интеллектуальной элитой и трудящейся массой, и эта биполярность служила устойчивой продуктивной основой общества. Сегодня – время перемен. «Общество, рынок товаров, услуг и труда характеризуются быстрыми темпами изменений. Стили жизни на различных уровнях – глобальном, социума, организационном и индивидуальном – постоянно подвергаются изменениям, которые требуют, чтобы индивиды и организации приобретали соответствующие новые знания, подходы и навыки, которые обеспечивали бы их готовность к систематическим изменениям и способность овладевать новыми подходами, необходимыми как в трудовой, так и в социальной жизни. Данная потребность в изменениях имеет многоуровневый характер. На глобальном уровне политические преобразования, снижение торговых барьеров, рост значения информационных и коммуникационных технологий, более высокие темпы устаревания технологий и товаров, интернационализация, а также влияние массивных потоков международных капиталов порождают гораздо большие возможности, но также и большую степень неопределенности и сложности, и вызывают нужду в новых личных и межличностных навыках. На уровне общества – необходимость государственных расходов, приватизация, дерегулирование, создание «рыночных механизмов» в сфере общественных услуг, новые формы управления, включая неправительственные, рост использования деловых методов во всех сферах жизни, увеличивающееся воздействие «групп влияния» в обществе, принятие деятельности, ранее рассматриваемой как отклонение, накапливающаяся озабоченность сохранением окружающей среды, растущее влияние прав женщин – всё это создает для индивидов высокую меру неопределенности, что делает востребованными новые виды личностей, гражданской и социальной компетентности. На организационном уровне – сокращение размеров организаций, децентрализация, передача работ внешним исполнителям, снабженческие партнерства и стратегические союзы, мобильность капитала, влияние компьютеров и программного обеспечения, спрос на гибкую рабочую силу и мобильность персонала, а также активизация индивидуального предпринимательства, малого и среднего бизнеса вносят свой вклад в создание климата с растущей неопределенностью, что порождает потребность в дополнительных знаниях, умениях и навыках. На индивидуальном уровне – человек в рабочей среде сталкивается с большей неопределенностью с точки зрения карьеры, профессии, работы, с вероятностью частичной и контрактной занятости, с усилением территориальной мобильности, перспективами самостоятельного обеспечения занятости в определенные периоды, с возросшей нагрузкой на работе, расширенной ответственностью и стрессом. Кроме того, на него оказывают давление проблемы сокращения социальной защиты со стороны государства, необходимость самостоятельно заботиться о пенсионном обеспечении, нести ответственность за владение вещами и управление личными займами. В качестве потребителя он соприкасается со всё расширяющимся объемом информации и с большей ответственностью за индивидуальный выбор, включая выбор образовательных программ» (26. С. 81-82). Сегодня, в эпоху наукоемкого производства, интеллектуальная биполярность претерпевает изменения. Во-первых, из-за необходимого появления принципиально нового типа работника, а именно, работника научно-технического, граница между интеллектуальной элитой и трудящейся массой размывается. Здесь трудящаяся масса интеллектуализуется по производственной необходимости. Но временно сохраняется и неинтеллектуализированное производство. Таким образом, возникает система из трех членов: элиты, интеллектуализованной и неинтеллектуализованной трудящейся массы. И поскольку наукоемкое производство позволяет производить высококачественную бытовую продукцию насыщающе, то этой продукции хватает для полного, стабильного и достаточно длительного удовлетворения потребительских интересов всех трех членов данной производственной системы. В результате в каждой из этих трех групп появляются временно прекратившие работать человеческие массивы, причем, в третьей группе (неинтеллектуализованная трудящаяся масса) их оказывается относительно наибольшее количество. Погрузившись в потребление высококачественной продукции, эта группа этим не только не интеллектуализуется, но даже деинтеллектуализуется, ибо, хотя бы временно, но выпадает вообще из производства. Таким образом, в наукоемком производстве при сохранении установки на биполярность, наряду с интеллектуализацией, возрастает и деинтеллектуализация, понижая его устойчивость. В том числе, и для предотвращения этого, наукоемкое производство всё более автоматизируется, а высвободившиеся от этого трудовые кадры (и, прежде всего, из третьей группы) инъектируются в разрастающуюся сферу бытовых услуг. Устойчивость наукоемкого производства увеличивается, научно-техническая элита продолжает успешно самовоспроизводиться и, кажется, что возникшая трудность преодолена. Но в этой ситуации возникает новое, неочевидное специфическое напряжение. Дело в том, что неинтеллектуализированные трудящиеся, переместившись в сферу бытовых услуг, начинают усиленно специфически деградировать, а именно, скатываться с хотя бы и минимально, но всё же ассимилированного ими достигнутого высокого уровня социальности на такие более низкие уровни, которые предстают по отношению к достигнутому как социальный примитив и социальная архаика. И попытки выйти из создавшегося положения шармированным увлеканием примитивов и архаиков к обустройству собственной жизни на относительно самом низком социальном уровне (для этого формируется культ сексуальности, чувственности, имиджа, шарма, экстримного самовыражения, профессионализированной физической силы и т. д.) стимулируют лишь возрастание количества людей (правда, вытесненных из наукоемкого производства) со специфической социальной патологией (проституток, наркоманов, профессиональных убийц, маньяков, зомби, манкуртов, гомосексуалистов, лесбиянок и т. д.). И до тех пор, пока производственное развитие будет опираться на политику интеллектуальной поляризации участников производства, сущность вышеупомянутого напряжения обретает свой явный зловещий смысл: человечеству грозит на этом пути неслыханно неожиданное вырождение и даже самоуничтожение. Вот какая участь грозит человечеству даже при нефорсированном проведении политики интеллектуальной поляризации. При проведении же ее форсированно, - а «ликвидация умов» как раз и является проявлением такой политики, - ускоряется приближение данной опасности для человечества.

3. Выше в рассматриваемом процессе не рассматривалось состояние другой полярности – интеллектуальной элиты. А, между тем, оно тоже осложняется. Во-первых, при выше отмеченном развитии наукоемкого производства на рыночно-конкурентной основе катастрофически возрастает психо-интеллектуальная нагрузка на элитных работников, грозя снижением не только производственного, но и жизненного их ресурса. А, во-вторых, возникают сложные, пионерские проблемы в подготовке молодых элитных специалистов в системе образования и переподготовке уже квалифицированных специалистов в системе переподготовки кадров. Это, прежде всего, проблемы имманентной компьютеризации образования. «Глобальная информатизация общества обусловила важнейшую особенность современного высшего технического образования – интенсивную компьютеризацию как учебного процесса, так и профессиональной деятельности выпускников вуза. Но для того, чтобы технический специалист мог посредством ЭВМ порождать целенаправленно новую информацию, он должен, помимо общей компьютерной грамотности, умения обрабатывать логическую информацию, владеть приемами преобразования внелогической информации, выявлять с помощью ЭВМ неизвестные ему ранее закономерности. ЭВМ для будущих технических специалистов, с одной стороны, являются средством обучения, с другой – профессиональным средством создания нового интеллектуального продукта: систем автоматизированного проектирования, систем управления, в том числе и качеством образования» (В. Н. Фролов, Г. В. Макаров, В. С. Железный, З. Д. Жуковская. 44. С.10). Чтобы достичь имманентной компьютеризации специалиста, необходимо опираться на новое представление о фундаментальном в образовании. Вот как представляют фундаментализацию д-ра Ю. Л. Егоров и Н. М. Ларионов: «Молодежь необходимо учить не узкой специальности, а готовить ее к «универсальной деятельности». Сегодня важен перенос акцента с узкого профессионала-специалиста на фундаментально образованного, коммуникативного человека, творческую личность, способную к смене специализации и рода деятельности в соответствии с теми изменениями, которые происходят не только на рынке труда, но и в других сферах. Это, в свою очередь, предполагает отказ от утилитаризма и прагматизма, узкой специализации, ориентацию на интеллект, инновации, творчество, предприимчивость. В быстро меняющемся мире, в условиях неопределенности и динамического хаоса необходимо учить самой способности учиться, умению принимать самостоятельные решения, эффективно работать с постоянно меняющейся информацией в условиях как ее дефицита, так и информационного взрыва» (10. С. 142). Стержень новой парадигмы образования авторы видят в гуманизации последнего. «Понятие фундаментальности и фундаментализации образования включает в себя не только естественно-математическую составляющую, связано не только с информатизацией и компьютеризацией учебного процесса. Как бы мы ни оценивали роль и значение математики и естествознания, компьютера и медиатизации образования, исходным является понимание его как социокультурного феномена и общечеловеческой ценности. Главным и определяющим является то, что образование – это придание человеку человеческого образа. Характер образования как системы, его цели и идеалы, набор учебных дисциплин, программы, стандарты, педагогические технологии, способы взаимоотношений, коммуникации в учебном процессе, нормы, традиции и т. п. определяются соответствующим типом культуры, характером и особенностями национального менталитета. Ведь изменение знаний не определяется самими знаниями, а является творческим процессом, в котором человек предстает уже не просто как homo sapiens, а как homo creator. В центре внимания образования оказывается, прежде всего, человек как личность, его интересы, идеалы, ценности, адекватные тенденциям социокультурного развития общества, реальный, а не мифический «новый человек». Всё это означает, что образование должно быть важнейшим способом социализации человека, средством обеспечения его целостности. Поэтому оно и должно ориентироваться на гуманистическую парадигму, предполагающую коренной пересмотр всей системы ценностей, характерной для техногенной цивилизации» (10. С.142). Авторы справедливо озабочены проблемой изменения фундаментализации образования. Но новую парадигму его они предлагают с позиции панкультурологизма, а, значит, ущербно, подминая науку под культуру и лишая тем самым науку ее специфики и самодостаточности. Не будем заниматься очисткой мысли авторов от панкультурологического загрязнения, - выше (работая с другими авторами) мы занимались этим предостаточно. Если же говорить о развитии представлений о фундаментальности, то последние развиваются ассимиляцией в понимании фундаментального открываемых новых атрибутов материи. Поскольку сегодня таким новым является атрибут самоорганизации материи (есть атрибут и еще более новый, а именно, атрибут самохинтования материи, предложенный д-ром Б. Б. Кадомцевым (11), но он еще нуждается в философском доосмыслении), то именно его следует инъектировать в понимание фундаментальности. И после этого насыщать родившимся новым понятием феномен фундаментализации образования. Фактически именно о работе в этом направлении приводит пример д-р Л. А. Микешина: «В лаборатории Массачусетского технологического института под руководством профессора С. Пейперта была выполнена следующая программа. Ставилась задача найти с помощью компьютера пути формирования нового типа мышления – мышления XXI века. Одна из фундаментальных проблем обучения состояла в том, как соотнести абстрактное идеализированное представление, например, о движении, с реальными, житейскими представлениями учащихся, с их коренной, исходной интуицией. Принималось во внимание, что аристотелевы представления о движении хорошо согласуются с большинством ситуаций из нашего обыденного опыта, тогда как механические или ньютоновы представления о движении сложны и явно противоречат множеству наших интуитивных представлений относительно того, каким является мир. Учащиеся практически никогда не имеют дела с движением, о котором рассуждал Ньютон, т. е. с движением без сопротивления, вечным, «пока не остановят». При отсутствии непосредственного восприятия ньютонова движения школа вынуждена представлять учащимся это движение в форме опосредствованного математизированного описания, через преобразование уравнений, но не через манипулирование с объектами. Отсюда задачи, которые поставила перед собой эта исследовательская группа: помочь интуитивному овладению механическим движением до усвоения уравнений и формальных предпосылок; задать в юном возрасте интуитивный контекст дальнейшего использования уравнений; найти способы, которые облегчили бы личностное овладение не только механическим движением и его законами, но и общими понятиями об этих законах. Всё это предполагало принципиальное изменение исходной, коренной интуиции. Именно с помощью компьютера оказывается возможным найти варианты решения этих задач, но в том случае, если он используется не просто как вычислительное устройство или для обогащения мышления, но как устройство, позволяющее изменить стереотипы в усвоении знаний и в самом мышлении. С помощью компьютера учащиеся получили возможность имитировать механическое мышление, анализировать его, выяснять, чем оно отличается от других стилей мышления. Для развития этой способности группа Пейперта нашла нетрадиционный прием: с помощью компьютера и серии игр в реальном мире с реальными вещами создавались так называемые микромиры, каждый из которых должен был иллюстрировать один из миров, устроенных либо по представлениям Аристотеля, либо по законам Ньютона, идеям Эйнштейна и даже по «обобщенному закону движения в мире». В рамках последнего могли действовать бесконечно разнообразные законы движения, которые учащиеся придумают сами. Основой для этого становились личный опыт, хорошо известная «геометрия собственного тела» и другие знания и представления, которые вовлекались в творческую разработку разнообразных «законов» движения. Учащийся при этом как бы создавал сам ту или иную реальность, мог преобразовывать ее и строить альтернативные реальности. Исследуя различные законы движения, он оценивал возможности каждого из них в построенном «микромире» и мог обнаружить, например, что законы Ньютона – действительно наиболее экономичный и эффективный способ описания движущихся объектов. Деятельность в таких «микромирах» существенно стимулирует творчество учащихся, поскольку создает такую интеллектуальную среду, в которой проблема истинности или ложности знания не является определяющей, она вторична по сравнению с возможностями исследовать различные, в том числе «ошибочные», теории, которые категорически отвергает обычная школа, догматически внедряя только «правильные» идеи. Как показало исследование группы Пейперта, компьютер в этом случае может оказать двоякую помощь. Во-первых, интуитивные представления о реальности могут быть воплощены в компьютерной программе, и тогда они становятся более доступными для оценки и рефлексии. Во-вторых, идеи программирования могут использоваться для перемоделирования интуитивных представлений. Следовательно, компьютер в данном случае используется для выявления связи научного знания с личностным, для приближения научного знания к знанию человека, а не к знанию факта или владению навыком. «Переворот в сознании», о котором говорит Пейперт, состоит, таким образом, не просто в обращении к компьютеру, но в том, что открывается новый способ подхода к мышлению по типу компьютерного программирования. Ассимиляция культурой существования компьютеров понимается при этом как «знание программирования» или знание различных способов использования компьютера и того, когда и каким образом это стоит делать. Исследование Пейперта выявило глубокие антропологические смыслы использования такого «технического устройства», как компьютер, который может решить проблемы переструктурирования интуиции, сложившейся в ходе эволюции познавательных способностей, продолжить эту эволюцию, воздействуя на познавательные способности в качестве освоенного культурой фактора, наконец, способствовать выработке нового типа мышления» (21. С. 376-379). К сожалению, и изложение, и сделанные из него выводы сделаны с позиций панкультурологизма, а поэтому пестрят концептуальными некорректностями (их здесь не менее 10, - желающие могут попытаться отыскать их самостоятельно).

При реализации современной парадигмы образования предполагается, что оно может и должно быть непрерывным. «В современных условиях на первый план выходит принцип ЮНЕСКО «образование через всю жизнь», который приходит на смену сформированному прежней идеологией, традиционному принципу «образование на всю жизнь». Необходимо понимание нового места и роли образования в современном мире. С одной стороны, образование трактуется как стратегически важная сфера человеческой жизни, закладывающая фундамент самореализации человека, его достойного существования. А с другой стороны, необходима действенная система непрерывного образования, в которой само оно рассматривается как реализация неотъемлемого права человека на образование, как существенная часть его образа жизни» (10. С. 142). Поскольку при занятости в непрерывном образовании специалист выпадает из сферы производства, что грозит ему потерей материального благополучия, то «стратегия профессионального образования и обучения в возрастающей мере предусматривает перспективу его интегрирования в рынок труда и системы занятости» (2. С. 109). Как видим, пионерские проблемы воспроизводства интеллектуальной элиты толкают не только к их творческому решению, но и к концептуальному осмыслению самого наличия и статуса этой группы работников в складывающейся единой планетной цивилизации.

В связи с потоком проблем, касающихся науки, растет стремление ученых увязать их решение с проблемами общесоциального характера. Каким должно быть общество, в котором проблемы науки как социального института решались бы оптимально? Д-р Н. Н. Моисеев: «В обществе с высокой живучестью должна имманентно присутствовать рациональность жизни (но, разумеется, не рационализм). Требования складывающегося такого общества. «Первое требование: способность обеспечивать раскрытие потенциала отдельной личности – ее таланта, ее интеллектуальных возможностей, ее воли…Человечеству уже в ближайшие десятилетия предстоит пройти через множество испытаний…Для успеха общество должно будет стремиться стать предельно раскованным в интеллектуальной сфере, не стесненным догмами, открытым любым новым идеям. И надо научиться мыслить сколь угодно свободно, а вот действовать…по принципу: семь раз отмерь, а один раз отрежь. И чем могущественнее будет цивилизация, тем осторожнее должен действовать человек: методы научного анализа должны идти в ногу с развитием производительных сил» (23. С. 188). Здесь не дается фундаментального ответа на поставленный вопрос. Но каждое утверждение автора стимулирует попытки ответить на него в рамках современной эпохи, где общество всё более предстает как единая планетная цивилизация.